Obscene

Питер Бенджамин Паркер Квинс, Нью-Йорк 10 августа 2002 года

Фотография милого мальчика улыбалась ему с правого угла листа. Признать в нём себя самого не составило труда, как минимум, благодаря подписи с совпадающей датой рождения. Как максимум, из-за кудряшек, цвета глаз и более округлых и мягких черт лица, но, безусловно, схожих в перспективе с его собственными. Питер пробежался глазами по паре страниц с биографическими данными в полном смятении и закрыл папку. Это была сводка его жизни до эксперимента — абсолютно голые факты, не находящие отклика в сознании. Будто читаешь статью в Википедии о незнакомом человеке. Он знал, что эта информация хранилась у отца, но никогда не проявлял к ней интерес. Зачем знать то, что уже не важно? Но, что она делает здесь? Он ухватился большим пальцем за обложку и начал вести им по срезу, пролистывая, пока угол наклона не сменился, и он не заметил рукописные пометки на обороте. Эмоциональный барьер. Синдромы:

девиантное поведение: искажение моральных установок, отсутствие таких эмоциональных проявлений, как чувство жалости, сочувствие, сострадание, увеличение эмоциональной возбудимости со склонностью к агрессивному поведению, выраженный эгоцентризм и стремление удовлетворить самые низкие потребности, критицизм с особым желанием противостоять принятым социальным установкам и поведенческим нормам, потеря интереса к любой трудовой деятельности, в т.ч. учебе.

Выведенные каллиграфическим почерком слова никак не могли наполниться смыслом. Но на периферии сознания уже зрела мысль. Что-то подсказывало, что она — один единственный правильный вариант, и Питер, не желая допускать её, лишь мотал головой, а пальцы сами перевернули следующую страницу.

Частичные проблески памяти — непроизвольные. Привязанность к вещам и людям до Гидры. Р.П. заезжал в ОИ в день смерти — улики намеренно скрыты. Исследования геномов животных, рептилий, членистоногих. Питер способен производить паутину. Воспроизведение увиденного в ходе опытов в сновидениях. Расспросить.

— Расспросить… — еле слышно повторил Питер, словно, если он произнесет это вслух, то написанное не прозвучит, как сухой план действий или наблюдения за лабораторной крысой. Но нет — всё было именно так. Ложь, фальшь… всё было ебучим обманом. С самого начала. Вот Джеймс ожидает его на парковке университета, пляж, клуб, его улыбки, взгляды — всё окрасилось в черно-белый цвет. … я привел тебя сюда, чтобы получше узнать. — Хрена с два, урод! — Питер с размаху ударил ногой по торцу кровати, и она с грохотом влетела в прилегающую к входу в ванную стену. — Эй, ты что творишь? — Вступил в комнату Сэм, переведя ошалевшие глаза с криво стоящей разломанной кровати на не менее шокированного парня. — Ты что тут устроил? — Вон отсюда, — Питер скорее издал подобие рыка, так что Уилсон ничего не разобрал, но инстинктивно шагнул назад, видя, как тот бросился в его сторону, и через миг он уже стоял перед захлопнутой дверью и тупо моргал не в состоянии описать произошедшее. Запереться не получилось бы из-за вырванной ручки, но Питер был уверен, что пернатый к нему не сунется. Конечно, что он может противопоставить его силе? Сейчас его даже не беспокоил тот факт, что он раскрыл себя перед главным балаболом планеты, имели значение две вещи — папка, в которую он вцепился до боли в подушечках пальцев, и звонок Уилсона. «Не дай ему уйти» Блять, до смешного… Он не уйдет. Ему нужна голова Барнса на блюде здесь и сейчас. Питер сбился со счета, сколько раз прочел строки на обратных сторонах листов. И каждый раз они звучали в голове всё более оглушающе, заполоняя собой все мысли, лишая возможности рассуждать, не то, что здраво — вообще думать о чём-либо другом. Всё потеряло смысл, сведясь к единственному вопросу, который он тоже не мог оформить. Было ясно только одно — окрас вопроса. Если пять минут назад это была сметающая всё живое ярость, то с каждой новой минутой она отступала, предоставляя место отрезвляющему опустошению и апатии. Стук двери о стену заставил отлепить зрачки от папки, подняться с кровати и, словно от прокаженного, отойти подальше от вошедшего. Джеймс смотрел прямо на него. Только на него. Джеймс, к которому он за этот день успел неизвестно сколько раз сменить своё отношение. От промелькнувшего «его Джеймс» до «абсолютно чужой человек». Барнс не отрывал взгляда от карих глаз, ему даже не нужно было спускать его вниз на чёрную папку, он видел её последствия в вопящих расширяющихся зрачках и подрагивающих уголках губ. И вот, что сказать в такой ситуации? Но взглянуть на папку всё-таки пришлось, потому что Питер согнул руку, держащую её, в локте и нервно потряс. — Объяснения будут? — Он спросил это с таким холодным вызовом, что у Джеймса кольнуло где-то под рёбрами. С левой стороны. Папка