***
Ни к какому Мэру Джек, конечно, не пошёл. Рассказывать этому паникёру, что тот опять едва не стал главным в городе – упаси Хэллоуин! Но Джеку очень хотелось улизнуть из дома хоть на время в надежде, что утомлённая Салли ляжет спать и ему не придётся ей больше ничего объяснять и тем более – избегать её Пламени. Ох-х... Но и долго так длиться не может! Пусть сегодня она придёт в себя, а завтра... Завтра её ждёт лаборатория доктора Финкельштейна. Другого пути нет. Джек бесцельно побродил по оказавшемуся таким маленьким Хэллоуин-тауну и через полчаса обнаружил себя входящим в ратушу. Ратуша – так ратуша. Он не сразу понял, что чего-то не хватает. И только когда кабинет Мэра встретил его тишиной и тонким слоем пыли на абсолютно пустом столе, Джек осознал, что катафалк не стоит привычно перед входом. Градоначальника не было на месте в рабочее время! За всю жизнь в Хэллоуин-тауне Повелитель тыкв видел такое впервые. Где же он? Почему-то стало тревожно. Трудно представить себе более предсказуемого зомби, чем Мэр. Случиться ничего не должно, но всё же... Джек, не раздумывая, вышел из ратуши. Воспоминания о недавних исчезновениях прямо у него из-под носа опять всколыхнулись волнами тумана. Он быстро добрался до аккуратного по меркам города домика Двуликого. А вот и его катафалк! Неужели Мэр решил устроить себе выходной? Скорее он забудет про Хэллоуин. И в первый раз Повелитель тыкв сам постучался к нему в дверь и, не дождавшись ответа, выкрикнул: – Мэр! Вы там? Ответьте мне! Через несколько минут шевельнулась завешенная штора на втором этаже и показалась недовольная физиономия градоначальника. – Да? – С вами всё в порядке? – Лучше и быть не может! – Лицо Мэра вертанулось и явило свою довольную сторону. – Хорошо, а то я подумал, не случилось ли чего... – А почему что-то должно было случиться? – с подозрением спросил Мэр. – Вы не в ратуше, – развёл руками Джек, будто это всё объясняло. Двуликий оглянулся куда-то себе за спину так, что весёлое лицо отвернулось от Джека, и вдруг разошёлся: – Раз Хэллоуина, судя по всему, у нас не предвидится, а к могилам не пробраться, могу я в кои-то веки устроить себе выходной?! Или два... Или... Хм. Имею я право, в конце концов, на личную жизнь?! – визгливо выкрикнул он. – Имеете, имеете... – Джек примирительно поднял ладони. – Просто я подумал... Неважно. – Он взглянул на упрямо вздёрнутый подбородок Мэра и подивился произошедшей перемене в этом всегда вежливом до подобострастия существе. Личная жизнь – так личная жизнь... Интересно, кто же эта счастливица? Явно не Джуэл – та так и сидит безвылазно у Дока, бедная... На ум никто не приходил. Джек уже отошёл от дома Мэра, наслаждающегося заслуженным за долгие годы отдыхом, как услышал, что его окликнул девичий голосок. Он обернулся. Из окна выглядывала довольно опрятно одетая и причёсанная и оттого похорошевшая Крыто. Да, троица же поселилась прямо по соседству от дома градоначальника, чем тот был весьма недоволен. Джек подошёл к окну, из которого чуть ли не по пояс высунулась Крыто. А она подалась к нему и зашептала: – Мы не видели того, кто к нему подселился, вот гадство! Это всё Корыто, отвлёк на свои дурацкие детские игрища! – Зачем вам следить за Мэром? – удивлённо спросил Джек, тоже вполголоса. – А то непонятно... – Крыто как-то слишком серьёзно и по-взрослому посмотрела ему в глазницы. – Иначе банда вспомнит, что она банда. Лучшая в городе! – Она значительно подняла вверх указательный палец. Джек даже не нашёлся, что на это ответить. – Так что, кто-то прошмыгнул в дом к толстому двуликому остолопу... – продолжила докладывать самопровозглашённая шпионка. – Крыто! – Ладно, ладно – к Мэру – кто-то, кого он очень быстро впустил, и с тех пор катафалк стоит на приколе. – Она криво усмехнулась. – А было это – третьего дня. Джек помолчал. Завидное рвение у троицы... – А за кем вы ещё следите? – поинтересовался он невзначай. Крыто опустила хитрые глазки. – Да так, по мелочи... Джек окинул её внимательным взглядом. – Если вы по мелочи увидите кого-то, кого никогда в Хэллоуин-тауне не встречали, сразу же скажите мне. Пожалуйста. Можете считать это вашей секретной миссией – пока мы не уладим вопрос с Хэллоуином. От этих слов Крыто передёрнуло, и Джек пожалел, что напомнил ей о том, о чём все они хотели бы забыть. – Не вопрос. – Крыто качнула большой палец вверх. – Кстати, насчёт Хэллоуина... Его теперь не будет? – спросила она испытующе. Шито, Крыто и Корыто оголтело готовились к своему первому выходу в большой мир. Они должны были попасть туда ещё в прошлом году, но портал-могила, который открыл для хэллоуинцев Джек, почему-то отправил их на другое, совершенно безлюдное кладбище. Они не встретили ни единого человека и вернулись жутко расстроенными. Так что в этом году Джек планировал взять их, взять Салли и сам провести их в красивый маленький город, его любимый, где хэллоуинцев всегда ждали с вырезанными тыквами и пластиковыми летучими мышами. Планировал... Мысль о Салли толкнулась болью где-то под рёбрами. А как она хотела посмотреть на мир людей... И посмотрит! Зубы и кулаки сжались сами собой, а Крыто, наблюдавшая за ним, отшатнулась. – Будет, обязательно будет, Крыто! Как-нибудь... Крыто недоверчиво хмыкнула. После всех испытаний, выпавших на их долю, она сильно изменилась, а уж атмосферу в городе уловила очень точно. И год более близкого общения с Салли не прошёл для неё даром. Вначале она ещё дичилась, грубила, воспринимала хорошее отношение с недоверием, ожидая подвоха. Но с ней Салли неизменно была ласкова и терпелива, и понемногу Крыто оттаяла. После прошлого неудавшегося Хэллоуина она, взбешённая и раздосадованная, так разошлась, что обвинила во всём Джека, грозилась снова уйти из города и взяться за старое. Салли, стараясь