Дети, отвернитесь. У меня есть свинья.
Ад. 1933 год. За неделю до появления Радио Демона.. Сильнейший удар, пришедший на его спину, кажется, стал последней для него каплей. Он чувствовал боль каждой частичкой тела и души, и понимал, что это последние его секунды. В ноздри ударил запах металла, который буквально пропитал этот паршивый воздух. Небо стало неестественно красным. Возможно, от того, что противно свистящая пуля попала прямо в его голову между глаз и просто смогла все вокруг раскрасить в более яркий цвет. Как он вообще ещё мог быть в сознании, вот что интересно. — Что это за чертовщина?! Где-то рядом прозвучал чужой голос. Мужчина закрыл глаза, дожидаясь конца. — Заткнись и тащи оленя в дом, — стариковское кряхтение чуть освежило разум. Он вдруг почувствовал, что никакой боли нет. Брови в удивлении скользнули вверх, но веки так и не распахнулись. — Как я подниму эту махину, о, Суббота? — взмолился обладатель более молодого голоса. — Он больше меня раза в два. — Ну что поделаешь тут. Я кости тебе увеличивать не собираюсь, пострадай ещё несколько столетий в теле коротыша. Что-то близ него фыркнуло. Радиоведущий быстро распахнул глаза и быстро поднялся на руки. Перед ним на секунду возникло удивлённое лицо человека с полупрозрачной кожей и видимыми костями, и оно тут же исчезло, когда нечто очень тяжёлое огрело его по затылку. — Вот зараза, — раздался старческий голос перед тем, как мужчина вновь начал погружаться во тьму. — Грёбаные рефлексы… Свет. Слишком яркий свет ослепил Аластора, когда он открыл глаза из-за ощущения, что его кто-то дёргает за рукав. Мокрый нос животного вытащил его из внезапно нагрянувшей дрёмы и дал высшему понять, что сладкие сказки должны закончиться прямо сейчас. Радио Демон вскочил на ноги с той же улыбкой, которая играла на его лице всегда. Она была какой-то нервной, сумбурной для него. Владелец существа, нарушившего сон высшего, с детства не умеющий сдерживать чувств, расхохотался. В этом смехе не было ни капли той игривости, которая казалась его неотъемлемой частью. Мысли Аластора приходили в порядок постепенно, как и очертания того розовенького клубка, счастливо повизгивающего рядом. Он любил животных. Особенно, когда они не приближались к нему. — Что ты тут забыл, — в его тоне читалось лишь легкое раздражение, но все равно, когда Энджел столкнулся взглядом с красными радужками, он еле сдержался, чтобы прямо сейчас, сверкая шикарными новыми каблучками (заметили, да?), не убежать прочь, вереща, что во всем виноват его Наггетс. В принципе, он и не солжет. Не учуй свинка что-то нужное для себя за заветной дверью, он бы точно не вспомнил о их недавнем разговоре с Аластором и той «сделке». — Мимо проходили, — лишь один уголок губ потянулся вверх. Он наклонился вперёд, облокачиваясь на две свои конечности, и неотрывно стал наблюдать за своим домашним питомцем, лишь бы не столкнуться вновь с этими наипрекраснейшими очами. — Услышали стоны и подумали, почему бы не присоединиться. Незаметно для Энджела Ал вздрогнул. Сомнения, что он действительно мог показать свою слабость кому-то, пребывая во сне, воткнулись в грудь и начали своими острейшими когтями скребсти все его внутренности. Кажется, даже когда он подхватил микрофон, все в руках неприятно заскрипело. Даст мысленно отметил, когда Аластор запоздало засмеялся своим самым непринужденным смехом, что попал в точку, и демон действительно спал неспокойно. Радио Демон выпрямился настолько сильно, что паук практически видел, как его спина ломается на две части. Острые зубы чуть сверкали на слишком ярком свете его комнаты, которая была до невозможности чистой. Даст ощущал себя не в своей тарелке. — Даже если так, — он постучал пальцами по микрофону, из которого тут же послышались звуки, чем-то напоминающие ломающиеся позвоночники маленьких зверюшек (снежинок!), и слишком высоко вздёрнул нос перед тем, как отвернуться от незваного гостя. Даст терпеть не мог, когда так высоко задирали головы, но он свыкся с тем, что именно Аластор так делает. Если другие люди лишь пытаются показать, что они выше других, то высший