ПОЛИН
Она не спала целые сутки. Состояние постоянного стресса стало для Полин обыденностью, как и проблемы, которые требовали «незамедлительных решений». Руководству совсем не нравилось, как продвигаются дела в последнее время. Марион скрылся, Пикок залег на дно, Лангерманн неведомо где, всё новыми подробностями продолжают обрастать слитые в интернет файлы. Разобраться с последним проще простого, когда есть свои люди в сфере СМИ, умеющие убеждать. Один из знакомых Полин (коих у нее было великое множество в самых разных отраслях) с радостью оклеветал бы человека, если бы это принесло известность и сделало толстым кошелек. Всё, что ему нужно — тема, которая у всех на слуху, а также все материалы по ней. Глик не идиотка, чтобы делиться информацией с каким-то продажным журналистом, поэтому она сделала так, чтобы он понял, в каком русле стоило бы написать статью. — Долго наживаться на легенде ты не сможешь, — убеждала Полин, — ведь через какое-то время она потеряет свою актуальность и забудется. Но можно вселить в читателей неуверенность о единственно верной трактовке случившегося — добавить еще одну и нести ее в массы. Тогда мнения разделятся на два лагеря, и постепенно от рассуждений о том, что же случилось на самом деле, они перейдут к спору ради спора. Для тебя подобное выгодно, ведь чем глубже пропасть разногласий, тем радикальнее методы противоборствующих сторон. Разве не хорошая тема для обсуждения? — подкупающе улыбаясь, женщина перекинула ногу на ногу, ожидая ответа собеседника. Какое-то время он сомневался, задавал вопросы, потенциально ведущие теорию Глик к провалу, однако она хорошо всё продумала. Эти «а что если…», «а вдруг…» раздражали, она просто теряла время. С бо́льшим успехом агент могла написать статью сама, будь у нее достаточное количество читателей, чтобы информация стала вирусной. В конце концов журналист сдался и согласился оказать услугу. Задумка Полин была в том, чтобы всё кровавое и необъяснимое, из оказавшихся в сети видео, стало простым и логичным. В двадцать первом веке люди умудряются аргументировать реальность происходивших в Библии событий, так неужели не получится убедить их в обыкновенной фальсификации случившегося в Маунт-Мэссив? По крайней мере, это даст Глик время, предотвратить новые утечки и наконец поймать виновников. Отложив в сторону газету с громким заголовком «Фейк из Маунт-Мэссив», женщина глубоко вздохнула. Автор действительно хорошо постарался, однако сейчас такой незначительный успех не радовал Полин. Ключевые задачи не выполнены, и чем дольше она тянет, тем больше риски для корпорации. Что ей делать с Блейком Лангерманном? Если догадка верна, то сбежал он на джипе Майлза Апшера, вместе с сообщником. Или сообщниками. Номера, которые ранее удалось установить, более не являлись действительными. Можно попытать счастье и рыть информацию до тех пор, пока не найдется тот самый джип, но это безумие. В последний раз его видели после побега Вейлона Парка, а что было с машиной дальше — неизвестно. Агент откинула голову на спинку стула и закрыла глаза, стараясь расслабиться. В сознании всплыл образ человека, который, кажется, всё всегда знал наперед. Его синий пиджак подчеркивал цвет глаз, которые так внимательно изучали Глик. Она бы хотела его снять, а после и всё остальное. Джереми Блэр вполне мог развеять напряжение* женщины, будь он жив. Почему-то Полин часто возвращалась к мыслям о мужчине, хотя они были едва знакомы. Иногда она всерьез прокручивала в голове их так и не состоявшийся ужин. Почему ты? Почему никто другой? Само собой, Полин знала, почему именно он — они одинаковые. Блэр был таким же хищником, она знала, чувствовала, какую силу Джереми источал. Он умел быть убедительным, харизматичным и в меру самоуверенным, однако оказался недостаточно хорош, чтобы выбраться из лап смерти. Глик медленно и нехотя открыла глаза, придвинулась ближе к столу и достала из ящика злосчастную папку, которую любезно передал главврач больницы. Если она не может выйти на Апшера, а Пикок давно не подавал признаков жизни, то остается лишь один вариант — Блейк Лангерманн. Полин изучит его, найдет и уничтожит, как делала со всеми до этого, чего бы ей это ни стоило.***
