Все вокруг любовь

Азирафель покивала, продолжая мягко улыбаться своему демону. От их внезапно случившейся трудной беседы на нее свалилось слишком много разнообразных не самых приятных мыслей, и в танце их пережить было бы намного легче. Ангела немного тревожило, с каким озадаченным видом Кроули слушает ее искренние слова о том, что он замечательный. Демон всегда казался таким уверенным в себе, но на самом деле не был. Сейчас Азирафель понимала, что это не слишком неожиданно, учитывая, что за все время существования Земли тот не смог заметить, как его любит ангел. Ведь ангел никогда не был хорошим лжецом, а демон — был демон, и замечать ложь было его работой. Свои чувства Кроули больше не опасался показывать, но когда их начинал показывать Азирафель — ярко и сильно, такими, какими они были, демон сразу выглядел так, словно ему тяжело слушать слова. Снова. Как раньше. Почти как раньше — потому что теперь он их слышал, но, наверное, не мог понять?.. А как объяснить, ангел пока не знал. Возможно, стоило просто помочь ему привыкнуть, ведь он до сих пор не видел никаких чувств ангела вовсе. А теперь видит. Вот и пусть видит, привыкает. Может быть, и поймет тоже. Нужно продолжать показывать — решила Азирафель и встала с колен своего демона, взяв его за руку и глядя ему в глаза. Кроули с облегчением и радостью заулыбался ей в ответ, и улыбка ангела тоже стала шире. Сперва Азирафеля расстроило, что он непроизвольно сменил пол своего тела, но после их танца и особенно после того, как Кроули поносил ее на руках, а потом посадил себе на колени, она была очень довольна, что все так вышло. Иначе они бы, наверное, еще долго не собрались… попробовать новые возможности. От них дух захватывало! И Кроули так смотрел! Так… как раньше даже не пытался смотреть. У ангела никак не выходило поверить, что ее можно так любить и так верить в нее. И слова, которые он выбирал для утешения, были какие-то такие… непостижимые! Азирафель не очень понимала, как он их находит и, главное, зачем, но слушать их было все равно неописуемо приятно. — Все-таки тебе очень идет это платье, — очень довольно сообщил Кроули, встав с дивана. Смотрел он при этом вовсе не на платье и даже вовсе не на физическое тело. Он смотрел на всего Азирафеля целиком, и ангел это ощущал прекрасно, тоже всем собой. В груди вдруг шевельнулось тяжелое и шершавое, как кирпич, чувство, и ангел едва удержалась от новой растерянной улыбки, которая пугала Кроули. Оказывается, Азирафель тоже не верил, как и демон, что его можно любить, и с этим тоже определенно надо было что-то делать. Как-то… смириться, что ли?.. С такой прекрасной и огромной любовью Кроули. Ангел ощущал себя предельно странно. Выходило, что с милостью Господа, которая дала им обоим такую чистую и светлую взаимную любовь с самого момента Сотворения, отчего-то было не менее трудно смириться, чем с грядущим Апокалипсисом. Но, кажется, придется. В отличие от Апокалипсиса, взаимная и чистая любовь ангела и демона прекрасно укладывалась в представления Азирафеля о сути Творения. Ангел просто слишком давно привык и к невзаимности своей любви. Нужно перестраиваться, и желательно не шесть тысяч лет. «А ведь демону смириться гораздо труднее», — решительно подумала про себя Азирафель и не менее решительно прижалась к нему, обняв крепче. И ощутила, как его рука уверенно легла ей на талию в ответ. Демонам смирение не присуще по их сути, а Кроули к тому же жил буквально в Аду все шестьдесят веков. И Люцифер… О, ангелу даже на мгновение показалось, что он сейчас превратится обратно в мужчину, когда он вспомнил о Сатане, потому что он начинал приходить в ярость, которая ангелам обычно была не свойственна так же, как демонам смирение. Думая о том, какую боль Люцифер причинял Кроули и что с ним делал, Азирафель сердился, как редко позволял себе. Вообще-то, в последний раз это случилось ровно в четырнадцатом веке: тогда ангел вживую узрел, на какое зверство способен Ад по отношению к своим собственным товарищам. Тогда люди думали, что сам Дьявол ходит по