погасить эту бурю, предложила им вместе пройти по домам самих хэллоуинцев и сыграть в "Сладость или гадость?". И тут Крыто совершенно неожиданно разрыдалась, и Повелительнице тыкв с трудом удалось различить между потоками слёз историю конца земной жизни троицы во всех подробностях, а заодно и беспросветное пребывание у Бугимена, поимку, "секретную миссию", бесконечный тёмный тоннель, метания, когда Джек оказался под куполом и всё-всё-всё... И когда выговорившаяся впервые за много лет, обессилевшая Крыто обнаружила себя всхлипывающей всё затихающими всхлипами на плече у Салли, она стала самой ярой защитницей Повелительницы тыкв. Теперь она грубила не ей, а за неё. А ещё была готова следить, врать, красть и использовать всё своё хулиганское искусство на благо Салли. Но другим старалась особо этого не показывать. – Салли что-то запропала, – сказала Крыто как бы между прочим. – Да... – развивать тему Джек не собирался. Крыто подождала продолжения, но, не дождавшись, пожала худыми плечиками. А Джек, думая, как бы ещё убить время до вечера, пошёл дальше бродить по городу. Время, которого не было.***
Мэр ещё немного постоял у окна и проводил взглядом долговязую фигуру Повелителя тыкв. – Ну кто там ещё тревожит моего важного Мэра? – раздался из спальни сладкий и томный голосок. – Да так, дорогая моя, никто... – Градоначальник сразу изменился в лице и засеменил обратно. Ах, этот голос – нежный и обволакивающий, как вуаль из паутины. Ах, эти огромные глаза со зрачками-омутами цвета самых чёрных чернил. И яркая, янтарно-искристая каёмка радужки вокруг. Ах, эта кожа с ароматом более чарующим, чем запах свежего пергамента или орхидеи-вампира. И волосы, блестящие и чёрные, как писчие перья. Ах... Мэр, хоть и пребывал в каком-то зачарованном полусне, всё же кинул слегка встревоженный взгляд в сторону окна. – Беспокоишься, милый? – невинно поинтересовался голос-колокольчик. – Да нет, наверное, – без особой уверенности протянул Мэр. – Что же, в самом деле... Могу я, в конце концов... Теперь-то... – Ты совершенно прав, мой дорогой! – горячо поддержал его пленительный голос. – Ты ведь знаешь, что мэр – главное лицо в любом городе? – Хм-м... – Обидно при этом быть всегда вторым, правда? – Сочувствующий несправедливой доле градоначальника вздох мотыльком порхнул по комнате. – На кого ложится вся тяжесть подготовки? Кому нужно решать бытовые, скучные вопросы? – Обладательница обольстительного голоса сморщила изящный носик. – А кого потом все чествуют, уважают и любят? Кто мечта любой ведьмы? Кому досталось Хэллоуинское пламя, хотя другой, главный, гораздо давнее в городе... Мэр в ужасе замахал на гостью руками. – Ты что, нельзя так говорить! – А кто узнает? – игриво осведомилась она. – Ты ведь не расскажешь, что было в этом доме, м-м? Мой самый важный в городе хэллоуинец! – Мелодичный смех юркими пальчиками пробежал по позвоночнику Мэра. – Кто, как не ты, достоин уважения и... любви? Мэр слушал эту музыку для его ушей и самолюбия и сам себе удивлялся, что слушает и... внутренне соглашается. А ведь правда... – А скоро, пожалуй, мне придётся встать в очередь, чтобы добиться твоего внимания... – В этом сводящем с ума голосе промелькнула печаль, и сразу захотелось бежать, рвать горла врагам или даже нарушать правила, чтобы вернуть ему былое выражение. Мэр пылко схватил её прохладные руки с длинными пальцами. – Никогда! Я сделаю тебя... Градоначальницей! Ему можно, а чем я хуже... Улыбка скользнула по чётко очерченным полным губам. – Я в тебе не сомневалась, милый! Я бы с удовольствием стала... Повелительницей тыкв! Рядом с тобой. Мэр в страхе отшатнулся. – Ты что?! Я не могу!.. Вроде он только стоял в пяти шагах от неё, а вот уже бездонные зрачки в огненном обрамлении заняли почти весь обзор. И ещё – губы. Такие горячие и требовательные, вспомнилось вдруг... Губы приблизились к его уху. – А тебе ведь ничего не придётся делать. Или решать. Кроме одного... – Чего? – выдавил Мэр, заворожённо уперев взгляд в бархатную кожу щеки. Глаза, голос, запах, проходящий прямо в мозжечок... – Просто позволь мне жить в твоём доме, быть с тобой, быть твоей... – Шёпот струился, как нектар, проникая сквозь все барьеры разума и совести. – Ну-у... Это вроде звучит не очень бунтарски... – неуверенно пробормотал Мэр. – Но я никаких переворотов устраивать не собираюсь! – проговорил он поспешно. – Мы с тобой будем жить долго и счастливо, мой бунтарь! – О, этот призывный смех разбудил бы бунтаря в монументе давно умершего монстра. И тот сошёл бы со своего постамента и отправился бы исполнять её волю. Бедный Мэр... Ты ещё узнаешь, кто тебе повелевал по ночам дурманящим голоском...***
Прошло всего полдня, как Джек скрывал правду от Салли. И за это время их чуть не убили, он ломал и сращивал кости, впадал в отчаяние, хотел сжигать направо и налево и быть сожжённым самому. Времени подумать и оценить ситуацию не было. А завтра предстояло каким-то образом доставить Салли к Доку в лабораторию. Перекинуть через плечо – вариант чем-то удобный, но всё-таки неприемлемый. Она достойна большего. Это создатель совершенно не уважает её личность и её мнение... Так что предстоит тяжёлое объяснение, от которого Джек сегодня позорно сбежал, чтобы собраться с мыслями. Надо всё-таки рассказать Салли правду, хотя бы частично. Неизвестно, чей мозг вложил ей Док, но он мог бы ею гордиться в плане интеллекта, логики, памяти, эрудиции... Она и сама может что-то подсказать или придумать. Не повторяй, Джек, ошибок Финкельштейна, который не ценит ту, что сам создал. Надо только вселить в неё веру в счастливый исход! Не ты ли, Повелитель тыкв, убеждал народ сначала свергнуть Уги, а потом украсть чужой праздник?.. И тебе верили, и за тобой шли. И она поверит. Док просто