Когда Гарри взмыл в воздух, то сразу подумал, что сегодня его размажут ровным слоем мясного крема по полю. По крайней мере, это сообщал всем своим видом соперник из Гаити.
Прозвучал свисток — и Гарри, в очередной раз сделав над собой усилие, приподнял ноги в стременах вверх и чуть наклонил метлу вниз: «Запомни, англичанин: ост — ногами, зюйд-ост — руками». Так Фатмир замысловато объяснял, оказывается, давно понятый Поттером принцип выбора направления от помела, а корректировки курса от рук.
Движение это было уже практически машинальным, после месяца-то тренировок здесь. Парить на месте, как они делали на островах, — на полуостровах смерти подобно. Здесь у ловца нет времени усесться на метле, как на троне, и осмотреть будущее поле боя. В морду можно получить в первую же миллисекунду игры. «Ловцов здесь не любят — бьют при первой же возможности, — объяснял Замир. — Почему не любят? Да наглые вы шибко, перед лицом что мошки летаете, а ещё можете игру выиграть в пару секунд. Короче, бесите».
А дальше ждём движения соперника, не лезем играть первым номером, как и сказал Замир. Гарри в целом был послушным ловцом, внимательно слушающим тренера — та атака в финале Кубка в прошлом сезоне была скорее исключением, за которое, кстати, Поттера оштрафовали и надрали уши. Правда, не сильно надрали и не на много оштрафовали, так как победителей не судят. Вроде бы.
Замир советовал не играть первым номером и вообще, скорее, освоиться в боевых условиях, а не пытаться выиграть — всё-таки это товарка, в них важно набрать форму. Замир подчеркнул, что он не про метлу, а про саму игру с соперником, похожим по характеру на балканские команды — таким же жёстким и подчас беспринципным. «Полетай, освойся, можешь даже не стараться отыгрывать роль злого балканского ловца, пытающегося перекусить соперника вместе с метлой, — сейчас это ни к чему», — сказал ему тренер. Ему вообще разрешили сегодня не встревать в игру — по словам Отца и Повелителя, если он ещё и этим будет заниматься, в итоге ни снитч поймать не удастся, ни сопернику помешать нормально.
А он и не пытался. Он просто летел за соперником, нервируя того практически до того состояния, в котором нормальные маги начинают творить невербальные проклятия, а квиддичисты желают, чтобы птицы повыдёргивали из помела соперника прутья и на его же голове свили из них гнездо.
Гарри летел крайне аккуратно, держась от чужого ловца на почтительном расстоянии — и этим-то его и нервировал. По лицу гаитянина было видно, что когда соперник не лезет на рожон — это выбивается из привычной картины мира, где ловцы обычно… ну, наверно, обычно успевают отгрызть ноги и покусать пролетающих мимо птиц. А тут, понимаешь, тихое барражирование в полуфуте от помела буквально-таки кричало ему, что это куштримовское жужжание неподалёку неспроста, — было видно, как гаитянина нервно потряхивало, он то и дело настороженно оглядывался, ожидая внезапного удара по помелу или какого-нибудь балканского проклятья. Но Гарри не спешил переходить к тесной физической борьбе: парень там, конечно, из дубля далеко не чемпионской команды, но все же это был целый профессионал,
умеющий летать на своей метле. «Вуду-драйверз» из Гаити — андердоги даже для своей страны, но кто Гарри такой, чтобы недооценивать соперника, особенно в его положении? «Размажут, если захотят, — вздохнул Гарри. — В мясо».
Тем временем его противник, наоборот, искал любого контакта и нарочно замедлялся, пытаясь вернуть знакомые сценарии игры. Гарри играл с ним в кошки-мышки наоборот. Или не наоборот, а задом наперёд. Слышались какие-то вуду-проклятия, уж очень человеку хотелось потолкаться. В своё время, будь такое настроение у Па́ркина из «Селькиркских скитальцев», Гарри уже извёл бы бедолагу до трясучки, но то на «Молнии» с полным взаимопониманием с ней, а тут — нетушки, расстояние минимум полфута, не видите, что ли, большими буквами на лбу написано: «ОСТОРОЖНО, УЧЕБНЫЙ ЛОВЕЦ».
Ситуация в целом напоминала ту тренировку с Демхасаем, когда он замучил Гарри своими фокусами албанского иллюзиониста-террориста. Вот только если тогда Гарри по привычке играл первого номера и позволял себя изводить, то теперь он намеренно уступал инициативу тому, кто намеренно хотел уступить инициативу ему, и бесил этим того, кто хотел бесить его, — в общем, классический квиддич ловцов. Иногда Гарри казалось, что вот те ребята с квоффлами заняты делом, а у них тут своя атмосфера — цирковая, с клоунами; почти классическая ведь сценка, где один клоун пытается насолить второму, а второй, сам того не подозревая, доводит первого до слёз и истерики. А говорят, ловцы — лёгкое амплуа, летай сам по себе, найди мячик, поймай, выиграй команде игру.