ВЕЙЛОН
Парка совсем не устраивало то, что происходит. Он всегда терпел, помалкивал и ждал действий Апшера, несмотря на то, что они должны работать в команде. Так дела идут и сейчас — Майлз снова рвется вперед, ничего не обсуждая и толком не обдумывая план действий. Разве может такой взбалмошный человек стать негласным лидером? Как показывает практика — да. А может, дело в Вейлоне? Он всегда старался держаться позади сильных, не лезть на рожон, довольствоваться тем, что есть. Однажды он воспротивился системе, и с тех пор ни дня покоя. Не то что бы это вызывало сожаления, однако порой мысли о том, что происходит нечто неправильное, всё же посещали программиста. Может, не стоило вообще доверять Пикоку и выкладывать данные куда бы то ни было? Забыть, забрать семью и уехать подальше. Перестань, Вейлон, ты же знаешь, что вас рано или поздно выследили бы. Твоя семья не должна расплачиваться за твои ошибки, и сейчас неважно, насколько сильно ты устал и как тебе сложно. Ты прошел через ад и забрал вместе с собой как минимум одну человеческую жизнь. Он шел впереди. Майлз Апшер, парень двадцати пяти лет, довольно высокий. Его плечи были шире бедер, и Вейлон поймал себя на мысли, что слишком долго разглядывает спину (возможно чуть ниже) журналиста. Отчасти программист признал в себе заинтересованность Майлзом как парнем, но то были не больше, чем глупые фантазии. Как если бы подросток влюбился в преподавателя — Парк усмехнулся своим мыслям. Брюнет перед ним резко остановился, из-за чего Вей чуть не налетел на него. — Какого черта, Апшер? — слова вылетали быстрее, чем мозг обрабатывал поток мыслей. С тех пор, как после поджога собственного дома пришлось оставить семью в «безопасном месте» (о котором знал только репортер), единственным спутником стал Майлз. И именно тогда ночные кошмары сменились внезапными всплесками агрессии, бесконтрольными истериками на пустом месте и повышенной эмоциональностью. — Меня бесит, когда кто-то так нагло пялится. — с неподдельным раздражением бросил Апшер. — Если уж хочешь меня осмотреть, будь любезен, сделай фотографию и успокойся. Можешь творить с ней что душе угодно, только не при мне. — эта растянувшаяся на лице похабная довольная ухмылочка — одна из ряда способов вывести Вейлона в любой ситуации. Спокойно, Вей. Этот мудак тебе нужен, поэтому делай все, что он говорит. Ты исполнишь свой долг перед совестью, а потом вернешься к семье, живым и здоровым. Лиза всегда хладнокровно анализировала проблему и приподносила тебе решение. Сейчас на ее месте Майлз, слушай его, а главное не облажайся. Хотя бы на этот раз. Видимо, замечая как эмоции сменяются на лице программиста, Майлз подумал, что сейчас польется очередной ручей слёз и нарушил затянувшуюся тишину. — Не начинай снова, Вей. Мы здесь не ради тебя или меня, а ради парня, которому нужна помощь. Вспомни себя после Маунт-Мэссив — вздрагивающего от каждого шороха, спящего только при свете дня и боявшегося оставаться в темноте. Если бы всё то время, пока ты жалел себя и тихо сходил с ума, я зацикливался на личных проблемах, то получилось бы вытянуть тебя? Рассказать миру о всем аде, который ты прошел? Парка отчитывали, словно провинившегося мальчишку. В какой-то степени журналист похож на Лизу во время их ссор — ни доли эгоизма и требований, но манипулятивное поведение и сухие факты заставляют подчиниться, принять их сторону. Эти люди знают, как будет «лучше», хорошо продумывают последствия своих действий. Программист так не умел. Привык работать по одной схеме, идти по четко спланированному сценарию, данному кем-то другим. Знакомые из университета восхищались тем, как легко ему дается учеба, однако правда в том, что работа с цифрами намного проще, нежели с людьми. Никогда