посмотрит. А я буду рядом. Да, я правда буду рядом с тобой, я не оставлю тебя этому фанатику, который – частично – довёл тебя до такого состояния. Это просто... жуки. Да, в тебе ползали жуки, это они во всём виноваты! Док не заметил сначала, а теперь... Надо сделать несколько внутренних швов, это не так страшно, правда? Но теперь ты чувствуешь боль, когда остро отточенный скальпель взрезает твоё слишком живое тело, поэтому тебе лучше просто спать... А День Святого Валентина – пусть останется для тебя тёплым воспоминанием, не отравленным приторным ядом. Теперь, когда решение было принято, на душе стало немного светлее, как будто они стали на шаг ближе к разгадке. Солнце-тыква уже стремилось спрятаться за крыши домов, отчего казалось, что они окружены рыже-золотистыми ореолами. А сами дома, потеряв объём, плоскими чернеющими вырезками вставали по сторонам. Салли там, наверное, одиноко... Хотя бы сегодняшний вечер надо провести с ней, как будто всё в порядке. Разве тебе не скучна такая жизнь, Джек? Ты же всегда ненавидел рутину. Джек вздрогнул и огляделся. Сумеречные улицы были пусты. Но голос прозвучал в черепе, будто говорящий стоял за плечом. Секунды уходили пульсациями сердца, Джек напряжённо вслушивался, но тишина снова стала неприкосновенной. Скоро. Ему вдруг стало не по себе. Пусть город защищён, но Салли одна в доме, а время такое... Очень неосмотрительно и эгоистично было оставить её там и уйти. Джек устремился домой. Но дойдя, он обнаружил, что всё спокойно, и утомлённую Салли действительно окутал сон, как он и рассчитывал изначально. Она уснула прямо на диване в гостиной, и из разжавшихся пальцев выпала какая-то книга. Джек поднял с пола томик и невольно улыбнулся. Он узнал его, даже не читая названия: на корешке потёртой золотой краской было отпечатано "Ромео и Джульетта". Как тогда сказала Салли, когда они плыли в лодке в злополучный Валентин-таун? "Так быстро и без мучений попасть в потусторонний мир, где им уж точно никто не помешает". Только нет, и в потустороннем мире любящим постоянно что-то или кто-то мешает... Джек присел рядом со спящей и заглянул ей в лицо. Интересно, что ей снится? Только бы не кошмары... Кошмаров ей хватает и в жизни. А в этой предночной полутьме она так красива – как раньше... Тебе ли думать про внешнюю красоту, скелет! Ты же полюбил её не за это... – одёрнул он сам себя. Но и внешняя красота приятна взгляду, правда, Джек? – опять ворвался в мысли незваный, но, пожалуй, слишком знакомый голос. Только бы ошибиться, только бы это оказалось игрой воображения оттого, что он прочитал пророчество... Джек зажёг маленький огонёк на ладони, и сфера тёплого света загнала тени прошлого в дальние углы. ...Когда медное станет седым. Сейчас. Повелитель тыкв, не отрываясь, смотрел на волосы Салли, коснулся их пальцами и с ужасом увидел выбеленные, как паутина, нити между рыжеватыми прядями. Слишком много пламени сегодня... Его собственное Хэллоуинское пламя в руке вспыхнуло и погасло. – Я изгоню тебя из города, – тихо, но уверенно сказал он подступившей темноте. – Только появись. Темнота осталась безмолвной. На этот раз. А Джек осторожно, стараясь не разбудить, поднял Салли на руки и отнёс в спальню. Неизвестно, когда она теперь вернётся от Дока или... вернётся! А сейчас хотя бы обнять её во сне – лучшее утешение. Он не знал, что глаза Повелительницы тыкв блестят в темноте, а ровное дыхание даётся через силу.***
Очередная книга была смачно разодрана напополам и полетела в металлическую печь к своим сёстрам, где её радушно принял рыжий огонь. – Отдай, болотная ты мымра! – Поздно пить отвары! – Я тебе... Я тебе жиденькие волосёнки все повыдергаю, мелюзга зелёная, носатая! – Вах-вах-вах, какое страстное исполнение! Какой текст! Похоже, что ты раньше скрывала свои таланты, сестрица! – Зельдаборн показала язык, кинула последнюю книгу в печку и со стуком захлопнула железную дверцу. Пламя в печурке загудело. Хельгамина только опустила бессильно руки. – Я тебя научила всему, что знала... – сказала она убитым голосом. – Ещё вживе... – Да, и я безмерно тебе благодарна за науку и за вот это вот всё. – Зельдаборн широким жестом обвела вокруг, имея в виду то ли мастерскую, то ли вообще всю их хэллоуинскую послежизнь. – Так что не понимаю, чего ты ударилась в эту ересь! – Она указала себе за спину на довольно урчащую печку. – Хэллоуин на моём шикарном носу, а ты не в форме! – Хэллоуина не будет, – мрачно отрезала Хельгамина и отвернулась. – Ка-ак это не будет?! – искренне возмутилась Зельдаборн. – Повелителя тыкв мы спасли, значит, он нам по гроб жизни должен! – Он уже там, – поджала губы Хельгамина. – Кто кого спас – это спорный вопрос... – Ой, неважно, – легкомысленно махнула рукой её сестра. – Можно ещё дорогушу Мэра в оборот взять! Больно он неприкаянный... – Это твоё право, – отмела это предложение Хельгамина. – Чем тебе книги мои помешали? – Но ты же ведьма! – неподдельно удивилась Зельдаборн. – Зачем тебе эта тягомотина?! – Ты не поймёшь. – Неужто к Финки с этого боку решилась подступиться? Я поражаюсь твоей верности! Или глупой упёртости... – Я же говорила, что ты не поймёшь... – Да как тебя понять, коли ты молчишь полжизни?! Мне вот приходится за двоих отдуваться... Хельгамина только рукой махнула. Печурка что ли чересчур дымила, так что глаза начали слезиться. Зельдаборн закашлялась. – Что за... Ведьмы по многолетней привычке переглянулись в чуть мутном воздухе и, поняв друг друга без слов, одновременно кинулись к окну. Слишком свежи были воспоминания... За окном и правда клубился удушливый дым. Но у него, в отличие от наведённого Мороком, был источник. Горела ратуша.***