Снитч появлялся то тут, то там, но буквально на мгновения — и то ли работала удача Гарри, то ли тот факт, что снитчу довольно легко было ускользать в дыму файеров, но серьёзных погонь пока не было. «Товарищеский матч, ага, всё в дыму», — сплюнул Гарри горечь куда-то вниз. Но время шло, и он физически ощущал, как череп распирает распухший от происходящего мозг. Одним глазом надо смотреть на соперника и пытаться не подпустить к себе, а на «Куштриме», даже сейчас, после тренировок с Демом, это было сложновато, всё-таки Гарри пока ощущал себя немного деревянным, с дёргаными движениями и неуверенностью в себе и метле. Вторым глазом искать снитч, что само по себе требовало не только внимательности, но и мыслительной активности, потому что ловец — это в некотором роде шахматист с его сочетанием машинальной памяти на всевозможные позиции, дебюты или, скорее, эндшпили в их случае с необходимостью вовремя отойти от шаблона и сыграть творчески. Третьим глазом — надо было чуять бладжеры и вовремя от них уворачиваться. Изящества от Гарри не требовалось, поэтому уходил от бладжеров он немного по-детски — загодя, ломаными движениями как по линейке, безо всякого флирта с железными шарами — сейчас он этого точно не переживёт! Однако пока его ни разу не задело, и это немного усмиряло его жгучий стыд: он играет так прямолинейно, так грубо, так бесхитростно-по́шло!
Однако он играл, а не просто летал где-то в десяти секундах от соперника, как это было ещё в конце сентября. Гарри не увлекался обычными гонками на мётлах — его привлекала в квиддиче не только сама суть полёта, но и необходимость думать. Но в квиддиче также считали гандикап между ловцами, и, по собственным прикидкам Гарри, разрыв между ними сейчас составлял не более четырёх секунд. Естественно, когда первоначальное положение вещей просто катастрофическое, то прогрессировать — легко. Любое исправление в технике полёта, любая мелочь, подмеченная тобой, сокомандником, главным тренером, могли улучшить тебя в разы. Вот отсюда и снятые шесть секунд. Дальше будет сложнее, но четыре секунды уже не казались катастрофой, а были тем, с чем можно работать.
Гарри был уверен, что как только семейные неурядицы перестанут бередить его душу, он тут же снимет ещё секунду-полторы отставания разом. Вот только он не мог ни забыть о Кэти, даже во время матча, ни перемотать время, ни аппарировать на Фолкленды, чтобы расставить точки над i. И это подтачивало его силы, концентрацию и внимание — Кэти так прочно обосновалась в голове Гарри вот уже восьмой год как, что любой разлад сбивал его настрой, потому что думать ни о чём, кроме как о Кэти, он не мог, несмотря на весь свой вроде как профессионализм. Сейчас Гарри было жизненно необходимо понять: она вообще его простит? «Хорошо ругаться, ссориться и косячить, когда вы вместе живёте, — с тоской думал Гарри, — можно сколько угодно решать проблемы и смотреть друг на друга». Теперь же, по самым скромным подсчётам, хотя бы отдалённо понять, простит ли его Кэти, можно будет только недель через девять: до прилёта Глории оставалась неделя плюс-минус дня два, а потом две недели на Фолкленды с письмом замедленного действия и две же обратно. Это если Глория будет носиться между Балканами и Фолклендами просто без продыху. А Глория всё же была хоть и магическим, но живым существом со своими пределами, так что, может, ждать придётся и по три недели в одну сторону. И всё это время надо как-то держаться и не превращать себя в полироль для метлы. И с этим отлично помогал квиддиснитч!
Снитч, Мордред, чтоб его! «И файеры, видать, закончились!» — счастливо выдохнул Гарри, радостно схаркивая скопившуюся в горле горечь. Вместо файеров теперь возникли другие проблемы, как, например, та, что они находятся у одних колец, а снитч — у других, а значит — лететь им через всех этих бравых ребят и два железных мячика на не самом удобном для маневрирования транспорте. Но делать нечего — это всё-таки профессиональный квиддичный клуб, тут просто слезть с метлы и сказать: «Я больше не хочу!» — ну… может, и можно, но как-то… не по-людски, что ли. Рон бы его за такое точно прибил бы. И Кэти. И Вуд. И весь Дорсет.
Короче, ноги в стремена — и лететь! Хорошо ещё, что старт вышел по прямой, а то Гарри до сих пор боялся стартовать с разворотом — с заносами он ещё справлялся не до конца. И теперь уж всякие игры «вторым номером» стоило оставить в стороне — теперь необходимо выжать из себя и метлы все их деревянные соки.
Успокаивало только то, что стремена назывались стременами скорее исторически: раньше это действительно были простые кольца на кожаных ремнях, приделанных к метле, сейчас же это железные полуботы с креплениями, монолитные со стальной рамой (чтобы были прочнее железных бладжеров), которые позволяли двигать ногами в разные стороны и управлять помелом. Успокаивало, потому что будь это настоящие стремена на ремнях, дрожь в ногах Гарри уже давно бы дестабилизировала метлу.
