БЛЕЙК
Некоторое время после пробуждения Блейк лежал неподвижно. У него не хватало сил открыть глаза. Нет, то были силы не физические, а моральные. В последний раз, когда веки парня сомкнулись, он закрылся рукой от невыносимо яркой вспышки света и ощущение чего-то неизбежного захлестнуло его. Что, если теперь открыть глаза, это сияние выжжет их? Как бы он хотел просто погрузиться в небытие, где одна лишь тьма, где нет страха, нет чувств, нет преследующей его головной боли. Трус, какой же я трус. Не смог спасти Джессику, не смог спасти Линн. Только и могу, что убегать, даже после всего того, что произошло. Но ведь был кто-то еще, я должен был спасти кого-то еще? Ему нужна была моя помощь… И тут он вспомнил, что вышел из церкви с младенцем на руках. Нет. Он не отбрасывал тени. Он не настоящий. Полная тишина сменилась звоном в ушах, в виски словно вогнали раскаленные иглы. От тяжелых воспоминаний Лангерманн поморщился и замотал головой, будто в попытке выкинуть из неё все произошедшее, а от болезненных ощущений застонал. Пришлось открыть глаза. Вокруг всё плыло, но Блейк заметил две мужские фигуры. Сквозь постепенно стихающее гудение в голове, он услышал их приглушенные голоса, хоть и не смог разобрать, о чем те говорят. — Воды… Они резко замолчали, но реакция на мольбу последовала не сразу. Лишь через пару секунд один из силуэтов, становившихся все более отчетливыми, двинулся с места и поспешно выполнил просьбу. Никогда еще оператор не был так рад глотку воды, как сейчас. Ну, может, даже не одному десятку глотков. — Посмотри на него, будто из пустыни, — едко усмехнулся тот, что стоял поодаль. — Он и так из пустыни. — осуждающе отозвался второй. — В этом и шутка, тупица. Черный юмор, понимаешь? — кажется, он махнул рукой. — Не отвечай, я понял, что ты не оценил. Блейк уже отчетливо слышал, но не слушал. Ему было даже не интересно, кто эти двое и о чем говорят, в голове парня крутилась лишь одна мысль. — Я жив. — он неосознанно сказал это вслух. Повисло неловкое молчание. Второй незнакомец начал приближаться и это вывело Лангерманна из раздумий. Странно, но теперь он наконец ощутил что-то, кроме боли. Чувство опустошения сменилось дискомфортом, а затем легким стрессом. Что-то не так. — Давай так, — садясь на край кровати, начал этот странный человек, — не задавай вопросов, а я быстро пробегусь по тому, что потенциально могло бы тебя интересовать? Блейк был не уверен, что сможет с первого раза понять все, что услышит, однако машинально кивнул. — Хорошо, начнем с простого. Я — Майлз, вон тот смазливый — Вейлон. — парень, которого представили Вейлоном, закатил глаза. — Ты в больнице. Мы здесь, чтобы забрать тебя. Забираем мы тебя, потому что плохие дяди хотят узнать все, что было в Храмовых Вратах. То ужасное место, припоминаешь? О да, он помнил. Будто бы земля разверзлась и из Ада вышла вся грязь, все грешники, веками томившиеся там. И все они были против него. Почему-то именно на долю оператора выпало стать козлом отпущения в кровавых боях между сторонами, которые одинаково хотели его смерти. Кто-то считал его самим дьяволом, кто-то новым Иисусом, чья плоть излечит любые болезни, а кто-то вовсе хотел его трахнуть. Ад пуст, все бесы здесь. Майлз щелкнул пальцами над ухом, обращая на себя внимание. — Ты с нами, спящая красавица? Слушаешь меня? — Да… — Блейк еле выдавил из себя ответ. Стресс сменился страхом, какой появляется после просмотра дешевого триллера, когда пытаешься уснуть. Вроде бы, бояться нечего, но отчего-то воображение рисует зловещие картины. Сейчас этой картиной был Майлз. Необъяснимый дискомфорт словно исходил изнутри этого парня. — Отлично, а теперь пойдем. — вставая с постели, он не заметил последовавшего ему примеру Лангерманна и с плохо скрываемым раздражением снова обратился к нему. — Плохие дяди. Храмовые Врата. Мы уходим. — Не говори со мной, как с ребенком, я понимаю. — с неожиданной для всех агрессией выпалил парень. Страх, который сменился злобой на короткий промежуток, дал о себе знать снова. — Прости, я… Не знаю, что на меня нашло. Майлз словно не слушал, он бесцеремонно схватил собеседника за плечи и вытащил из кровати. Вейлон осуждающе прошипел, придержав падающего Лангерманна — тот еще плохо стоял