Крыто с ногами сидела на подоконнике, удобно прислонившись к откосу. Одновременно презирая себя и втайне наслаждаясь собственной правильностью, она мирно плела браслет из разноцветных ниток, которые дала ей Салли. Уже третий. Первые два вышли косыми и кривыми, их можно отдать пацанам, не выбрасывать же... Но на третьей попытке узелок начал ложиться к узелку, нитки таинственным образом перестали путаться, и занятие стало приносить как минимум удовлетворение, а как максимум – удовольствие. Тонкие пальчики ловко перекидывали нитку на нитку. Указательный палец сюда, подтянуть. Теперь этот конец сюда, затянуть. Палец сюда... Туда-сюда, туда-сюда... Действо завораживало. Этот браслет можно будет оставить себе. А если выйдет совсем хорошо и она нигде не накосячит в конце, то можно и Салли подарить. Нет, для Салли надо бусинок раздобыть и ещё потренироваться... Крыто так увлеклась, что чуть не забыла, зачем она ранним утром уселась на подоконник. Прямо напротив светлел особняк Мэра. Если жирдяй выйдет из дома (а рабочий день-то у него начался полчаса назад), то она сразу увидит... Крыто понадеялась, что не пропустила его, увлёкшись плетением. Но нет, вот стоит катафалк, ленивцу только дай пристроить толстый зад на мягкое сидение... Хотя ратуша – вон она, виднеется через полквартала. Внезапно осенний ветер ударил по обонянию запахом, который Крыто надеялась больше никогда не ощущать. Пахло дымом. Она отбросила плетение, и взгляд суетливо заскользил по городу, пытаясь найти источник. Да, вон она, ратуша. И именно от неё исходят сейчас тёмно-серые клубы едкого дыма. Крыто машинально оглянулась внутрь комнаты – ну нет, парни здесь. Это не мы... Идея, конечно, достойная, но... Нет. На такое даже они никогда бы не пошли. Всё-таки родной город... А ратуша – его сердце. Вот бесполезная библиотека – другое дело, но и это в прошлом. С балкона мэрского особняка раздался душераздирающий вопль – банши бы позавидовала. Ага, а вот и засоня! Крыто отошла в тень и стала внимательно наблюдать. Мэр недолго заламывал руки и стенал. Вскоре он уже в одном белье, без цилиндра выскочил из двери, нырнул в катафалк и, рискуя задавить дюжину крыс и пару жителей, газанул к ратуше. Крыто пнула Шито, который всё равно уже ворочался от неприятно знакомого запаха. – Дуйте на площадь! – Чего это ещё? – проворчал тот, просыпаясь. – Там ратуша горит! – сделала большие глаза атаманша. – Да иди ты! – Шито подскочил к окну, чтобы самолично убедиться, что его не разыграли. – Круто! – убедился он через мгновение и толкнул в бок Корыто. – Пошли на пожар зырить! Крыто, обозвав обоих непроходимыми тупицами (только наполовину про себя), выпроводила их, а сама жадно прищурилась на дом Мэра. Ну давай, покажись, кто бы там ни был... А уж я сяду тебе на хвост! Но из дома никто не высовывался, и ни одна штора не колыхнулась заинтересованно. Крыто досадливо хмыкнула. И тут ей в голову пришла вполне характерная для троицы идея. Крыто кинулась к полке, куда ребята после переезда сложили все свои малочисленные теперь "богатства", и стала там шарить в поисках чего-нибудь интересненького. Зря она тогда не дала пацанам захватить побольше со старого места, ох зря... Но вот есть шутиха с сюрпризом, Крыто хотела поджечь её на Хэллоуин, но чего для дела не сделаешь... Тем более, ещё неясно, будет ли вообще Хэллоуин. Крыто подхватила шутиху и бросилась на улицу. Минута – и она уже стояла у добротной двери мэрского дома. Просто постучаться ей почему-то в голову не пришло. Чиркнула спичка, шнур шутихи с готовностью занялся, выбрасывая злые искры. Раздался протяжный с хрипотцей вой, и снаряд, вырвавшись из рук Крыто, начал описывать трудно предсказуемые петли и восьмёрки. Такой шум и грохот от периодических ударов шутихи по гладким стенам мёртвого бы из дома выгнал. Крыто, отбежавшая под прикрытие эркера, хищно высматривала хоть малейшее движение в атакованном особняке. И только когда шутиха оглушительно бахнула, разбросав напоследок некрасивые ошмётки, занавеска на втором этаже чуть сдвинулась в сторону, и Крыто мельком увидела белый овал лица в обрамлении длинных чёрных локонов. И ещё – глаза, показавшиеся издали огромными и пустыми, как глазницы. Уф-ф... Но это определённо то "по мелочи", о котором спрашивал Джек. Ибо это личико раньше в Хэллоуин-тауне не светилось. И было в нём что-то непередаваемо отталкивающее, даже для привычного хэллоуинского глаза. Штора быстро вернулась на место, но для Крыто увиденного было достаточно. Вот, значит, кто держал Мэра в плену всё это время, эге... Надо рассказать Джеку. Она подождала ещё, не выйдет ли нездешняя нежить насладиться видом горящей ратуши, но нет, тут всё было глухо. Ну и ладно, пойдём посмотрим сами... Крыто рванула к пожару. А там... От Кислотного фонтана был протянут шланг, Демон с Арлекином скрипели ручным насосом столетней (в прямом смысле) давности, и зелёная жидкость дряблой струёй врезалась в высокие языки пламени. Остальная нежить бегала кругами между фонтаном и ратушей, кто чем заливая огонь, хотя в этом трепыхании было мало смысла. Джек почему-то до сих пор не прискакал, да и Мэр тоже, хотя катафалк стоял в некотором отдалении, чтобы на него не попали искры. Крыто порыскала взглядом и обнаружила своих за странным занятием: они привалили к земле рыдающую Повелительницу тыкв и не давали ей встать. – Что такое?! – скоренько подскочила Крыто к мальчишкам. – Сейчас же встаньте с Салли, что вы делаете, придурки?! – Да-а, придурки... – Корыто обиженно почесал ушибленный затылок. – Разберись сначала. Крыто требовательно повернулась к Шито, которого считала более сообразительным. – Джек там. – Шито махнул рукой на ратушу. – Кинулся спасать двуликого полудурка. А тот выл что-то про драгоценные архивы и первым пошёл... Не хватало ещё, чтоб она... – Шито осторожно слез с притихшей Салли. Крыто сразу стало как-то непривычно одиноко. Джек