Крайние меры или всё очень плохо

Лето. За всё время, прошедшее с ссоры с Гарри (первой за пять лет!), они почти не общались. Один из разговоров, произошедший через неделю после побега, стал просто разгромным для Гермионы, хоть она и достигла одной цели, слова Гарри с избытком сделали это бесполезным. — … Гермиона, я тебя прощаю, и всё же считаю, что нам нужно… — ровно сказал Гарри, но был прерван. — Гарри… — Это всё. — Ты хоть понимаешь, что это… — Я понимаю. Мы не можем по-прежнему разговаривать, мне нужно время. — Сколько? — машинально спросила Гермиона, затем мысленно дала себе пощёчину и ушла из гостиной. Она сидела у себя дома за столом и смотрела на лист пергамента, покручивая перо в руке и думая, что написать. «Гарри, привет! Это Гермиона. Гарри, почему ты мне не отвечаешь? Я очень волнуюсь за тебя, не могу найти места и не смогу, пока не узнаю, всё ли с тобой хорошо!.. Это такая пытка… Гарри, я скучаю, очень сильно. Всё бы отдала, чтобы ничего этого не произошло, но, увы, исправить уже ничего нельзя… а так хочется. У меня просто сердце разрывается от всего этого. Так хочется прижаться к кому-нибудь родному и понимающему, но сейчас никого нет рядом… даже тебя. Я действительно хотела бы найти тогда другой выход, если бы знала, что всё так плохо обернётся… Родители теперь ничего не помнят. Ну, вернее, помнят, но… я заставила их забыть обо мне… и вообще обо всём, что связано со мной. Так хочется сейчас разрыдаться вволю, забыться, побыть с… я уже повторяюсь… я, конечно, знала, что значит выражение «потерять всё», но никогда бы не подумала, что испытаю всё его значение на себе. Это так больно… пару раз мне даже пришла в голову мысль о том, чтобы пойти к Пожирателям и устроить с ними бой. Самоубийство с пользой… но я не могу — слишком слаба, чтобы идти к смерти с целью умереть. Снова прошу тебя написать мне что-нибудь, хоть фразу, хоть слово, хоть просто… я хочу вновь дружить, как раньше, разговаривать обо всём, как раньше, жить и выживать, как раньше. Но я знаю, что ничего уже не будет, как раньше… ни дружбы, ни разговоров, ни жизни. Мерлин, как же я сильно облажалась!!! Прости! Делай со мной всё, что захочешь, я это заслужила, но будь рядом, как друг. Большего мне не нужно. Жду ответа… — Гермиона». Она взяла пергамент в руки и пробежала по строчкам взглядом, затем бросила пергамент на стол вместе в пером и закрыла лицо ладонями, подрагивая. Готовность на всё была скорее отчаянной попыткой вернуть утраченное хотя бы частично. Просто быть рядом с Гарри, смотреть на него без боли в душе. Оставшись совершенно одинокой в своих проблемах, она многое поняла. Очень многое. Она поняла, что не может без Гарри жить. И хотя теперь рассчитывать на взаимность этого чувства было абсолютно бесполезно, она пыталась не сдаваться, держась лишь на надежде, медленно тлеющей где-то в груди, подобно обгоревшим углям, долго светящимся даже после того, как костёр потух, в надежде в один момент вспыхнуть вновь. Слёзы вырвались из-под ладоней и начали капать на стол. Гермиона не могла остановиться, да и не хотела. Она просто плакала, как каждый второй вечер. Тихо, что едва было слышно из-за двери. Однако от одного существа горькие слёзы девушки никогда не могли скрыться. К ней подошёл Живоглот и начал тереться головой и шеей о её оголённые ниже колена ноги, пытаясь таким незамысловатым способом успокоить любимую хозяйку. Поняв, что это не работает, кот запрыгнул на стол и повторил то же действие в руками Гермионы. Она убрала руки от заплаканного лица и, продолжая плакать, грустно улыбнулась коту, который незамедлительно спрыгнул на освободившиеся коленки, начала поглаживать пальцем по голове. Прошло несколько минут, и Гермиона успокоилась, по крайней мере, внешне. На лице появились едва заметные улыбка и былое тепло взгляда. Она встала, подхватив письмо и кота на руки, пошла к клетке, в которой сидела сова. — Привет, — тихо сказала она птице, открывая клетку. — Хочешь размяться? — Уху, — подняв клюв в одобрении, ухнула сова. — Доставь тогда вот это письмо. Адрес ты знаешь, — сказала Гермиона, протягивая письмо и привязывая к лапке. — Ху! — птица вылетела из клетки и села на стол