земле среди них — и были совершенно правы. Сатана являлся в человеческом облике, помогал своим слугам и всячески развлекался. Однажды Азирафель почти столкнулся с ним нос к носу. Они с Кроули выполняли задание, оба, одно и то же, заранее договорившись, что взаимно отменят влияние друг друга. Кроули старательно искусил людей в очередной раз сжечь все копии Талмуда, житий непризнанных святых и некоторое количество художественной литературы, что казалась им сомнительной. Азирафель, в свою очередь, готовил дождь, чтобы погасить костер с книгами. И вот, ангел сидел в своей истинной форме на голове у горгульи собора, стягивал к площади тучи, очень хорошие, тяжелые, темно-серые грозовые тучи, с громом и молниями. Он видел внизу демона, снующего в толпе, и улыбался ему, хоть и знал, что тому некогда смотреть вверх. Люди кидали в книги факелы, и огонь приближался к обложкам, но наверху собирался Небесный дождь. Все было рассчитано, чтобы спасти книги и заодно отвратить людей от идеи снова сжигать их, как вдруг — Азирафель не поверил своим глазам — Кроули словно ударило молнией из ангельской тучи, и он, как сомнамбула снял очки и направил взор на костер. Из его глаз, невидимый для смертных, но отлично видный ангелу, в костер ударил сноп Адского пламени, и огонь поднялся еще выше, чем был, словно дождь его разжигал, а не гасил. Ангел отчетливо увидел в кровавых всполохах силуэт кожистых крыльев Сатаны и спрятался под крылом своей горгульи. Усилить дождь, попробовать перебить магию Люцифера? Сомнительно, что ангелу бы это удалось. Разумно было бы спрятаться, пока Сатана его не заметил. Демон совсем непохоже на себя столбом стоял возле костра и глядел на него, передавая через себя силу Адского пламени. Такой в нем никогда не бывало, да и не могло быть. Это была сила всех Девяти кругов Ада и самого Отца лжи, смех которого звучал сейчас в громовых раскатах. Теперь это была демоническая гроза, а вовсе не Небесная. Сатана так легко перехватил управление стихией, что ангелу оставалось лишь беспомощно смотреть, как книги гибнут в огне. А потом демон вдруг встрепенулся, и Азирафель тоже вздрогнул, потому что давящее присутствие Сатаны исчезло. И еще — потому что Кроули, словно с отвращением от чего-то внутри него самого, дернулся в сторону и горестно сгорбился, взглянув в костер. Ангела переполнило сострадание к своему демону, а еще — злость на владыку Ада. Не книги, не гроза и не адское пламя, получившее сегодня множество людских душ, заставили Азирафеля рассердиться и пожалеть, что он ничего не попытался сделать — а насилие над Кроули. Тот не хотел, чтобы книги сожгли. Ничего этого не хотел, но ему пришлось. Сатане он ничего не мог противопоставить, ни тогда, ни потом. И все же, все же, Кроули сохранил в себе своего ангела, и Азирафель тихо восхищался им. Тоже — и тогда, и потом. Тогда демон явился на порог дома Азирафеля через пару часов после этой ужасной трагедии и, не глядя ангелу в глаза, протянул ему обугленную в огне инкунабулу с «Божественной комедией». Она до сих пор лежала в магазине на почетном месте под стеклом и с табличкой «Не для продажи». Тогда Азирафель просто сказал ему: «Спасибо, мой дорогой», — хотя хотел обнять покрепче, утешить, чтобы тот перестал быть настолько подавленным. Ангела тоже придавило чувствами Кроули, его потерянностью и печалью: казалось, демону страшно просто находиться возле ангела с книгой в руках. В ответ на его благодарность демон снова вздрогнул и уставился на Азирафеля с таким удивлением, словно ждал, что тот его прогонит с самыми грязными ругательствами. Но ангел, конечно же, не прогнал, а пригласил на чай, и сделал все, что в его силах, чтобы успокоить и утешить своего демона. Хотя до сих пор не был уверен, что преуспел. Азирафель до сих пор безмерно восхищался тем, что Кроули сохранил хоть каплю своей ангельской сути. Наверное, в Аду все и вправду слишком раздолбаи, они даже свои злые дела доделать не могут. Но и того, что сделали, было довольно. И больше ангел им не даст ничего с ним, с Кроули, делать. Только