таким для этих других и является. — Не думаю, что ты здесь только по этой причине. — Даже в силу моей профессии? — зевнул он, вспоминая самую приевшуюся фразу Вэгги. Ал промолчал и открыл темные шторы, от которых в комнате стало ещё более светло. Энджел скучающим взглядом обвел помещение и ничего интересного для себя найти не смог. — Но ты прав. Я пришел сюда с моим первым вопросом. Аластор с интересом повернул голову. Паук выглядел до невозможности расслабленно. Две пары рук держали голову, пока он каждую минуту зевал. Его опорой была только спинка кресла, на котором до этого спал сам Аластор, и он совершенно не выглядел, как самая желанная порнозвезда Пентаграмм-сити. Он вел себя так, как никогда до этого перед высшим. И это ему нравилось, и приводило в недоумение одновременно. — Вопрос? — в предвкушении протянул он. Сейчас Аластор понял, что был прав насчёт Энджела полностью. Этот паук может плести достаточно замудренные паутины и не является таким ветреным мальцом, которым его видят другие. — Что ж, моя девочка, задавай. Даст быстро начал прокручивать все, что скопилось в его больной голове. На его лицо натянулась сумасшедшая улыбка и он внезапно очень быстро подошёл к Аластору. Тот тут же предупреждающе оскалился, когда их лица оказались слишком близко друг к другу. Было много грешников, которые были одного с ним ростом, но не от всех исходило столько уверенности, сколько было у этого. — Ты помнишь свой первый день в Аду? Внутри высшего все похолодело. Почему именно этот вопрос? Все те же голоса встретили его, когда он пришел в сознание. От этого запаха у него заслезило в глазах, вечный звук часов отдавался эхом внутри него. Он осторожно начал подниматься на локтях, когда голова столкнулась с неприятной сморщенной ладонью. Мужчина поднял глаза, чувствуя, как ком отвращения подкатил к горлу. — Олень жив, Мазако! — радиоведущий еле сдержался от того, каким громким был на самом деле этот старческий голос. В волосах что-то задвигалось… — Чай? Кофе? — Тащи сразу виски, — махнул рукой старик и уставился на мужчину. Тот неосознанно начал отодвигаться от существа, которое предстало перед ним. Лицо застыло в шоке. Старческий голос принадлежал чему-то очень похожему на человека, но таковым не являющимся. Сгорбившийся скелет с видимыми артериями, который облокачивался на шипящую трость, был точно незрячим. В его глазах оставалась лишь белизна, в которой можно было вязнуть неприличное количество времени. Мужчина не мог отвести взгляд от его созерцания. Зрелище было омерзительным и одновременно настолько завораживающим, что у него не получалось даже сделать попытку просто пошевелиться. — Нельзя так пялиться, Аластор. Или тебя святая мамаша не учила, что это дурной тон? — эти нотки заставили его стушеваться. Осуждающий тон, который чаще срывался с губ родных людей, когда их чадо сделало что-то, что не следовало, а не с уст незнакомца, был для него знаком, что отсюда срочно нужно было выбираться, пока кое-кто не начал читать ему нотации. Мужчина облизнул губы и потянул руку к голове. Воспоминание вспышкой пронеслось перед глазами, как лихая пуля. То был сон? Но он же отчётливо помнил ту боль, которая пронзила его вместе со злосчастной пулей. Опустив взгляд вниз, он отметил, что был больше не в привычном камзоле коричневатого цвета с еле видными черными полосами, а в белоснежной рубашке. Его тонкие ноги в бардовых штанах погружены в странные приплюснутые ботинки. Он осторожно перевел взгляд на руку в перчатке из не очень приятного для кожи материала и вновь замер. Из-под рубашки виднелась какая-то бледно-серая полоса. Шальная мысль, что кто-то захотел над ним посмеяться, заставила уголки его губ чуть приподняться, и он начал усиленно тереть эту часть тела, надеясь, что это краска и она ототрется. Процесс был достаточно странным, потому что серый цвет вместо того, чтобы исчезать, вдруг стал чернеть. Радиоведущий так увлекся процессом, что не услышал, как сзади возникла ещё одна фигура с двумя чашками для чая и одним стаканом на подносе. Тот медленно подошёл с старику и удивлённо стал всматриваться в