Драко очнулся на каменном полу темницы, освещаемой тусклым светом из открытой прорези для подачи еды. Он продрог до костей, но подняться с каменного пола, на котором плотным туманом густела тьма, не выходило: она держала его своими цепкими лапами, карабкаясь по одежде, но пока ещё только едва покрывая руки и ноги.
Она была видимой и осязаемой, но всё равно проникала в душу, точно паук, медленно перебирающий острыми лапами — ближе к сердцу, к самым сокровенным воспоминаниям, итак очернённым виной и горечью.
Тьма беззвучно смеялась, как ребёнок, нащупывая старые раны: снова слишком самоувенное лицо Крэбба, готового отомстить за смерть отца.
В то время они и сами были юнцами, но в голове Винсента прочно осела ненависть. Так, как никогда не сможет осесть ни дружба, ни любовь. Слепая ярость, рождённая тупой уверенностью в отнятом счастливом будущем, и неважно, что это будущее прежде было отнято Пожирателями у сотен других.
Тьма растягивала безумную улыбку, когда видела, как лицо Роули сереет, глаза стекленеют, больше не отражая удушающий ужас. Торфинн, может, и понимал, что выбора у Драко не было, кроме, как наблюдать, и всё же, корчась в агонии от очередной вспышки заклятия боли, с мольбой смотрел на Малфоя, надеясь получить от подростка милость последней смерти. Но Малфой не мог. Слизеринец даже не решился вытащить палочку, содрогаясь под мелкой дрожью, он молился только об одном, чтобы Тот, кого нельзя называть не заметил животного страха. Чистокровный опускал пустые глаза, удерживая взгляд на мраморном полу, где, казалось, уже успел выучить каждую трещину, и всё же поднимал взгляд к Роули, а затем — потолку, только бы суметь сдержать позорное бессилие.
Тьма безудержно хохотала, когда сумела докопаться до призраков родителей. Их присутствие тяготило больше всего. Бледное осунувшееся лицо Нарциссы, безжизненный и тусклый взгляд Люциуса, в котором с трудом можно было различить былые величие и самодовольство. Это же Драко виноват, что они стали такими? Ну, конечно же! Кто же ещё мог бездействовать столько лет, прикрываясь нелепыми отговорками об отказах? Кто мог оказаться таким трусом, не решившим даже попробовать организовать побег? Разве у него бы не получилось? Хотя, конечно, не получилось бы…
Душу словно зажали в тисках, и Малфой подавился немым криком. Он поднял рассеянный взгляд, но оторвать голову от ледяных камней не выходило.
Конечно, не получилось бы! Разве у такого сопляка хоть когда-нибудь что-то получалось без чужой помощи?! Разве он смог бы избежать Азкабана без помощи золотой троицы, а вытащить родителей — без тайного доброжелателя?
А доброжелателя ли? Нет, разумеется, нет! Этот кто-то хочет уничтожить Драко. Загнать его в ловушку собственного разума, взвалить ещё большее чувство вины и, когда он сломается, сойдёт с ума, подгоняемый видениями старых смертей и новых — фантомных или настоящих — отправить в Азкабан. Туда, где ему самое место.
Малфой дёрнулся, и в этот раз приподняться на пару дюймов получилось. Голова казалась невероятно тяжёлой, но Драко и не думал поддаваться тьме, готовой в момент первой же слабости снова взять контроль. Он смог удержаться ещё мгновение, а затем с последних сил обрушился лбом на каменный пол.
Разум взорвался огненной вспышкой, но замереть бывший слизеринец себе не позволил. Поднять голову оказалось проще, чем в предыдущий раз, и новый удар оглушил Малфоя болью.
Истощённое сознание раскалывалось снова и снова, но перед глазами больше не возникали перекошенные от ненависти лица, не вспыхивали ядовитыми червоточинами воспоминания, и этого было достаточно, чтобы Драко не останавливаясь поднимал тяжелеющую голову, затем обрушивая вновь.
Глаза застилала кровь или же тьма всё ещё не желала отступать, но Малфой, не желая поддаваться, дёрнулся, когда чёрные лапы снова сковали его движения.
