Свобода или смерть

      — Ну что, где они?       — Ещё не показались.       — Это плохо. Если дадим туркам занять Пелопоннес, то мы рискуем потерять Миссолунги. А эту крепость мы должны отстоять во что бы то ни стало.       — Отстояли Навплию — отстоим и Миссолунги.       Геркулес, сняв фареон* с головы, сразу же почувствовал, как апрельское солнце начало греть его макушку. Сегодня было не так жарко, как вчера, но это вовсе не было поводом долго оставаться на свету. А в тени, где Геркулес сейчас сидел с товарищем из отряда, настигала жажда. Оттого юноша, положив фареон на камень, встал и потянулся. От долгого нахождения в неподвижном состоянии всё его тело затекло. Геркулес таким действием очень сильно рисковал. Но думал он так: раз турки сюда рано или поздно доберутся, то смысла в игре в прятки не было. К тому же голову парня защищала не до конца обрушившаяся стена.       Уже прошло четыре года беспрерывной борьбы греков за свою свободу. Много чего произошло за это время. В 1822 году зародилась Первая Греческая республика, которая хоть немного помогла централизовать сопротивление. Пожертвования, приходящие от стран Европы, помогали приводить воинские части в порядок. Таким образом, ситуация на всех фронтах начала выравниваться, на море тоже. Сию прекрасную картину испортил внезапный союз Турции с Персией. Объединённые отряды, посланные в разные области Греции, с трудом, но были оттеснены гетеристами. На море также стало неспокойно, однако Самосское сражение 1824 года, закончившееся победой греческого флота, значительно подняло повстанцам дух. Туркам здесь пришлось отплыть к Константинополю.       Однако несмотря на это Геркулес сейчас прекрасно понимал: в этом году было потеряно много городов — Наварин, Трополица, Каламата — а также возникли новые разногласия между греческими предводителями, которые, собственно, и сыграли на руку туркам. Также было ясно: что бы армия гетеристов под командованием Теодороса Колокотрониса не делала — Пелопоннес уже было не удержать. По крайней мере, сейчас.       — Идут! — внезапно вскрикнул товарищ Геркулеса.       Дёрнувшись, Греция молниеносно присел и выхватил кинжал, который он недавно позаимствовал у одного из клефтов. «Ну, давайте, давайте… — приговаривал Геркулес, приготовившись обороняться. — Миссолунги вы всё равно не возьмёте!» По его указке товарищ побежал в крепость, чтобы оповестить войска о приходе гостей. Сам же Геркулес затаился. Естественно, он не собирался идти с одним кинжалом на полчища турков. Он решил поиграть в подрывника раньше, чем к этому приступят враги. Это будет им своеобразная месть за разгромлённый артиллерийским огнём бастион Маркоса Боцариса.       Спустя пару мгновений после поданного Геркулесом сигнала прогремел первый взрыв. Судя по грохоту и возгласам турок, на них упали каменные глыбы старых укреплений. Раздались выстрелы. Засадный отряд гетеристов отвечал туркам, чем мог, и держался вполне хорошо. Геркулес подглядывал за происходящим через небольшое окошечко в своём укрытии. Теперь турки оказались в невыгодном положении, и это принесло юноше немало удовлетворения. Внимательно наблюдая за стрельбищем, Геркулес ждал момента, когда и ему можно было вступить в сражение. С кинжалом много не навоюешь, как ни крути. Впрочем, юноше повезло: неподалёку от своего укрытия он совершенно случайно нашёл заряженный пистолет, потерянный кем-то из солдат, своих или вражеских. Недолго думая, Геркулес решил применить его по назначению. Он вынырнул из-за обвалившейся стенки, за которой прятался, и, найдя себе подходящий камень в качестве нового щита, прицелился.       Стрелять Геркулес умел и довольно неплохо. Единственное — ему не хватало практики из-за ограниченности своих возможностей. Ведь Эллада на время войны сделала своего сына обычным человеком, но взяла с него слово, чтобы тот не лез в самое пекло. Геркулес и в самом деле не хотел подвергать себя излишней опасности, но лишь ради матери, которой он поклялся. А потому, он тщательно прятался от турок. Стреляя в них, Карпуси лишний раз проверял, чтобы его никто не заметил. Сейчас он действовал точно так же. Двоих солдат Геркулесу всё-таки удалось положить. Боеприпасов у него было не так уж много, но зато парня так никто и не обнаружил. Вернее, так казалось Геркулесу до тех пор, пока к нему не устремилась невысокая фигура в одежде арнаутов. Греция дёрнулся, но отступать было поздно — уж слишком быстро его настигли. Засунув пистолет за пояс, Геркулес вынул кинжал и отразил ятаган арнаута. Тот, как подумал грек, видимо, вообще не умел нормально фехтовать, а потому руки его дрожали, словно от холода. Также, Геркулеса несколько напрягла маска, скрывавшая лицо маленького солдата. «Не припомню, чтобы солдаты Турции носили подобное… — подумал Карпуси. — Я, что, дерусь с женщиной?» От внезапно пришедшей на ум догадки Геркулес похолодел. Увернувшись ещё от пары неловких выпадов, он потянул за ткань, скрывавшую лицо противника. Раздалось знакомое восклицание, и оппонент Геркулеса, оказавшийся ребёнком, полетел вперёд. Грецию так и передёрнуло, когда на него по-кошачьи посмотрели два тёмных огонька. Геркулес едва не выронил кинжал.       — Патрокл? — выдохнул Греция. — Что ты… Что ты здесь делаешь?       — А что ТЫ здесь делаешь, брат?! — выпалил Кипр, размазав пыль по лицу.       Геркулес замер. Он не нашёлся, что сказать. Кипр тоже молчал, пристально вглядываясь в лицо старшего брата. В эту минуту Геркулес очень многое хотел сказать Патроклу, хотел сгрести его в охапку и унести подальше отсюда. Ведь Кипр был ещё совсем ребёнком…       Зачем этот ублюдок Турция послал сюда Кипр?       Ни спросить, ни самому подумать Греции не дали. Патрокл вдруг испуганно округлил глаза и всхлипнул, а через мгновение в плечо Геркулеса вонзился чужой ятаган. Парень попытался развернуться, но внезапный крик брата: «Не убивай его!» — заставил напавшего турка ударить Геркулеса по голове. Греция ничком упал на землю, в его глаза полетела дорожная пыль. Плечо его горело, он чувствовал, как вязкая и тягучая жидкость растекалась под ним, пачкая рубашку и забирая сознание. Цепляясь за его остатки, Геркулес увидел, что уж больно лицо турка было бледнее обычного.       А то был и не турок вовсе, а Болгария. Ещё одно воплощение страны Турция хладнокровно выставил против молодого революционера. Кто из сателлитов считает, что сможет сохранить нейтралитет и непричастность во время войны, тот сильно ошибается. Болгария это прекрасно знал, но долго не мог растолковать это Кипру. Поэтому последний сейчас смотрел на старшего брата самыми несчастными глазами.       — Сейчас ещё рано, — услышал Греция глуховатый голос Болгарии. — Что делать-то будем?       — Ничего. Давай оставим его, — пролепетал Кипр. — А Турции скажем, что не пересеклись.       — А если поймёт, что ты солгал ему? Достанется ведь тебе.       — Пускай. Это будет только на моей совести. Плохо, если Греция узнает об этом…       Греция изо всех сил старался изображать спящего, чтобы попытаться разобраться в происходящем. Кипр бы ни за что не сказал нечто подобное своему брату, но легко мог открыть душу близким друзьям. Таким образом, Геркулес довольно быстро выяснил, что в метаниях Патрокла также повинен Османская империя. Он словно захватил всё его сознание в клещи, приковал и не отпускал. Еле сдерживаясь от того, чтобы не стиснуть зубы, Геркулес вдруг почувствовал небывалую сонливость. Видимо, неслабо ударил его Болгария. Перед глазами грека замаячили яркие лампочки, которые сначала тихо, а потом громко, едва не разрывая барабанные перепонки, замяукали. В этой жалобной симфонии кошачьих криков Греция слышал, как к нему взывал его народ. И парень рад был ответить, но не мог. Всё его тело налилось свинцом, рана, которую что-то сдавливало, никак не желала остывать. Тысяча маленьких иголочек вонзилась ему под кожу и начиняла кровь ядом. «Так вот, какие чувства… испытывают люди… когда не хотят переплывать Стикс…» Губы Геркулеса судорожно шевелились, хватая воздух и пропуская его через лёгкие, неосторожно выскальзывали бессвязные слова.       …Это произошло не так, как представлял себе Греция. В самом деле, пропитанная мелкими склоками и разрозненная армия гетеристов могла бы уже давно опустить руки, сдаться и продолжать жить под опекой Османской империи. Но Греция, очень давно вспомнивший своё прошлое, понял только одно: такая опека ему и даром не нужна была. Мысли об этом повлияли на эллинов, поселили в них надежду и силы для борьбы. Но тогда почему всё шло наперекосяк? Объединённого командования не было, толковой поддержки тоже. Если где-то и удавалось воинским частям задержаться, то они очень скоро оказывались в положении, когда надо было отступать. В противном случае, над гетеристами жестоко расправлялись турки. Но несмотря на всяческие затруднения и бесконечные поражения Греция всё не мог понять причину разрознённости его народа. Карпуси уже давно не колебался ни на минуту, но всё равно, объединения не происходило. Тогда Греция впервые подумал о том, что, возможно, свобода — это слабый элемент мотивации к сражению. Это несколько ломало его представления о человеческой натуре, в частности — об эллинах. Неужели этим людям хорошо жилось? Неужели только Греция хотел свободы от Турции и лишь из вредности, а не из желания помочь народу? Всего лишь на мгновение после таких размышлений Геркулес почувствовал укол совести. Последнее не было такой уж неправдой. Тогда Греция и в самом деле не мог сказать, из-за чего он борется и к чему прислушивается больше — к голосу своего народа или своей эгоистичной человеческой сущности.       Но стоило ему лишь немного подумать во время плавания в сторону восточных земель, как всё встало на свои места. Греция — страна, а значит, обязан прежде всего думать о народе и ни о чём больше. Все личные проблемы для него не должны были иметь сейчас никакой ценности. «Но раз мой народ в смятении, а я твёрдо уверен в том, что нам нужна свобода… Тогда я сам возглавлю их и направлю на победу. Иначе от Османской империи мы никогда не уйдём».       А тем временем война за независимость продолжалась. Всё больше христианских стран начали оказывать помощь сражающейся Греции. Но с таким упорством, волей к победе и поддержкой Геркулес Карпуси и не думал сдаваться. Он уже смирился с тем, что ему на пути встретится ещё не одно поражение.       Греция ничего не ждал. Он продолжал идти, бежать, сражаться… всё ради того, чтобы после прийти на руины матери и с гордо поднятой головой сказать: «Я победил».