со свистом прилетела ему под ноги, ударившись о нос правого ботинка. — Я тебя слушаю. — Питер, — шёпот на тяжелом выдохе. И Джеймс мог поклясться, что помимо суперсилы у парня есть способность причинять режущую боль взглядом. — Ты… — Что? Ты всё не так понял? — Не выдержав, перебил его, кривя губы, Питер. — Это не то, чем кажется? — Нет. Ты всё правильно понял. — Жесткий тон обрубил на корню эту череду издёвок. — Но ты должен выслушать меня. — Не-не-не… не-а, — Питер опустил голову, мотнув ею и издав короткий смешок. Когда он поднял глаза обратно, в них уже была чёртова тьма с колыхающимся пламенем. — Я нихуя тебе не должен. Ты манипулировал мной. Играл. С хера ли, блять, я тебе что-то должен?! — Тебе же нужно объяснение. Питер, я мог бы сказать, что сначала это было игрой, но почти сразу переросло в нечто большее, но этот бред оставим мелодрамам. — На короткий миг вид парня переменился на готовность действительно слушать. Но лишь на миг. — Суть в том, что я хотел помочь тебе. Ты ведь прочёл всё, что там написано? Они изменили твою личность, заблокировали человечность. Но я видел, что ты можешь быть другим. Просто позволь мне… — Ещё один… — Джеймс понимал, что Питер был бомбой с часовым механизмом. И отсчет уже почти закончился. — Да сколько можно повторять? Я такой, какой есть! Я это, блять, я! Считаешь, что я психопат? — Усмешка сползла с мальчишеского лица, прогоняемая тенью, за которой была одна пустота. Мгновение, и все эмоции исчезли, Питер кивнул сам себе. — Считаешь… Ну, так, может, так и есть? Но мне это нравится. Это моя жизнь, и я не собираюсь её менять. — Питер… — Не приближайся ко мне. Больше никогда. — Он рванул с места прямо к выходу, на пути которого стоял Джеймс. Так хотелось сбежать от всего этого. Потому что, если он сейчас же этого не сделает, та маленькая часть, цепляющаяся за него, победит, и его просто разорвёт. Разорвёт от обиды и тоски, которую что-то сдерживает, не позволяя вырваться наружу, но он чувствовал её. И чем ближе приближался к Джеймсу, чтобы обойти его, тем сильнее. И ощутив сжавшуюся руку на своём плече, он молниеносно развернулся к этому сожалеющему, но твёрдому взгляду синих глаз. И то, что сорвалось с языка в следующий момент, было ему совершенно неведомо. — Ты обещал, что не обидишь меня! Оба осеклись, как от удара под дых. Не обещал. Ведь да? Откуда это взялось? Отрицание оплетало его, словно экзоскелет. — Три заветных слова? Как насчет четырех? — Он скинул ладонь Джеймса, сделав шаг назад, и постарался вложить в свой взгляд всю желчь, которую мог соскрести со своих внутренних стенок. — Мне похуй на тебя. Он нёсся из башни, словно подгоняемый невидимой плетью. Огни города вокруг мелькали, как на макросъемке — всё было расфокусировано, рассеяно. А внутри творилась необъяснимая вакханалия из голосов и спутанных мыслей. Почти как этим далёким утром. Вот только сомнения в его отношении к Джеймсу сменились на понимание, что теперь всё кончено. Питер чувствовал сжимающую нутро боль, но, чем сильнее он отдалялся от дома, тем слабее она становилось, а на передний план вылезала животная злоба на всех окружающих его людей, пытавшихся изменить его. Почему его не могут просто оставить в покое? Так достало… эти наставления, проповеди, участливые взгляды. Он устал сопротивляться им. Что ему нужно сделать, чтобы доказать своё право на существование? Ноги сами вели его. В полной прострации он обходил идущих навстречу прохожих, переходил дорогу, сворачивал за углы кварталов, пока в очередной раз не наткнулся на зловредную вывеску. — Да чтоб тебя… — прошептал он, смотря на надпись «Кофеин». На двери висела табличка «закрыто». Питер потянулся за телефоном, чтобы проверить время, и закатил глаза от осознания, что забыл его в башне. Очевидно, вывалился из кармана, когда он сидел на теперь непригодной кровати Джеймса. Заметив движение фигуры за стеклом, он перевёл взгляд на наводящую порядок после смены баристу. Девушка задвигала стулья, доставая из фартука салфетки и раскладывая их в подставки на столах, поправляя сахарницы и органайзеры с прочими принадлежностями. Из-под волос спускались провода наушников, и она, видимо, в такт музыке покачивала головой и подёргивала плечами. Доказано, что люди чувствуют где-то под кожей, когда на них смотрят, вот и Мишель резко развернулась к панорамному окну, чтобы проверить стрельнувшее подозрение, но увидела только проезжающие машины и плетущуюся вереницу туристов. Опершись о стену в соседнем безлюдном переулке, Питер не представлял, что ему теперь делать. Этот мир отказывался его принимать, словно он был браком на конвейере. Или нет? Изначально-то всё было правильным. А потом его сломали, поиздевались, как над ненужной игрушкой, и выбросили на помойку. Или опять же нет? Его сломали и