в ожидании, когда ей откроют окно. Письмо начало свой путь до адресата, а Гермиона опустила Живоглота на пол. Кот муркнул, потёршись о ноги хозяйки, затем начал её подталкивать в сторону кухни, тонко намекая на свой голод. Гермиона поняла намёк и направилась к "белому царству", откуда кот получал всё необходимое. Сегодня ему дали немного курятины и сметаны. Кот за минуту съел всё и начисто вылизал свою миску, блаженно мурлыча — ещё бы, сметану дали! — с довольной ухмылкой направился на своё любимое место — уложенной на подоконник подушечке. Конечно, больше всего ему нравилось нежиться в руках Гермионы и вылизывать сметану. Но сейчас всё это он уже сделал и мог со спокойной душой идти спать. Гермиона встала у окна, разглядывая небо в ожидании совы, небольшими глотками попивая травяной чай. Приятный запах очень успокаивал, заставляя отвлечься от грустных мыслей и самобичевания, что очень было нужно девушке. Она вскоре уже пила третью кружку. Когда и она опустела, к окну подлетела птица с письмом. Гермиона замерла на месте, затем медленно опустила и расслабила руки — кружка упала на пол и разбилась. Она открыла окно и быстро и бережно отвязала письмо. «Гарри написал ответ! Боже! Мерлин! Он написал! — мысленно вопила от радости Гермиона, внешне проявляя лишь слёзы и лёгкий то ли панический, то ли счастливый смех. — Что же такое он прислал? Прошу, скажи, что готов… я вряд ли выдержу ещё месяц молчания». Она разорвала конверт и вытащила пергамент с текстом. За секунду пробежав беглым взглядом по всему письму, она поняла, что он готов встретиться с ней. Далее она вчиталась в детали. «Гермиона, привет. Я знаю, что ты, наверное, злишься на меня, что я не отвечал тебе. Но причину ты знаешь, я не мог общаться с тобой, пока не был уверен, что смогу сдержаться стопроцентно. Прости за прошлый раз, я сорвался и не смог себя контролировать — слишком больно было. Надеюсь, ты тогда не пострадала. Я ведь едва не прибил тебя шкафом… В общем, я надеюсь, что ты сможешь встретиться со мной сегодня вечером в… как насчёт Министерства в семь, в холле первого этажа? Я как раз освобожусь. Надеюсь, ты придёшь. — Гарри». — Конечно же, я приду! Я слишком долго ждала от тебя ответа, чтобы так просто пропустить по любой причине встречу! — произнесла мысли вслух Гермиона. Она с бешеной скоростью заметалась по дому в поисках подходящих вещей — к такому событию нужно подготовиться.

***

Время — без пятнадцати семь, и она полностью готова к встрече. Надела свой лучший наряд, постаралась сделать какую-нибудь простенькую причёску, однако очередная сломанная расчёска и боль заставили её пересмотреть эту идею. И, как на зло, у неё кончился «Простоблеск» — единственное средство, помогавшее хоть как-то уложить волосы спустя час-два возни. Зачем это всё? Она хотела произвести впечатление на Гарри. «Встречают по одёжке», как говорится. Светло-жёлтое платье до середины голени обтягивало тело и практически смешивалось с кожей, но ничего слишком откровенного не показывало. Как сочла она, самое то. Гермиона вышла из дома и трансгрессировала к Министерству, откуда должен был выйти после встречи с Боунс Гарри. Вскоре он вышел и остановился под крышей одной лавки, оглядываясь. Гермиона решила не томить его и подошла сама. Удивление, которому подвергся Гарри, было невозможно не заметить. Он впился взглядом в её лицо, даже незаметно, как ему показалось, ущипнул себя за спину. От вида Гермионы, как вы поняли, у него потерялся дар речи, пока Гермиона не дала ему пощёчину. — Ай! — возмущённо крикнул Гарри, прижав ладонь к горящей щеке. — За что?! — Извини, но ты уже минут десять не реагируешь на меня! Просто смотришь и всё. — Да? — Гермиона с улыбкой закатила глаза и сделала шаг в сторону, пристроившись по правую руку. — Извини. Я, видимо… настолько сильно углубился в мысли… — на деле их было не очень-то и много и вполне понятны. — Э-э… так. Я хотел кое-что с тобой обсудить. Пойдём куда-нибудь, перекусим? — Я не против, — довольно-смущённый взгляд девушки устремился на него, но тут же вернулся вперёд. — Вопрос: я могу беспокоиться? — Смотря о чём. Они зашли в небольшое кафе и, сняв куртки, присели за свободный