на ногах. За дверью послышались голоса, явно недовольные. Краем глаза Блейк заметил, что дверь подперта стулом. — Мать твою! — сквозь зубы ругнулся Майлз, вместе с Вейлоном ведя оператора к окну. — Я же говорил, что мы не успеем, Парк. Надо было просто хватать его и уносить отсюда. Но нет же, «не будем подвергать его стрессам», «это слишком опасно», бла-бла-бла… — И как ты себе это представляешь? Вынесли бы через парадный вход, а потом положили в багажник и уехали?! Кретин, это же не маленькая девочка, даже вдвоем мы бы его не подняли. Лишь в тот миг, когда парни открыли окно и стали поочередно вылезать на улицу, Блейк понял, что ему надо лезть следом. — Нет-нет-нет, я не смогу! — воспротивился он, до сих пор помнящий свое падение с бревна в пропасть. Здесь, конечно, относительно невысоко и если упадет — то на подставившего руки Вейлона, ожидающего внизу, однако падать совсем не хотелось. Кто-то по ту сторону двери все яростнее старался войти, слышались мужские и женские голоса. Лангерманн перестал понимать, что происходит, слишком много всего разом навалилось. Всего несколько минут назад он лежал на больничной койке, а теперь вынужден сбегать через окно, подгоняемый сзади Майлзом. За спиной послышалось что-то отдаленно напоминающее жужжание. Парень обернулся и на него словно выплеснули ведро ледяной воды. Нечто, что нельзя объяснить, вызвало неимоверный страх, тот самый, который впервые настиг в Храмовых Вратах. Что-то искусственное, неестественное, желающее причинить Блейку боль, испугало его. Головная боль была заглушена страхом, а страх адреналином, и под нечеловеческим взглядом Майлза, точно по приказу, Лангерманн выпрыгнул из окна.***
ПОЛИН
— Восхитительно. — подытожила Глик, осматривая пустую больничную палату. Из окна, открытого настежь, дул холодный ветер. Это, пожалуй, единственное, что остужало её гнев в такой дерьмовой ситуации. — Не беспокойтесь, далеко он уйти все равно не сможет. — главврач с лицом, какие обычно встречаются среди портретов нацистских ученых, абсолютно хладнокровно заверял её в том, что все в полном порядке. — Наши камеры, в том числе не видимые невооруженным глазом, наверняка зафиксировали его. Мужчину с его телосложением сложно потерять из виду. — И все же, у вас это получилось. — издевательски перебила Полин. Она любила это делать, — отпускать унизительные шуточки — чтобы расслабиться и показать, кто здесь главный. — Что-нибудь удалось вытащить из Блейка до побега? — Пациент был без сознания, а когда приходил в себя, мы слышали лишь бессвязный бред. Но даже эта информация может вам пригодиться. — словно гордясь собой, он улыбнулся. Ты пытаешься меня удивить этим? — Разумеется. Предоставьте её в письменном виде, иначе Ваши слова потеряют свою цену. — как всегда, даже не улыбнувшись ему в ответ, агент прошлась по палате. Высунувшись в окно, Полин постаралась понять, в каком именно направлении могли скрыться Блейк Лангерманн и… Саймон Пикок? Возможно. Но Блейк явно действовал не один, врач прав, состояние бедолаги оставляло желать лучшего. Когда она увидела его в Храмовых Вратах, то готова была поставить на то, что парень не продержится и пары недель на этом свете. Как оказалось, он крепкий сукин сын. — Мисс Глик, — другой агент окликнул ее, — я нашел кое-что интересное. Этот старикан, который выглядел еще хуже, чем Пол в свои самые плохие дни, теперь ее новый «напарник». После исчезновения Мариона и его дочери прошло изрядное количество времени, и руководству не нравилось, что Полин работает одна и отказывается от напарников. Они думают, что от них будет какой-то толк, но на самом деле лишь подкидывают Глик хлопот. — Удивите меня. — в каждом ее слове была провокация, заставляющая других держаться так, чтобы не упасть в грязь лицом. А для этого нужно применить максимум усилий — что ж, на этот раз это было фиаско. — Бутылка? Когда я говорила «удивите меня», имела в виду нечто другое. — Это не просто бутылка с водой — она явно куплена вне территории больницы. Бренд известный, и по округе таких продается великое множество… — Ближе к сути. — перебила Полин, покрываясь мурашками от холода. — И закройте кто-нибудь чертово окно. — Блейк ушел не один, ему помогли, — ее догадка подтвердилась, — и