поставили на полку в детском магазине к остальным идеальным игрушкам. Все вокруг мягкие, плюшевые, с приятными рожицами, а он с выпотрошенным поролоном, оторванным глазом и без одной лапы. Но это он. Поношенный, грязный, непотребный? Да. Но этого уже не изменить, и он не хочет меняться. …заблокировали человечность. Даже если так — кто сказал, что это плохо? В этом есть своя изощренная прелесть. Это многое проясняет. Лёгкость, с которой он плюёт на людей и все общественные устои. Особое удовлетворение от доставления неприятностей. Всё так просто, потому что ничего не имеет значения. Не представляет ценности. Ты можешь заботиться только о себе самом и не волноваться о пересечении своих интересов с чьими-либо границами. А что хорошего в чувствах? Сожаление, совесть… это удел слабых — тех, кто позволяет помыкать собой, готов совершать самопожертвования ради каких-то эфемерных целей. Внезапно все голоса затихли. Присутствие — он здесь не один. Питер открыл глаза и повернул голову к главной дороге. В десятке метров от него кто-то стоял, и из-за фонаря, подсвечивающего фигуру сзади, было невозможно разглядеть лица, но широкоплечий мужчина в капюшоне смотрел точно на него. По другую руку от Питера был только тупик. От загнанного положения его тело напряглось, но он быстро прогнал это ощущение. Чего ему бояться-то? — Проваливай отсюда, — устало прикрикнул он и прислонился виском к прохладному кирпичу. Силуэт не двигался. Питер отпрянул от стены и сделал шаг к незнакомцу. — Я сказал, съебись. Чё уставился? Голова в капюшоне склонилась к плечу, как у непонимающей команду овчарки. А затем раздался лопающийся звук жвачного пузыря. Питер усмехнулся и, вытащив руки из карманов, сжимая их в кулаки, пошёл прямо на мужчину. Прекрасная возможность выпустить пар, раз уж какой-то несчастный кретин сам нарисовался на горизонте. Но, когда оставалась всего пара шагов, он замер на месте. Потому что увидел лицо, до этого скрывающееся в тени. Озкорп. Лифт. Белый халат без бейджика. Пристальный изучающий взгляд. Кнопка самого верхнего этажа. Закрывающиеся двери. — Давно не виделись, Питер, — уголки губ натянулись, обнажая ровный оскал с сильно выделяющимися клыками. Этот голос. Теперь мы — твоя семья. Джеймс смотрел в спину стремительно покидающего этаж парня и не мог пошевелиться. Он будто стал весить тонну или две и не мог сдвинуть своё тело. В сознании бились последние слова Питера, но он отказывался в них верить. Надеялся, что они — всего лишь защита и не более того. Но надежда — не та вещь, на которую он привык полагаться. В проёме медленно, словно двигаясь наощупь, показался Сэм. — Это такой пиздец, что у меня даже нет комментариев… — У меня тоже… — Джеймс пробежал глазами по своей комнате и тяжело выдохнул, приметив мирно лежащий на перекошенном покрывале смартфон. Не обращая внимания на всё ещё стоящего, как истукан, Уилсона, он подхватил девайс. Но какой от него сейчас был толк? Нужно было что-то сделать. Хотя бы отправиться за Питером, чтобы он не выдал ничего непоправимого. Хотелось просто побиться головой о стену от такого глупого поворота событий, но на это времени не было. — Пятница, мне нужно местоположение Питера. «Доступ закрыт» Джеймс недоумевающе посмотрел на Сэма, который так же переводил взгляд с него на потолок. — Походу он снова её взломал, — прошептал очевидное Сокол и прокашлялся. — Бакс, может, введёшь в курс дела? Только очень поверхностно, моя детская психика может не выдержать подробностей. Детская психика… Блять… Он всегда предполагал самый худший вариант развития, и сейчас, скорее всего, барьер Питера утолщился в несколько раз, подпитываясь его злобой и обидой. Меньше всего Джеймс хотел, чтобы тот так обо всём узнал. Хотелось прижать его к себе, успокоить, дождаться пока дрожь уйдет из тела, и они смогут всё обсудить без утаек. Проблема только в том, что он имел дело с расчетливой холодной частью Питера, через которую ему удавалось незаметно вытягивать настоящего парня на поверхность. Но теперь, когда она обо всём узнала, придётся идти на крайние меры. У Джеймса был план. И он точно не хотел приводить его в действие. — Пятница, Ванда у себя? — Проигнорировав друга. «Да, но для беспокойства момент не подходящий» — Сама тактичность, — фыркнул Уилсон, но без привычной усмешки. — Предупреди их, что я через пять минут спущусь. Дело срочное. — Он направился в коридор и, поравнявшись с Сэмом, всё-таки посмотрел ему прямо в глаза. — Это тот большой секрет для плетения косичек? — Джеймс как-то вымученно улыбнулся и кивнул. Этого было вполне достаточно, чтобы друг понял степень важности вопроса. — Тогда, что за дело? Барнс не успел даже начать взвешивать в голове, какие фильтры стоит наложить на информацию, которую собирался дать Сэму, потому что у того провибрировал