Грешники

Музыка заполняла маленькую комнатку, насквозь пропахшую дымом сигарет, заставляла поразмыслить о многом, словно подруга, сочувствующая приключившейся беде. Она ведь действительно была, грызла каждую клеточку тела, давила тяжёлым камнем на сердце, стискивала горло до полной немоты. Как же долго это продолжалось? Почему всё раскрылось только сейчас? И что он забыл в неприглядном районе Пентаграмм-Сити? Сложные вопросы, на которые вряд-ли Мокси сможет ответить хоть когда-нибудь, жёлтые глаза безразлично вглядываются в лиловые лепестки цветка на подоконнике, вмиг ставшие центром всего мира, как бы глупо не звучало. Бес просто хотел быть со своей женой, рядом, пусть весьма уныло звучит и скучно—вечность с кем-то—ужасная перспектива для любого грешника. Но смысл существования заключался в такой нелепой фразе, по-крайней мере для этого сердца, которое уже почти разрушено убеждениями, строившиеся годами. На тёмном стекле бутылки играют блики света и медного содержимого внутри, открытой с момента прихода для того, чтобы раны перестали саднить так сильно, мнение явно ошибочное. Прикосновение к плечу опалило теплотой, оставляя холодную пелену, бродившую по телу, от чего хвост немного подрагивал. Шепчущий голос вещал что-то ободряющее, но не слышно было ничего, абсолютно, наверно так действует шоковое состояние на организм и, особенно, слух. Правда полностью ограничить себя от мира мутным барьером, через который не функционирует не один орган чувств, не вышло из-за больного удара по спине, даже чуть не свалился с кровати. — Прекрати раскисать, бесишь таким поведением! — рыкнула волчица, попутно поджигая сигарету. Мокси молча смотрел на Луну, до сих пор не понимая, почему именно она явилась в роли психиатра, на которого явно не тянула, небрежно стараясь успокоить. Словно что-то знает такого, что не доступно другим, на какой-то черте сознания воображение нарисовало ангелом, скоро неимоверное блаженство на гране с болью уколит в душу, когда острое копьё, созданное блеском кровавых глаз, проткнёт грудь насквозь. Эта мысль казалась самой благоразумной на данный момент, при данной ситуации… Измена Милли давалась подчинению нисколько не легко, а бес думал, что сможет простить всё, но полностью не получалось при всём желании. Хотя многие твердили: «Не будь дураком, она всё равно любит тебя». При таких словах собственный идиотизм ощущался намного острее. Хватит говорить об этом, и сам прекрасно знает, чувства по-прежнему живы, точно не пропадут за ближайшие два века, настолько они сильные. А обман, существующий где-то около трёх месяцев, душил, особенно по ночам в тёплой кровати под мерное дыхание любимой. Да, она тоже сожалеет, плачет, просит прощение, но самым виноватым всё равно считает себя именно Мокси. Простил, а не оттолкнул, вновь пытаясь выстроить призрачные надежды стены их замка любви, разрушенные ранее, девушка тоже принимает в этом деле участие. И Блиц сам рассыпался в извинениях, даже предложил временно отсидеться дома, на что получил твёрдый отказ. И какой только чёрт дёрнул за рога заглянуть в проклятый зал для собраний, а потом ещё и завернуть в закоулок, скрытый под багровой дымкой ночи, потом услышать вздохи и весьма громкие стоны, а в конце концов собственную жену в объятиях то Босса, то какого-то незнакомого демона, вероятно таксиста. Именно тогда внутренний мир разрушился на огромные каменные обломки. Протянутая бутылка дорогого виски, специально вытащенного из бара Босса, вызвала лёгкое непонимание, из-за чего тонкие брови свелись к переносице. Оборотень показывала раздражение всем существом, не стесняясь, а больше всего это отражалось в туманном взгляде под угольными ресницами. — Пей, — алкоголь был грубо пихнут в грудь, чуть пачкая помятый сюртук, — Немедленно. Словно под гипнозом приподнимает бутыль, огромным