сделали они это в спешке. Скорее всего, он сам не знал об их приходе. Если повезет, получится снять отпечатки пальцев. — С бутылки, которую как минимум один посторонний держал в руках? — улыбка победителя сползла с лица агента, говорящего с ней. Идиот, всё могло получиться, если бы ты подумал головой, прежде чем прикасаться к чему-либо. Попил бы из нее еще. Теория, которую озвучил «напарник», держалась на одной лишь вере в ее подлинность, а этого недостаточно, чтобы тратить время на проверку. Должно быть еще что-то, что-нибудь, за что можно ухватиться. Будь здесь Пол, а не этот маразматик, он точно увидел бы нечто незначительное, однако в конечном итоге являющееся недостающим кусочком пазла. Глик всегда раздражала эта черта в нем, эта спонтанность, а он и сам не понимал, как приводил их к цели. Сделав глубокий вдох, Полин снова оглядела помещение. Ничего примечательного. Ладно, черт с ним, впереди еще камеры видеонаблюдения. Но и они не принесли плодов. — Погоди-ка, — наклоняясь ближе к одному из дюжины мониторов, женщина показала пальцем на конкретную часть экрана, — машина, проехавшая только что, откуда она взялась? Перемотай назад, — скомандовала Глик охраннику, и он послушно исполнил, — она ехала не со стоянки. Из места, которое не видно камере, но достаточно близкого, чтобы дойти до него, даже если ты Блейк Лангерманн, который был на волоске от комы. Перемотай еще раз. Останови. Номера машины не видны, но по общим очертаниям похожа на джип. Она озвучивала все свои мысли вслух, будто бы вслушиваясь в логичность и пытаясь найти ошибку. Не могло всё в одну секунду стать так складно, слишком неправильно, слишком глупо. Пикок бы не допустил такой оплошности. Полин пригляделась снова — изображение было нечеткое, она могла поклясться, что это ее воображение дорисовывает очертания джипа, как если бы она смотрела на облако и видела вместо него бутылку вина, но что-то подсказывало Глик о правильности предположения. Интересно, Пол тоже испытывал подобное? — Джипов в округе, как и бутылок, немало. — намекнул напарник, который всё больше ее бесил. — Да, но сколько из них побывали в Маунт-Мэссив?***
МАЙЛЗ
Они ехали, как черепахи. И почему Апшер пустил за руль этого всего боявшегося идиота? Вейлон, конечно, совершил немало подвигов, доказывающих его храбрость, — побег из Маунт-Мэссив одно из главных доказательств, — но вести машину быстрее, чем позволяли дорожные знаки, он не осмеливался. — Парк, ты идиот. Он лишь набрал в грудь больше воздуха и сжал руль крепче. Бесится, а это только забавляет Майлза. Программист знал это, и порой Апшер гадал: специально ли ему подыгравают? С их «знакомства» общение развивалось стремительно, так, начав с взаимных обвинений, они пришли к тому поведению друг с другом, из-за которого посторонние видят в них милую гей-пару. В принципе, Майлз был не против, это даже было весело. Что насчет Вейлона — тот лишь всем своим видом старался показать, что никакого отношению к «пидору в кожанке» (так он однажды назвал репортера в приступе гнева) не имеет, и вообще, они не знакомы. Ну да, ну да, Парк. Каждый раз вспоминаю твое лицо, когда я разорвал того мужика в синем костюме, пытавшегося тебя убить, и еле сдерживаю смех. Вот так ты меня благодаришь за жизнь? Почувствовав на себе чужой взгляд, Апшер посмотрел в зеркало, встретившись с ним. Видимо, Блейк смутился, а может и испугался, потому поспешно переключился на рассматривание видов за окном. Он все еще был в шоке от произошедшего, что вполне понятно. Наверное, думал, куда его сейчас везут, зачем он им нужен и прочее подобное. Помнит ли он вообще, что Апшер рассказал еще в больнице? — Блейк, — позвал парень, как ни в чем не бывало, — теперь даже если захотеть, торопиться мы не сможем, а все благодаря мистеру зануде, — Парк вздохнул еще более раздраженно, чем в первый раз, что заставило улыбнуться. Наверняка сейчас продумывает тираду о том, что опасно ехать не по правилам, быть пойманными из-за этого и всё подобное, что так любит этот дотошный, чрезмерно правильный программист. — так что можешь задать любой интересующий тебя вопрос. Повисла тишина. — Да ладно, не стесняйся, я всё понимаю. Не делаю вид, как Вейлон, который думает что за нами не будет погони и