телефон и, к сожалению, неоднократно. — Секунду, — друг поднял палец вверх и посмотрел на дисплей, — это Нат. И без того серьёзное выражение Сэма, которое Джеймс видел, наверное, впервые в жизни на лице друга, помрачнело ещё больше. «…Барнс рядом с тобой? Координаты выслала. Буду ждать на месте» — Фримен замечен в порту. Нужно срочно выдвигаться. — Слышал, — Джеймс закусил губу и с досадой ударил бионикой по стене, от которой откололся кусок бетона. Видимо, не выдержала сегодняшних срывов людей с суперсилами. Это совсем не вовремя… Его миссия сейчас находится совершенно в другом месте. Она бесконтрольна и непредсказуема. Озлоблена и уязвима. И она точно не в бруклинском порту. Спустя всего двадцать минут они уже прибыли на место и продвигались к восточной части, где, если верить сигналу джипиэс, их поджидала напарница. Они нашли её на втором ярусе сложенных друг на друга транспортных контейнеров. Порт был пуст, за исключением нескольких раскиданных по периметру охранников, как ни странно, преимущественно в западной части объекта, словно по приказу. Освещение было приглушенным, старые фонари почти не рассеивали желтый свет, давая возможность большей половине проходов оставаться в тени. Вставив в уши передатчики, они выслушали вводные данные, которые не отличались особой полнотой, что заставило Джеймса напрячься. Фримен или, как его называли в криминальном мире, Аякс — до недавнего времени считавшийся мёртвым руководитель базы гидры в Детройте был идентифицирован с помощью спутников входящим в порт в сопровождении двух неизвестных. Снимок, показанный Наташей, имел под собой несколько оснований, вводящих в сомнения. И самое главное из них — это то, с какой чёткостью можно было разглядеть одновременно позабывшееся и столь знакомое лицо. — Серьёзно? Долбанные десять лет без единого прокола, и сейчас он решил полюбоваться созвездиями, направляясь сюда? — Джеймс скептически поднял бровь. — Никто не чует запах липы? — Мы в любом случае обязаны проверить. А у тебя, как всегда, дела поважнее? — Ты не представляешь насколько. — Рявкнул он грубее, чем нужно было. Но и в голосе Наташи было достаточно раздражения. — Мне одной, что ли, всё это нужно? Барнс, можешь вали… — Так, перестаньте собачиться, — прошипел Сэм, а затем положил тяжёлую руку на плечо Джеймсу, обращаясь уже конкретно к нему. — Мы быстро всё осмотрим. Ничего не произойдёт за какие-то полчаса… Наташа только теперь присмотрелась к поистине обременённому лицу Барнса и, когда тот поднял на неё извиняющиеся за перепалку глаза, поджала губы, как бы давая понять, что тоже не хотела вспылить. Один из мини-дронов Уилсона вмиг облетел порт, просканировав все имеющиеся поверхности. Тепловизоры зафиксировали три слабых сигнатуры в одном из контейнеров на другом конце пирса — точно не принадлежащие сотрудникам, как минимум, потому что двое были вооружены чем-то посерьёзнее фонариков. Пара внушительных размеров фигур стояли поодаль от третьей, стоящей на коленях, направив на неё пистолеты — тоже, надо полагать, не совсем штатная ситуация. Джеймс продвигался к троице с левой стороны, в то время как Наташа и Сэм заходили с правой. По пути пришлось вырубить одного забредшего охранника для его же безопасности. Паранойя по поводу фиктивности операции не покидала. Аякс бы в жизни так глупо не запалился. Либо он настолько расслабился из-за того, что его считают мёртвым, так как никто не предпринимал попыток найти и схватить его. Но, чтобы пересчитать совпадения его рожи со снимками со спутников за десять лет, хватит пальцев одной руки, и вот так просто он решил раскрыться? Именно тогда, когда Питер бегает где-то по Нью-Йорку в нестабильном состоянии… Переплетение нитей судьбы? И он сделал то, что нужно было сделать ещё в башне, как только Пятница отказала ему в доступе. Ему не нужны были разработки Старка, чтобы отследить кого-либо. Когда он приблизился к нужному контейнеру, остальные уже ожидали его, пригнувшись за чуть выступающим бетонным блоком. Поймав осуждающий взгляд Романофф, мол, какого чёрта так долго, и неопределённо мотнув головой, он прильнул к холодной гладкой поверхности и начал прислушиваться. Хоть контейнер оказался и рефрижераторным, пломба была сорвана, а одна дверь приоткрыта, поэтому он мог не очень чётко, но расслышать происходящее внутри. Было бы ещё, что слышать — молчание, нарушаемое еле различимыми звуками похожими на всхлипы. И вот тут Джеймс перевёл снова взгляд на Наташу с Сэмом. — Постановка, — подытожил шёпотом. Он уловил быстрое движение зрачков девушки вверх и, расслабившись, облокотился на контейнер, не заботясь о разлетевшемся эхом гулком звуке столкновения бионики о металл. И в следующую секунду примочки Романофф уже скрутили каких-то имбецилов, в первый раз в жизни держащих