и Мэр – оба в горящей ратуше. А если... Ох-х, спасибо этим оболтусам – хоть Повелительницу тыкв скрутили... Думали ли они о том, как рисковали? Она ведь могла... И пожар в ратуше показался бы им холодным светом далёкой звёзды. – Ладно, – нехотя поблагодарила Крыто товарищей. Вдруг рядом бесшумно спрыгнула с метлы Зельдаборн – Крыто аж подскочила от неожиданности. – Удержали? – обратилась она к Шито и Корыто. – Молодцы! Салли с земли дико посмотрела на ведьму. – Где моя метла?! – Хельги полетела на ней к бывшему, может, он хоть тут принесёт какую-то пользу, – нимало не смущаясь, пояснила Зельдаборн. – Мне нужна метла!!! Я не могу просто ждать, когда он там... – Салли сидела на камнях, безнадёжно заламывая руки, но, видимо, даже в таком состоянии понимала, что без метлы ей с её странным телом нечего делать в горящей ратуше... С крыши уже срывались балки и с оглушительным грохотом падали на мостовую. В воздухе кружились тлеющие останки обгорелых знамён с тыквой. – Я пробовала, залететь внутрь – верная вторая смерть, – строго сказала ведьма. – Это тебе не Эостре. И не ваше Пламя. – Каждая ведьма должна побороть свой страх огня... – повторила Салли явно чьи-то слова, не отрывая взгляда от горящего здания. – Бороть тоже надо с умом, – возразила Зельдаборн. – Ты туда не пойдёшь. Иначе Джек нам потом очередной акт сожжения учинит... Подождём. Он знает, что делает, чай, не первый год тут. – Может, это и прозвучало бы убедительно, но интонация получилась какой-то вопросительной. Струя из шланга неуверенно поливала несдающиеся языки обычного пламени, из ратуши никто не выбегал, и Салли уже присматривалась, как бы ей посподручнее выхватить метлу у Зельдаборн, но тут с другого конца улицы послышался знакомый дребезжащий стук – это Док с редкой поспешностью катил на своей коляске. А совсем низко над землёй летела Хельгамина, разгоняя горожан с его пути. Видно было, как неуютно ей на чужой метле, которая рыскала и дрожала под её рукой. За коляской ковылял Гарик и тащил объёмистый и явно тяжёлый мешок. – Подарки? – живо осведомилась Зельдаборн, в которой один вид Финкельштейна будил ехидство. Док даже не посмотрел в её сторону. – Хельги, – обратился он к Хельгамине. – Набирайте порошок в миски или что там у вас и сыпьте сверху на ратушу. Это средство тушит пламя в пятнадцать раз эффективнее, чем земля или песок. Салли мгновенно вскочила на ноги. – Только я́ это сделаю! Это моя метла! И там мой Джек! – Она бросилась к Хельгамине, требовательно протягивая руку к Птице. Но тут её одновременно ожгло изнутри механическое сердце и голова пошла кругом, так что Салли едва устояла на ногах, схватившись за молчаливо наблюдавшую Крыто. Ведьмы переглянулись. – Никуда ты не полетишь, Салли, – непререкаемым тоном сказала Хельгамина. А Зельдаборн согласно кивнула, весьма угрожающе скрючив когтистые пальцы, готовые хватать и удерживать излишне храбрую (глупую) Повелительницу тыкв. – Вы не понимаете... – безжизненно прошептала Салли, чуть не повиснув на Крыто. – Куда нам, – не стала спорить Зельдаборн, седлая метлу и набивая поясной мешок средством Дока. – Полетели испытывать этот адовый порошок, – бросила она Хельгамине. Та неуверенно поднялась на несколько метров под скептическим взглядом сестры и успела сказать Салли напоследок: – Не переживай, он же повелевает Пламенем. Так что огонь ничего ему не сделает. – Только Хэллоуинским... – одними губами произнесла Салли обессиленно. – Не обычным. Я видела... Ей оставалось только смотреть на выгорающее здание, на суетящихся хэллоуинцев, на ведьм, тушащих слишком большой пожар, чувствовать горячий осколок в груди и ждать.***
Сон не шёл. Сказать или не сказать? Щадить чувства или предавать обманом? "Ты ставил на мне эксперимент. Чем ты лучше Дока?" – сказала она в сердцах, когда Джек позволил псу-вампиру напасть на неё. Не эксперимент и не ставил, но, скрывая правду, он действительно приближается к деспотичному создателю Салли. Джек перевернулся на другой бок – он уже потерял счёт, в который раз. Сказать. Она заслуживает правды. Она сильная. В этом уязвимом теле живёт смелый дух. Она будет бороться вместе с ними – самим Джеком и Финкельштейном. И она серьёзный союзник... Салли лежала неподвижно и выглядела спящей. Но когда он, приняв решение, осторожно обнял её, она судорожно накрыла его руку своей и с облегчением выдохнула. Оказывается, она не спит, а словно чего-то ждёт... Объяснений, почему он опять от неё отдаляется, а, может, ей просто нужно утешение после перипетий сегодняшнего дня... Только бы не Пламя. Но Салли уже повернулась лицом и напряжённо вглядывалась ему в глазницы. Разговор, который Джек откладывал на утро, видимо, должен был состояться сейчас. С каких это пор он так не уверен в себе? – Что случилось? – шёпотом спросила Салли. – Ты сам не свой. – Нас чуть не убила пришлая нежить, из города не выйти, праздник под угрозой... – Интересно, почему никогда не получается сказать то, что думаешь? – А-а, это... – не очень понятно, но с явным облегчением откликнулась Салли, прижимаясь к нему. Кожа была тёплой, но не горячей. Джек осторожно погладил её по голове. Док. Завтра она должна пойти к Доку. Но сейчас она вроде бы согрелась в его объятиях и сонно задышала, такая хрупкая, такая истерзанная судьбой, такая... уникальная. Джек ощутил острый до болезненности прилив нежности, желания защитить... и ещё – панического отчаяния, которое в самый тёмный час ночи кажется непобедимым, абсолютным и единственно возможным. Словно он уже остался один... Джек думал, что он не спал, цепляясь за Салли, как за ускользающую золотую осень, что истлевает вместе с листьями Хэллоуинской ночью. И в первый момент после пробуждения, когда память ещё не вонзила в череп свой трепан, всё казалось хорошо