Нет, дементор побери, нет! У него не может не получиться! Он не сдастся — всё, что угодно! — не сдаться своему прошлому. Драко не виноват, что не смог раньше освободить родителей, не виноват, что Крэбб не послушал его и не виноват в том, что просто хотел выжить!
— Не виноват, — едва различимо повторила темнота, и Малфой вздрогнул, спустя мгновение осознав, что она ослабила хватку.
Тьма больше не стремилась проникнуть в душу, даже её тиски были готовы ослабнуть в любой момент, стоило бы только Малфою попытаться. Она трепетно, почти заботливо сдерживала его от очередных попыток навредить себе, и из раза в раз повторяла непривычное и неправдоподобное: «ты не виноват».
Драко попытался отнять руки от ледяных плит, и у него получилось: темнота ничуть не отличалась внешне от той, что окружала его раньше, но отчего-то теперь не нападала, не смеялась. Поверить, что кошмар отступил казалось невозможным, но истерзанный разум был слишком слаб, и Малфой позволил себе расслабиться, вцепившись в новую тьму руками и уткнуться в неё, точно в пуховую подушку, пока она тихо, заботливо нашёптывала до слёз нужное «ты не виноват», в которое всё ещё верилось с трудом.
В комнате пахло чем-то травяным. Запах был очень знакомым, но Драко не мог вспомнить название растения, которое всегда ощущал в доме его крёстного. Что-то расслабляющее, напоминающее о времени, когда не было войны.
Значит, все лица, холод каменных плит — сон?
Малфой невольно засмеялся — беззвучно, как делала тьма в его сне, но вместе с этим вся горечь от прошедшей ночи растворилась, оставив только едва ощутимую слабость и непривычное умиротворение.
Может, он виноват. Но пора научиться с этим жить.
— В порядке?
Флимонт стоял у окна, у грядушки кровати. Его взгляд, нечитаемый и рассеянный, был устремлён на улицу, и Драко не сразу смог сообразить, к нему ли тот обращается, или просто забылся за собственными мыслями. Малфой сел на кровати, и когда Джеймс наконец обратил к нему взгляд, — измученный, — понял, что вопрос всё же был адресован ему.
— В порядке.
Рассеянность, с которой была произнесена эта фраза, была заметна даже для Малфоя, а потому, когда зельевар склонил голову набок, приподнимая в сомнении бровь, бывший слизеринец отмахнулся раздражённым: «Я в порядке».
И всё же грубость неприятно обожгла язык. Драко сумел поблагодарить в первый раз, так что мешало выразить благодарность и теперь? «Спасибо» — слишком малая цена за спасение жизни, так почему же он не может отдать хотя бы его?
— Я…
— Что тебе удалось узнать? — Флимонт не дал договорить.
Чистокровный не сразу понял, о чём речь. Он растерянно смотрел на зельевара, который прервал уже готовую вырваться благодарность, и Драко невольно нахмурился, недоверчиво разглядывая напарника.
«Снова читаешь мысли?».
Но на немой вопрос ответа не последовало: Флимонт не изменился в лице, даже на мгновение не отвёл взгляд, и Малфой решил, что в этот раз Джеймса его благодарность тяготила бы ничуть не меньше, чем и самого Драко.
— Эдвард Росс, бывший мракоборец. Ушёл в отставку сразу после окончания войны и занимался цветочной лавкой своей жены. У него есть дальние родственники во Франции, но никаких контактов в последние годы они не поддерживали.
— Нейтральная характеристика.
— Он и сам казался нейтральным, — согласно кивнул чистокровный, — пока мы обнаружили на его заднем дворе подвал с парой стальных замков, кроватью внутри и женской одеждой.
Характеристика выходила нестройной: ветеран войны, скорбящей по своей жене и ведущий затворнический образ жизни, о котором соседи отзывались только с наилучшей стороны найден убитым очень жестоким способом, а на его заднем дворе — клетка для одного человека. Выходит, не таким уж и порядочным он был? Но Малфой видел подвал, и если там правда кто-то жил, то срок — неделя, не больше. Никаких личных вещей, кроме одежды, никакой еды — даже крошек, никаких оков или следов, свидетельствующих о попытке побега. Всё это выглядело скорее какой-то абстрактной постановкой, нежели настоящим логовом сошедшего с ума маньяка.