настоящее оружие и отнекивающихся по всем фронтам. Джеймс нехотя зашёл внутрь, пройдя мимо нависающей над парочкой Наташи, и оказался перед человеком с лицом Фримена и с заклеенным скотчем ртом, который испуганно смотрел на весьма жесткие методы переговоров шпионки. Видимо, ожидая подобной участи, он весь сжался и зажмурился, как только Джеймс потянулся к нему рукой, но тот лишь резко содрал клейкую ленту. — Я… я не знаю, что… происходит… — между вдохами лепетал мужчина, боясь поднять глаза, — меня заставили! Снимите её с меня… снимите, пожалуйста! Мне сказали, что нужно просто прийти сюда, но никто не предупредил, что это игра против мстителей. Я не хотел! А они меня связали… заберите деньги! Снимите её с меня… Джеймс нагнулся к нему и подцепил у основания шеи прозрачную гелиевую плёнку, и в следующий миг ему открылось настоящее ничем не примечательное лицо молодого парня. — Простите, я просто хотел подзаработать… — Да заткнись ты уже. — Оборвал нытьё Джеймс и передал маску подошедшему Сэму. — Фотостатическая вуаль. Нат, ты свои безделушки не разбрасывала? — Секунду, — обернувшись, он увидел, как девушка с ноги вырубила двоих недотёп одним ударом и остановила взгляд на приспособлении в руках Уилсона, тут же нахмурившись. — Почти один в один. Кто тебе велел её надеть? — Парень вздрогнул и окончательно потерял какой-либо живой оттенок кожи. Неудивительно, учитывая картину бессознательных тел на фоне. — О боже! Нет, послушайте… Я не видел его лица. Я работаю охранником в клубе на Манхэттене, вернее работал. Меня выгнали, и только я отошёл от чёрного входа, там был чувак в капюшоне с этими двумя. Дал мне двести баксов, сказал просто поторчать здесь какое-то время. Они мне сказали посмотреть наверх, когда мы зашли в порт, а потом завели в контейнер, ну, я и понял, что здесь что-то не чисто. А, стоило мне попытаться пойти на попятную, они меня связали, чтобы не рыпался. Я не виноват! — Только в том, что ты баран. Джеймс устало закатил глаза, которые уже не выдерживали лицезреть это представление. Нужно было убираться отсюда. Закусив щёку, чтобы не сорваться лишний раз ни на ком, он молча кивнул Наташе, кинув взгляд на развалившихся громил. — Эти двое такие же наёмники, только не чурающиеся запачкать руки, обычные любители напиться и набить кому-нибудь морду. Им дали по полсотни для преданности делу. — Нас развели, как малолеток. — Вернулась неуместная улыбочка Сэма. — Но с чего Фримену знать, что мы его ищем? И зачем отводить внимание? — Вопросы Наташи звучали больше как риторические. — Если у него есть такие вещи в арсенале, то что ему мешало бы проникнуть в ЩИТ. Может, он всегда был у нас под носом? — Уилсон пошевелил пальцами, и на вуали в его руке заиграли голографические переливы. — Баки? Приём? Выйди из астрала. Сэм обеспокоенно приблизился к другу, зрачки его метались по полу, но, казалось, они были обращены внутрь. Браслет издал писк, и над согнутой рукой высветился экран с камеры, обозревавшей тротуар, по которому шёл Питер в компании человека в капюшоне. И Джеймс уже догадывался о пункте их назначения. — Сэм, мне нужен твой ранец. Кабина прозрачного лифта быстро летела ввысь. Питер поглядывал на горящую кнопку последнего этажа, которую сопровождающий зажал несколько секунд назад, и отсчитывал про себя сменяющиеся на табло цифры. Когда число на экране совпадёт с числом на круглой хромированной кнопке с голубой светящейся окантовкой, у него начнется новая жизнь. Он не задавал вопроса, почему они вылетают с крыши именно этого здания. Не похер ли? — … я пришел за тобой, Питер. — Не подходи, — он пятился назад, отступая к обрезающей путь кирпичной стене, но страха не было, просто недоверие. — Я никуда не пойду. — Почему же? — Мужчина приближался медленно, почти неслышно, разводя руки в стороны, очевидно, демонстрируя благие намерения и безоружность. — Тебе ведь здесь не место, ты сам это знаешь. Мы вырастили тебя, и тебе пора домой. — Вы, психи, похитили меня. Пичкали вашим дерьмом, держали в клетке… Аякс только миролюбиво рассмеялся, словно Питер был трёхлетним ребёнком, сморозившим какую-то глупость. Он производил впечатление обратное той его ауре из кошмаров. Тягучий низкий голос, острый взгляд с примесью ребяческого веселья, но ничего устрашающего и отталкивающего. Внутри зародилось любопытство. — Не мы обрекли тебя на те спа-процедуры. Скажи спасибо биологическому отцу. — Фримен сделал выжидающую паузу, будто упоминание родителя должно было вызвать какую-то особую реакцию. Но её не последовало. Питер только изогнул бровь в банальном непонимании. Как если бы он услышал незнакомое слово и просил бы его разъяснить, чтобы не пришлось лезть за словарём. — Он сделал так, что его изобретение могло сработать только на его кровном родственнике — тебе, Питер. Может, наши