Седьмая ведьма

Ближе к полудню от Намджуна приходит сообщение с точным временем общего сбора. Чонгук в это время находится в послеоперационной палате с бабушкой и отцом, ест маленькой ложечкой диетическое персиковое желе из больничной столовой и, не переставая думает о прошедшей ночи и о Тэхёне, который, отказавшись утром с ним позавтракать, сухо попрощался и, не посвящая в свои дальнейшие планы, ушёл в неизвестном для Чонгука направлении. Что всё-таки между ними происходит, он так и не понял, но зато чётко для себя осознал, что планирует разобраться с этим в ближайшие дни. Была лишь одна неприятная загвоздка, от которой предстояло избавиться, и Чонгук не стал тянуть резину. Достав телефон, он без каких-либо объяснений набирает «прости, но нам надо расстаться», отправляет сообщение Дженни и, действуя на опережение, активирует беззвучный режим. Может, это не совсем корректно с его стороны, но зато честно и избавляет от необходимости смотреть ей при этом в глаза. Случившееся накануне не будет считаться изменой в его собственной картине мира, если после этого не будет возврата к прежним отношениям. Поцелуй с Тэхёном был желанным и осознанным. Это не обман, и он не был пьян, разве что совсем немного опьянён, да и сейчас лёгкая дурманящая голову дымка никуда не исчезла. Чонгук мечтательно улыбается своим мыслям, представляя их с Тэхёном откровенный разговор, после которого тот, улыбаясь, согласно кивает, позволяет взять себя за руку, переплести пальцы и крепко обнять. А после долго-долго целовать. Всё вокруг меняется слишком быстро — окружающая обстановка, условия жизни, обстоятельства, люди. Мироощущение. Но эти изменения единственные, которые вопреки своей «неправильности» ощущаются наиболее правильно. На заходе солнца Чонгук приходит на заброшенный пустырь; специально раньше назначенного времени, и только ради разговора с Тэхёном, но застаёт на месте всех, кроме него. Обложенный камнями центр поляны, где в прошлый раз горел костёр, расчищен и засыпан песком, что не может не радовать. Бревна, служащие скамейками, сдвинуты назад. Чимин сидит на земле и, подпирая спиной одно из бревен, сосредоточенно изучает что-то на листе бумаги. Одет он странно и одновременно стильно — в джинсовые шорты, белую футболку с классическим чёрным пиджаком поверх и в кедах на босую ногу. Пепельные волосы зачёсаны назад и уложены воском. Рядом с ним в спортивном костюме и в сдвинутой на глаза бейсболке сидит явно скучающий Юнги и потягивает из жестяной банки энергетик. Сокджин в широких бежевых брюках и рубашке увлечённо расставляет по периметру садовые беспроводные фонарики, придирчиво переставляя их с места на место, добиваясь максимальной симметрии. Намджун, распластавшись на траве, лежит в расслабленной позе и, глядя в розовое вечернее небо, задумчиво пожевывает стебелёк колоска. — Привет, — Чонгук здоровается со всеми разом, в нетерпении разыскивая взглядом чёрную макушку. — А Тэхён ещё не приходил? Он и сам видит, что среди парней его нет, и внутри зарождается неприятное гнетущее чувство ревности, когда приходит осознание того, что Хосока нет тоже. — Я вообще удивлён, что вы пришли не вместе, — заявляет Юнги загадочным голосом, и несколько парней поддерживают его смешками. Чонгук делает вид, что пропускает это замечание мимо ушей, но в глубине души ему становится некомфортно. Каким вообще образом они всегда осведомлены абсолютно обо всём, что между ним и Тэхёном происходит? — Садись, посиди с нами, — приглашает Сокджин, щелкая режимы подсветки на фонариках и выбирая самый тусклый из них. — Они скоро подойдут. — Привет, — Хосок бросает рюкзак на траву, делает Сокджину приветственный жест ладонью и направляется к Намджуну, чтобы пожать ему руку. — Чуть не опоздал, сорри, доделывал доклад на четверг. — А разве сегодня среда? — спрашивает с издёвкой Сокджин. — Мать заставляет делать за выходные все задания на неделю вперёд, иначе я не буду успевать из-за репетиторов. — Тебе восемнадцать или восемь? — закатывает глаза Юнги. — Я бы на твоём месте уже ушёл бы из