и мирно... И вот так теперь каждый день – просыпаясь, вспоминать и проживать это вновь и вновь. Позднее и хмурое октябрьское утро уже нашло щель в плотных гардинах. Но его свет только делал серым всё, к чему прикасался. Сменился ритм дыхания Салли – как бывает за миг до пробуждения. Всё ещё прекрасные огромные глаза распахнулись, и взгляд сфокусировался на Джеке. Пора. Повелитель тыкв глубоко вздохнул. – Салли... Мне надо тебе кое-что сказать, – И чем быстрее, тем лучше, пока есть решимость. – Ты... – Слово застряло, как слишком толстый Вампир-барон в портале однажды. – Тебе... надо пойти к Доку. Я пойду с тобой! – быстро добавил Джек, предваряя возможные возражения. – И не отойду от тебя всё время, пока он будет что-то с тобой делать. – Зачем? – спросила она. Но почему-то без удивления, возмущения... И даже без интереса. – Понимаешь... – слегка растерялся Джек. – Жуки... Да, жуки! Жуки Уги повредили тебе несколько больше, чем подумал Док изначально. И надо тебя внутри немного подлатать. Тогда всё будет хорошо, я уверен! Салли молча смотрела на него. И не дождавшись продолжения, уточнила: – Это всё? Джек неопределённо пожал плечами. – А что? Ты согласна пойти к Доку? – А у меня есть выбор? – Она криво улыбнулась. – Ты уже показал, что в случае чего закинешь меня на плечо и сделаешь, как тебе надо. – Не мне, тебе! – горячо возразил Джек. – Я хочу, чтобы ты пошла по доброй воле! Это же ничего страшного... Ты просто... – Старею, – закончила за него Салли. – Я знаю. – Откуда ты знаешь?! – ошарашенно воскликнул Джек, подскочив на кровати. – Когда ты ушёл вчера, я сдёрнула с зеркала вуаль. А может, не с зеркала, а с собственных глаз... – добавила она задумчиво. – Сопоставила все факты. Память об этом почему-то живёт во мне... Где-то там. – Она, слегка нахмурив лоб, коснулась пальцами виска, где под прочной фарфоровой оболочкой скрывался самый настоящий человеческий мозг. – Мой сон... – добавила она после паузы. – Мой кошмар. Я молчала о нём. Я видела там свои руки – всегда в перчатках. И сегодня во сне я сняла перчатки и увидела, что под ними... – Салли опустила глаза, взглянув на раскрытые ладони. – И потом огонь – Второй огонь. Голос Салли был ровен, но у Джека внутри всё содрогнулось. – И ты так спокойно об этом говоришь?! – Он ждал слёз, метаний, отчаяния, такого же, как у него самого, несмотря на собственные уверения, что всё будет хорошо. – Я устала... Устала каждый день убеждать себя в "долго и счастливо" – прошептала Салли, прикрывая глаза. – Нас всегда кто-то пытается убить. И всю свою жизнь я чувствую себя в плену этого несуразного тела. – Она провела рукой вдоль туловища, словно показывая очевидность сказанного. – И этот внутренний враг мне уже не по силам. – Но ты же всегда была такой сильной! – Джек не верил своему слуху. Она в одиночку ходила к Уги. Она приручала дикую метлу. Она сломя голову неслась на ругару. Она варила запрещённое зелье, вступала в огонь, защищала потерявшего память Джека перед всем городом... Она не может сдаться сейчас! – Док обязательно что-нибудь придумает! – Док... – повторила Салли без выражения. – Это его рук дело... В конце концов я всегда была не той, кого он хотел бы видеть. – Не только! – выпалил Джек. – Я виноват не меньше, если не больше! – И под слишком спокойным до безжизненности взглядом Салли он высказывал и высказывал то, что совсем не планировал: подробности разговора с Финкельштейном, все его догадки, все свои терзания... Про вино Валентина... Про Пламя... И когда он опустошённо закончил и с опаской посмотрел на Салли, она лишь чуть вскинула брови и тихо произнесла. – Надо же, как всё сходится... Значит, "это" – это Пламя. – Что? – Часть пророчества Гизелы. Коль хочешь жизнь свою продлить, Должна ты это позабыть. Позабыть Пламя... – Впервые на её лице мелькнуло какое-то выражение и из груди вырвался всхлип. – Теперь я понимаю... – Салли... – Джек, едва касаясь, положил ей руку на плечо. – Мы обязательно что-нибудь придумаем. Обещаю! Она вздохнула, покачала головой и хотела что-то ответить, но за окном раздался отдалённый гул, и Джек наконец обратил внимание на пугающе знакомый запах, который просачивался сквозь плотно прикрытое окно. Запах дыма. Он стремительно подбежал к окну и распахнул его. И выругался – со стороны площади валил дым. А языки пламени, уже выше ратуши, плясали на её двускатной крыше.***
Вспомнить – это как заново прожить всё лучшее. И рука сама собой выбирает из множества знакомых и незнакомых книг истёртый томик "Ромео и Джульетты". Джек почему-то поспешно ушёл, словно испугавшись чего-то – совсем как тогда, когда боялся коснуться. Тогда она думала, что он избегает её. А что сейчас? Чего я ещё не знаю? – Того, чего не хочешь знать. Какой это из внутренних голосов?.. Не хочу знать... Не хотела. Повелительница тыкв решительно отложила книгу и поднялась по лестнице в спальню. Большое трюмо было завешено тонкой тканью, которую Салли будто бы невзначай накинула на него да там и оставила после Мабона. Салли провела ладонью по складкам материи, резко вдохнула, сдёрнула с зеркала покров – и с криком отшатнулась. Это не её лицо! Не может быть её, зеркало врёт! Она ощупала себя руками, и отражение в точности повторило все нюансы движений. В какой-то момент ей захотелось разбить равнодушное стекло. Но что это изменит? Взгляд скользил по сеточкам морщин (откуда она знает это слово?) на некогда гладком лице. Как окружающие могли этого не замечать?! Не могли. "Несвежий вид", – сказала Зельдаборн. "Неуловимое, но очевидное", – говорил ей Джек ещё на Литу... А взгляды, удивлённые, встревоженные, злорадные, договаривали всё остальное. Только я предпочитала этого не замечать. Салли долго ещё изучала своё отражение, а потом прислонилась лбом к холодному