меры и были жестковаты, но виноват только он. — Это вот сейчас был аргумент примкнуть к вам? Я должен быть благодарен? — Почему нет? Посмотри, кем ты стал. Твоя сила превышает человеческие возможности, ты независим от чужого мнения или влияния. Между тобой и желаемым ничего не может встать. Это ли не дар, данный нами тебе? — Ага. Дар, который мне нахрен не усрался. — В этой жизни. В жизни, в которую ты не вписываешься. Ты ведь ощущаешь это? Постоянно… Потому что она должна была быть другой, но тебя забрали у меня, и я не успел тебе её показать. Я не похищаю тебя, не тащу силой — я даю выбор. Ты можешь остаться и продолжать сталкиваться с непониманием и осуждением каждый день, снова и снова. Или можешь пойти со мной и обрести то, для чего ты был создан. — Аякс терпеливо держал на весу протянутую ему руку, а Питер завороженно смотрел на казавшуюся грубой ладонь, покрытую тонкими нитями шрамов. Не такую, как у человека со способностью регенерации, позволяющей сохранять кожу нежной. Не такую, как у человека, имя которого он запретил себе произносить даже в мыслях. — Или тебя здесь что-то держит? Издалека, словно из-под самой земли, нарастал зловещий смех. Или он шёл изнутри? Держит? Теперь ничего. Чем выше поднимался лифт, тем плотнее его окутывала тьма безразличия, точно непробиваемый доспех. Он не смотрел на прислонившегося к перилам по левую руку Аякса, но чувствовал, что тот не спускает с него глаз. Следит за каждым его движением, за мимикой, ждёт сомнений в сделанном выборе — бесполезное занятие. Он не соскочит. Ему некуда возвращаться, и — что самое главное — он не захочет этого сделать. Пусть всё останется позади. Притворство и долбанная мимикрия под окружающих. Возможно, мучавшие его сны подводили его как раз к этому моменту, кричали ему каждую ночь о том, что он должен вернуться, пытались напомнить о его природе и назначении. Назначение — это ли не самое главное в жизни? Все должны к чему-то стремиться, у каждого пути должна быть цель. Будь то семья, карьера или спасение утопающих. А Питера её просто лишили, заставив его плестись в неизвестном направлении без причины или просто стоять на месте. Холодный логический вывод находил отклик у стучащих столовыми приборами демонов. Они были голодны и уже чуяли запах готовящегося для них пира. И Питер поддался им, окончательно отпустив лязгающие цепи и давая обрести голос. Из их пастей клубами вырывался пар в остывшие и покрывающиеся изморозью внутренности. Ледяная корка поднималась выше из желудка, сковывая лёгкие и пробираясь к сердцу. И, когда Питер вышел из лифта, его сердцебиение было настолько редким, что можно было бы предположить, что он не живой человек, а хладный труп, а лицо стало напоминать непроницаемую маску, словно у манекена. Питер пропустил вперёд мужчину и проследовал за ним на крышу башни Озкорпа, на которой была пустая ровная площадка, огражденная невысокими парапетами. И не успел он прокомментировать отсутствие ожидаемого транспортного средства, как Аякс достал из кармана некий цилиндрический прибор и зажал его с двух концов указательным и большим пальцами, кивая вперед и заговорчески улыбаясь. В следующий миг пространство преломилось, и перед ними в правом углу предстало нечто, явно напоминающее небольшой джет. — Скоммуниздили у ЩИТа? На свою технику средств не хватило или мозгов? — Безучастно спросил он, подходя ближе. — У моего филиала другая специализация. — Мужчина проглотил рвущееся наружу рычание, он ещё успеет усмирить этот острый язычок. — Есть вещи поинтереснее, чем конструирование машинок. — Очевидно, скрещивать людей с пауками? Или профиль шире? Аякс остановился перед спустившимся трапом, зацепившись рукой за крыло, как бы пропуская Питера вперёд и продолжая ухмыляться одним уголком губ. — Ответы на вопросы внутри. Сделай шаг и узнаешь. Вот и всё. Он, словно в замедленной съемке, оторвал ногу от крыши. Вокруг всё растворилось, он не замечал звуков неспящего города и прохладного ночного воздуха. Сто шестой этаж, а волосы не раздувало даже малейшее дуновение ветра. Всё замерло, наблюдая за его действиями, даже внутри повисла мёртвая тишина. Он уже забыл, когда последний раз ему было так тихо. Как вдруг… — Вступишь на трап, и я передам Тони, чтобы перекрыл тебе доступ к счету! — Д-джеймс? — Голос дрогнул, но просто от неожиданности. Именно так оправдался перед собой Питер, резко обернувшись на угрозу, которая могла вызвать улыбку от нелепости, но не вызвала. Питер подавил слабость, сталкиваясь ледяным взглядом материализовавшегося в нескольких метрах от него мстителя. Дыхание у него было чуть сбившимся, но приоткрытые губы совсем не притягивали внимание парня. Ни капли. Зато погружения в синие светящиеся злостью и решимостью глаза избежать не удалось, но они почти