— Кстати, тебе стоит взглянуть, — Драко уже хотел обшарить внутренние карманы своей мантии, когда понял, что на нём только свитер и брюки, которые он пододевал в зимнее время. И если для благодарности приходилось собраться с духом, то колкое «ты куда тянул руки?» было готово сорваться в любой момент, отчего сдержаться оказалось невероятно трудно. Тем не менее, Малфой понимал, что ему и самому едва ли было бы удобно спать в тяжёлой мантии, поэтому всё же смолчал, принимая в руки поданную со стула Флимонтом одежду.
Достав пакетик, спрятанный во внутреннем кармане, рядом с белой карточкой, Малфой взглянул на него ещё раз, но вместо того, чтобы протянуть Джеймсу, удивленно вздёрнул брови. Бывший слизеринец попытался рассмотреть улику на свету, но как бы он не вертел прозрачную оболочку, ни светлого свечения, ни мелких крупинок разглядеть не смог.
— Оно было здесь! Похожее на пыль.
Флимонт взял из рук пакетик и, осторожно приоткрыв, попробовал нащупать содержимое пальцами.
— Что же, чем бы это ни было, теперь его нет.
Драко не слышал про вещества, способные бесследно исчезнуть, да и Флимонт выглядел удивлённым, а потому они договорились, что пока Джеймс наведается на место преступления, Драко вернётся в Министерство и попробует найти информацию там. В конце концов, если у Флимонта был всего лишь багаж знаний длинной в несколько лет, то у Малфоя целый архив и Гермиона Грейнджер, которую переплюнуть никогда бы не смог ни Дамблдор, ни даже сам Мэрлин.
И всё же была вещь, которая казалось Драко странной даже больше, чем внезапно исчезнувшая пыль.
Из курса защиты от тёмных сил чистокровный знал, что патронусом могли владеть только по-настоящему сильные волшебники, и при таком раскладе он не понимал, каким образом этим заклинанием смог овладеть никчёмный Смит.
Бывший слизеринец припомнил странного болтливого клона, которого Флимонт где-то достал для охоты на оборотня, тёмного ворона, слишком похожего на фамильяра, но порождённого магией, их с зельеваром тренировки, и не мог понять, почему тот не мог использовать патронус.
Количество вопросов, касающиеся напарника, росли, как снежный ком, и если день назад Малфой и правда думал отложить их до лучших времен, чтобы Джеймс мог проникнутся к нему таким же доверием, то теперь противоречия не позволяли чистокровному собрать преподнесенный образ в цельную картину. Джеймс Флимонт казался неумело сотворённой куклой, и пусть Драко мог на неё положится, но всё же рассчитывал и на ответное доверие. Ему не хотелось быть обузой для человека, которого, похоже, он невольно начал считать другом.
В общем архиве не нашлось ничего об исчезающих веществах, и всё же поиски оказались ненапрасными: когда Драко решил проверить имя Элизы Росс, он нашёл то, на что раньше не обратил внимание.
По официальной теории недавно погибший мракоборец, Эдвард, был ответственным волшебником, люто ненавидел тёмную магию и искренне любил свою жену. Она была англичанкой из богатой магловской семьи, — хотя деньги маглов для волшебников не играли никакой роли, — и всё жев её смерти было множество несостыковок, чтобы списать на побочный результат войны.
После свадьбы, они так и поселились в Элтеме, прикупив на деньги жены небольшой домик на двоих. Они прожили в браке всего пару лет, когда началась война, в самый разгар которой Пожиратели заявились в дом Россов, убив супругу. И это, пожалуй, смущало Драко больше всего.
Разумеется, Пожиратели наводили страх на волшебников: заявлялись в их дома, убивали тех, кто отказывался присоединиться к Волан де Морту, и устраивали проверки тем, кто по глупости кидал неразумное «буду служить». В том и была проблема, что когда случилось нападение, мракоборец был дома со своей женой. В тот день Эдвард Росс выжил.
— Знаешь, когда ты прислал записку, что наведаешься, я подумала, что ты шутишь. Полгода назад от тебя было не дождаться и воскресного письма, а теперь ты чуть ли не каждую неделю заглядываешь ко мне в гости, да ещё и при параде, — Гермиона улыбнулась, откладывая перо и рассматривая принесённые Малфоем сладости. — Ты по делу?