дома. — Ага, и они тут же перекроют мне кислород. — Кислород? — весело усмехается Сокджин. — Тебе? — Денежный кислород. — Тэхён, мы можем поговорить? Заметив боковым зрением движение, Чонгук отходит назад и перерезает парню путь, нарочно перехватывая его на подходе к собравшимся, чтобы их разговор не подслушали. Сердце колотится в удвоенном ритме. — Что? — Тэхён дёргает за провод наушников, поднимая на Чонгука отрешённый взгляд. — Мы можем поговорить? — повторяет Чонгук и нерешительно добавляет: — О том, что было вчера. — Давай не сейчас? — отвечает безучастным тоном и, заглянув за чонгукову спину, обходит препятствие и подходит к остальным. — Все принесли с собой то, о чём я говорил? — спрашивает Чимин деловым тоном. Понимая, что все в сборе, он сворачивает по сгибам листок, прячет его в карман пиджака, поднимается на ноги и подходит к лежащей на траве чёрной матовой коробке, похожей на ту, в которой обычно продают дорогую посуду. Открывает крышку и достаёт оттуда низкие бокалы для крепкого алкоголя из толстого стекла, выставляя ровно семь штук на плоскую часть бревна. — Разбирайте. Парни встают со своих мест, подходят и берут себе по одному стакану. Чонгук, не двигаясь с места, растерянно за ними наблюдает. В голове возникает пугающая мысль о том, что сейчас они будут скреплять связь кровью и принести с собой должны были нож или что-то острое. Перед глазами вспыхивают яркие картинки, как они порежут руки, нальют по стаканам до краёв свою кровь и сделают оттуда по глотку. Чонгук не боится вида крови, но от мысли о том, что её придётся пить возникает тошнотный привкус во рту. Тэхён молча подхватывает пальцами крайний стакан и уходит в сторону, делая вид, что не замечает следящих за ним глаз. — А что нужно было с собой принести? — тихо спрашивает Чонгук, подходя к Чимину последним. — Бутылку воды? — тот вопросительно вскидывает брови, улавливая неподдельное замешательство. — Ты не принёс воду? — Мне никто ничего не говорил. Он греет в пальцах холодное стекло и невольно переводит взгляд на сидящего в позе лотоса задумчивого Тэхёна, который, достав из рюкзака маленькую свечку, опускает её на дно стоящего в ногах стакана и аккуратно поджигает фитилёк при помощи спички. О чём он думает? Как прошёл его день? Его также не покидают мысли об их поцелуе? — Не знаешь, как раздобыть водичку самостоятельно? — преувеличенно серьёзно спрашивает Юнги, словно собирается поделиться важным секретом. — Можешь отойти в кусты и набрать, сколько тебе нужно, а если нечем — обращайся, я всегда с этим помогу. Сейчас как раз с минуты на минуту попросится на свободу мой Ред Булл. — Заткнись, а, — брезгливо скривившись, шипит Чимин, скидывая с плеч пиджак. Юнги прыскает от смеха, а у смутившегося Чонгука стыдливо краснеют щёки. — Здесь везде вода, — говорит Чимин, указывая пальцем на густые зелёные поросли. — Мы на берегу реки вообще-то и осока стоит в воде. Пройди пять метров и набери себе оттуда. — Хорошо, я понял, — кивает Чонгук, — спасибо. Решительно сжимая в руке пустой стакан, он спускается по заросшему травой склону к линии камышей. Распугивая мелких лягушек, садится на корточки и, стараясь не промочить руку и не свалиться с ненадёжного крутого берега, зачерпывает немного холодной воды и возвращается назад. Наблюдая за всеми, Чонгук внутренне успокаивается и перестаёт волноваться. Никто из парней не выглядит нервным, каждый увлеченно выполняет своё задание. Намджун насыпает в стакан горсть чистого садового чернозёма, Тэхён отставляет в сторону импровизированный подсвечник с дрожащим на открытом воздухе фитильком, Хосок делает то же самое, но, в отличие от остальных, оставляет свой стакан пустым. Сокджин со звоном бросает на дно бокала пару железных монет, Юнги опускает гладкий камень, а Чимин, словно в вазу, ставит в стакан веточку с листьями. Всё это напоминало какую-то детскую игру, одну из тех, в которые играют живущие по соседству сверстники, собираясь большой компанией в шалаше или доме на дереве, представляя себя супергероями и распределяя роли по внутренней