безумие.

      Сенне всегда был тем ещё козлом. Вот сколько себя помнил, столько и был. До появления Зои в своей жизни. Да, Зои изменила многое, переменила всё внутри него. С Зои хотелось быть хорошим, её обижать было страшно, противно.       Сенне быстро сошёлся с её друзьями. Он знал, что прошлое просто так стереть нельзя, а они знали о нём всё, но принимали. Потому что Зои увидела в нём хорошее, а от того и сам Сенне стал думать, что он хороший. Или, по крайней мере, пытается быть таковым.       Жить в общем доме было странно и непривычно. Их было много на несколько квадратных метров, но парень быстро привык к этому. Он впервые за всю свою жизнь чувствовал, что у него есть семья. Он стал им родным, а они в свою очередь были родными ему. Нет, не каждый новый парень Милана, но сам он — определенно. А позже и Робби, который появился просто и сразу стал «своим». Жить в общем доме было странно, но очень приятно. Эти ребята влияли на него, как никто другой никогда за его жизнь. Они всегда были под боком, всегда давали советы, делились своими мыслями, переживаниями, помогали Зои. Сенне всегда боялся этого слова, но здесь, кажется, был бессилен отрицать. Он очень к ним привязался. К сожалению, как и всегда бывает в жизни, идиллия не длилась вечно. Сперва он стал замечать, лишь моментами, секундными паузами, что с Миланом, как ни с кем другим во всём мире, всё ощущается свободнее и ярче. Это он улавливал в их утренних беседах или при вечернем чаепитии. Милан был душой дома, в этом у Сенне не было никаких сомнений. Иногда по утрам Хендрикс во всю орудовал на кухне, наливал кофе, готовил завтрак, сладко потягивался, прогибаясь в спине. И Сенне на секунду ловил в своей голове осознание того, что готов отдать всё, что у него есть, за то, чтобы замереть в этом мгновении. А потом на кухню выходил очередной парень, чьё имя Смит забывал на первой букве, и всё рушилось. У Милана волосы пахли вкуснее, чем у Зои, у него губы были мягче, его голос звучал красивее. Хрупкие плечи Зои и любимые черты лица были ничем перед обликом Милана. Сенне любил Зои. Но она ему больше не нравилась. Ему нравился Милан, это было ясно как день.       Сенне всегда шёл до победного, не останавливаясь не перед какими преградами, но здесь, под пристальным лукавым взглядом в шутку флиртующего Хендрикса, он ощущал себя маленьким и робким. В то время как Милан был большим и напористым.       Милан любил Зои. Так же, как любил и своих бестолковых мальчишек со всем их дерьмом в комплектации. И Милан бы никогда в жизни не сделал им ничего плохого. Так, по крайней мере, он думал всё это время. Даже в те моменты, когда очень тупо ловил самого себя на необоснованной ревности или на том, как постепенно в каждой шутке в сторону Сенне от шутки оставалось одно название.       Сенне нередко щеголял по квартире без штанов или майки, постоянно ерошил свои беспорядочно лежащие волосы, активно отвечал на флирт и сильнее заколачивал крышку Милановского гроба.       Оба прекрасно знали, в какой момент шутки перестали быть шутками, но наотрез отказывались в этом признаваться. Одна лишь Зои продолжала заливисто смеяться, наблюдая за взаимодействиями двух дорогих ей людей. Робби смеяться перестал через пару недель после того утреннего инцидента, во время которого Сенне и узнал, что губы у Милана мягкие, а Милан понял, что никогда больше не будет участвовать в розыгрышах. — Как Зои могла подумать, что мы вместе? — Робби знал ответ на этот вопрос, но ему нужно было как-то подступиться, а сейчас всё к этому располагало. — Ну, я одинок, красив, привлекателен, а ты... Ты тоже, — Милан