сразу метнулись влево, разрывая тяжелый контакт. — Френсис, серьёзно? — Питер удивлённо развернулся к мужчине, и впервые за вечер у того стёрлось безмятежно веселое выражение лица, предоставляя вид на вздувшиеся вены на виске и лбу. — Тебе пора перестать судить людей по себе. Думал, что эта идиотская постановка сработает? — Она выполнила свою роль… — Тебя зовут Френсис? — Прыснув, перебил его Питер и тут же словил на себе ментальный выстрел из глаз, но остался проигнорированным. — Лучше бы ты продолжал сидеть в своей норе, как крыса, и дальше. — А ты бы перестал прикидываться героем, Зимний солдат. — Фримен отчетливо сделал ударение на ненавистном обращении. И парень увидел, как у Джеймса заплясали желваки. — Скучно! — Нараспев протянул он скорее для привлечения внимания. Как результат — возвращённое к нему и тут же смягчившееся лицо. И вот только, блять, не это… — Куда ты с ним собрался? — Тебя это уже не касается. — Питер безразлично развел руками, указав на мужчин, каждый из которых не уступал другому в размерах. — Давайте, решайте, что вы там будете делать — драться, убивать друг друга, и я либо улечу, либо пойду обдолблюсь чем-нибудь. Надоело. — Слова истинного приспешника Гидры. Такие кадры вашей организации и нужны. — У Джеймса уже руки чесались разделаться с давним врагом, а затем сцепить обнаглевшего в край парня и хорошенько вытрясти из него всё дерьмо. Закричать ему в лицо, чтобы он очнулся, пришёл в себя. Но это было бы сравнимо попытке докричаться через пуленепробиваемое стекло до человека, сидящего в комнате для допроса. Ты его видеть можешь, он же тебя — нет. — Питер, посмотри на меня. — Парень даже головой не повёл. — Это не твой путь. Если ты пойдешь по нему, назад будет охеренно тяжело вернуться. Если тебе похер на меня, вспомни о Тони. Неужели тебе плевать и на него? Вспомни, сколько он дал тебе, как заботился… Слова бились о барабанные перепонки. Абсолютно ненужные ему слова. Он должен был бы сейчас примотать Барнса к крыше, цепкости его паутины вполне хватило бы, и сесть в джет. Но реакция уже была запущена. — Да что ты знаешь обо мне? — Машинальный шаг навстречу. — Кто дал тебе право решать, что я должен делать? — Потому что я был на твоём месте, — предпринял Барнс последнюю попытку достучаться, стараясь не повышать голос. Но как же больно ему было смотреть на Питера. Когда всё закончится, он лично вырвет хребет Аяксу, ухмыляющемуся позади парня. — Они лишают тебя воспоминаний, чувств, чтобы ты беспрекословно выполнял их приказы. Тебе кажется, что у тебя другой случай, но, что бы он тебе там ни наплёл, по факту ты будешь такой же марионеткой. — Ты ошибаешься. Ты был тупым роботом, у меня же есть выбор. И я выбираю их. — Подбородок вздёрнулся, а губы искривились в самой надменной манере. — Хочешь меня остановить, попробуй это сделать. — Ладно. — Питер приготовился к тому, что Джеймс кинется на него, но он на удивление твёрдым быстрым шагом двинулся к выходу. Под недоумевающий взгляд почти черных глаз, он потянул на себя дверь и запустил свободную руку в открывшуюся щель. Питер растерялся, переведя взгляд на худой силуэт в узких джинсах и большой фиолетовой толстовке явно не по размеру человеку, которого Барнс подталкивал, ухватив за шиворот. Остановившись на прежнем месте, он стянул капюшон с новоприбывшего, и с губ парня сорвалось немое удивление, когда он увидел знакомые каштановые кудри. От надменного пренебрежения из-под вечно полуопущенных век не осталось ни следа — девушка взволнованно метала взгляд с внезапно озверевшего Джеймса на обескураженного Питера. Металлическая рука, вцепившаяся в плотную ткань, дернулась, и ЭмДжей зажмурилась, но не проронила ни слова. — Узнаешь её? Питер проглотил подкатывающийся к горлу ком. — Нет. — Питер… — тихий жалобный голос ударил по ушам, словно из рупора. — А я думаю, узнаешь. Но давай я вас познакомлю. Мишель Джонс, для её друзей — ЭмДжей. Вы почти десять лет жили в соседних домах, играли в песочнице, смотрели телепузиков и отучились вместе два года в начальной школе. Ничего не напоминает? — На кой ты её сюда привел? — Потому что я знаю, что на неё тебе не всё равно. Так ведь, Питер? Ты ведь чувствуешь теплоту внутри, когда она рядом? Теплоту грёбаной первой дружбы. Чувствуешь, как она пытается пробиться из самой глубины души? Горло сдавило, как от удушья. Ему с трудом удавалось втягивать воздух. Под коркой льда разжигался огонь, по стенам стекали вязкие талые капли. Они собирались вместе, превращаясь в волну отвращения. — Ты жалок. Что за ёбанный цирк… Привёл сюда призрака прошлого в надежде, что он для меня что-то значит, и что дальше? — А ты отвратителен. Ведёшь себя, как капризный подросток с приступом максимализма. Но я видел тебя, просачивающегося через этот барьер. Тебе не чужды