«По прямой, Господи, по прямой, не надо посылать в меня бладжеры, меня же занесёт!» — умолял Гарри, стараясь хотя бы не потерять снитч из виду. Конечно, где-то в глубине души он знал, что ещё немного, и его ошибка уже станет неисправимой: лететь по самой предсказуемой в мире траектории — это подавать себя загонщику на серебряном подносе. Но поделать он ничего не мог — подошвы его обуви будто прикипели к стременам, а бёдра свело судорогой, дёргать руками вообще было смертельно страшно — нужно было аккуратно доворачивать метлу, чтобы избежать заноса, бочек и кренов разного излишнего тангажа. Повернёшь меньше нужного на полдюйма — улетишь к чертям, повернёшь чуть больше нужного на те же полдюйма — и пойдёшь на обед к дементорам. Гарри чувствовал стадион, он слышал, как буквально все трибуны шепчутся, что он сумасшедший камикадзе, что нормальные ловцы всегда летят по дуге и желательно горизонтально, чтобы одним глазом видеть небо, а другим — землю: во-первых, всеобщее суеверие ловцов о слишком понятливом снитче, который «подлёты в лоб» чует издалека, а во-вторых, лететь по дуге значило лететь вне игры охотников и загонщиков, дать себе шанс против упреждающего удара, дать загонщикам менее предсказуемую траекторию… Но сейчас, как бы это ни было удивительно, буквально слышимый им звон волокон мышц в предплечьях и бёдрах, заставляющий его, как идиота, лететь прямо на снитч, который пока ничего не понял, — играл ему на руку, так как его соперник пилотировал правильно, по дуге, и за счёт этого Гарри выигрывал по времени. Хотя ему, на самом деле, просто везло — по его душу всё ещё не отправили бладжер лишь только потому, что все бладжеры отправили по душу гаитян его дрозды. Всё-таки разница в классе у «Дроздов» и этих «Вуду-драйверз» (ох уж эти американские владельцы с их страстью к гениальному ребрендингу) была примерно такая же, как у «Паддлмира» и каких-нибудь «Сканторпских стрел».
И тут случилось то, что случалось крайне редко, — у Гарри включился мозг, и включился он в правильном направлении. Ловцу «Драйверз» сейчас было нелегко, он продолжит двигаться по дуге, что замедляет его, но Гарри летит через центр игры, прямо через гущу игроков, что также замедляет его… «Значит, никакого реального выигрыша по времени?» — раздосадованно осознал Гарри. С другой стороны, скорее всего, снитч, который в конце концов почу´ет неладное, совершенно матадорским движением сдвинется вправо буквально на полфута, чего хватит для того, чтобы оголтело несущиеся на него ловцы — один с не самой лучшей техникой полёта, другой — с не самой лучшей техникой
для полёта — пролетят мимо со свистом и негодующим улюлюканием. А это значит, что надо сдвинуться самому.
А вот как это сделать — Гарри не представлял абсолютно.
Во рту немедленно появился железный привкус, и Гарри замер: распластавшийся на метле, с ногами практически параллельными земле, с задранной головой, он почувствовал биение в яремной вене, удары кувалд по черепной коробке, ощутил собственную грудь, сдавленную тисками, и тысячи лёгких уколов в руках и ногах.
Гарри понимал, что теряется, понимал, что всё, что он чувствует, правда. Но одновременно он понимал, что ничего этого нет, что всё это внутри него самого, что всё это грозит вылиться через край, что всё это переполняет его, несмотря на то что всю игру он, в общем-то, летал — не ахти как, но летал ведь! А тут — переклинило! Сейчас, когда он увидел снитч, как будто заново ощутил все движения в воздухе, ощутил каждый крик с поля, с тренерского мостика, с трибун, когда он понял, что это мощное «Mëllenja nuk do të vdesë!» звучит действительно как заклинание — непростое, это ж балканский язык, состоящий будто бы из одних авад! Это заклинание должно было, по ощущениям Гарри, благословить, стоит только сделать то, что от тебя просят, и проклясть на веки вечные, не сумей ты этого сделать. Кажется, такого груза на него не падало с небес уже давно, ощущения можно сравнить разве что с первым матчем против «Уимбурнских Ос», когда они с Кэти только начинали встречаться.
Откуда-то с этих громких до разрыва трибун послышался тонкий колокольный перезвон.
Гарри аккуратно, с большой опаской, двинул ногами в стременах, не слыша — ощущая, как скрипит резиновая подошва и кожа его ботинок внутри креплений. С ещё большей опаской Гарри напряг предплечья — компенсировать движение рукояти. Лишнее, мешающее, раздражающее. Усилия, прилагаемые им, были столь нежны, что руки, скрипящие прорезиненными вставками перчаток, вполне могли победить в конкурсе на наиболее точные швейцарские часы — даром что не швейцарские и не часы.
«Скрип…» — аккуратный микроповорот, не толще талии феи, но хуже худших опасений Гарри, потому что он почти схватил микроинфаркт.
