Огонь под водой шипит. Вода над огнём бурлит. И если замкнётся круг, кто из них победит?
В пустом школьном коридоре стоит звенящая тишина. Навскидку по времени идёт второй или третий урок, и сидящий напротив кабинета директора парень очень этому рад. Он сверлит пренебрежительным взглядом табличку двери приёмной, лениво жуёт безвкусную мятную жвачку и, разглядывая в стене напротив глубокую трещину, нервно постукивает носком белоснежного кроссовка по бетонному полу. Рука сама тянется в карман узких джинсов за телефоном, чтобы убедиться в очередной раз, что прошло всего-навсего двадцать минут, а не четыре часа, как ему кажется. Он поправляет чёлку, бегло осматривается по сторонам и отправляет жевательную резинку на покой под сидение как раз в тот момент, когда дверь кабинета распахивается, и на пороге показывается взволнованный суетливый отец и немолодая директриса школы в скучном сером костюме — узкой юбке чуть ниже колена и пиджаке с крошечной жемчужной брошкой на воротнике. Выглядит дёшево и безвкусно. Парень поднимается на ноги и выпрямляет плечи. Он до последнего надеется, что двери этой школы окажутся для него закрытыми. — Ох, Чонгук? Доброе утро, — женщина приветливо улыбается, и Чонгук нехотя кланяется, искоса поглядывая на отца и пытаясь понять по его лицу исход их разговора. — Я рада приветствовать тебя в числе учеников нашей старшей школы. Твои успехи в учёбе впечатляют. Второе место на городской олимпиаде по математике, высшие баллы по всем предметам. Это в прошлом, — проносится молниеносная мысль в голове. Да и кто вообще поздравляет со вторым местом? История не помнит тех, кто был вторым. — Ты, наверное, спортсмен? — продолжает щебетать она, оценивающе оглядывая его фигуру, на что Чонгук лишь неопределённо пожимает плечами, словно не знает точного ответа на поставленный вопрос. — Какими видами спорта увлекаешься? Он в меру высокий, в меру подкачанный. Со стороны выглядит, как и любой другой парень его возраста, не просиживающий по двенадцать часов в день за компьютером. — У него чёрный пояс по тхэквондо, — с гордым видом сообщает отец, на что женщина поражённо охает. — А ещё он боксёр и каратист, да, сын? У вас в школе же наверняка есть секция борьбы или каких-нибудь других единоборств. Чонгук расправляет грудь, ожидая ответа с волнительным предвкушением, хоть и всячески пытаясь его скрыть под маской равнодушия. Отец знает его интересы и всё, что заставляет его глаза гореть; среди всех чонгуковых увлечений главенствующее место занимает спорт, всевозможные спарринги, жаркий дух соревнований и стремление к первенству. — К сожалению, нет, — брови директрисы заламываются, а у Чонгука ломается внутри последняя надежда на то, что для него есть место в этом богом забытом городишке. — Но у нас есть бассейн, — произносит она многообещающе и преувеличенно самодовольно, — не во всех школах в Санджу есть бассейн. Пф, просто обгордиться можно. Плескаться в холодной вонючей воде с другими школьниками — не для него. Он и борьбу бросил по причине того, что это скучное и незрелищное занятие. — Уроки проходят три раза в неделю, — продолжает она, не замечая безразличия в потухшем взгляде, устремившемся в пол на белые кроссовки. — И лучших учеников мы отправляем на разные соревнования между школами. У тебя хорошие данные, чтобы быстро приобрести навык профессионального пловца. — Спасибо вам, директор Кан, — прерывает неловкое молчание сына отец, спасая ситуацию. — Спасибо, что вошли в наше положение и приняли Чонгука в середине семестра. — Не стоит меня благодарить, — улыбается женщина, демонстрируя благородный для своего возраста росчерк морщинок в уголках глаз. — К нам так редко приходят новые ученики, что это скорее я благодарна вам, что вы выбрали именно нашу школу. Чонгук, приходи ко мне завтра в это же время за расписанием