ангел может с ним что-то делать! И Азирафель, приняв решение, сразу же начала делать то, что было нужно. Она обхватила Кроули руками за шею, поднявшись на цыпочки, и поцеловала так, как очень хотела, после всего прекрасного, что демон ей наговорил. Эти новые слова были, по всему, тем что демон думал о ней, потому что любил — тем, что он по-настоящему думал. А те, другие, слова пусть и были в чем-то справедливы, но были сказаны в панике и горе, и их следовало забыть. Кроули их на самом деле не думает, Кроули любит ангела и потому думает о нем хорошо. Поэтому ангел целовала демона, сильно и крепко. Тот шумно вздохнул, крепко прижал ее к себе, обхватив за талию обеими руками, и ответил на поцелуй — так неожиданно сильно и настойчиво, что ангел даже замерла на секунду. Но потом отмерла, потому что Кроули продолжил ее целовать. И целовал, и целовал, и целовал, и она прогнулась назад, как в танце, а он ее целовал еще и держал очень крепко, поэтому было не страшно прогибаться куда угодно и как угодно. А потом, как и в прошлый раз, Кроули щелкнул пальцами и заиграла музыка. “Flor de Montserrat”, ангел ее хорошо помнил еще с пятидесятых. Быстрая и веселая, с легким неровным ритмом и очаровательными внезапными глиссандо у скрипки. А по содержанию — о любви смертной девушки к Господу. Тогда они танцевали ее ближе к концу их занятий, когда Азирафель уже хорошо освоился с танцем. Кроули принес пластинку, сияя от счастья. Он был уверен, что его ангелу понравится песенка — и она, конечно, понравилась. Сейчас ангелу тоже все очень нравилось, а танцевать, двигаться вместе с Кроули хотелось все сильнее. До нее как-то вдруг и разом дошел смысл той фразы Кроули: «Это у тебя как с мечом». Как. С мечом. Ангел постоянно сомневался в своих решениях, и давно к такому себе привык. Быть решительным он никогда не умел, и Кроули не мог этого не заметить. Он, в конце концов, всегда отлично умел пользоваться мягкостью ангела с тех пор, как они заключили Соглашение. Однако Азирафель только сейчас понял, как давно демон на самом деле увидел слабость и мягкость, и переживания ангела по этому поводу тоже увидел. Глупые и тщетные переживания, ведь это не изменить — таким уж его создали с какой-то непостижимой целью. Тогда, в день изгнания людей из Рая, ангел совершил решительный поступок, а потом сомневался в нем и переживал. Как и позже, множество раз: решался на деяние, видел его дурные последствия и себя в них винил. Или наоборот: замирал в нерешительности, не мог найти нужных слов, настоять не своем. Снова видел дурные последствия своего бездействия и себя в них винил. А демон все это видел и пытался утешать. Раньше просто не показывал, что видит, как не показывал своих чувств, и утешать старался незаметно. А теперь — вот так. Даже вслух признавался. Все эти мысли роились у ангела в голове, пока Кроули целовал ее в губы, лицо и шею, умудряясь даже попадать в ритм, который играл аккордеон. Ей очень хотелось срочно что-то сделать для своего демона. Хорошее. Например, потанцевать с ним, раз он этого хотел. Азирафель вздохнула поглубже, опустила одну руку с затылка Кроули на лопатки и уверенно сделала несколько быстрых шагов, постаравшись выпрямиться и сосредоточенно заглянуть ему в глаза. Кроули был выше ее и тяжелее, но танго танцевал дольше. В обеих ролях. Поэтому отозвался на ее ведение чутко и четко, расплывшись в ехидной и веселой улыбке. Ангел улыбнулась ему в ответ и попыталась сделать поворот, но демон все-таки был слишком тяжелый для нее и к тому же держал ее за талию обеими руками до сих пор, так что вышло, что это он ее обернул вокруг себя и мягко и уверенно забрал ведение себе. Заглянув при этом в нее так пристально, глубоко и выразительно, что у Азирафель снова перехватило дыхание. Ангелу пришло на ум сравнение себя с кроликом перед пристальным взглядом змеи, и она почти замерла в танцевальном объятии, как тот самый кролик. Правда, вряд ли бедный кролик хочет, чтобы змея его съела. А вот ей очень хотелось… нет, не быть съеденной, конечно. Просто чтобы Кроули