«Скрип…» — слегка расслабить икры, ведь больше поворачивать помело уже нельзя. Напрячь пальцы, до безумия опасаясь непрошенной судороги в кистях, которая сейчас может буквально переломить ход игры. Необходимо не просто двигать рукоять, но ощущать её кистью, ладонью, каждой фалангой пальцев, чувствовать, как остриё локтя пронзает в напряжении ткань воздуха. Рукояти нужно
позволить сдвинуться в пределах допустимого, исследовать, а сколько же тебе разрешено сейчас, на какие прикосновения и движения ты имеешь право прямо сейчас? Это напомнило Гарри о первом настоящем поцелуе с Кэти. Тогда (прямо как сейчас) мозг отказывался нормально работать от адреналина, но в то же время это не мешало ему панически думать и пытаться анализировать: насколько тесно можно прижать к себе Кэти, как расположить руки, как оставить хоть немного мозгов и не отъехать от происходящего совсем, как не забыть продолжить целоваться, не стать истуканом и не обидеть этим Кэти, где та граница между «совершенно точно спина» и «явно не талия», которая позволительна? Где то позволительное и такое интимное «между», золотая середина между ханжеством и пошлостью? Вот и сейчас каждая десятая дюйма точно так же панически оценивалась на предмет непозволительности. Конечно, к «Куштриму» Гарри не испытывал и квинтиллионной доли того, что он чувствовал по отношению к Кэти — и речь далеко не об одной только любви! Но сейчас с «Куштримом» приходилось вести себя с той же нежностью, заботой и вниманием, каким обычно окружают горячо любимых людей.
«Скри-скрип!» — Гарри чуть более резко, чем нужно, дёрнул рукой, что точно выведет в воздухе какой-то косой тангаж. Уже на первое «Скри!» Гарри двинул тазом чуть вбок и вниз, хотя не успел ещё почувствовать тех самых фатальных долей дюйма. Помело всё-таки качнуло чуть наискось, и Гарри ощутил на руках песок времени, которое он так опрометчиво подарил сопернику. Но пронесло.
Гаитянин уже обогнал его на полкорпуса и хищно оскалился своему отражению в отполированном до блеска снитче, как тот упорхнул с жужжанием колибри куда-то вправо и вверх.
Вправо и вверх. Вправо. И вверх. Просчёт. Нефатальный, вполне допустимый, настолько, что Гарри годичной давности, в футболке «Паддлмир», на «Молнии» и без зудящих проблем в его голове, даже не понял бы этого — а просто на рефлексах взял бы снитч.
Но теперь, здесь, в джерси нового клуба, на чужбине и далеко от жены, перед которой предстояло ещё каяться, и на «Куштриме» далеко не иллирийского дерева — Гарри мгновенно осознал, что оторвать руку от древка нужно не обыкновенным резким движением, а плавным и почти сожалеющим, как мягкое отстранение от обнимающей жены, нежеланное, но такое необходимое, чтобы взглянуть на неё. Ещё более сложным это движение делало то, что с ним ни в коем случае нельзя сфальшивить.
Аккуратно, стараясь не разжать пальцы разом, сначала едва ослабить хватку на рукояти. Расцепить указательный палец — и потом прислушаться — не изменила ли метла направление. Затем расслабить средний — и уделить особое внимание безымянному и мизинцу — чёрт бы побрал эту связку движений вслед! — и только потом, только поочерёдно разжимать пальцы. Так, будто ты не рукоять выпускаешь из рук, а жену из объятий. Затем столь же нежно оторвать, заставив повиснуть в воздухе, средние фаланги — на этот раз лучше все вместе, как бы давая понять метле: разрывать объятия дело трудное, но лучше делать это сразу и не рвать душу на части. Дальше мягко убрать пальцы совсем, но опять друг за другом и как бы признавая поражение своей попытки разорвать это объятие быстро, подтвердить свою зависимость от касаний. А потом невесомо убрать раскрытую ладонь, выражая в этом всю неохоту, всю боль от окончательной разлуки — пусть и временной и локальной, физической, здесь и сейчас, а не навсегда, чтобы горько прятать глаза при следующей, случайной, встрече. Подтвердить, что это — едва ли не бо́льшая трагедия, чем разрыв окончательный и бесповоротный. А уж затем резким движением распрямить руку в локте, выбросив её в сторону снитча, подтверждая неизбежность уже этой встречи, здесь, на полуостровах, или через год или два на родине.
Никаких фанфар и очередного ордена Мерлина первой степени — все ждали этого, как само собой разумеющегося: в конце концов,
он ловец, и это его работа, а не вратаря. Но в глазах товарищей он увидел и фанфары, и обещание очень долгих посиделок в баре, и обряд посвящения из нещипаных павлинов в благородные адские дрозды, и все почести мира. Которые имело бы смысл подарить ловцу пятой команды Балкан, поймавшему снитч в совершенно необязательной, никому не нужной замене Кубка Чемпионов с далеко не самым сильным соперником на планете. Но почести.
***
С памятного вторника прошло чуть больше недели. Команда успела отпраздновать игру (хотя главным образом праздновали то, что Гарри всё-таки раскочегарился), поздравить самого Поттера официально, тренерским штабом. Предупредив, правда, устами Замира, что дальше будет только сложнее, потому что теперь от него требуется не только ловить снитч, но и отыгрывать «всего балканского ловца разом, желательно с косоварским клювом».