занятий и пропуском. Он у нас общий и для библиотеки тоже, поэтому тебе сразу выдадут все необходимые учебники. И тогда сразу сможешь приступить к занятиям. — Что, прямо с завтрашнего дня? — нет, Чонгук ещё не готов. Они ведь переехали только позавчера, в городе он видел лишь строительный супермаркет, где они купили настольную лампу. Его вещи до сих пор стоят в коробках в коридоре, и всё что он успел распаковать — это зубная щётка, пара чистых носков и зарядка для телефона. Нужно отыскать хотя бы пару местечек подальше от дома, где можно будет прогуливать школу. — Я думал, что смогу выйти на учёбу со следующего понедельника. — Если тебе нужно пару дней на подготовку и, так сказать, акклиматизацию — ничего не имею против этого, — женщина улыбается и затем, коснувшись рукой локтя мужчины и улыбнувшись лично ему и, извинившись, прощается и возвращается обратно в свой кабинет. Чонгук мрачнеет сразу, как только директриса закрывает за собой дверь. — Успел с ней пофлиртовать? — хмуро спрашивает он низким голосом. Выходит более злобно, чем он планировал, но ему не жаль. — Боялся, что меня не примут сюда? — Не говори ерунды, — беззлобно отвечает отец, пряча оставшиеся документы в кожаную папку. — Когда она узнала, в какой именно школе в Сеуле ты учился — у неё не осталось сомнений, подходишь ты им или нет, — они выходят в коридор и начинают спускаться по лестнице на первый этаж. — Директор Кан сказала, что программа, по которой вы обучались, соответствует их нынешней программе третьего класса. — Я пойду сразу в выпускной класс? — парень замирает на ступеньках и оборачивается к отцу с застывшим восторгом в глазах. Неужели, в его положении всё еще может произойти что-то хорошее. Выпуститься на целый год раньше остальных сверстников — отличная фора. Он мог бы поработать в это время и отложить денег на хороший колледж. — Нет, Чонгук, ты будешь ходить во второй класс, как и ходил, — радость в глазах мальчишки от услышанного гаснет. — Не смотри на меня так, будто… — Будто что? — срывается Чонгук в отчаянии. — Будто ты сломал мне жизнь? Чёрная полоса, на которой он сейчас стоит — не имеет границ ни в длину, ни в ширину. Старая, провинциальная муниципальная школа, без друзей, привычных учителей и любимых спортивных тренировок. А в качестве награждения за все страдания бонусом к этому прилагается повторное прохождение учебной программы. Бессмысленная трата времени. Если бы отец хоть немного попытался отстоять его интересы перед директором — он мог бы договориться о том, чтобы Чонгук пропустил этот семестр. Но всем будто плевать на него. — Я, — выделяет мужчина ударением, — сломал тебе жизнь? По школе раздаётся звонок, оповещающий о конце урока, и пространство начинает заполняться шумом голосов и старшеклассниками. Чонгук презирает их всех авансом, будущих неудачников, детей таких же неудачников, живущих в провинции, и не стремящихся ни к чему большему. Пусть и выглядят эти подростки внешне так же, как и любые другие подростки в крупных городах или в столице, но парень уже предвидит между собой и ими огромную пропасть. Ко всему прочему через несколько минут наблюдений за передвигающимся потоком студентов его настигает осознание, что ученики этой школы не носят форму. Может это и плюс, но раздражение от собственного бессилия и разочарование только усиливается. Он чувствует себя преданным. — Почему я не могу учиться в частной школе? — вырывается риторический вопрос. — Почему я не мог остаться в Сеуле и окончить старшую школу там? Я бы мог побороться за стипендию в университете, ты же знаешь, я мог бы. — Маленький город — это не приговор для твоих амбиций, сынок, — снова пытается мужчина, но Чонгук лишь кривится в гримасе непонимания. Не осталось у него больше никаких амбиций. — Я прожил в этом городе девятнадцать лет своей жизни, окончил эту