не можешь быть уверен — а что совершит стоящий перед тобой человек в следующую секунду? Как предугадать его действия? В Маунт-Мэссив он не раз убеждался в непредсказуемости людей. Доктор Розет* говорила, что человеческое поведение — это не формула, которую можно вывести и она никогда не изменится, но всё же примерно «вычислить» реакцию определенной личности на внешнее воздействие возможно, достаточно хорошо изучив её. — Нет, — наконец ответил Парк. Даже не потому, что это было правдой, а потому, что это хотели от него услышать. — Не получилось бы. — А теперь намотай остатки своей психики на кулак и иди за мной. — Куда мы вообще идем? Почему без Блейка? Не опасно оставлять его одного? — поровнявшись с журналистом, Вейлон решил, что тишина угнетает его. Она спровоцирует лишь неловкую ситуацию и вызовет еще больше стресса, чем движение плечом к плечу с Апшером и сменяющие друг друга с неимоверной скоростью эмоции. — О, наш мистер тихоня решил подать голос? — не давая программисту времени для ответа, Майлз продолжил. — Из машины Блейк, если захочет, спокойно выйдет, хотя я был бы благодарен, не рыпайся он лишний раз. Если кто-то найдет его в таком привлекательном одиночестве и решит составить компанию — например, ублюдки из Меркофф, — думаю у него хватит ума самому завести машину и скрыться. Искренне надеюсь, что до нашего возвращения ничего не случится. Вечерело, подтаявший снег неприятно хрустел под ногами, и вроде тишина не наступала ни на секунду, но что-то всё же давило. Желания поговорить не было, да и запыхавшийся от быстрой ходьбы Вейлон не смог бы делать всё вместе. — В какую задницу ты нас ведешь… — выругался парень, хотя злобы в его тоне не было. Хотелось просто вернуться в прогретую машину, отдать руль в руки безбашенного Апшера и уснуть на заднем сидении. Солнце почти село, а оставаться в кромешной тьме посреди леса программисту совсем не хотелось. Эта мгла с весенней прохладой напоминали ту злополучную осеннюю ночь, перевернувшую всю его жизнь. Выйдя через перелесок на небольшую поляну с упавшим деревом, журналист снова притормозил, хоть на этот раз и не остановился. Стало совсем темно — хоть глаз выколи. Вейлона перестала интересовать причина, по которой его вытащили из зоны комфорта, теперь беспокоило лишь одно — как возвращаться назад в такой темноте? Они шли сюда не меньше часа, сквозь цепляющиеся за штаны кусты и размякшую под тонким слоем снега землю, но смогут ли найти дорогу назад? — Если увидишь фиолетовые цветы — дай знать. Только не трогай их. — уведомил вполголоса Майлз, осматриваясь. Цветы? Он сейчас серьезно? — Может тебе еще черные цветы в такой темноте найти? — Да, они могут быть и такие… — словно не слыша претензии в ответе Вейлона, Апшер продолжал разглядывать землю, низко наклоняясь к ней. С каждым шагом парень отдалялся, а на Парка находила всё бо́льшая паника. Воздух показался более тяжелым, чем раньше. Глаза подводили, всматривавшийся в землю под ногами программист не видел собственных ботинок, — он пытался, правда пытался найти что-то отдаленно похожее на цветок, даже если тот окажется другого цвета, — всё тщетно. Во тьме воображение рисовало пугающие картины, но Парк держался, как только мог. В животе крутило и приходилось постоянно выпрямляться, чтобы вдохнуть поглубже. В один миг, когда он снова наклонился, ему вспомнились разбросанные по полу у выхода из психиатрической лечебницы внутренности Джереми Блэра, и необыкновенное желание засмеяться и сблевать одновременно рассеялось также быстро, как и появилось. Кто-то наступил на ветку чуть поодаль от поляны. Парень резко повернул голову в направлении звука, отчего его собственная шея хрустнула, и заметил силуэт между деревьями. — Майлз, вернись ко мне! — дрожащим голосом прикрикнул Вей, чтобы обратить на себя внимание. — Я не пойду туда! «А вдруг не Майлз?» — мелькнула мысль, однако ответ не заставил себя ждать. — Нашел! Я знал, что вы где-то здесь! Парк, ноги в руки, и