Поздравили его и сокомандники, правда, Гарри, памятуя о первом дне в команде, предупредил, что посвящать его некуда — а не то опять обольют ледяной водой из бадьи, и тогда точно можно заносить в криокамеру, показывать потомкам. Так что решилось все традиционно — пятничным походом в бар. Конечно же, ему не преминули сказать, что лететь прямо на снитч — высшая английская глупость, какую они только видели, и посоветовали в следующий раз всё-таки играть если не по ловцовскому чутью, то хотя бы по учебникам. Гарри подумал, что ему на самом деле — как всегда, как всегда! — несказанно повезло, но ведь всё-таки везение — часть жизни, не так ли? Оставалось конвертировать везение в понимание, а понимание — в навык.
В четверг и воскресенье они играли, и в воскресенье выпустили Гарри — рокировка была вынужденной, так как три матча подряд Демхасай бы не выдержал, а Гарри не мог сыграть сразу же в четверг, потому что в среду у него было ощущение, что вертолёт в него всё-таки врезался. Логично, что матч они проиграли, так как играть полноценно против балканских команд Гарри был еще не готов, но Отец и Повелитель воспринимал это поражение как стратегически допустимое: лучше потерять три очка сейчас, чем двенадцать — в конце сезона. Сам Гарри, конечно, расстроился, но, как и писал Симмонс в той раздражающей колонке в «Пророке», проигрывать можно по-разному, и в этот раз… скажем, целой метла соперника не осталась. Гарри повезло начать Балканы с не самого кровожадного соперника, и тем не менее вертолёты, когда-то убившие Фабиуса Уоткинса, продолжали бороздить небо в поисках ещё одного британского ловца.
Главное, что Гарри понимал: команда не бросает его на произвол судьбы. Он проговорил тактику с Замиром, обсудил её с Фатмиром, проговорил нюансы с тренером ловцов, Амаром Бекири, до сего момента наблюдавшим со стороны — так как чтобы начать работать с ловцом, нужно, чтобы тот, в конце-то концов, хотя бы умел летать. По словам Амара, в игре с «Драйверз» он увидел далеко не все аспекты игры Гарри, но выделил для него три ключевые характеристики: игра во избежание тесного физического контакта, доведение соперников до белого каления и игра наперёд.
Ловцы обычно отыгрывались от двух крайностей: игра от стратегии и игра от тактики. Поттера на островах все считали «стратегом»: Гарри знал поведение снитча, знал, что он сделает в той или иной ситуации, у какого сектора появится, когда появление будет чистой обманкой, а когда — достаточно долгим для того, чтобы его поймать, когда нужно лететь вообще в другую сторону, потому что цель аппарирует тебе за спину — в общем, скорее это было сочетание интуиции и опыта многих сезонов. Конечно, это не касалось игры с квоффлом, но, во-первых, ему это было и не нужно до относительно недавнего времени, а во-вторых, спустя столько лет в погоне за снитчем, его начинаешь понимать лучше, чем кого-либо.
И сейчас, в условиях, когда на метлу нельзя было положиться полностью — хорошо, что можно было ложиться хоть как-то! — стратегическая игра была самой что ни на есть необходимой. Все три пункта от Амара означали, что он должен играть вторым номером. «А это значить, Поттер, что ты будь должен мешать не столько соперник, сколько мешать чужой ловцу мешать свой!» — в целом, это было резонное замечание, да и Гарри подходило идеально, на его скромный взгляд. Удивительно, как это «Паддлмир» столько лет обходился без тренера ловцов. И сейчас обходится, наверное. Гарри помнил, как Джордан что-то там говорил про то, что в футболе есть тренеры вратарей, но маггловским спортом он так и не увлёкся. Наверное, просто не хватило времени.
Но в общем и целом всё это — и большое, и малое — было не так уж и важно, а если быть точным, вообще не важно, потому что со дня на день должно было прийти письмо Кэти, и последние дни Гарри чуть на метле не подпрыгивал, чтобы наконец-то аппарировать домой в надежде наконец-то увидеть там совершенно точно уставшую и злую Глорию.
И вот, наконец, в один прекрасный, абсолютно солнечный, несмотря на полное отсутствие солнца, день Гарри увидел на кухне мокрую, злую как волк Глорию, которая стояла на подоконнике у пустой уже кормушки, всем видом вопрошая: «Ты нормальный — класть так мало корма птице, летевшей четыре недели без дня отдыха?!»
А потом ещё одно ухание и вытягивание шеи, будто она что-то забыла. Точно! Стряхнуть на этого идиота всю воду с перьев, побить его крыльями, поклевать уши и пометить голову!
— Ой, ай, изверг, письмо сначала отдай, письмо, потом хоть душу выклюй, только письмо отдай!
Забавно, что после этих слов Глория действительно подлетела к письму — по традиции оно лежало в любом не сухом месте, сейчас это оказалась не закрытая банка с полиролью. Гарри же, увидев письмо, чуть не осел на пол от счастливого вздоха, но всё же сел за стол, опёрся на подоконник и буквально подвинул локтем Глорию, которая методично стучала по стоявшей здесь же банке с кормом. Он-то знал, что в кормушке лежала порция, которую обычно Хагрид заносил в Хогвартсе на всю совятню, так что эта наглая птица могла и подождать. Нет, если б она не нагадила ему на голову — он, может, и подумал бы, а так — увольте!