сидящего перед ними грешника, невольно отмечая, что он выглядел неплохо и даже не совсем противно для нового жителя Ада. — Что он делает? — бодрый голосок заставил мужчину вздрогнуть, но он так и не отвел взгляд от меняющей цвет кожи. Участок, который он так усиленно тер, стал черным. — Медленно осознаёт, что сдох, — также буднично ответил старик и, вместо того, чтобы дождаться, когда Мазако самостоятельно протянет ему кружку, выкинул руку вперёд сам. — Не мешай мне, я слушаю. — Сдох? Мужчина в ужасе отпрянул и схватился рукой за рот, закрывая его. Он перевернулся прямо через спинку дивана, больно столкнувшись затылком с полом. Это был не его голос. До его слуха донёсся старческий смех и голова вдруг закружилась от того количества звуков, которые он теперь мог слышать. Его слух стал намного тоньше. Он слышал, как второй (не)человек в этой комнате начал переступать с ноги на ногу, видимо, размышляя, стоит ли ему помогать или нет. Он слышал, что где-то рядом посапывала кошка. Он слышал шепот. Шепот, который было очень сложно понять из-за того, как сильно его владелец выделял шипящие звуки. Мужчина схватился за голову и внезапно понял, что на месте ушей больше нет привычных человеческих раковин. Губы непроизвольно затряслись, когда он осторожно начал проводить ладонью по тем же мягким волосам, которых стало чуть больше, и обнаружил что-то напоминающее торчащие уши животного. Не слишком длинные, как у кролика, не слишком короткие, как у той же кошки. Пальцы зацепились за нечто твердое. Рога? — Нет, — тихо произнес он, пытаясь справиться с новыми нахлынувшими ощущениями. Все вокруг стало таким огромным и душным. Шаг дался ему с трудом, второй — с болью. Рука столкнулась со стенкой, вновь показывая серый оттенок кожи, выглядывающий из-под перчатки. Глаза забегали по помещению, пытаясь найти хоть какую-нибудь отражающую поверхность. Рога приросли к голове. Уши дергались, вызывая жуткий дискомфорт, будто предвещали беду. И в тот момент, когда он всё-таки нашел зеркало, в котором можно было разглядеть себя во всей красе, он почувствовал небывалую энергию, готовую сбить его с ног. Ругательства, пусть и тихие, вырывались сами собой. Он глядел прямо в свои красные ореолы, через секунду моргал, надеясь, что этот цвет уйдет. Серая рука пошла по лицу с островатым подбородком и скулами. Он остался также худ, но чувствовал, что ему было тяжеловато держаться на тонких ногах. Внезапное осознание, что его рост значительно увеличился, пришло с взглядом, брошенным на рога. Они еле выглядывали из-под большой копны волос, отдающей красноватым оттенком, с темными концами. Рот чуть распахнулся, и ему удалось разглядеть пожелтевшие зубы с слишком острыми клыками. Клык случайно задел тонкую губу и та неприятно запульсировала. Красные глаза вновь столкнулись с глазами своего отражения. Ужас, непонимание и шок — это те из немногих эмоций, которые можно было там найти. Руки скользили по лицу, пытаясь найти там ещё хоть что-то от того мужчины, которого он до этого видел в зеркалах каждый день, но все оставалось прежним и чужим. Чертова рубашка была такой бледной по сравнению с копной волос, что он не сразу разглядел на ней крошечные багряные пятна. Черная галстук-бабочка была затянута слишком сильно. Он дрожащей рукой потянулся к ней, чтобы чуть расслабить, не отрывая взгляда от чужой руки. Его руки. Музыкальные пальцы потянулись к манжетам. Он стал осторожно поворачиваться вокруг своей оси, продолжая также не отрываться от отражающей поверхности взгляда. Что он сейчас такое? Как он очутился в этом теле? — Я умер, — еле выдавил из себя радиоведущий. На этот раз голос прозвучал без помех, и он вздохнул чуть более спокойно. Он проглотил образовавшийся в горле комок. — Так и есть, Аластор, — закряхтел старикашка и поднялся на ноги, опираясь на странную трость, которую сейчас удалось рассмотреть намного лучше. С верхушкой сплелась живая змея, то и дело выпускающая двойной язычок, и шипела. — Я не… — он ненадолго оторвал глаза от отражения и столкнулся с невидящим стариком. Один его вид заставлял замолкнуть, один его твердый