стеклу, и по нему заструились вниз, быстро остывая, горячие капли. А Джек? Он знал? Не поэтому ли он бесконечно далёким сегодняшним утром возвращался от Финкельштейна? Не из-за этого ли он, отчаянно рискуя, отправился в Праздничную рощу? Не поэтому ли ушёл сейчас?.. И скажет ли он ей? Если относится к ней, как к мыслящему существу, а не как Док, то должен сказать... Только за что это всё ей, едва вкусившей своё "долго и счастливо"?! Не у кого спросить, никто не ответит. Нет сил бороться – словно со слезами вытекли последние силы и надежды. Салли тихо спустилась на первый этаж и взяла в руки книгу. Глаза скользили по строкам, почти не улавливая смысл. Но некоторые фразы всё же цеплялись за сознание и казались недобрыми знаками. "Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжётся, как терновник". "Что есть любовь? Безумье от угара, Игра огнём, ведущая к пожару. Воспламенившееся море слёз, Раздумье – необдуманности ради, Смешенье яда и противоядья".¹ Игра с огнём, ведущая к пожару... Как это символично. Может, этот огонь её и сжёг. Салли закрыла глаза и уронила книгу.***
Дышать было практически нечем, в лицо огнедышащими драконами дули волны жара, и все цвета сгорели, кроме ослепительно оранжевого и радикально чёрного. И понесло же этого незадачливого безумца Мэра в самое пекло! Удивительно, как резво для своих габаритов он пробежал между рухнувшими балками и взлетел на второй этаж в архив. И сразу за ним сорвалась сверху очередная балка, перекрыв Джеку проход. Повелитель тыкв оторвал одну полу фрака и повязал себе на лицо, но помогало это слабо. А наверху раздался звон выбиваемого стекла. Это Мэр выбрасывал из окна шкафы со своими драгоценными свитками. С таким рвением он и сам рискует попасть в архив... Интересно, а как Хэллоуинское пламя реагирует с обычным огнём? Джек попробовал окружить себя ореолом, и дышать стало немного легче. Два огня – колдовской и обычный – причудливо смешивались, один проникал в другой, но Хэллоуинское пламя всё же не давало огню достигать тела. Но и время теперь утекало сквозь пальцы, как красивые и отнимающие силы струи Пламени. Джек рванулся наверх по опасно обгоревшей лестнице, и она обрушилась вслед за ним. Слишком много хорошо просохшего дерева оказалось внутри каменного здания... Наверху Мэр уже не ворочал шкафы. Он упал около последнего и лежал неподвижно лицом вниз, и огонь подбирался к нему сразу с двух сторон. Джек погасил Хэллоуинское пламя и едва не упал рядом с градоначальником, словно у него из-под ног выбили опору. Но он всё же смог оттащить бесчувственного Мэра поближе к окну. Если зомби самого выкинуть вслед за дорогими его сердцу шкафами, он разобьётся или нет? Шкафы разбились. Повелитель тыкв высунулся в окно. Высоко. Растянуть бы внизу большой кусок ткани... Горящий стяг на внешней стене заслонил обзор. И вдруг чуть ли не в лицо Джеку влетела горсть порошка – он еле успел отклониться. – Упс, – сказала зависшая напротив окна Зельдаборн. – Быстро полезай ко мне на метлу, дорогуша, давно мечтала с тобой прокатиться. – Там... Мэр, – с трудом выдавил из себя Джек сквозь клубы дыма. – Ну нет, его метла не выдержит. – Ведьма рьяно замотала головой и громко свистнула. – Эй! Хельги! Принимаем негабаритный груз! Не кантовать! Откуда-то сверху, покачиваясь, спустилась Хельгамина и прохрипела: – Я еле держусь на этой метле... – Скажите хэллоуинцам, чтобы пригнали под окно катафалк! – прокричал ей, задыхаясь, Джек. – Его крыша из плотной ткани и немного пружинит, я постараюсь сбросить Мэра прямо на неё! Хельгамина кивнула, сунула Джеку в руки мешок с порошком, кратко пояснив: – Он тушит, это от Дока, – и ведьмы устремились вниз. Джек сыпанул порошок на пол, вокруг себя и Мэра, и стал ждать, следя, как катафалк медленно подъезжает к ратуше. И вот он уже стоит под окном. Джек приподнял Мэра под мышки, подтащил к подоконнику и стал примериваться, как его лучше сбросить прямо на крышу, которая отсюда казалась какой-то слишком маленькой. И вдруг градоначальник очнулся и, не открывая глаз, простонал: – Ах, дорогая, прости... Дорогая? О ком это он? Ах да, у него же там "личная жизнь" завелась... Джек прицелился и разжал руки. К счастью, Мэр не успел очнуться окончательно и помешать собственному спасению. Он довольно жёстко спружинил на крыше катафалка и упал бы на землю, если бы не стоящий рядом зомби Бегемот. Подскочивший Мэр свалился прямо на этого здоровяка, впрочем, тому было всё равно – с тем же успехом Мэра можно было сбросить на него и с крыши. Повелитель тыкв остался наверху один. Он не стал ждать любезности Зельдаборн и уже поставил ногу на подоконник, чтобы повторить путь Мэра, как сзади его кто-то окликнул по имени. От неожиданности он вздрогнул и стремительно развернулся. Никого. А голос... Как сотня переливающихся рождественских бубенцов. Он потряс черепом. Это дым во всём виноват. Джек перекинул ноги через подоконник и прыгнул. Крыша катафалка приняла его лёгкое тело, едва прогнувшись, и он мягко соскочил на землю. Рядом ведьмы колдовали над Мэром, который всё ещё был без сознания, но хотя бы дышал. Здание спасать было уже поздно – выев все деревянные перекрытия, огонь утихал естественным образом, оставляя после себя лишь почерневшую каменную коробку. И никто не видел, как за десять минут до того, как змеистые языки огня проползли по знамёнам на крышу, из ратуши выбежал совсем не таинственный хэллоуинец.***