— У-у-у-ух!
— И ты хочешь сказать, тот факт, что Эванеско легко очищает твои последствия, должен сподвигнуть меня дать тебе ещё больше корма?
— Ух-ух-ух!
— Я бы и рад, но двухнедельная порция, женщина! И вообще, не мешай читать! — Гарри проговорил это скорее риторически, нежели отвечая птице, нетерпеливо, но аккуратно распечатывая конверт и вглядываясь в долгожданные строчки.
***
Привет, Гарри!
Как только выдалась минутка, сразу села писать тебе письмо. Я наверняка буду писать тебе каждый день — раз у меня незавидная участь ожидания твоего письма. Пока я только осваиваюсь на новом месте.
25 сентября
Пишу только сегодня, поскольку вчера меня завалило бытовыми вопросами и попытками понять здешний английский. Это с одной стороны скоттиш, а с другой киви — в общем, ни черта не понятно с первого раза. Чтоб ты понимал, все наши «а» они тянут и произносят как «э». Вчера я прибыла на острова, зарегистрировалась у простаков — представляешь, здесь это нужно делать! — никогда бы не подумала, что самые тесные контакты магов и простаков получаются не там, где нужно обмениваться опытом или мирно сосуществовать рядом, а там, где простаки берутся контролировать популяцию краснокнижных животных!
У нас в Англии есть краснокнижные животные, кстати? Ну, кроме двух экземпляров одних конкретных Поттеров? Не пойми меня неправильно, но что ты, что я сваляли такого дурака — с таким точно в Красную книгу. Так что нас надо оберегать, а не лишать смыслов жизни, ареала обитания и кормовой базы! Про смысл жизни — это, конечно, не только квиддич и ты, но и… вообще.
Но думать обо всём этом время появилось только сейчас, поскольку простаки тут контролируют численность магов примерно так же, как популяцию пингвинов каких или тех же альбатросов.
Кстати, о пингвинах. Я ИХ ВИДЕЛА!!! Как раз того самого, с золотистой полосой, как в том мультике, который мы у Гермионы видели, помнишь? Боже, они такие милашки! Самое забавное, что они так упорно ползут на скалу… Что? Да! Пингвин-скалолаз, теперь я видела всё, кажется. Хотя чего это я, я до этого и обычных-то пингвинов не видела.
А больше и рассказывать-то практически нечего — приезд на нужный остров, житьё-бытьё, в общем. Разве что могу сказать, что все наши опасения касательно Фолклендов оказались неправильными — магов тут более чем полно, правда, в основном здесь живут в деревушках, вроде того же Хогсмида. Ну, ты знаешь эту тягу магов к местам репродуцирования бюрократии. Так что неудивительно, что, несмотря на кучу простаков и тесноту в Лондоне, там магов всё-таки больше, чем тут, хотя, Гарри, какие тут просторы! Нам бы полетать тут вместе — было бы здорово! Конечно, это тебе не Южно-Шотландская возвышенность, но здесь прекрасно летается — в западной части нашего острова простаков считай нет. На востоке есть какое-то поселение, но мы тут сами себе на уме.
26 сентября
Ну что ж, позвольте представиться: Кэти Поттер, охотник «Альбатросов», Уэст-Пойнт, как минимум на сезон. Здесь всё просто — подписывай контракт, получай форму и шуруй на стадион тренироваться — никаких тебе репортёров, спасибо Мерлину.
Но, кажется, я начинаю понимать, почему Фолкленды не входят в МАК! Я вообще не понимаю, как в такие кольца можно попадать! По поводу того, почему Фолкленды не в МАК — невероятно узкие кольца. Нет, попадать-то можно, когда есть ты и кольца…
А ещё нет бладжеров, соперников, а ты ровно в центре. Помнишь, как я забила, когда мы в последний раз играли у нас дома, в Браунси? (После чего мы с тобой поцеловались так, что все старательно наблюдали популяцию ворон где-то в пятой лиге Девоншира.) Так вот — никаких тебе красивых прокатов квоффла по кольцам или драматических подпрыгиваний, как тогда резюмировал Джордан.
27 сентября
Диаметр у кольца чуть больше мяча, ей-Мерлин! Я вообще не понимаю, как можно бросать с фланга! Бросать всё-таки тяжко, но я справляюсь. Как говорит Джордан, «от штанги» уже не залетит. А ведь львиная доля голов с фланга так залетает. А тут что фланг, что полуфланг — одно лицо, в анфас и в профиль: попадай чётко, милочка, иначе — «дзинь!» и всё, квоффл у соперника.