шаг заставлял застыть. Змея замолкла. — Не ври себе, не ври и мне, дух мщения. Лоа с тобой. Я вижу его в цвете твоих глаз, — конец трости уткнулся в грудь нового жителя Ада. Мужчина чуть отпрянул, но столкнулся с преградой в форме липкой от чего-то стены. Отвращение скользнуло по его губам, которые чуть скривились. — Не будь оленем, дух мой милый, и отступи, признавая свою кончину. — Да, — хитро сощурился Аластор и подтянул к себе микрофон. Смотреть на Энджела с его смешной реакцией было необязательно, он итак знал, как удивлённо раскроется рот демона, перед тем, как он еле слышно вымолвит: — Что?.. Высший не выдержал и засмеялся, продолжая спокойно идти к выходу из собственной комнаты. За его спиной послышалась ругань. Даст сокрушался, что не смог более корректно сформировать этот чертов вопрос. — Чтоб вас всех на… — продолжал Даст уже более спокойным голосом. Наггетс смотрела на него с искренним непониманием. Ее глазки однозначно положительно влияли на хозяина. — Молчу, — ладонь столкнулась с лицом, а свинка скептически хрюкнула и пошла за Аластором, чей смех, переходящий в нервные смешки, до сих был слышен в коридоре.***
Ал осторожно умостился на кресло напротив небольшого кофейного столика, которые материзовались, благодаря его лёгкому движению руки. Возле ножек до сих пор виднелась красноватая дымка, и его тень, скучая, пыталась отогнать ее. Высший вдруг начал напевать себе под нос песню, которая со вчерашнего вечера играла в его голове. Ее пытался музыкально выбурчить Мазако, потому она была не так уж и дурна. Аластор блаженно закатил глаза и полностью обнажил острый ряд зубов. До него тут же долетел запах девчонки, которая, пританцовывая, несла ему кофе. Ему нравилось это место, от которого исходила поистине райская энергетика. Здесь определённо было приятно находиться. Возможно, это только из-за того, что Аластор до «переезда» в отель почти ежедневно находился дома или на радиостанции, где кроме его прихвастней никого более не было, но суть не в этом. Кофе чуть обжег тонкие губы. Мужчина кивнул в благодарность чудной Ниффти и вновь уставился в списки новоприбывших душ. Ему удалось достаточно быстро разобраться в этих двух свитках. В одном одновременно с прибытием грешника в Ад появлялось реальное имя провинившегося, в другом — его грехи. По ним Ал уже давно научился распознавать, на что способен житель преисподней, какие у него силы, потому единственной сложность для него являлись попытки найти этого самого духа, ведь они могли появиться в любой части Ада, и в первые же минуты умереть во второй и последний раз. Буквы осторожно появлялись на желтоватой бумаге. Аластор недовольно и осторожно прикусил губу, услышав, как заверещала одна из клиенток, только что появившаяся в противоположной части коридора. Тебе точно место в Аду, если не нравится обслуживание Ниффти, милочка. Маленькая демонесса крутилась рядом, пытаясь убрать с чешуйчатой головы несколько чертополохов, непонятно откуда взявшихся. Радио Демон усмехнулся. Неизвестная внезапно наткнулась взглядом на его персону и тут же проглотила язык, скрываясь за громко хлопнувшей дверью. Ниффти тяжко вздохнула и поправила свое ядерное платье. Один глаз быстро заморгал, но она поспешила тоже исчезнуть из поля зрения высшего. Улыбка на губах того вновь скривилась, но он просто вновь перевел взгляд на свитки. Когти на руках то и дело стучали о деревяшку, а буквы все появлялись и появлялись на бесконечном свитке. И вдруг пустота. Брови Аластора взлетели вверх. Он чуть сильнее развернул бумагу, но также ничего там не обнаружил. — Интересно, — протянул он и взглянул на свой микрофон. Это люди перестали умирать, или все внезапно стали невинными овечками? Ал несколько раз перевернул в руках оба артефакта, но все оставалось таким же чистым. Предчувствие, что сейчас может что-то случиться отдало в уши и они слабо задергались. Он прошёлся взглядом по именам, появившимся ранее. Черные, ярко выделяющиеся на фоне желтоватой бумаги, закорючки оставались на месте. — Хаски, мне грустно! — вдруг закричали где-то внизу. Маленькая Ниффти в расстроенных