глотком обжигая напряжённое горло, вмиг волна прокатилась до самых кончиков рогов, согревая. Одобрительная улыбка на такое действие слегка смягчает желание появления зияющей дыры в грудной клетке, потому что была очень редкой. Сначала она была удивлена тихому стуку в дверь, а потом и больше тому, кто стоял на пороге, ведь никто не приходил сюда уже очень давно, странно, что вообще нашли вход, сливавшийся со стеной. Но прогонять не собиралась, наоборот впустила, похлопав по спине, как старого товарища, потому что понятие о предательстве не так уж и чуждо. Спустя час безмолвного сидения на кровати одного и коротких фраз, временно нарушающих тишину, другой всё-таки был задан вопрос о самочувствии, который прозвучал, словно последний вердикт судьи о пожизненном заключении, а потом подлетят журналисты с единственной диллемой—взять интервью. — Ты как? —…Отвратительно, — тяжёлый вздох. Другого ответа можно было и не ожидать, оба прекрасно это понимают, но больше ничего не остаётся. Их своеобразное общение вполне устраивает, оно не до угнетения громкое, даже с долей ехидства и злобы, покрытое тонкой плёнкой льда, который вряд-ли расстает когда-нибудь. Это нормально. Почему-то каждый ощущал себя защищённым в компании друг друга, молчание с редкими пересечением взглядов было лучшей частью «разговора», а осторожные касания, являющиеся случайными, будоражили, вызывали мурашки. В компании Луны мороз, который проникал в каждую венку, стал неотъемлемой частью, пришедшей по вкусу. Девушка привлекала необычным мнением и образом общения, хотелось окунуться в этот омут, исследовать каждый уголок, из которого веяло могильным холодом и сыростью, так непривычно. Волчица не любимая жена, плавящаяся, будто свеча, излучала лучи обжигающего солнца, дарила любовь с душными объятиями, нет ледяной айсберг, становившийся с каждым годом всё больше. Зато оборотень пыталась уберечь, пусть отрицает этот факт, в чёрной душе осталось что-то, по-другому не скажешь, и это что-то билось в груди при каждом шаге приближения правды, бес чувствует, но не скажет. Уже и так всё написано на усталом лице, а она явно не дура, поймёт так, один лишь раз заглянув в глаза. Слабая полуулыбка на секунду озарила угрюмое лицо, позвоночник выпрямился, голова с неким облегчённым вздохом откинулась назад. Воспалённые очи, которые постоянно норовившие закрыться, сомкнулись от продолжительных бессонных ночей, опустившееся на кровать тело безоговорочно приняла мягкая подушка и слегка проведенное молью одеяло. — Оставайся, если хочешь, — проговаривает девушка, нажимая на кнопку включения телефона. Пушистый хвост слегка дотронулся до ноги, мимолётно вздрогнувшей, но такое действие не смутило ни одного из присутствующих в этой комнате. В темноте закрытых глаз бес уловил слабый свет загоревшегося гаджета, представившегося яркой звездой во мгле, это могло значить одно—разговоров больше не будет. Демонический хвост с чёрными отметинами медленно обвился вокруг волчьего. Он, словно змей некогда искусивший безгрешную Еву, образовывал кольца, постепенно сжимая их, но с долей нежности в каждом движении, а это так непривычно, особенно для Луны, что секундный ступор коснулся всех конечностей тела невидимыми цепями, из-за которых двинуться невозможно. Но чёрт возьми, приятно ведь, когда ты нужен кому-то, даже если сам того не хочешь. — Спасибо… — изнеможённый голос, пропитанный, в разумной мере, благодарностью, прозвучал в тишине помещения и расстёкся тягучим мёдом в ушах. Мокси знает, теперь уже точно, что за смысл скрывает в себе предательство, но у него всё всегда было неоднозначным, значит и под этим словом было нечто иное. Рядом всё равно будет Милли с горячими прикосновениями, Блиц и его несмешные шутки, Луна, к которой было больше вопросов, чем раньше, и их совместные вечера. Что же будет завтра?..