Короче, на игру в воскресенье я не попадаю,
с чего местные, кажется, выпали в осадок. Хотя можно было попробовать поиграть в центре, но свой центровой тут есть, и мне пришлось «подвинуться». Представляешь, так мне и сказали: «Прости, Кэти, но ты тут максимум на сезон, а Джек с нами надолго». Нет, ну представляешь, забесплатно получить такого игрока, как я, и на тебе, подвинься,
хотя в наших условиях ты хоть что-то можешь только в центре. Да, «от скромности ты не умрёшь» — это, если что, штука заразная, и угадай, от кого я заразилась за семь лет!
28 сентября
Сегодня была игра. Ну-с, что я имею сказать: явно не наши скорости, о тактике не скажу, я ж не тренер, но вроде её тут нет. И техника в общем и целом уступает, но точность бросков тут… Вот возьми эталонную сборную Виктора против сборной Фолклендов — и кажется, что у Вика-то и шансов не будет. Ну, если болгары сразу не запрут островитян на их половине.
И смогу ли я отыграть тут на фланге — большой вопрос.
Кстати, о чемпионате.
Здесь команд ещё меньше, чем у нас, — тут их десять. Я уж было ужаснулась, сколько всего мне тут отведено игр, но, знаешь, кажется, я понимаю, почему их не включают в МАК. А знаешь почему? Система игр тут — ну очень странная! Есть десять команд. Они играют между собой дома и в гостях — получаем всего-то 18 игр, так? Ага, но в итоге главное не общая таблица, а таблица дивизионов! Тут два дивизиона, Север и Юг, по пять команд в каждом, и если ты в своём дивизионе на последнем месте в конце регулярки — отдыхай до следующего сезона да подрабатывай пастухом у магглов — и я не шучу, мне сказали, обычно тут так и делают, благо с палочкой это легче лёгкого. А потом, если ты не вылетел в чемпионат по пастушьему мастерству, ты играешь ещё по две игры с каждым из оставшихся в игре соперников из твоего дивизиона, а уже потом — плей-офф, как у нас. Но нет этой дурацкой жеребьёвки (да знаю я, что раньше она меня не бесила!), и первое место с Севера играет с первым местом Юга и так далее. Я прямо-таки вижу твоё удивление, дорогой, и немой вопрос: «Чемпионат мира?» Но нет, общемировая практика «Первый из группы А играет с последним из группы B» здесь не работает. Как мне объяснили — это чтобы к «тройкам» присоединялись в одной второй самые сильные «четвёрки». Я бы и рада им объяснить, что для нормального развития команд было бы здорово, если бы слабые больше играли с самыми сильными, но… тут какой-то свой мир, Гарри, и не нам лезть в его устройство.
Но, учитывая всё вышеописанное, — буду оставаться на поле до последнего, потому что надо же как-то научиться бросать.
3 октября
Сегодня должна прилететь Глория — я жду не дождусь твоего письма! Что до меня — ну, я кое-как сносно бросаю в спокойной обстановке с центра — уж простите, но точность-то у меня на высоте.
Другой вопрос, как вообще попадать в кольца с фланга?! Ну как?! Ну вот летишь ты, допустим, слева, ближнее кольцо за кипером вообще не видно, в среднее попробуй попади, учитывая, что вскинуть руку за голову киперу вообще раз плюнуть — лишь бы были у него рука и голова, собственно, а в дальнее надо бы метиться! Нет, я понимаю, я сама только недавно писала о том мяче в ворота Вуда, но, боггарт же, Гарри, ты ведь свидетель — я примерялась к броску! А тут — довольно недружелюбный соперник и его ещё более недружелюбный бладжер, блин!
Ой, Глория! Глу, милая-милая Глу! Я её вижу, вижу! Пойду открою окно!
(Дальше шли какие-то кляксы и даже, кажется, дыры, будто бумага местами порвана царапавшим её пером, каждая фраза заляпана полностью, а длина абзаца не превышала и половину строки. Гарри не успел подумать, что за боггартовщина творится, как увидел то, что, кажется, вполне могло бы стать вопилерром.)
ГАРРИ ДЖЕЙМС ФЛИМОНТ ГЕНРИ ПОТТЕР!
Меня разрывают два противоречивых желания. С одной стороны, я хочу тебя задушить, с другой — расцеловать. Так что при встрече я тебя буду целовать, пока у тебя в лёгких воздух не закончится!
Чтоб ты был в курсе — ты, чёрт, балбес эдакий, умудрился отослать мне черновик твоего письма, так что я вижу
абсолютно все ремарки! И вроде я должна ужасно на тебя злиться, потому что ты опять не рассказываешь всей правды… Но я же понимаю: я за четырнадцать тысяч километров от тебя, а ты стараешься меня не расстраивать. Потому что на самом деле, судя по твоим ремаркам, там действительно нет войны и ты в безопасности. И ты цел и невредим. Это — самое важное.
Что касается игровых проблем… Слушай, для меня то, что это с тобой вообще происходит, конечно, удивительно, но по сравнению с тем, что ты уже делал в своей жизни, выглядит оно бытовой неурядицей, разве нет? Пожалуйста, я знаю тебя — не закапывай себя заранее! Это не стоит того — всё-таки я хочу увидеть моего мужа таким же черноволосым, как в сентябре ‘08, а не седым. По крайней мере, не через полгода, окей?