чувствах, видимо, решила запить горе слезами котоподобного, которому уже до воя надоел весь персонал отеля, всячески мешающий ему наслаждаться своим бухлом и тишиной. Аластор встал со своего места и чуть наклонился над перилами, смотря на Хаска и подмечая, как быстро у него на сей раз задёргался глаз. Как ни странно, эта уморительная картина, раскрывшаяся перед ним, так и не смогла уничтожить появившееся внутри волнение. До этого момента в его руках свиток ещё ни разу настолько не замолкал. Он вновь опустил взгляд и его брови удивлённо поднялись вверх. На бумаге медленно вырисовывалось имя. Совсем другой краской и совсем другим почерком. Кривым, практически бесцветным и очень сильно выделяющимся на фоне таких ярких букв. Ремиил. Аластор вновь сел на свое кресло, вглядываясь в данные буквы. Ниже начали стремительно появляться новые грешники, но это имя осталось таким же блеклым. Одно слова — столько вопросов. Во втором свитке про него ничего не было. Почему? И чем данное имя отличается от других?***
— Мой свет, — шептала девушка, посильнее закутываясь в плащ и отпрыгивая от места, где только что приземлилась окровавленная туша. Она подняла голову и разглядела наверху двух улыбающихся существ, которые с должным улюлюканьем то и дело посматривали в сторону упавшего. — Мой свет, — бросила она вновь и пошла вперёд, минуя небольшую свалку. Чистку было менее противно проводить, чем ходить по этим улицам. Такая грубость, такое безразличие. Реми кривила губы под плотной тканью плаща и пыталась держаться у стен домов. Этот адовый райончик было необходимо пройти, чтобы добраться до цели, и от запаха гнили и большого количества мусора ее воротило. В кармане вновь зажужжал телефон, но на сей раз она не обратила на него внимания. Долгие годы она плыла по этим улочкам тенью. Долгие столетия. Но никогда ей не было настолько противно наблюдать за всем, что здесь происходит. Она зашла в поток душ. Тут и там открыто говорили о вещах, которые в жизни не будут обсуждать так на улицах обычных людей. Секс, бухло, грабеж, наркотики, убийства — обычное дело, за которое не сажают, не отправляют на исправительные работы или в всесильные руки Судей. Рай для настоящих грешников, Ад для тех, чьи грехи были крайне ничтожны. Кто-то толкнул Ремиил и даже не удосужился извиниться. Она с вздёрнутым под капюшоном носом пошла дальше, уже более уверенно шагая по этой шаткой земле. В поле зрения блистало бесконечное количество вывесок. У девушки уже в глазах стало щипать от этих слишком ярких для преисподней картин. Кто бы что не говорил, но грешники стремятся к свету. Стремятся, желают достать до него, строя перед собой иллюзию, что уже его достигли. Быть может, Михаил с Герольдом правы и из задумки дочери Самаэля действительно можно вытянуть что-нибудь стоящее. — Ох, простите! — быстро выдохнул столкнувшийся прямо с ней полускелет и тут же присел на корточки, собирая вылетевшие из пакета травы. Реми опустилась за ним. Перед глазами замерцал тот же образ, что заставило чуть смутиться девушку. Не каждый день приходится встречаться с подобными рождёнными душами. — Ничего страшного, Геде, — голос ненадолго пропал и ей пришлось откашляться. Дух поднял на нее вопрошающий взгляд алых вишен и чуть сильнее сжал зубы. Он оглядел неизвестную с должным подозрением, но через несколько секунд уже выпрямился и чуть склонил голову вбок, перестав хмуриться. — Я слишком тороплюсь, от того и не смотрю по сторонам. — И куда же Вы направляетесь? — теперь Мазако довольно щурится, осознав, кого встретил. Слишком сладкий тягучий голос вызвал на теле девушки мурашки. — «Отель Хазбин», — просто ответила она и поправила лямку сумки. Лоа посмотрел по сторонам, будто что-то ища, и несмело положил ей руку на спину, чуть толкая вбок, чтобы отойти от середины улицы. Девушка, не сопротивляясь, шла рядом, чувствуя небывалое спокойствие от того, что и в этом мире нашелся кто-то «не сгнивший». — Вы немного не туда идете, мой ангел, — его голос который раз принял поток мурашек. Мазако это чувствовал. И ему было до невозможности приятно. — Но я могу Вас провести. Он