Драко рассказал и об исчезнувшей улике, и о несостыковке в данных Министерства, и даже вскользь рассказал о новом напарнике. Но впервые Гермиона была в растерянности. Он никогда не слышала ни о Джеймсе Флимонте, талантливом зельеваре, работавшим с самим Белби, ни о Эдварде Россе, слишком рано ушедшем в отставку.
— Мерзость, — на лице Грейнджер отразилось слишком явная ненависть, но девушка тут же взяла себя в руки и, глубоко вздохнув, покачала головой. — Если бы я знала, то поручила бы кому-нибудь расследование. Рон бы не оставил убийцу собственной семьи безнаказанной, и пусть мы не в самых лучших отношениях, мне не пришлось бы его уговаривать.
Рон Уизли в отличие от своего лучшего друга смог стать мракоборцем и, к радости своей никчёмной семейки, весьма успешным. Он был на отличном счету, справедливо наказывал бывших Пожирателей и, к удивлению Драко, никогда не использовал давление и, тем более, пытки, в отличие от того же Смита, о чём, разумеется, ходило немало слухов.
Малфой всё так же ненавидел бестолкового прихвостня Поттера, и всё же старался относиться к нему с меньшим презрением, ведь, в конце концов, он был тем, кто помог избежать Драко тюрьмы и, к удивлению бывшего слизеринца, даже ни разу в то время не пытался поддеть и унизить, а вот ядовитое «слишком благородно для тебя, Уизел» тогда непроизвольно слетало с языка Малфоя не один раз.
— Как не оставил бы и Поттер?
Драко не хотел задавать этот вопрос, и всё же его гложило чувство вины. Чистокровный так и не сумел поблагодарить заклятого врага, и теперь эта помощь висела на его шее тяжким грузом, от которой так и не получалось освободиться.
Гермиона распахнула глаза, немигающе уставившись на Драко.
Маятник часов мерно покачивался в полной тишине, а Грейнджер продолжала молчать, и всё же в этот раз Малфой решил задать вопрос, который не давал ему покоя с самого суда над родителями.
— Что случилось между тобой, Поттером и Уизли?
Девушка нахмурилась. Она уже не выглядела такой же решительной и счастливой, как пару минут назад, когда Драко только вошёл в её кабинет, скорее печальной: брови сведённые к переносице, глаза подрагивали под прикрытыми ресницами, руки сжаты в плотный замок — волшебница никогда не могла скрыть своё беспокойство, сколько ни старалась. Малфой видел её в панике слишком часто, и вот теперь, когда она сидела перед ним, опустив голову, ему казалось, что впереди всё ещё слишком много трудностей и суды над родителями, которые закончатся провалами, ещё предстоит пройти.
— Мы перестали друг друга понимать.
— Только и всего?
— Нет, Драко. Мы совсем перестали друг с другом считаться.
***
— Мама меня ждёт на Рождество. Вы же со мной? — Рон возился с украшениями для ёлки, пока Гермиона с Гарри, раскинувшись в креслах небольшой гостиной их съёмной квартиры, даже не собирались помогать. Слишком уставшие, почти отчаявшиеся после очередного поражения в суде, они оба хотели хоть на один вечер окунуться в своё прошлое, где не было волшебства, но были куча проблем, беспокойств и одна большая надежда на лучшее. Рону идея вечера-без-магии не понравилась, но пара кружек сливочного пива и магловские снеки были более-менее достойной платой за пару часов страданий.
Гермиона улыбнулась, услышав предсказуемое «разумеется» со стороны Гарри, но сама вместо ответа, лишь слегка покачала головой.
Она устала. Последний год судов отнял больше сил, чем всё время обучения в Хогвартсе, и вот теперь девушка обдумывала, как бы взять паузу. Завтра будет заседание, а после этого небольшая передышка в месяц или два — вполне немного, но достаточно, чтобы прийти в себя. Конечно, Малфою, нужна помощь. Она нужна и Паркинсон, и Грегори, но, ей нужно время. Хотя бы один грёбанный месяц, чтобы передохнуть.