иерархии. Интересно, если у них была подобная градация, какое место в ней занимал бы Чонгук? Казалось, в том, чтобы замкнуть круг действительно нет ничего сложного. — Окей, я никогда этого не делал, — говорит Чимин, вставая в центр. — Ничего не делайте без моей команды, не разговаривайте друг с другом, сконцентрируйтесь на себе. Я говорю — вы повторяете за мной. Если всё получится — это займёт не много времени. — Давайте уже сделаем это. Они расставляют по кругу семь стеклянных бокалов рядом с садовыми светильниками. Солнце уже скрылось за горизонт, позволяя воздуху пропитываться густым сумраком и насыщаться полусонным вечерним умиротворением. Юнги переодевает кепку козырьком назад и садится в импровизированный центр поляны, спиной к спине с Сокджином и лицом к внешнему кругу. Чимин присоединяется к ним, замыкая треугольник. Намджун опускается на скрещенные ноги напротив Хосока, Чонгук садится аккурат напротив Тэхёна, и перед тем как опуститься на землю, успевает уловить на его лице лёгкую благодарственную улыбку. Все интуитивно закрывают глаза, никто не издаёт ни единого лишнего звука. Чонгук тоже опускает веки и делает глубокий вдох. — Для начала каждый должен сказать, что находится здесь добровольно и вступает в круг по собственному желанию, — на этих словах Чонгук открывает глаза. — Я вступаю в этот круг по собственной воле, — первым произносит Чимин ровным голосом. — Я принимаю свои обязанности и уважаю свои способности. За Чимином свои слова произносит Юнги, за ним Сокджин. Чонгук повторяет вступительную речь вслух после Намджуна, Тэхён говорит последним. — Рост дерева, — не делая пауз, продолжает Чимин, — спокойствие камня, надёжность металла. Теперь мы часть круга и готовы принять наши силы. Чонгук заинтересованно следит за происходящим, но ничего после слов Чимина не происходит, и это заставляет немного разочароваться — он действительно рассчитывал увидеть и почувствовать хоть что-нибудь магическое. — А теперь встаньте вчетвером и возьмитесь за руки, — не теряя серьёзности, невозмутимо просит Чимин, словно всё действительно продолжает идти по первоначальному плану. Чонгук не возражает. Он легко поднимается на слегка затёкшие от сидения ноги, подходит ближе к сидящей троице и берется с Намджуном и Хосоком за руки, посылая добрую подбадривающую улыбку парню напротив себя. Даже если ничего не получится — да и фиг бы с ним — благодаря этому кругу у Тэхёна теперь есть Чонгук, и он не оставит его одного. Тэхён медленно моргает, давая знак, что оценил поддержку. — Треск пламени, — громко произносит Чимин, чётко проговаривая каждое слово. — Плеск воды. Шорох ветра. Тишина земли. Мы — круг, и мы здесь, чтобы принять нашу силу. Мы взываем к нашему богу, Ваал, услышь нас, мы здесь. Мы готовы служить тебе, мы отдаём свои тела тебе — наполни их своей властью, — Чонгук дёргает правую руку, пытаясь вырваться, но Намджун сжимает её в тиски своей ладонью. — Мы отдаём тебе наши души в дар за твоё благословение, — Хосок впивается пальцами в другую ладонь, Чонгук не успевает среагировать. — Ваал, ты наш отец! наш бог! наш покровитель! Невидимая сила разделяет их, заставляет расцепить руки и отпрянуть назад. Всё происходит слишком неожиданно. Впервые происходящее на поляне начинается казаться нереальным и физически осязаемым. Кровь в теле становится чем-то обособленным от остального организма, ускоряется, становится другой температуры. Чонгук отчётливо ощущает её движение по венам, слышит шум потоков, чувствует толчки сердца в груди, отлаженные, как удары молота, после которых разжиженная лава отправляется по маршрутам артерий во всех направлениях. Сверхжуткая, пугающая до полусмерти чувствительность. Теперь это будет всегда? — Все это чувствуют? — опасливо спрашивает Хосок. — Я да. — Кажется и правда получилось, — голос Чимина стихает до шепота. — Тэхён? Должно быть тот отвечает кивком головы или жестом, потому что Чонгук не слышит его голоса. Тело впадает в ступор, силы покидают его, и он падает коленями на землю, боясь сделать лишний вдох. Из груди