человеческие эмоции, а ты подавил их и все успевшие возникнуть чувства. Впусти их сейчас же, Питер. — Напрасно стараешься, Барнс. — Вставил свои пять копеек Фримен, его всё это только забавляло. — Я знаю, каково это. Ты живёшь, как живой труп под целлофаном, тебя заботят только потребности и приказы. Но потом тебя пробивает что-то насквозь — человек, воспоминание. Они, как толща воды, напирающая на запертую на замок дверь. Ты отчаянно пытаешься подоткнуть щели грязными тряпками, лишь бы она не ворвалась и не захлестнула тебя. У меня было так. И это адски страшно подойти и повернуть замок, позволить ей ворваться внутрь. Я пытался помочь тебе сделать это постепенно, но ты не оставляешь мне выбора. Перестань заглушать их, или, твою мать, я дам тебе повод почувствовать. — Барнс ещё раз дёрнул ткань толстовки, заставив девушку сдавленно всхлипнуть. — Я выброшу её отсюда. Что? Питер скептически прищурился. Он точно не представлял Джеймса в таком амплуа, но чтобы идти на такие меры? Кишка тонка. — Ты этого не сделаешь. — Да ну? Я, по-твоему, не умею убивать людей? Спроси своего нового дружка. Я достаточно наигрался в героя, как мы видим, это не помогает. Какая ведь разница — барист дохуя — одной больше, одной меньше. Тебе никто не нужен, никто не важен? Докажи это. Кто-то будто приглушил яркость луны. Сгущающаяся темнота подбиралась к краям крыши. От натиска пронзающего немигающего взгляда сжимало грудь. Он должен выдержать. Не ведись на это, Питер. Он врал тебе всё время, врёт и сейчас. — Это блеф. В синих глазах блеснула сталь. Уголок губ Джеймса дернулся, и он, будто сдавшись, опустил веки, но в следующее мгновение глаза распахнулись, а по металлическим пластинам бионики прошла кинетическая волна, и он отбросил от себя девушку, словно фиолетовый мешок с костями. За парапет. Раскатистый треск. — НЕТ!!! — Два крика слились воедино. Один — пронзительный идущий на убыль. Другой — гортанный и надрывающийся. Питер рванул с места, но Джеймс жестко перехватил его за живот так, что тот согнулся пополам. — Отпусти меня!!! Питер со всей силы оттолкнул его, но Барнсу удалось устоять на ногах. Перегнувшись через ограждение, парень зажал ладонью рот. Картинка потеряла чёткость, всё стало мутным, но он смог разглядеть лежащий на тротуаре в неестественной позе силуэт, который становился всё более размытым. Скулы пронзила физическая боль — собственная рука сжималась на лице, будто чужая. Тело перестало подчиняться. Он невидяще смотрел снова на возвышающегося Джеймса, рука отпустила лицо и вросла с корнями в шершавый парапет, колени начали подгибаться. — Т-ты…т-ты… — самовольно зашевелились губы. — Я же предупреждал. — Ровный механический голос. — Ну, что? Ненавидишь меня? Злишься? — Питер не мог оторвать ослепших глаз от источника этих вопросов. Смысл доходил, будто преодолевая пространство и время. Ненавижу? Злюсь? ЭмДжей… Лучи, пробивающиеся через окно, подсвечивали пух её волос, обрамляющих пухлые щёки. Заразительный звонкий смех. — Миссис Паркер, блинчики объеденье! — Эй, это моя порция! Ты свою уже съела! — Обиженный детский голосок. — Отдай! Ма-а-ам! — Не прячься под юбкой, Паркер! Кто долго собирается, тот идет в школу голодный!.. В кромешной тьме под ладонями вмиг расползлась паутина жирных трещин, запуская волну землетрясения. Истошные вопли поднимались из самых недр души, заглушаемые единственным голосом, таким знакомым, наполненным искренним переживанием. Ты уже слышал его… Джеймс опустился перед застывшим парнем, у которого, он знал, внутри происходит самая настоящая война, и положил холодную живую ладонь на горячую шею, поднимая голову. Питер податливо вернул глаза туда, где он должен видеть яркую синеву. — Или ты сожалеешь? Зеркало задребезжало под его весом. Он сейчас провалится вниз. В никуда. — Потому что твоя подруга умерла. Скорбь? Чувствуешь, как она заполняет тебя? Питер судорожно схватил ртом воздух, и с глаз спала пелена, а по щекам побежало что-то обжигающее, влажное. Обеспокоенное лицо Джеймса очертилось прямо перед ним. Так близко. Ты уже видел его… В нос ударил запах гари. Под ногами голый холодный бетон. Тяжело дышать, будто вокруг сгорел весь кислород. Джеймс. Напротив него. Протянутая ладонь. Нужно уходить. Я хочу помочь. Я тебя не обижу. Скорчившийся человек — он поднимает голову. Ещё совсем чуть-чуть. — Ванда. Питер моргнул и устремил снова покрывшиеся влагой глаза на Джеймса, который зачем-то кивнул в сторону парапета, и вдруг его правую сторону залил алый свет. И сердце пропустило удар. Потому что он повернул голову и увидел парящую Алую ведьму, а рядом окруженную горящим ореолом девушку — ЭмДжей. Живую. Стекло разлетелось вдребезги, и со дна тьмы сквозь витающие осколки хрусталя на него взирало улыбающееся мальчишеское лицо. Его собственное.