школу, в стенах которой мы сейчас находимся, здесь познакомился с твоей матерью, — он осекается, сглатывая и делая тяжелый вдох. — Если у нас не сложилось, это ещё ни о чём не говорит, я до сих пор считаю, что именно здесь я прожил самые лучшие и счастливые годы своей жизни. — Именно поэтому ты всю свою жизнь мечтал навсегда отсюда свалить? Как и предполагалось, Чонгук не получает ответа. Чон старший оскорблённо поджимает губы и, опомнившись, торопится вслед за сыном, обиженно ускорившим шаг в направлении выхода. — Куда ты идешь? — зовёт он его в спину, стоит им выйти на залитую светом улицу. — Стоянка в другой стороне. — Я тебя догоню, мне нужно в туалет, — не оборачиваясь, небрежно бросает Чонгук и, сжимая в карманах руки в кулаки, направляется за школу в поисках места для курения. Мужчина останавливается посреди школьного двора, с сожалением глядя на удаляющуюся фигуру. Он никогда не допускал мысли, что когда-нибудь ему придётся быть родителем одиночкой для единственного сына. И за все семнадцать лет его жизни он не подозревал, что с его мальчиком может быть так сложно.*****
Санджу, провинция Кёнсан-Пукто. Чтобы узнать об этом городке хоть что-то конкретное, помимо размытых детских воспоминаний о нелестных высказываниях родителей об этом месте, Чонгуку пришлось прибегнуть к помощи гугла. Для него не стало удивлением или открытием, что этот город был ничем не примечателен. Ни архитектурой, ни историческими памятниками, ни живописной природой. С населением всего в сто двадцать тысяч человек, хотя, судя по наполненности улиц автомобилями и количеству людей в торговых центрах и супермаркетах, складывалось впечатление, что реально проживающих людей в городе намного меньше. Конечно, сравнивать Санджу с десятимиллионной столицей было смешно и нелепо, но не сравнивать не получалось. Прежняя беззаботная жизнь кажется чем-то далёким и безвозвратно утерянным. Если бы можно было повернуть время вспять, Чонгук бы никогда не допустил того, что с ним произошло. Он бы копил деньги, откладывал из того, что выделялось на карманные расходы. Он смог бы снимать квартиру с каким-нибудь студентом и продолжать обучение в той школе, где его имя имело вес, где за ним была закреплена репутация «золотого мальчика», и где ему пророчили светлое будущее в любой из сфер, какую бы он ни выбрал. Ещё в марте, в самом начале семестра, никто и подумать не мог, что в середине апреля он заберёт документы и, наплевав на все свои успехи, вернётся с отцом в дом его родителей, не имея за душой ни гроша. Чонгук заходит за угол в укромное местечко, где ярким пятном на одной из стен висит громкий плакат с перечеркнутой сигаретой, и достаёт одну из пачки. Раздражает, что ему до сих пор не удалось втянуться в эту привычку, хоть он и старается курить регулярно уже больше трёх недель. Всё, чем Чонгук собирается заниматься в Санджу — без сожалений доламывать свою жизнь до основания. Чиркнув зажигалкой, делает неглубокую затяжку, только чтобы подкурить край, и прислушивается к звукам слева от себя. Там, за одноэтажной кирпичной пристройкой с небольшими сквозными окнами с мелкой металлической сеткой, судя по звукам, происходит какая-то возня. Он перестаёт дышать, чтобы не выдать своё присутствие, и вслушивается в голос. Девчачий, высокий. Он бы сказал, что приятный, если бы этот голос не был столь холодным и не произносил того, что произносил. — Ну же, стесняшка, почему ты не хочешь взять меня за грудь? — мурлычет она. — Или я тебе совсем не нравлюсь? Приглушённый звук удара растворяется так же быстро, как и возникает, и Чонгук настораживается. Кто там ещё с ней? Должен ли он вмешаться? Противное чувство справедливости очень не вовремя просыпается, предлагая вступиться… за девчонку? Чонгук делает маленький шажок вперед, чтобы заглянуть за разделяющую их стену. Через мелкую