вырываются сухие рыдания, беспомощные рыдания без слез. Что бы Чимин ни просил у этого Ваала — он дал это всем. — Реально сработало? — изумляется Сокджин. — Потому что я ничего особенного не ощущаю. Никто не обращает на него внимания. — Внутри такая лёгкость! — Хосок смеётся. — У всех так? — Невероятно, Ваал действительно наградил нас. Слабо моргая сухими глазами, Чонгук тянется к карману с телефоном, который ощущается сейчас непривычно тяжёлым. Включает экран, бездумно смахивает оповещения о сорока пропущенных вызовах, заходит в поисковик и дрожащим пальцем вбивает имя, которое кажется ему чем-то знакомым. Результат выдаёт список статей и скудную галерею. Чонгук скользит взглядом по заголовкам, пролистывает информацию, просматривая текст по диагонали, переходит к изображениям и с чувством тошноты откидывает телефон. Ваал. Означает «хозяин» или «господин». Языческий бог. Поощрял идолопоклонничество и кровавые жертвоприношения. Демон. С радостью принимал человеческие жертвы, особенно детей, заживо сожженных в ритуальном огне. Также выступал в роли бога плодородия и покровителя. Чтобы земля дала богатый урожай, а женщины были плодовитыми, во время ритуала происходили оргии с участием всех присутствующих. — Что вы сделали, — произносит он беззвучно. Чонгук поднимает голову и встречается взглядом с Тэхёном. С красивым Тэхёном с добрым взглядом, нежное лицо которого искажается в ужасающей гримасе, когда перед глазами встаёт впечатанный в сознание демонский облик с уродливыми рогами на голове. — Что вы все сделали? — повторяет Чонгук одними губами, но никто его не слышит. Тэхён отмирает, убирая от груди ладонь. — Спасибо всем, — говорит он и, не глядя ни на кого, суетливо забирает свои вещи, намереваясь уйти первым. Чонгук в ярости собирает в кулак оставшиеся силы, оттолкнувшись от земли, вскакивает на ноги, догоняет Тэхёна и грубым рывком разворачивает его за локоть. — Куда ты собрался? — злобно цедит Чонгук сквозь зубы. — Ничего не хочешь мне сказать? — Что не так, Чонгук? — тот дёргает рукой, высвобождаясь из захвата. — Я не поблагодарил тебя лично? — Я спросил, что вы сделали? — повторяет он надрывно. — Вы осознаёте вообще, какие будут последствия? — Да, — отвечает Тэхён спокойно. — И я не понимаю причины твоего недовольства. — Вы заставили меня, — он, оборачивается назад, чтобы обратиться ко всем. — Вы обманом заставили меня отдать себя в жертву демону! Он пытается посмотреть на всех новыми глазами. На лицах парней читается застывшее удовлетворение, и не похоже, что они не понимают, что сделали, или что поступили так из-за глупости. Короткостриженый старшеклассник в обносках, гиперопекаемый ненавидящий родителей парень, сирота, прячущийся по коморкам от отца наркомана. Им просто нечего терять. Они не дорожат тем, что имеют, они одержимы возможностью хоть что-то из себя представлять, любой ценой. Им, в отличие от Чонгука, собственная жизнь не очень нужна. «Больше всего я боюсь того, что ты свяжешься с плохой компанией». — Расслабься, Чонгук. Больше тебя это не касается. Я же сразу сказал, что от тебя потребуется только твоё присутствие. Собраться с нами несколько раз и всё. — Всё? — повторяет эхом, не веря своим ушам. — Всё? Мы все связаны! Я чувствую это, чувствую в себе, — он осекается. Язык отказывается произносить вслух это слово. Зло. — Если ты не будешь использовать его дар — ты не будешь ничего ему должен. Его тон веет циничным хладнокровием. Тэхён знал, знал с самого начала. — И ты добровольно согласен на сделку с дьяволом? — Для кого-то он дьявол, а для кого-то бог, — холодно говорит Тэхён. — Не смей его превозносить! — угрожающе рычит Чонгук. — Не смей его так называть! — Почему это? — Потому что я верю в бога, — со слезами в голосе говорит Чонгук. Это правда, пусть даже она рассмешит их всех. Чонгук ни с кем и никогда не обсуждал эту тему. Это слишком личное. Сокровенное. Его семья никогда не была религиозной, и он, как и большинство, вырос атеистом, не был крещённым, ни разу не был в церкви и не знает ни одной молитвы. Но бог — это