ко мне. — не обращая внимания на жалобный стон с поляны, скомандовал Апшер. Переступив сперва через свои страхи, а потом через упавшее дерево, программист кое-как заставил себя подойти к сидящему на корточках возле дерева Майлзу. Последний срывал цветы характерным звуком, попутно раскапывая землю. — И? Что там? — Вейлону было не интересно, но очень страшно, поэтому разговор стал необходимостью. — Черный морозник*. — Букетик решил нарвать? — истерично усмехнулся Парк, сдерживая подходящую к горлу тошноту. Поднявшись с земли и шурша пакетом, который предварительно откопал, Апшер достал из него что-то. Пара щелчков, вызвавших у программиста не самые приятные воспоминания и рвоту, и на лице журналиста заиграл тусклый зеленый свет. Вытерев рот тыльной стороной ладони, Вей поднял взгляд. — Да, я тоже помню это ощущение. — словно отвечая на неозвученный, но очевидный вопрос, Майлз ухмыльнулся. Чуть помолчав, он решил всё же объясниться. — Во время моего путешествия до Храмовых Врат, когда ты остался наедине с Пикоком, я задержался, чтобы посмотреть, что же будет после того, как стихнет буря. Рано или поздно то место нашли бы агенты Меркофф, поэтому я… — он чуть помолчал, что-то обдумывая. — Решил прикарманить камеру Блейка, зная, какие полезные для нас там хранятся материалы. Таскать эту штуку с собой — безумие, так что как только узнал о том, что наш друг жив, да еще и неподалеку, решил вернуться в окрестности и спрятать, если нас всех перебьют. «Не доставайся же ты никому»? — В конце концов, кто-нибудь после нас нашел бы это место, уж поверь, я позаботился обо всем. Оставил заинтересованным людям подсказки, как в лучших детективных романах. —усмехнулся Майлз так, словно рассказал хорошую шутку, тут же сменив тему. — Оборудование получше, чем мое и на удивление не хуже Маунт-Мэссивских, хоть без батареек хреново себя ведет. Не делай вид, что тебя не интересовало, как мы пойдем назад. Именно с помощью нее. — тень от скул делала щеки совсем впалыми, лицо Апшера обрело болезненный вид. — Камера, ночное видение — ностальгия, а? Вижу, ты не разделяешь моей радости, поэтому идём, пока я еще помню дорогу. Оказавшись в машине, Вейлон позавидовал сладко спавшему на заднем сидении Блейку. Он тоже с удовольствием бы вздремнул, но лихорадочное состояние служило весомой помехой. Майлз посоветовал выпить всю оставшуюся воду, чтобы не случилось обезвоживания, однако Парк её не нашел. — Майлз, где бутылка с водой, которую я брал в больницу? — что-то привело программиста в чувство и он засуетился, в то время как боль и слабость отошли на второй план. Рыская по сумке со всеми «необходимыми» вещами, Вей начинал нервничать. — Откуда мне знать? — небрежно бросил журналист, тронувшись с места и быстро набирая скорость. — В сумке своей посмотри, ты же в ней всё туда притащил. — Но её здесь нет… — проверив все карманы сумки еще раз, Вей по-настоящему запаниковал. — Майлз… О нет. Нет-нет-нет, там же наши отпечатки! С другой стороны — кто заметит простую бутылку? Да конечно заметят, это же Меркофф, они мерзавцы, но не идиоты! Не идиоты, как я. — Ну что еще? Скоро доедем до заправки, там куплю тебе воду. Это такой драгоценный ресурс, не продержишься без нее пару часов? — Ты не понимаешь. Её здесь нет не потому, что я потерял, точнее именно поэтому, но не просто потерял, — затараторил парень, объясняясь, — а оставил в палате Блейка. — Ты… Ты что?! — переводя взгляд то на собеседника, то на дорогу, Апшер, кажется, впервые был в ярости. — Прости! Майлз, прости! Мы так торопились, что я совсем забыл о ней! — еще один рвотный позыв, вызванный тряской, обезвоживанием и нервами был сдержан только благодаря приложенным ко рту рукам. Журналист резко свернул на обочину, остановил машину. Схватив на шкирку программиста, вытащил его из авто, буквально кидая на землю. Парк стал отползать, думая, что сейчас с ним произойдет то, что когда-то сотворил Майлз с Джереми Блэром. Страх животного, загнанного в угол