столик у стены. В помещении звучала приглушённая приятная на слух музыка. Повисло молчание, после которого Гарри «из любопытства» задал вопрос: — Гермиона, а что это за музыка играет? И понеслась… — The Emotion. Мне нравится эта песня, она красивая. Первый раз я её услышала в девять лет, когда была в одном ресторане с папой. Мы тогда зашли туда после выступления в школьном спектакле. Знаешь, как это трудно, два часа почти без перерывов выступать на сцене? Я тогда с ног валилась и так пить хотелось, что я, наверное, целую цистерну воды выпила бы, будь такая возможность, — с усмешкой рассказывает Гермиона. Она и сама не заметила, как перевела разговор на свои воспоминания. — И знаешь, ещё у меня был такой голос на следующее утро, что мама чуть сковороду не выронила, когда я подошла и попросила достать мне стакан — настолько хриплого голоса у меня не было никогда… ну, как у… не знаю, на голос Тома никак не смахивал, но был где-то посередине. Мама буквально заставила меня молчать до вечера, сказав, что иначе я останусь без голоса… — Гермиона прыснула смехом. — Конечно, я сначала подумала, что она преувеличивает, но потом прочитала, что это вполне было возможно. Не на совсем, конечно, но лишние полдня молчания были бы пыткой даже с книгами, я и от одного дня чуть волосы себе не вырывала. — Да, представляю это зрелище, — с усмешкой произнёс Гарри, делая задумчивое лицо. — Нет, не представляю… чтобы Гермиона Грейнджер молчала целые сутки? Невозможно! Хоть звук, но за все дни ты издавала, даже в самые молчаливые дни. — Поверь, это самая ужасная моральная пытка, — серьёзно произнесла Гермиона, затем улыбнулась и через секунду оба разразились смехом вполголоса до тех пор, пока из глаз не ударили слёзы. — И ты прав, я ненавижу очень долго молчать и не издавать ни звука. В такие моменты я чувствую себя неуютно. К ним подошёл официант и спросил, что они будут заказывать. Гермиона пробежала взглядом меню и заказала апельсиновый сок, пирожное с кремом и клубникой, салат из зелени. Гарри просто заказал стейк средней прожарки и лёгкий салат. — Знаешь, что недавно произошло? — спросил Гарри, меняя тему после ухода официанта. — Да… — через секунду замешательства ответила она. — Лорд снова активизировался… — И не только здесь. Говорили, в Албании и Франции поймали Пожирателей за преступлениями против магглорождённых и магглов. Так что я не был бы уверен в полной безопасности твоих родителей. — Гарри, они в Австралии, там всё контролируется. Я уже бывала там за неделю до их отъезда, проверяла, действительно ли там безопасно. С окончания Второй Мировой войны ни в маггловской, ни в магической части страны не было зафиксировано ни одного преступления из-за чистоты крови. — То, что за пятьдесят лет там ничего такого не произошло, ещё ничего не значит, — настоял Гарри. — Да, ты прав… но это лучше, чем отправить их, например, во Францию или Ирландию. Так они хоть не будут под боком у воюющей страны. Я отправила их подальше от этого безумия. — И тем не менее. Они по-прежнему в опасности. Да, их будет сложно найти, но убить их будет очень просто. — Они будут в порядке. Я уверена в этом. Надо только выжить нам самим… и не двинуться головой. — Ты о чём? — После маггловских войн магглы частенько в корне меняются, когда видели столько смертей и были вынуждены убивать сами. Мой дед жил во время крупнейшей из войн магглов, и он рассказывал, что время было страшное, особенно в первой половине этой войны — в любую ночь могли прилететь самолёты и начать бомбить город. Правда, защита хоть и была надёжной, некоторые всё же погибали, если не успевали скрыться. А позже вообще в любой момент мог произойти мощный взрыв в любом районе Лондона и прибрежных городов. Если обычным мирным людям было так трудно, то несложно представить, каково было там, на континенте. Вот чего я боюсь, Гарри. Что мы, как и многие маггловские солдаты, изменимся после войны. Что, увидев много смертей, мы станем воспринимать её как обыденность. А ещё, что мы можем вообще… — она не нашла в себе сил произнести последнее слово, опустив взгляд на колени и голову. — Не думаю, что это случится, Гермиона. Но я обещаю, что мы не