делал все, что хотел, все, что выражал этим своим взглядом. И демон ее повел, в очень-очень близком объятии, при этом не отрывая от нее взгляда и все так же заставляя внутренне замирать. Так, что она следовала за ним не только ногами — всем телом, повторяя его движения. Кроули… и правда змеился, и она невольно двигалась за ним, от плеч до бедер, вниз, потом обратно вверх, потом наклон назад, поворот… И дальше, так что в какой-то момент начало казаться, будто у них одно тело на двоих. Только ноги двигались отдельно друг от друга, но в одном ритме — и ангел продолжала все движения демона. Азирафель даже пришла внезапная мысль, что, возможно, вселиться в тело демона тогда, перед Армагеддоном, было бы неплохо, и получилось бы так же здорово. Совсем особая форма близости, от которой в ангеле все застывало, чтобы не пропустить ни единой секунды их общего движения, а снаружи ангела двигалось и двигалось, и двигалось. Ганчо, потом болео, а потом еще ганчо, в котором Кроули замер, наклонился и коснулся губами ее шеи — раз, другой и третий, в ритме музыки, и развернулся, не отрываясь от нее. И повел дальше, снова глядя в глаза, практически касаясь носа ангела кончиком своего носа. И они снова двигались, как одно целое. «Какие же короткие все эти песенки!» — подумала Азирафель с легкой досадой, когда музыка закончилась, а прекращать движение ей вовсе не хотелось. И она продолжила смотреть Кроули в глаза, подняв лицо к нему и не отстраняясь. Смотреть было хорошо и правильно, потому что видно было всего Кроули сразу, и от этого в ангеле росли и крепли незнакомые прежде спокойствие и уверенность, что все будет хорошо. Пока они с Кроули рядом и не ссорятся, не прогоняют друг друга и не убегают сами. И пока их сущности соединяются так легко и просто, везде, наверху и внизу — все будет хорошо. — А я был на планете, которая вращается вокруг одной из твоих звезд, — сообщила Азирафель, как всегда внезапно для самой себя. Она просто как раз случайно бросила взгляд на ту самую звезду и вспомнила. И немедленно поделилась. Кроули, кажется, удивился. По крайней мере, взгляд у него стал менее пронизывающим, а глаза чуть расширились. — На ней завелась бактерия, которая светится сиреневым. Такая красивая! — добавила Азирафель и опять обвила руки вокруг его шеи, сцепив пальцы у него на затылке, как вначале танца. Она долго, целых две с половиной минуты, пока звучала песенка, пыталась понять, что же хорошего можно сделать для демона, или сказать ему. Это непросто — так же, как создавать новое. Мало кому хочется радовать демонов, так что это деяние вполне тянет на полноценный творческий акт. Только лишь смертные и Господь способны создавать новое, а демоны… Некоторые демоны Пали ровно потому, что тоже хотели — и пошли против Замысла, пытаясь исполнить желание. Кроули не был среди них, он Пал из-за другого, и все же эта несбыточная мечта, о которой никто из них никогда не говорит вслух, свойственна всем порождениям Небес и Ада в той или иной степени. И уж точно никто из них даже не задумывался, что иногда… новое создается само. Прорастает из того, что сделали ангелы или демоны. Как ритуал во славу Антихриста на трассе М25, как эпидемия абсентозависимости, тоже случайно порожденная Кроули, или как детские рисунки сотен маленьких людей, спасенных благодаря тому, что демон однажды поговорил с одним будущим святым. Сделать что-то хорошее для демона непросто, а сказать еще сложнее — но ангел надеялась, что у нее получилось. Сразу Азирафель не смогла этого понять, потому что Кроули просто смотрел, очень удивленно, а потом еще и моргнул. И невольно слегка скосил материальный взгляд в сторону, следом за эфирным, который пытался проследить, куда именно смотрит ангел, на которую звезду. — Я и про то, что там планета завелась, не знал… — наконец проговорил он, все еще с очень растерянным видом и очень растерянным тоном. — Одна?.. Планета, не бактерия. — По-моему, да, — мягко ответила Азирафель и погладила его по волосам. — Туманности... медленно растут. И отсюда плохо видно.