решетку открывается слабый вид на тощую фигуру в чёрной мешковатой одежде. Закрытое капюшоном лицо покорно смотрит куда-то вниз, словно провинившийся ребенок, ладони прижаты к кирпичной кладке, пальцы скрыты в длинных рукавах. На расстоянии вытянутой руки от него стоит девушка в голубой клетчатой юбке и пиджаке. Её сильно осветлённые на концах длинные волосы заплетены в высокий гладкий хвост. — Могу поспорить, у него на меня не встанет, — язвительно хихикает она, делая шаг вперёд и сжимая пальцами чужие штаны в области паха. Фигура в чёрном не двигается, будто успела стать частью этой стены. Чонгук не понимает, что происходит. Девчонка откровенно унижает парня, распускает руки и лапает его тело, пусть и через одежду — Чонгук бы никогда такого не позволил с собой. Почему он не оттолкнёт её и просто не уйдёт? Или, может, ему нравится? Может он заслужил, провинившись, и теперь чувствует перед ней свою вину и поэтому покорно терпит унижение? Или это влюблённая парочка, разыгрывающая эротическую сценку на территории школы? Приходится сделать ещё один шаг вперёд, и Чонгук больше не боится оказаться увиденным. Ему плевать — он ещё не числится в официальных студентах, ему просто любопытно и хочется знать, чем всё закончится. Он выглядывает из своего укрытия, заглядывая за спину девушки, и только тогда ему открывается полная картина происходящего. За её спиной стоят парни. Их четверо или даже пятеро, они расслабленно усмехаются, сложив на груди руки, и образуя собой некую ловушку, через которую при любом желании у их жертвы нет шанса прорваться. — Джен, не пачкай руки об этого наркомана, неизвестно какую заразу он переносит, — подаёт голос один из них. — Джей-Джей, может ты попробуешь возбудить его? — тянет она обиженно противным тоном. — Мне кажется ему просто нравятся члены. Хотя нет, не будем это проверять, если у него и на тебя не встанет, я буду чувствовать себя паршиво. Чонгук знает об издевательствах в школах только понаслышке. Его это не коснулось — все ученики в его прежней частной школе были из благополучных семей, и у них не было ни излишнего свободного времени, ни лишних физических или моральных сил, чтобы тратить их на жестокость или агрессию по отношению к другим детям. В их школе не было иерархии и были десятки способов доказать своё превосходство любыми способами, кроме физического воздействия. Он прячется обратно за стену и продолжает вслушиваться в редкие приглушённые удары пощёчин и унизительное бормотание притворно милого голоса. Это мерзко, это похоже на самый извращённый вид воспитания через насилие, который недопустим даже по отношению к животным. Старый Чонгук непременно вмешался бы, заступился за слабого, невзирая на то, что пришлось бы выйти против пятерых. В этом нет ничего страшного. Он не очень сильный — зато быстрый, с отменной реакцией и ловкостью. Чтобы сломать человеку челюсть — достаточно вложить силу, равную восьмидесяти килограммам — на это способен даже двенадцатилетний ребёнок. Но новому Чонгуку это не интересно. Он выбрасывает догоревший бычок прямо на асфальт и ещё раз заглядывает за решётку, сканирующим взглядом осматривая незнакомые лица старшеклассников. Трое из них высокие и широкоплечие, у двоих короткие стрижки, у одного в левом ухе несколько проколов с серебряными кольцами. Девушку тоже легко запомнить по особым приметам — милое лицо, вздёрнутый носик, аккуратные губы. Красивая. Должно быть, эта компашка тесно общается и тусуется вместе, значит найти их в школе не составит особого труда. Чонгук разворачивается на пятках и, бросив в рот подушечку мятной жвачки, прячет руки в карманы куртки и уходит с курилки с приятным чувством глубоко внутри. Старого Чонгука больше нет, а вот новый, кажется, только что нашел себе в новой школе новых друзей. Пятерых парней и одну симпатичную девчонку.