улыбнулся своей самой широкой улыбкой и ободряюще сжал плечи Робса, — из нас вышла бы красивая пара, не будь у тебя Сандера, а у меня... отцовских к тебе чувств, — он подмигнул и продолжил делать бутерброды, отвернувшись от парня. — Ты папочка семейства, да? — неловко посмеялся Робби, запуская руку в волосы. Напрямую спросить было страшно, но он ведь всё видел. — И для Сенне тоже? — Милан замер вместе с куском колбасы в пальцах, нервно сглотнул и почти беззаботно спросил. — В каком смысле? Конечно, в этом доме я — глава семьи, — глаза Милана бегали по столу, ему самому делалось плохо, но он изо всех сил держался. Думать о Сенне было тяжело, говорить еще хуже. — Милан, ну же, — Робби поднялся с места и встал сбоку от друга, пристально смотря на него. В его взгляде читалось всё то, что Милан так старательно пытался в себе подавить, — я, конечно, еще плох во всём этом, но необязательно быть геем, чтобы заметить, как ты на него смотришь.., — Робс аккуратно коснулся его плеча. — Я.. не понимаю, о чём ты, — Милан нервно сглотнул, доделал последний бутерброд и сел на своё место, собираясь с мыслями. — Милан, — он знал, что Робби хотел помочь, давал шанс выговориться, давал понять, что в этом нет ничего страшного. Робби был так юн, что не понимал очевидного, а может не хотел понимать. — Робби, нет. Мы никогда не будем говорить об этом, потому что это не имеет никакого значения. Садись есть, я зря делал столько бутербродов? — Милан старался улыбаться.       Он старался быть беззаботным, быть гуру, наставником, старшим братом, отцом, хорошим другом, верным союзником, крепким плечом, в которое можно поплакаться. Так старался, что не сразу заметил, как заблудился, и стал отчаянно нуждаться в крепком плече сам.       Это был конец января. Робби был с Сандером, Зои ушла к подругам, Сенне, как обычно по пятницам, пил в баре с Максом, и Милан был предоставлен самому себе в огромной квартире. Он бы сейчас находился в клубе, цеплял очередного парня, а потом привёл бы его домой. Если бы только был в состоянии смотреть на кого-то другого, целовать кого-то другого, касаться кого-то другого. Он уже проверял — не мог.       С Сенне комфортно, его заворачивать в одеяло хочется, кидаться в него чипсами, гладить по крепким плечам. С Сенне комфортно. И флиртовать не всерьёз, и понарошку играть влюбленных. Только больно очень.       Хендрикс сидит на своей кровати и в тысячный раз обновляет ленты одних и тех же социальных сетей в надежде как-то отвлечься. С каждым днём находиться в общем доме становилось всё сложнее и сложнее. Он нередко ловил сочувствующий взгляд Робби, когда им удавалось застать Зоенне за очередным слюнообменным процессом, и от этого не становилось легче.       Милан не ждал никого домой до глубокой ночи, а потому и очень удивился, когда входную дверь кто-то открыл. Он высовывается из своей комнаты и тут же хочет скрыться обратно, пропасть сквозь землю, раствориться, но вместо этого начинает говорить: — Ты сегодня рано. Что-то случилось? Робби сегодня не придёт, а Зои. Ты и так знаешь, да? — Милан нервно смеётся, переминаясь с ноги на ногу и всё ещё не решаясь выйти из комнаты. Сенне смотрит на него очень пристально, серьёзно, целую минуту ничего не отвечая. — Там скучно, — он пожимает плечами, раздеваясь и совсем немного пошатываясь от выпитого. — Не хотел тебя напугать. Думал, ты не дома, — между ними расстояние в несколько метров и ни один его не спешит сокращать. Они разговаривают как будто с разных концов Вселенной, внимательно разглядывая друг друга. Де Смит неуклюже стоит посреди прихожей, а Милан не менее глупо