находится чуть дальше моего магазинчика, где я буду очень рад Вас вскоре увидеть ещё. — Как приятно видеть, а не просто знать, что здесь ещё остались вежливые люди, — чуть улыбнулась Реми. — Вы Мазако? — А мы были с Вами знакомы ранее? — Точно нет, — Геде лишь изредка посматривал на ангела в темном плаще. Она то и дело поправляла капюшон, который норовил сползти с головы. — Но очень давно я пыталась навести справки о подобных Вам. — Дайте угадаю… — Да, именно после того случая, — голос ее вдруг стал более резким и заставил Мазако замолчать. Видимо, для нее эта тема была такой же неприятной, как и для него, но скрывать она этого не собиралась. — Я надеюсь, что тот дух несильно пострадал. — Всего лишь лишился зрения на всю дальнейшую жизнь, но да, несильно, — не выдержал язвы Геде и сглотнул подступивший к горлу ком, мысленно стукнув себя за длинный язык. Он прекрасно знает, с кем идёт сейчас, и знает, что с ней может быть достаточно опасно так говорить, но это выше его сил. — Печально, — коротко ответила она и чуть ускорила шаг, чтобы рука Мазако больше не могла её касаться. О чем она сейчас думала, тот не мог понять даже по голосу. Далее он не мог выдавить из себя ни единого слова. А Реми же просто молчала, видимо, не видя смысла в лишнем сотрясении этого сухого воздуха. Мазако запустил руку в карман кофты и сжал свой крест. Напряжение между ними уходить никуда не собиралось, даже когда они уже подошли к магазину. Геде остановился, закусил губу и, дождавшись, когда ангел обратит на него внимание сам, объяснил, куда лучше свернуть, чтобы без происшествий добраться до места назначения. Недлинные локоны спадали с его лица и утаивали тень сомнений и переживаний. Это было первое серьезное испытание без его наставника и напарника, и он его безусловно провалил. — Благодарю, Мазако, — в голосе послышалась улыбка, вновь окрылившая духа. — В нашем мире одной благодарностью не отделаешься. Тихий смех пробил тьму улицы. Собственная тень защекотала лопатки. — Тогда мне придется позже заглянуть в ваш магазин, — блеснули темные изумруды из-под капюшона, и она скрылась за следующим же поворотом, забирая странное тепло, которое окружило Геде. Он сдавленно вздохнул и тут же выдохнул, отгоняя морок. На ангелов всегда хотелось смотреть, потому что их нигде было нельзя встретить. Мазако знал все те мысли и желания менее прекрасных существ, когда появлялись крылатые создания, ведь все они попадали в его руки. Ему оставалось лишь контролировать их в недрах своей ипостаси, но… Их было слишком много для него одного. Мазако открыл дверь и окунулся в успокаивающий запах готовившегося зелья и лаванды. Внутри него все вновь перевернулось и он смог более здраво мыслить. Геде оглядел помещение и поймал своего кота, который стал громко мурчать, только попав в руки родному хозяину. — Через неделю ждём гостей, — спокойно проговорил он и с улыбкой начал разбирать злосчастные травы и напевать под нос любимую мелодию. Ремиил с облегчением вздохнула, когда увидела знакомый дом. Когда-то очень давно ее брат жил именно здесь. Она часто сюда приходила, пока не стала командиром войска и полностью не отдалилась от Самаэля. Витрины с изображением яблок были видны уже на другой стороне улицы. Внутри все загрохотало от воодушевления. Хоть что-то хорошее за сегодня произошло. Она наконец-то нашла место, где должен быть хоть кто-то, кто расскажет о задумке с «Отелем Хазбин» более подробно, ибо ни из одного черта она не смогла вытащить хоть какого-то нормального слова. Она не понимала политики Люцифера. Не понимала, как он может так легко закрывать глаза на всю ту неразбериху, что творится рядом, и как допускает, что о его семье говорят без должного на то уважения и благоговения. Наверное, ему было действительно достаточно, что его боятся, раз он не объяснил подданным, что скалить зубы на свою дочурку противопоказано. Ремиил было непонятно то, почему все говорят с таким презрением и смехом о Чарли, и почему считают это нормой. В ее мире никто не посмеет говорить плохого не то что о самих архангелах, которые занимали самое уважаемое