главные герои:
Кенма Козуме в роли Клима
Куроо Тецуро в роли Кирилла Тетяева
Сугуру Дайшо в роли Серёжи Дашникова
Jim Croce — Time In A Bottle
О Климе можно с уверенностью сказать только две вещи: он зазвездился и абсолютно не достоин того, чего добился кровью и потом. Но так думал раздосадованный и совсем потерянный Кирюша, которого этот самый Клим взял и выпер с порога своей квартиры, стоило тому только показаться. Но обо всём по порядку.
Клим жил в роскошном жилом комплексе на Третьяковской, так что Кирилл, находившийся в одной от неё станции, решил забить на метро каждый хуй, что был у него в распоряжении, и пробежать пару кварталов, пока сошедшее с ума сердце отчаянно скрежетало о рёбра (да не, сердце наебнулось по
совершенно другому поводу: Тетяев задыхался из-за присущей каждому курильщику поломанной дыхалки), а мозг подкидывал такие картинки, что…
Нет, давайте, всё-таки, с самого начала.
Они целовались, да, Кирилл это прекрасно помнит. А до этого пили на брудершафт. А потом целовались. Причём долго. Причём Кирилла так раньше никто и никогда не целовал. И ему казалось, что он, честное слово, возьмёт и рухнет, как карточный домик, который сдуло ураганом. Ну ладно, пусть будет не карточный, а какой-нибудь деревянный, нет, железобетонный, но это не отменяет одного очень важного факта — Серёжа Дашников целовался напористей, отчаянней и вкуснее любой девчонки. Возможно, Кирилл просто любил мартини, которым этот придурок нализывался весь вечер.
Блять, нет.
Кирилл терпеть не мог мартини.
Он писал Боче, что надо встретиться, Аркаше — что в этот раз честно оплатит все услуги, а затем понял, что сообщения не отправляются: мобильный интернет, зараза, взял и закончился, когда наступил декабрь. Домой Кирилл идти не мог: там был совсем не тот человек, которому он мог бы рассказать, что целовался со своим самым заклятым другом. Да чего уж, там вообще могло никого не оказаться. А этого Кирилл бы точно не выдержал. Кошку завести, что ли. Попугая? Да нет, у него уже есть это ёбаное два в одном…
В общем, они целовались. Кирилл поймал себя на том, что откровенно стонал в чужой рот, рушил чужую укладку разгорячёнными руками, тянул так близко, будто, разденься они, могли бы поделить один скальп на двоих (но лучше Серёжин — как-то аргументировать это Кирилл отказался
потому что у него красивше). А затем кто-то присвистнул, мимо проехала машина, вскрикнула птица, звякнула вдалеке полицейская мигалка; затем что-то произошло, и Кирилл пришёл в себя, отошёл от гипноза, проснулся. Серёжа, гладивший и буквально сдавливавший его шею, это сразу каким-то образом определил, поэтому отстранился.
Кирилл решил, что в ближайшем будущем стоило бы бросить курить, потому что то, как долго он восстанавливал дыхалку от
одного поцелуя, его очень, очень смутило. Поцелуй, правда, вообще не смутил. Он был какой-то правильный, но недостаточно пьяно-невинный, чтобы не придать ему значение и забыть на утро. Забыть вообще когда-нибудь.
Поэтому он рванул. Отдышался, молча вывернулся из ослабившейся хватки и рванул на Третьяковскую, судорожно сжимая в руках еле вытащенный из заднего кармана брюк телефон.
То, что он забыл свою щегольскую куртку в самой грязной подворотне Китай-города, он вспомнил, лишь когда дрожал от распиравшего несчастную грудную клетку
чувства, а консьерж недоверчиво на него пялился.
— Да Тетяев я! Кирилл Тетяев! По фотке смотрите!
— Паспорт покажите.
— Чего?
— Паспорт.
— Не буду я вам ничего показывать.
Кирилл выглядел побито и одухотворённо одновременно, по-питерски совсем: глаза поехавшего, сбитый ворот пуловера, дрожь по телу. Ещё он — нередко — выглядел, как гопник. Консьерж был недоволен выбором лиц, которых стоит пускать на порог, если они здесь не живут, какой осуществлял каждый жилец, предоставляя ему список. Но ощущение было такое, что, если не дать названному Тетяеву
(и как тот милый мальчик может якшаться с кем-то вроде него, Господи помилуй) дорогу, он возьмёт и что-нибудь сломает. Или кого-нибудь. Не то чтобы это так беспокоило старика в возрасте, учитывая, что полиция у него была на быстром наборе, но проблем не хотелось. Хотелось спать.
— Проходите, — кисло разрешил он. Домофон зазвенел, и входная дверь открылась.
— Квартира какая?
— Вы не знаете, в какой квартире живёт Ваш…
— Квартира какая?!
— Пятьдесят три.
Вещи, которые Кирилл помнил, можно было пересчитать по пальцам. День Рождения мамы, первая вписка (ладно, там всё обрывками), первый поцелуй, первый секс, каким одеколоном
тьфу ты, что у тебя за духи? духи у женщин, у меня одеколон так что это? пользуется Серёжа Дашников. Телефон мамы.
Ему хочется прыгать в лифте и кричать. Заболеть клаустрофобией и точно сойти с ума, когда высокоскоростная коробка стремительно поднимается на пятый этаж.
Когда Клим смотрит на него тем взглядом, каким смотрел на игры, которые уже прошёл, Кириллу плохеет.
— Я не могу сейчас, — он появляется в дверях достаточно быстро для человека, который круглосуточно вёл стримы и не слышал самых важных звонков, показательно игнорировал проблемы, пока они не уходили, и не особенно переживал о чём-либо, помимо дела, которым был занят в данный момент времени. Будто его и ждал. — Занят.
— Клим, мне нужна минута, а лучше пять и водка. У тебя есть?
— От тебя несёт.
— Да, да, я знаю. Клим, пожалуйста…
— Уходи.