другое. Это не религия, не вера в рай и ад, не соблюдение перечащих друг другу законов, которые придумали люди. Это вера в душу, во что-то большее, чем отведённые на существование восемьдесят человеческих лет, что даже меньше, чем дано деревьям. Это вера в то, что ты родился не просто затем, чтобы размножить себе подобных и умереть. Вера в добро и зло, наконец. Признать такое перед бездушными людьми — значит нарушить тонкую эфемерную оболочку и оставить хрупкую душу беззащитной, лишив её малейшего прикрытия. Шутите, смейтесь, пинайте ногами. Юнги незаметно для всех отводит Чимина в сторону. — И в какого бога ты веришь? — со снисходительным терпением спрашивает Тэхён. — В бога, — Чонгук повышает тон, разводя руки в стороны. — Который всё это создал. — В бога Земли? — уточняет он так спокойно, словно издеваясь. — Нет! — восклицает горько. — В самого главного Бога! В настоящего! — Ох, Чонгук, тот бог, — Тэхён изображает воздушные кавычки и делает шаг вперёд. — Тот бог, о котором ты говоришь, — он усмехается почти зловеще. У Чонгука по позвоночнику проходит дрожь. — Самый главный, говоришь? Да не знает он даже о твоём существовании, потому что нихрена он здесь не создавал! — кричит он надломлено, хватая себя за локти. — Пробуй думать головой, не только повторять чужие мысли! Хочешь, Чонгук, почувствовать себя богом тоже? Можешь взять кусок мяса и зажигалку и пойти в лес поискать муравьиное гнездо. Знаешь, кто будет для них богом, когда ты придёшь? Ты будешь! Потому что вся их жизнь будет зависеть только от твоей прихоти. Покормить или подпалить. Красиво звучит, да? Но ты никогда туда не пойдешь, потому что тебе нахрен не сдались какие-то там жалкие насекомые, которые тратят всю жизнь на поиски палок и хлебных крошек. Ты всегда найдёшь занятие поинтереснее. Вот тебе масштаб — подумай на досуге. От обиды, боли и страха Чонгука начинает трясти. — Верни всё как было! — кричит он, понимая, что Тэхён сказал всё, что хотел и собирается уходить. — Я не буду в этом участвовать! — Поздно, Чонгук, — звучит равнодушный ответ. — Дело сделано. Ваал принял нас, как круг. Иди домой. — Ради чего всё это? — он непонимающе мотает головой, но вопрос остаётся без ответа. Тэхён прячет руки в карманах и уходит, молча растворяясь в ночной тьме. Пошатываясь, он опускается на колени. Тэхён ушёл, и с его уходом исчезло это странное чувство внутри. Всё стало почти как прежде. Уже ничего не будет, как прежде. — Чонгук, поднимайся, идём с нами. Чонгук не сразу реагирует на слова, пока его не начинают тянуть под руку наверх. Он склоняет голову и видит перед собой лицо Юнги. Серьёзное, строгое, обеспокоенное. Тот отдаёт ему телефон и делает ещё одну попытку потянуть на себя. — Ради чего всё это, — повторяет бездумно, не двигаясь с места. — Идём, говорю. — Ради чего… — Не истери, — строго говорит Юнги. — Пойдём к нам домой. — Я никуда не пойду. — Поднимайся с земли сейчас же. Он протягивает ладонь и упрямо держит перед лицом до тех пор, пока Чонгук не принимает её, позволяя помочь себе встать. — Идём, — Юнги слегка подталкивает его в спину. — Уже холодает. Чонгук в последний раз смотрит на Хосока и сидящего рядом с Сокджином Намджуна, отводит взгляд и позволяет себя увести, как безвольную куклу. Чимин молча идёт рядом. — Тэхён сказал правду, если ты не будешь развиваться, ты не будешь ничем обязан, — спокойно говорит Юнги, когда они выходят на асфальтированную дорогу. — Зачем вы это сделали? — спрашивает Чонгук без надежды на ответ. — Зачем замкнули круг? — уточняет Юнги, и Чонгук слабо кивает. — Запечатанный круг трансформирует способности каждого элемента, — говорит он просто. — Заставляет их работать. Чонгук невесело усмехается. — Я уже слышал и не раз, что в круге усиливаются способности, но я не понимаю, какая от этого польза. Мне никто ничего толком не рассказывал. — От некоторых действительно нет никакой пользы, — соглашается Юнги. — Мои с Чимином и Сокджином силы, например, полностью бесполезны. Дерево в круге символизирует рост и развитие, и это наделяет Чимина даром