место на небесах, — о падших. Девушка остановилась и попыталась убрать грязь с подошвы, облокачиваясь на перила лестницы рукой. Отель не выглядел так изящно, как дворец преисподней, и уж точно не шел ни в какое сравнение даже с самыми простыми домиками для отшельников в Раю, но выглядел весьма сносно. Руки зачесались от предвкушения. Холодная ручка двери смогла обжечь кожу даже через перчатку. Перед ней открылся до боли знакомый коридор, который должен был вывести ее в гостиную. Глаза сразу забегали по стенам, подмечая картины и фотографии всех времён Ада, на которых она решила долго не останавливаться. Шаг, второй, третий. Навстречу ей никто даже не собирался выбегать и ее это заставляло нахмуриться. Она медленно плывет вперёд, где слышатся два голоса: ворчащий, похожий на кряхтение старика, или изрядно прибухнувшего бомжа, и звонкий, совсем детский и чистый, неумолкающийся ни на секунду. Кажется, они о чем-то спорят. Чистота заставляла девушку дышать все более и более расслабленно. Даже плечи стали опускаться, а тело чуть сгибаться от вязкой усталости из-за перехода из мира в мир и желания сесть в уютное кресло. Повсюду был красный бархат, золото да прочие дорогие ткани. Удивительно, но ей начало нравиться это место, и вместе с ним ещё и сама хозяйка этого отеля. Ремиил не была знакома с Шарлоттой Магне. Более того, ее появление на свет преисподней, которое, кстати, вызвало огромный переполох в Раю в свое время, стало той пересечённой гранью, после которой девушка больше не пыталась наладить контакт с братом, убежденная, что будет лишь мозолить глаза своими глупыми переписками, с каждым годом терявшими былую теплоту и братскую нежность. Прошло до жути много столетий с того дня, когда Самаэля изгнали с небес. В первое время ему было тупо скучно и он был счастлив, что хоть кто-то домашний искренне верит в него. Потом эти переписки стали привычкой. И, в конце концов, закончилось все полным игнорированием и забытием. Реми не виделась с Люцом почти две сотни лет. Потому ее все больше огорчал тот факт, что падший не ответил ни на одно ее последнее сообщение, которые она отправляла ему с начала нового века. — Я тебе последний раз говорю, — вдруг рявкнул взрослый голос и стукнул каким-то пустым стеклянным сосудом по столу. — Я не буду менять свою невъебически прекрасную бабочку на красную бурду с… Что это вообще такое? — Это котик, — пискнул маленький демоненок, показавшийся в поле зрения ангела. — Тут же все итак видно, Хаски, — она чуть обиженно посмотрела на него исподлобья, вновь протягивая вещицу. — Усы, лапки, хвост. Не ты, но похож. Котоподобный демон впал в ступор, смотря на бабочку и сжимая в руках бутылку. Реми замерла и облокотилась на стену, дожидаясь, что будет дальше. Брови крылатого напряжённо застыли на одном уровне. Процесс мышления протекал до невозможности туго, но подбородок его вдруг расслабился. — Это, — еле выдавил он из себя и чуть настороженно взглянул на мелкую. — Мило, наверное, — глаз Ниффти радостно заморгал и он поспешил исправиться. — Но носить все равно не буду. Девочка взвизгнула и быстро перепрыгнула через барную стойку, без спроса подходя ещё ближе к собеседнику и запихивая в его карман бабочку. Хаск, поднявший руки, закатил глаза и пробурчал что-то на японском. — Аластор! — заверещала тут же Ниффти прямо в ухо коту и убежала прочь, по дороге доставая из сумочки на животе новую бабочку. Уголки губ тепло потянулись вверх, когда котоподобный, ругаясь, начал тянуть себя за уши. Девушка вжалась в стену, продолжая оглядывать помещение. Развернувшаяся перед ней картина действительно радовала глаз. Неловко ещё потоптавшись, девушка сделала шаг к свету. Образ в капюшоне, внезапно появившийся из-за угла, тут же привлек внимание существа, сидящего на втором этаже, перед которым открывался чудесный вид на происходящее внизу. Его никто не мог здесь заметить, пока он сам того бы не захотел. Ниффти пробежала мимо. Рука сама потянулась к бабочке на шее и поправила ее. — «Отель Хазбин»? Котоподобный демон смерил фигуру поистине ненавистным взглядом ярких глаз, и это дало ей