К ней возвращалась жизнь. Это было больно. Но это была жизнь. Значит, опять мучительно думать, преодолевать, к чему-то стремиться, чего-то бояться, на что-то надеяться... Это казалось непосильным по сравнению с пассивным ожиданием конца. Но единственно правильным. Вуаль с сознания спала, и восприятие снова стало острым, как скальпель. Салли не кинулась к Джеку сразу, когда он успешно приземлился на мостовую, спрыгнув с крыши катафалка. Она словно окаменела от безмерного облегчения. Но потом мысль о том, что ему может быть нужна помощь, столкнула её с места и бросила вперёд, и Крыто, только что бывшая подпоркой, едва поспевала за Повелительницей тыкв. Салли налетела на Джека, и её ладони уже были горячи, как расплавленный воск, готовые залечивать любые раны. Но Джек только покачал головой и отступил. – Со мной всё в порядке, – а его руки взлетели, словно в защите. Да, я всё знаю и всё понимаю – теперь. Но не всё ли равно? И Салли, не позволив себя остановить, крепко обняла Джека за шею и, наплевав на весь город, поцеловала его. Впрочем, все были только рады такому жизнеутверждающему окончанию истории с пожаром. А интерьер ратуши – что ж, там теперь даже более пугающе, чем раньше, только надо дождаться, когда перестанет дымить. И сидеть не на чем. И лестницу новую на второй этаж надо сделать. И знамёна обновить... Но это всё потом, а пока... Зельдаборн одобрительно крякнула, Нед крепче обнял Берту, которая роняла слёзы умиления, многие зааплодировали и засвистели, прямо как на свадьбе... Но прошло лишь несколько бесконечных, как удар сердца, секунд – и Салли запылала Хэллоуинским пламенем. Слишком много сдерживаемых чувств, слишком сильное напряжение этих дней... Хэллоуинцы, ещё не отошедшие от пожара, в ужасе отшатнулись, сминая друг друга. Только что очухавшийся Мэр живо отполз за катафалк. Хельгамина напряжённо сощурилась, Зельдаборн смотрела во все глаза и, казалось, завидовала. Крыто испуганной не выглядела, а наоборот, озирала толпу с торжеством, явно гордясь впечатлением, которое произвела её обожаемая Повелительница тыкв. А доктор Финкельштейн сжал руку в кулак, словно поймав важную мысль, и пробормотал: – Так вот что происходило прямо под моим носом... – Он зачерпнул горсть своего огнетушительного порошка и, как истинный учёный, подрулил к Салли и кинул в неё. Док многократно наблюдал, как задыхается обычный огонь от самой маленькой порции. Но Хэллоуинское пламя только хищно вспыхнуло навстречу, обращая крупицы порошка ослепительными искрами. Финкельштейн заинтересованно хмыкнул. Джек, едва ощутив тепло чужого Пламени, оторвал Салли от себя, и огонь быстро погас сам собой. И видя её несчастные глаза, он прошептал так, чтобы слышала она одна: – Тебе нельзя... Пламя тебе вредит. Пойдём я провожу тебя к Доку. – Он нашёл учёного взглядом и получил его утвердительный кивок. – Нет! – решительно воскликнула Салли, отстраняясь. А потом добавила спокойнее: – Нет... Завтра. Я обещаю. Ты ведь рассказал мне всё сам... Спасибо. Джек посмотрел на неё и согласно кивнул. Обернувшись к хэллоуинцам, он громко произнёс: – Всё в порядке, это Хэллоуинское пламя Повелительницы тыкв! Горожане уважительно загалдели, с новым интересом поглядывая на Салли. Надо её поскорее увести отсюда, пока прилипчивые взгляды не изучили её вдоль и поперёк. Салли и сама, очевидно, так подумала, потому что склонила голову, и волосы скрыли лицо с дорожками слёз на тёмных от копоти щеках. Джек огляделся. Огонь в ратуше увял, и другим домам ничего не угрожало (если на миг забыть, почему ратуша вообще загорелась), Мэр выглядел вполне ожившим, а всё остальное подождёт. Джек взял Салли за руку, которая холодила, как снежок. Снова они возвращались домой рука об руку, помятые, пахнущие дымом, едва не сгоревшие... И как только за ними захлопнулась входная дверь, Салли горячо заговорила, подавшись к Джеку навстречу. – Я не хочу жизни без Пламени, пусть и длинной! Я жила так почти всю свою жизнь. – Её глаза блестели, как алмазные снежинки, когда она обняла Джека и прижалась к нему. Он ещё пытался не утонуть в этих огромных глазах... Не позволяй ей проявлять Пламя. – Ты сегодня чуть не сгорел, – жарко шептала Салли в такой близости от лица. – Нас вчера чуть не убила нежить. Мы можем умереть завтра от тысячи неизвестных опасностей. – Её кожа снова становилась горячей, как Пламя, текущее внутри и разъедающее изнутри, а на кончиках пальцев уже звенели жаждущие сорваться искры. – Так какая разница?.. Я не знаю, вернусь ли я сюда. – Она быстро обвела взглядом гостиную. – Ну конечно же вернёшься, что за мысли! – На это Джек не мог не возразить. Но Салли его даже не слушала. – "Что есть любовь? Безумье от угара, Игра огнём, ведущая к пожару. Воспламенившееся море слёз..." – Она улыбнулась так, как давно уже не улыбалась. Цитируемое произведение Джек, конечно же, узнал. – "Раздумье – необдуманности ради, Смешенье яда и противоядья", – выдохнул он. – Ты больше от меня не сбежишь, Джек-Повелитель тыкв! – Салли смотрела так ненасытно и плотоядно, как вампир, почуявший запах свежей крови. – Нельзя отказаться от поцелуя ведьмы! А ты сделал это дважды и чуть не сделал в третий раз! – Повелительница тыкв оскалилась, как истинная хэллоуинка. – Ведьма будет мстить. – Как? – зачарованно спросил Джек. – Страшно! – Салли многообещающе усмехнулась, со всей остротой вновь ощущая в себе биение жизни. Не только боль... Да! Я больше не закрываю глаза. И даже если впереди – катастрофа, просто живу. Здесь и сейчас. И Салли снова поцеловала его. А потом ещё и ещё, развеивая остатки очень разумных и ответственных мыслей в голове Джека. Он лишь на мгновение оторвался от её горячих, мягких губ, чтобы взглянуть в глаза, но Салли уже с нетерпеливым стоном подалась ему навстречу, возобновляя поцелуй. Ей невозможно было противостоять. Да и не хотелось. Но Джек всё же сделал над собой последнее усилие и спросил: – Ты уверена? – Абсолютно, – без тени сомнения шепнула она, увлекая его в глубь дома и вниз. А в подвале, где раньше они тщетно пытались вызывать Пламя на муляжи врагов, ночь была всегда. И никаких чужих голосов.