чувствует себя, лишь на часть выйдя из комнаты. — Не захотелось никуда идти. Не говори только никому, решат ещё, что я болен, — Милан смеётся отрывисто, чувствуя как вся его уверенность, мудрость пережитых лет, всё пеплом осыпается у ног. — Эта тайна уйдёт со мной в могилу, — Сенне плотно сжимает губы, «запирает» их на ключ и кидает его в сторону Милана, очень неприлично подмигнув. Хендрикс ловит его, прячет в карман халата и искренне светло улыбается. — Спасибо, — он кивает и собирается скрыться за дверью, чтобы продолжить своё бессмысленное занятие. Милан поскорее хочет спрятаться в своём убежище, потому что вся квартира сейчас принадлежит лишь им одним, никого больше. Он очень не хочет натворить глупостей, а потому бежит. — Милан, — Сенне окликает его почти автоматически. И облегчённо выдыхает, когда парень вновь появляется, вопросительно смотря в его сторону. — Мы… мы никогда не обсуждали это, но.., — нет, Сенне не станет задавать этот тупой вопрос. Ни за что в жизни. Он качает головой, улыбается широко и до неприличия развязно, — забей, ничего важного. — Хочешь что-то узнать — никогда не откладывай это на потом, — Милан терпеливо и снисходительно улыбается, облокачиваясь о дверной косяк. — Почему, — Сенне будет потом жалеть об этом. А может не будет. Слова произносятся раньше, чем мозг успевает их обдумать, — ты не сказал? — Пару дней назад Робби пробурчал что-то о том, что Зои не заслужила такого отношения, а потом обвинил Сенне в том, что тот глуп и слеп, и очень многозначительно покосился на дверь Милана. — Не сказал что? — Милан хмурит брови и пытается припомнить всё, что мог бы скрыть от Сенне такого, в чём его бы уличили. На ум не приходит ровным счётом ничего, поэтому он выжидающе смотрит на парня. — Что я тебе нравлюсь, — Де Смит наклоняет голову набок, продолжая внимательно изучать лицо Милана, которое сейчас выражало все эмоции хозяина, как никогда прежде. Сенне осторожно сокращает между ними расстояние, останавливаясь в паре шагов от Милана и чуть приподнимая брови. — Я... не понимаю, о чём ты, — Милан нервно сглатывает и даёт себе мысленные подзатыльники за то, что был неосмотрителен. — Ты пьян, Сенне, ложись спать, — Хендрикс пытается весело улыбнуться, но получает плохо, потому что под этим взглядом внутри всё приятно дрожит и просится наружу потоком искренних признаний. — Я пьян. Но завтра я буду трезв. И все так же буду тебе нравиться, а ты.., — Сенне делает шаг вперёд, за ним ещё один, осторожно касается груди Милана, — ты так же будешь нравиться мне, — он знает, что поступает неправильно по отношению к Зои, но не хочет ничего с этим делать. Он разберётся с этим позже. Потом, когда будет в состоянии оторваться от мягких и таких податливых губ Милана, который неуверенно подаётся вперёд, отвечая на поцелуй.       У Милана внутри ураганы сметают всё на своём пути, у него бабочки от эйфории посдыхали за рёбрами. У Милана восторг на пару с чувством вины. Но это всё уже не имеет значения, потому что дверь за спиной Сенне закрывается.       Сенне осторожно роняет Милана на кровать, прижимая своим телом, спускается поцелуями вниз по шее и груди, отодвигая края халата в стороны. Его действия уверенные и чёткие, может быть, однажды Сенне признается, сколько раз проигрывал всё это в своей голове, может быть. Хендрикс реагирует на каждое прикосновение, на каждый поцелуй, на каждый вдох и выдох. Он прогибается в пояснице так, как Сенне всегда нравилось, и целует так, как Сенне всегда хотел. Милан сходит с ума от происходящего, а Сенне сходит с ума от него. У них одно безумие на двоих, и в эту ночь оно взяло верх.