Гермиона и сама не заметила, как ведомая собственными мыслями, начала распаляться, а потому, покачав головой, только натянуто улыбнулась:
— Извини, Рон, в следующий раз. Я… — здесь она задохнулась собственными словами, и ей потребовалась целая минута, чтобы привести мысли в порядок, — … я смогла вернуть память родителям.
Рон так и замер с поднятыми руками, в которых фиолетовыми молниями поблёскивала самая обычная магловская мишура.
— Получилось? — голос Гарри прозвучал ровно. Почти безжизненно. И если бы девушка не знала его столько лет, то предположила бы, что он злится, но на деле она прекрасно понимала, что он боится ошибки. Массовой галлюцинации. Или помешательства на фоне общего стресса.
— Получилось, — прошептала волшебница. Гермиона не поняла, в какой момент глаза наполнились слезами, но уже в следующий миг почувствовала, как друзья сжимают её в своих объятиях: Рон без устали засыпая новыми вопросами: «Когда? Как они? Где они сейчас?», а Гарри — молча, но очень крепко.
— Знаете, — Гермиона продолжала хлюпать носом, когда друзья вернулись к своим занятиям, кидая на подругу тёплые взгляды. — Я хочу взять перерыв.
— В каком смысле?
Если новость про восстановление памяти родителей была простой и понятной, то прекращение работы над совместной помощи Пожирателям показалась какой-то чуждой, даже негативной. Гермиона почувствовала, как изменилось настроение друзей, но так и не смогла понять, что вызвало резкую отчужденность.
— Родители только пришли в себя. Я хочу провести несколько месяцев с ними. Мне нужно… передохнуть.
— Мы все устали…
— Рон!
Уизли с непониманием смотрел на Гарри, которого, казалось, совсем не волновало заявление Грейнджер, на которой держалась весомая часть процессуального вопроса дела.
— Никто из нас не обязан заниматься помощью. Если Гермиона не хочет — она может уйти в любой момент, как и ты.
— Просто уйти? — с усмешкой повторил Рон. — Мы прошли такой путь, чтобы каждый мог просто взять и уйти?! Мы, как идиоты, стали бороться за права тех, кто был в пожирателях только из-за тебя, а теперь ты вдруг резко решил сменить вектор, да? Всё на добровольных началах?
Гермиона во все глаза смотрела на Рона, который едва сдерживал гнев. Она смотрела на него и не узнавала, что заставляет его продолжать участвовать в защите Пожирателей, в которой он действительно стал участвовать только из-за друзей. Так почему теперь с такой рьяностью пытается не дать подруге выбраться? Почему бы просто не поступить так же, как и она?
— Это с самого начала всё было добровольно. Вы все можете не участвовать. Я справлюсь и без вас.
Волшебница перевела удивленный взгляд на Гарри. Девушка хотела возразить: она не собиралась уходить совсем, ей требовалась всего лишь передышка, и тем не менее спокойствие, с которым он это сказал, заставило её сжаться в кресле.
— Что ты сделаешь? — непонимающе переспросила она.
— Верну родных тем, кто их потерял.
***
«Верну родных? Да, Поттер, ты всегда был слишком самоуверенным засранцем».
— А через пару недель я услышала, как они с Роном говорят о побеге. Случайно заглянула на нашу старую квартиру и… — девушка растерянно покачала головой, — я не уверена, что именно они обсуждали, но после этого Гарри перестал участвовать в слушаниях, а мы совсем потеряли связь.
Гермиона умолкла. Ей явно не нравилось всё то, что она рассказала, и всё же продолжала говорить, надеясь скинуть ярмо, сдавившее горло.
— С Роном мы больше не говорили о Гарри. Я не знаю, общаются ли они, но у меня так и не получилось его найти. Знаешь, мне даже кажется, что он просто от нас прячется.
Грейнджер закрыла глаза, собираясь с мыслями. Она не плакала, не извинялась — Драко от неё этого и не ждал. Чёртов Уизел был прав — никто из золотой троицы был не обязан помогать Пожирателям, и меньше всего он хотел чувствовать себя ещё больше обязанным, чем теперь.
— У него получилось?
— Что?
— У него получилось вернуть всем родных?
Грейнджер вытянула губы в удивлённом «о», но вместо этого всё же смогла произнести растерянное «разве возможно воскресить мёртвых?».
— В случае с Поттером, я мог бы в это поверить.