И ещё одно. Внезапно, выходит так, что раз ты приукрашиваешь действительность твоих игровых будней, значит, ты уверен, что у меня всё безоблачно. Это… забавно? На самом деле, я знаю, что ты уверен во мне, но чтоб
настолько… Ну, то есть, у меня сложилось впечатление, что ты ни секунды не размышлял над тем, а всё ли у меня здесь получается. Выходит, ты даже не размышлял, а как бы знал, что у меня тут всё получается.
Выходит, ты и писал это всё не из-за того, что в сентябре в тебе проснулся патологический лжец (что было бы странно с моей стороны — не замечать этого все семнадцать лет, с твоего первого года в сборной, ей-Мерлин), и не потому что ты опять хочешь мне соврать. И писал ты всё это в явно расстроенных чувствах, и выбирал слова — судя по смятой бумаге это действительно черновик, и ты готовился, прежде чем написать мне письмо, волновался и думал, как все это на меня повлияет? (Такое ощущение, будто я опять в тех самых перекрашенных «сникерсах», которые ты на меня надевал, как на Золушку, когда мы были на свидании в «Foyles»… Мда. Я начинаю понимать, что ты имел в виду, когда писал про уместность на письме всякой карамельно-розовой чуши им. Паддифут, о которой и не заикнёшься даже тет-а-тет.)
Наверно, ты сейчас читаешь это письмо и крутишь пальцем у виска? Думаешь, что твоя жена два месяца назад вынула из тебя всю душу за нечестность, а теперь же пишет, что это твоё письмо даже по-своему милое. Но не пойми меня неправильно, Гарри. Тогда — признаю, меня переклинило, — но мне показалось, что ты
действительно хочешь быть там где-то рядом с местом, где адреналину можно достать не только в квиддичных матчах, и поэтому намеренно не договариваешь крайне важное. И я, чего уж пытаться задушить мандрагору, если подумать, действительно боялась, что где-то в твоей глубине сидит
это, и — ты понимаешь, о чём я — выйдет наружу. Оно, конечно, сидит где-то очень глубоко, и ты, наверно, и сам не догадывался, да и я была спокойна, пока не наступила вдруг эта история с Косово — и из-под меня будто метлу выбили, честное слово. И добили бладжером, наверное.
Сейчас же — в твоих ремарках я вижу, что тебе всё это не нравится, что ты хочешь обратно на острова, обратно в «Паддлмир», обратно ко мне, к Уизли, Тедди, Ли и балбесине Хашу… Это действительно, как и тогда в самом деле, попытка (по счастью, неудавшаяся) оградить меня от того плохого, что сейчас есть в твоей жизни (так странно писать «в твоей», а не «в нашей»), и в этом — такая забота, что мне невольно хочется… Впрочем, с тобой я уже лет шесть или семь старательно убеждаю себя, что от кафе мадам Паддифут у меня сахар скрипит на зубах, а то… впрочем, чего я тебе рассказываю, будто ты и сам не знаешь, как стоит относиться к Паддифут.
И, Гарри. Ты же в курсе, что я твоя жена и «знаю тебя как облупленного»? Конечно, эта фраза и тогда, на сентябрьской веранде дома Браунси, была несколько неверной (финал Кубка показал мне, насколько наивно было думать, что я знаю всего тебя), но я всё же миссис Гарри Поттер уже не первый год, и… Пожалуйста, если опять захочется поугрызаться, то сгрызи за меня ту ужасную метлу, но не себя, ладно? Да, я знаю, что ты опять пытался совершить подлог действительности, но — опять же, я за половину мира от тебя, и… Я думаю, ты сейчас меня понимаешь. Всё это и так будет меня мучить, но успокаивает, что всё не настолько плохо, чтобы ты не мог: а) думать обо мне, б) шутить, в) отдать голевой пас (не знаю, правда это или нет, но, памятуя о финале и зная своего мужа, возможно всё).
Гарри, не забывай, что свадебная клятва не зависит от расстояния и что я — в любой момент «и в горе, и в радости».
У тебя сейчас точно голова кругом пойдёт, да? Ох, как же это сложно — не видеть тебя и не иметь возможности обнять и вдохнуть тебя. Нам всегда было проще понять друг друга на уровне движений и взглядов, а не слов и букв на письме, а? Но, в конце концов, я ведь согласилась на то свидание, даже учитывая, что письмо было ужасно слащавое и написанное вообще двумя пьяными квиддичистами? Но. Письмо было подписано как твоё, и за ним стояла не только не-твоя подпись, но и твои взгляды, твой рыжий Юнион Джек, твои взмахи руками от недостатка слов, твоё… Ты сам, Гарри.
Всё также влюблённая как дура,
миссис Гарри Поттер
P. S. Пожалуйста, не забывай, что ты мне нужен живой, здоровый и не съеденный самим собой. Ты мне нравишься целиком, знаешь ли.
P. P. S. И да, зачёркнуто всё постфактум.
P. P. P. S. Да, я немного мстительная. Совсем чуть-чуть. И не бурчи, пожалуйста, я зачёркивала одной линией, а не как ты, то ли тремя, то ли пятью :Р