хищником, в какой-то миг парализовал тело, и всё что смог выдавить из себя до смерти (точнее, перед ней) напуганный парень была мольба о милосердии. В происходящее вмешался проснувшийся из-за криков и ругани Лангерманн, выскочивший из машины. — Что происходит? Майлз? Если бы Блейк появился секунду назад, то увидел бы всю ту ненависть, бушевавшую в блеснувших глазах Апшера. — Наш друг наделал в штанишки и чуть не обделал рвотными выделениями мой салон. — его голос всё еще полон презрения, но уже более холоден. Он… Успокаивается? — Решил вытащить его на улицу — пусть лучше удобряет придорожную траву. Мы тебя разбудили, принцесса? Дальнейший разговор Вей не слушал — он встал на четвереньки и продолжил опустошать желудок. После событий в Маунт-Мэссив, он, возможно, не растерял физической силы, но выносливость и стрессоустойчивость прохудились. Парка тошнило при каждом намеке на стресс, голова гудела всякий раз, как он волновался. Апшер знал, уже давно знал об этом, но еще ни разу не видел воочию. Что ж, пусть любуется. Странно, что Вейлон вообще жив. Ведь он больше и не нужен — все данные, которые слиты в сеть, продолжают расползаться и без его помощи. Почему? Почему весь этот кошмар никак не покидает его голову? Почему нельзя просто лишить его жизни или хотя бы рассудка, чтобы не мучать больше? И что самое важное — почему он все еще хватается за свое жалкое существование? Не ради себя. Я должен жить ради семьи. Слишком много проблем принес в их жизни и не могу просто так уйти, оставив всё как есть. Долго ждать Майлз не стал. Затащил в машину также, как и вышвырнул из нее. Не говоря ни слова, нажал на педаль газа и поехал. Первым тишину решился прервать Блейк. — Может расскажете, где были? — Вей обернулся. Рядом с Лангерманном лежала его камера, и он точно уже заметил её, догадавшись, где пропадали загадочные союзники. «Спасибо» — мысленно произнес программист, понимающий намерение парня разрядить обстановку. Но он достаточно хорошо успел узнать Апшера — тот не успокоится, и если его потревожить в плохом настроении, лишь сделаешь хуже. Что может случиться сейчас, когда журналист в гневе, — страшно и представить. — В преисподней. И кто-то, видимо, жаждет туда вернуться. — нервная, жестокая ухмылка расползалась по лицу репортера, делая его неприятным. Вейлон понял: Майлз тоже боится вернуться в Маунт-Мэссив, хоть и обладает нечеловеческой силой. — А почему бы, собственно, и нет? Может ты больной, отбитый на голову мазохист, который только и думает: «Ах, как хорошо, когда меня используют как подопытного кролика! Когда я беспомощно бегаю в темноте по битому стеклу, подскальзываюсь на лужах свежей крови, каждую секунду молюсь о смерти и еще одном вздохе одновременно, мне ведь так в кайф весь этот ночной кошмар!». Пусть тебя изнасилуют, отрежут что-нибудь, заживо начнут пожирать, все также заживо сожгут, если так хочется, но блять, не вздумай больше никогда тащить за собой в это пекло других! — с тихого, саркастичного тона, парень перешел на крик, после чего выдохнул, некоторое время тяжело дыша. Никто больше не пытался завести разговор. Неизвестно, как долго все молчали, но потом, уже настолько тихо и спокойно, насколько мог, Майлз продолжил. — Если ты все-таки когда-нибудь решишь утянуть нас всех в могилу по собственной глупости, — случайно или преднамеренно, меня не волнует — я собственноручно сверну тебе шею. Я вырву твой чертов позвоночник и сломаю об колено, ты понял меня? Парк закивал, сдерживая слёзы, подступающие обычно у детей, на которыйх кричат родители, а после того как услышал раздраженное «Прекрасно. Больше вопросов нет.» от репортера, отвернулся к окну и больше не смел поднимать головы. Лиза, я снова все испортил. Каждый из нас теперь в опасности из-за меня. На той бутылке были мои отпечатки — и отпечатки Блейка тоже, а может и Майлза. Они вычислят нас? Найдут и что тогда? Нет, они не убьют нас. Боже, Лиза, они не убьют нас… Иначе это было бы избавление.