огромное преимущество. Теперь Реми могла сказать про него все, включая те эпизоды предыдущей жизни, которые он так пытался забыть. — И че? Бар закрыт. — Даже не угостите чашечкой чая? — по-доброму усмехнулась она и спокойно уселась прямо напротив демона. Хаск от такой наглости тут же отпрыгнул назад, задев свою родимую бутылку. Он проклял все и всех: себя, незнакомку и само бухло, — но при этом не проронил ни слова. — Чай? — повторил он и оглянулся, что-то ища. На его мордашке проскользнули удивление и смятение. Он несмело поднял когтистую лапу и почесал за ухом. Девушка тут же заметила за его спиной крылья, когда наклонилась, и вновь улыбнулась своим мыслям. Теперь ей нравится определенно всё. Он вдруг заговорщически наклонился над столом и попытался всмотреться в то, что находится под капюшоном, сузив глаза до еле видных щелочек. — Если ищешь исцеления, то беги отсюда, пока заболотный запашок сверху не врезался в нос. Или в то, что вместо него находится, — Хаск выпрямился и сложил большие лапы на груди. С подозрением, смотря на не изменившую позу обладательницу женского голоса, он фыркнул и отвернулся. — Чая нет. — Тогда зовите сразу управляющую, — ещё более заинтересованно произнесла Реми и скинула капюшон. Телефон тут же оказался в ее руках, и она быстро начала набирать сообщение в заметках. Дальнейшие указания выходили уже на чистом автомате. — Мне нужен список всех работающих и жильцов. Блокнот, чернила, перья и ручки. Раз нет чая, извольте сделать кофе. — Кого, блять?.. — кровь к глазам Хаска внезапно прилила. Он резко обернулся и так и застыл на месте. Девушка в элегантном темном костюме, без малейшего намека хоть на какой-то отвратительный аспект на теле, порхала по холлу и для чего-то его фотографировала. Хаск в шоке открыл рот: в этом мире не было места земным существам. И она точно была не отсюда. — Для начала просто уведомьте о моем приходе Шарлотту Магне, — она, наконец, повернулась к нему, сверкнув острым взглядом. — Спасибо, — и, пока бармен открывал и закрывал рот, сделала слишком резкий поворот направо, столкнувшись с внезапно появившемся на месте пустоты субъектом. С тихим «ух» она сделала несколько шагов назад, еле поймав телефон. — И с какой стати мой друг должен Вас слушать? Губы выдавливают едкую, полную презрения улыбку. Его яркие глаза цвета крови горят отвращением и раздражением. Она чует запах металла и еле-еле сдерживается, чтобы не прикрыть рот. Аластор видит, как она скуксила свой нос, как она сначала с любопытством, а затем с изумлением и злостью начала осматривать его. Она была ниже его, как и многие другие. И с этого ракурса смотреть на нее было райским наслаждением. — Не обязана отвечать на этот вопрос Вам, — от этой напускной вежливости становится тошно. — Как один из управляющих этого отеля, предпочту все же потребовать у Вас ответа, — от этих помех начинает тяжелеть голова. — Управляющий? — усмешка наползла на ее лицо. — Слишком грешен. — Сочту за комплимент, — ряд острых зубов заставил девушку более не сдерживать эмоций отвращения. Напряжение внутри разрасталось слишком стремительно, — но решать это не Вам. Так что прошу убрать свою пернатую задницу из моего отеля. — Вообще-то это м-мой отель… — Чарли, иди спать! — в один голос прокричали Хаск и Аластор, заставив блондинку в испуге скрыться за дубовой дверью, которая полностью заглушила внезапно начавшийся поток ругани трёх существ, оставшихся в этой комнате. Магне встретилась с таким же, как и ее, ошарашенным взглядом Даста, который собирался незаметно вынырнуть за управляющей на улицу. Женский незнакомый голос за дверью, который еле сдерживал яростные ноты, заинтриговал. — Это что там? — Я… — Чарли начала приходить в себя, и тут же в ее голос вернулся прежний задор, а затем и возмущение. — Вообще-то я тут управляющая! Хэй! Даст припечатался к закрытой двери и попытался вслушаться в то, что сейчас за ней происходило. В один момент шум затих, сразу после светло-лиловой и зеленоватой вспышек, и он довольно усмехнулся. Что-то ему подсказывало, что в его скучную и унылую жизнь вернулось любимое веселье.