мы тут на пикник едем, а искренне понимаю. «Он мне не доверяет», — понимал Майлз, — «Боится». — Почему я нужен вам? И им? И кто вообще такие «они»? — Стой-стой-стой, давай по-порядку. «Они» — это Меркофф, корпорация, которая проводит эксперименты над человеческой психикой с целью создания идеального материала для управления… — журналист запнулся. Не говорить же ему про Вальридера. К тому же, из-за облучения и нестабильной психики, оператор сам чувствует его. Скажи человеку, видящему в темноте силуэт, что это действительно силуэт, а не его воображение, будет из этого какая-нибудь польза? Вряд ли. — Оружием массового поражения, которое они тоже создают. Ты попал в зону действия одного из экспериментов, много видел, и являешься прямой опасностью. Знаешь почему? Блейк отрицательно помотал головой. — Потому, что можешь рассказать миру о произошедшем. Ублюдки из корпорации этого не допустят, если найдут тебя. Ты стал участником тех событий, в которых побывали и мы с Вейлоном. На кого-то до сих пор срабатывают металлодетекторы, — усмехнулся Апшер, покосившись на Парка. Тот никак не отреагировал, словно и не слышал. Эта тема весьма болезненна для него, но ничего, переживет. — Он сломал ногу и пришлось ставить пластину. Ходит теперь, пиликает. Нас из-за него террористами считают, знаешь… Дальнейший разговор пошел ни о чем, но шутки Майлза расслабили Лангерманна и тот перестал с таким подозрением коситься на двух парней, буквально выкравших его из больницы. — Ну хорошо, а что насчет тебя? — внезапно прервал Блейк. — Что такого сделали тебе, раз ты так зол на эту корпорацию? Журналист задумался. Конечно, рассказывать или показывать свои силы в действии он не собирался, а также упоминать о расстреле, но нужно было быстро найти что-то весомое, дабы не потерять шаткое доверие Лангерманна. Последний только недавно, сам того не зная, подвергся действию Вальридера, принцип которого не понятен до конца даже его хозяину. Ну, одному из них. В любом случае, травмировать парня лишний раз не стоит. И тут в голову Апшера приходит странная мысль, которая может сработать. Он ведь рассказал об увечии Вейлона, так почему бы и не рассказать о своем? Отталкиваясь от этого, можно поведать всю их историю (опуская определенные моменты, конечно же), что сыграет только на руку Майлзу. Чем больше Блейк им доверяет, тем проще будет. Он молча снимает с обеих рук кожаные перчатки, в которых был до этого. В отличии от Вейлона, он позаботился заранее о безопасности — не трогать же добрую часть больничных стен голыми руками, когда Блейка спохватятся. Повернувшись на сидении так, чтобы видеть лицо собеседника, Апшер протягивает ему свои ладони. — Боже… — вырывается у Лангерманна, и он непроизвольно берет руки Майлза в свои. Весьма неожиданно, — видимо для Вейлона тоже, раз он решил поглазеть на них, а не следить за дорогой. Словно услышав мысли репортера, Парк отворачивается. По крайней мере, это можно предполагать, ведь взгляда на себе Апшер больше не чувствует. — Это еще ничего, — отшучивается парень, который готов вернуться в Маунт-Мэссив только для того, чтобы разрывать Ричарда Трагера на кусочки снова и снова, — вот Вейлону знаешь, что отрезать хотели? — высвободившись из рук Блейка, репортер вернулся в обычное положение. — Апшер! — возмутился Парк. — Ну-ка закрой рот, я тебя знаю, переврешь половину. Давай лучше я расскажу, — глянув на Лангерманна через зеркало, Вейлон улыбнулся так мило, как только мог. Смекнул, наконец, зачем весь этот треп был заведен. — Ага, ты-то у нас невеста хоть куда, тебя все хотят, а ты никому не даешь. Ну, кроме меня, конечно. — Кого ты пытаешься обмануть, Майлз? Ты не гей, а самый настоящий пидор. Апшер усмехнулся. Нет, всё же друг по несчастью так ничего и не понял, а просто обиделся. Сложно же будет теперь поддерживать моральное состояние этих двоих. Раньше журналист справлялся, но теперь… Стоит только отвернуться — не разорвут ли два поехавших в ходе бесчеловечных экспериментов парня друг друга в приступе бесконтрольной ярости, страха и желания? Ни один из них не подозревает, что в любую секунду может потерять рассудок окончательно. Но и нет смысла об этом рассказывать, — в конце концов, оба ему нужны в более-менее здравом уме.