ускоренной регенерации и исцеления. Ой, нет, не нужно спешить радоваться раньше времени и делать такое восхищённое лицо. Эта способность работает только с повреждениями, источником которых были природные стихии. Такой силой нельзя вылечить рак, депрессию или паралич. Чонгук сразу вспоминает рассказ Намджуна о его парализованной сестре и, понимая, что Юнги тоже не просто так упомянул это, испытывает горькую грусть разочарования. — Мой элемент — камень, и в круге он символизирует застой. Я могу сковывать силу любой ведьмы, которая слабее меня. Металл в свою очередь символизирует прочность и даёт возможность выставлять защиту от внешних воздействий магии. — Для чего всё это нужно? — Вот и я говорю — незачем. Три абсолютно статичные, бесполезные силы. Не зря же нас называют треугольником опоры. — Кто называет? — Те, кто в теме, Чонгук, — отвечает насмешливым тоном, будто это само собой разумеющееся. — Это всё, что ты хотел бы знать? — Нет, конечно нет. Что с остальными элементами? — спрашивает нетерпеливо, желая докопаться до истины, которая начинает постепенно складываться в цельную картину. — Земля символизирует знание, — Юнги замолкает, а потом его голос меняется. — Знаешь, существует такое убеждение, что не люди выбирают себе покровительственную стихию, а наоборот. Я никогда всерьёз об этом не задумывался, но сейчас мне начинает казаться, что в этом что-то есть. — Какое знание? — настаивает Чонгук. — Ясновидение. Вещие сны. Чтение мыслей. У Чонгука невольно отвисает нижняя челюсть. — Намджуну и его семье нужны деньги, много денег. Столько можно либо украсть… Либо выиграть. В казино, в карты, на валютной бирже. У него есть план, думаю, всё получится, потому что всё что он делает, он делает не ради себя. Чонгук внимательно слушает, не перебивая. — Воздух — это пространство, и Хосок просто бредил идеей усилить свою магию. Изначально пространство интерпретируется как телекинез, который в перспективе можно развить до телепортации.  — Телепортироваться? — восторженно восклицает Чонгук. — Да, офигенная способность, — вмешивается Чимин ворчливо. — Единственное, телепортироваться можно только туда, где ты уже однажды бывал и оставил свой след. — Я бы хотел переместиться куда-нибудь на вершину Эвереста, чтобы там меня никто не смог достать. — Я достану, не переживай, — бурчит Чимин, принимая замечание на свой счёт. — А Тэхён? — быстро спрашивает Чонгук, удерживая тему разговора. — Какими способностями обладает огонь? — Огонь — это очищение… — Может лучше Чонгук сам у него спросит? — перебивает его Чимин. — Он не скажет, — Чонгук, игнорируя враждебный настрой Чимина, просящим взглядом смотрит на Юнги. Если Тэхён в беде или опасности — Чонгук должен об этом знать. — Юнги, не смей, — предупреждающе шипит тот. — Я обещал Тэхёну. Пусть он сам с этим разбирается. — Тэхён — феникс, — просто сообщается Юнги, тут же получая тяжелый удар в плечо. — Это не объяснить в двух словах — эта сила очень разрушительная… — Я придушу тебя во сне. — Что значит «феникс»? — от одного этого слова у него перехватывает дыхание. — Он бессмертный? — Бессмертия не существует, — говорит Чимин едко, будто это сама собой разумеющаяся информация. — Тогда что? — не унимается Чонгук. — Так, мы пришли. Очень некстати они подходят к магазину сувениров. Юнги останавливается у закрытых дверей и медлит, переглядываясь с разгневанным Чимином. — Хорошо, я не буду выпытывать про других, но ты ещё не сказал ничего обо мне, — Чонгук вовремя вспоминает о себе и о том, что их с Тэхёном силы, даже если косвенно, всё равно связаны. — Что насчёт меня? Юнги неторопливо достаёт из заднего кармана длинный амбарный ключ, вставляет его в замочную скважину, делает два громких поворота и толкает дверь магазина, заставляя колокольчик приветственно зазвенеть. Чонгук неотрывно за ним наблюдает, чувствуя, что Юнги не станет скрывать правду о нём самом, какой бы она ни была. — Я, если честно, думал, что ты более смышлёный, — признаётся он неохотно, жестом пропуская гостя вперёд. — Неужели до сих пор не догадался?