изменимся. — Ты не можешь этого обещать. На их стол поставили заказ. Друзья разобрали каждый своё и принялись есть, попутно обсуждая. — Как и гарантировать свои слова не можешь ты. То, что это произошло с многими магглами, не значит, что это произошло со всеми ними, верно? Из любого правила есть исключения. А я — так вообще из всех правил логики здравого смысла. Гермиона невольно усмехнулась. Она подняла на него влажные глаза, кивнула и глубоко вздохнула. — Ты прав… мы втроём — исключение из правил. Если так посмотреть, мы ещё на первом курсе могли вылететь за нарушение половины правил разом. — Весёлое было время, — с ностальгической улыбкой произнёс Гарри. — Было так необычно увидеть тебя стальной заучкой, а потом увидеть, как ты же можешь быть чувственной девочкой, готовой на нарушение правил ради цели. — Если бы я не нарушала их, нам бы не было чего вспомнить. — Тем не менее, ты права, как обычно. Наступила пауза. Гарри видел, что она хочет что-то спросить, но не может собраться с силами. Она прикусила нижнюю губу и свела брови, сложив руки в замок и опираясь на стол. — Гарри?.. — неуверенно произнесла она. — Я не хочу портить момент, но не могу не спросить… ты… — она подняла глаза, полные отчаянной надежды, на его лицо. — Ты сможешь мне вновь доверять, как раньше?.. — секундная пауза. — Нет, Гарри, я не… я не заставляю тебя довериться мне… я приму, если ты откажешься. Ведь я серьёзно прокололась, предала тебя… но я правда очень сожалею об этом… и очень скучала по тебе всё это время, что словами не передать… Мерлин Великий, я в иные дни даже с родителями ссорилась из-за этого. — Стоп. Честно сказать, я не знаю, — в её глазах что-то разбилось, взгляд опустел. — Я верю тебе. Но смогу ли доверять — вопрос более сложный, учитывая, что от тебя я такого даже в самом страшном сценарии не ожидал. Может, мне просто нужно время. Надеюсь, что это так, ведь я хочу доверять тебе, Гермиона. Кроме тебя мне некому было и будет доверить свою жизнь. Я тоже скучаю по тем временам, когда мы могли обменяться сокровенными мыслями и понять друг друга. Гермиона сидела и смотрела на Гарри разбитым взглядом, хоть она обещала себе, что выдержит. В его письме это звучало не так больно, как из уст. Она видела, что он что-то говорил, но звуки смешались в неразборчивый гул, среди которого витали одни мысли, заглушая другие. Через некоторое время он одёрнул её, вырвав из мыслей, до неё донеслись его слова: «Гермиона, ты слышишь?» Она покачала головой и выбежала из-за стола, затем на улицу, прикрыв лицо руками. Гарри бросил кусочек стейка, который уже насадил на вилку, и бросился за ней. — Гермиона! — крикнул он, выбежав на улицу. — Гермиона! Он рванул в сторону, где заметил платье девушки и копну каштановых волос, но, добравшись до переулка, в который она свернула, увидел лишь крутящиеся листья и услышал хлопок. Про себя чертыхнувшись, он с силой ударил кулаком по стене, игнорируя боль. Он понял, что расстроил её, знал, что расстроит и чем, но он был честен — он верит, но не очень доверяет. Пока. Он должен был найти способ вернуть своё доверие к ней, рискнуть довериться, но в чём? Борьба с Лордом? Она и так пойдёт на эту войну, скорее всего с ним, но у него не было ни малейшей идеи, как они могли бы победить его. Конечно, найти крестражи. Но это уже слишком опасно. Гарри было не жаль себя, но её он не хотел ставить под такую угрозу. Если бы Лорд поймал их, он бы убил её, потом его. Или наоборот. Но убил бы. Около минуты он стоял в переулке, а потом трансгрессировал домой. Он пытался осмыслить всё, что с ним когда-либо произошло, найти связь между событиями. Почти во всех случаях его жизнь и жизнь подруги подвергались опасности из-за деятельности Лорда или его приспешников. И каждый раз, кроме одного, Гермиона всеми способами защищала его. Он понимал, что не дожил бы даже до пятого курса, если бы не она. Именно поэтому он не мог её убить. Однако с каждым часом он всё больше склонялся к тому, чтобы позвать её и Рона на помощь, ведь понимал, что долго не протянет без общения с друзьями, просто впадёт в отчаяние и будет топтаться на месте. А это в условиях войны — непозволительная роскошь.