***
Пришлая нежить быстренько пронюхала, что златопёрые стрелы перестали лететь в нужном им направлении. До этого осаждающие, по приказу Лича, не трогали этих умильных, розовощёких молодцов и молодиц. Но теперь нет резона сдерживать естественные порывы своей натуры… Стрыги с охотой отвлеклись от бескровных хэллоуинцев. Вот тут какая мягенькая, какая тонкокожая вкуснятинка! Голубые глаза раскрыты в ужасе, каждый золотой волосок дрожит! И самый нахальный кровопийца уже почти приложился к бьющейся на шее венке, как его внезапно переехали поперёк четыре твёрдых колеса. А потом развернулись и переехали снова. Спасённая психея пискнула и закрыла глаза. – Ага! – злорадно проговорил Мэр. – Будете ещё нападать на этих милых созданий?! – и лихо выкрутил руль. – Очень милые, – проворчал рядом Финкельштейн. – Если бы не поле, мы бы уже были утыканы их стрелами похлеще Бегемота. Но нежить временно отступила под слепящим светом фар. А валентиновцы хлопали глазами на Мэра, и на их лицах постепенно проступал невыразимый восторг от такого героического поступка. Градоначальник даже распрямился на сидении. – Подвиг! Вот он подвиг! – радостно завопил Корыто. – А давайте ещё кого-нибудь спасём? – и он с надеждой посмотрел на взрослых спутников. – Мы, кажется, торопились в город, –мрачно сказала Хельгамина, выглянув из салона. – Джек приказал… – Но нельзя же оставлять их на съедение этим, – Мэр кивнул на потерянных валентиновцев и на нежить. – Это нарушение пакта Моранна… – Но это же не люди! – резко возразил Док. – И мне плевать, если от них останутся нимбы да крылышки… ээ… ничего не останется. И с каких это пор ты не бежишь выполнять всё, что велел Джек?! – А с тех пор, как побывал в лапах этой нежити! – озлился Мэр. – И я решаю предоставить этим гражданам соседнего города-праздника политическое убежище. – И не дожидаясь ничьего дозволения, он приложил рупор к губам и прокричал: – Уважаемые валентиновцы! Вы можете пройти в наш замечательный город! Он даст вам укрытие, пока мы не переправим вас домой! Валентиновцы запереглядывались. Но, как видно, вид у делегации на катафалке был недостаточно устрашающий, тем более, что Мэр повернулся к ним своим весёлым лицом и вообще спас одну из них… И они растерянно двинулись поближе к хэллоуинцам. Стекались к катафалку и сами горожане. А Док, поколдовав, расширил поле так, чтобы под ним поместились и уцелевшие хозяева, и их невольные гости. Но синтезатор фантомов пришлось отключить. И когда погас последний фантом, из предутренней тьмы вырос Лич с наполовину обугленным черепом. – Вы думали я так легко дам вам уйти? – прошипел он. – Я захвачу свой город, раз ваш так называемый Повелитель тыкв вас бросил! – Только через мой труп! – лицо Мэра крутанулось. – С радостью, – Лич потрогал костяными пальцами острие меча. – Ты так дрожал у нас в гостях, и если бы не Ясмина… Мэр вздрогнул от упоминания знакомого имени и пару секунд ещё смотрел в эти уверенные и злые глазницы, а потом уголком рта – на зависть чревовещателям – скомандовал: – Валим! На крышу катафалка запрыгнули все, кто могли, и он осел под тяжестью тел. Поле спасало от ударов нежити, хотя те, кто шёл по краям купола, иногда получали болезненные электрические разряды. Так они и продвигались к воротам Хэллоуин-тауна, как большая, неповоротливая черепаха. Конечно, нежить легко настигла их и в предвкушении скалилась. Ведь чтобы пройти в ворота, надо было отключить поле, выстроиться в колонну, а если не открывать, то вообще по одному… Мэр скорбно поднял брови и с отчаянием пробормотал: – Неужели это была плохая затея… И тут несколько взрывов почти одновременно прогремели по периметру купола и окрасили его полусферу в цвета пламени и дыма. Валентиновцы и хэллоуинцы внутри в одинаковом испуге вскрикнули и закрыли головы кто чем. Мэр ещё ошарашенно пялился по сторонам, когда Док уже сообразил. – Давай! – крикнул он Рэйвену. А тот не стал в этот раз долго раздумывать, и ворота быстро пошли вверх. – Газуй! – пнул Финкельштейн Мэра. Ворон смотрел на таких разных входящих и качал клювом. А Крыто на зубце стены смеялась и приплясывала с пучком бикфордовых шнуров в одной руке и факелом – в другой. Мэр с недоумением поднял на неё взгляд. И она хитро, но вполне дружески ему подмигнула. Она ещё не знала, что хэллоуинцы возвращаются не полным составом.***
Видения, видения, видения… Одно неправильнее другого. Одно пронзительнее другого. Утягивают в жарко мерцающую бездну полной свободы и вседозволенности. Только мы… испей меня, – толкается в черепе. – Слейся со мной в одно. Одна жизнь, одна смерть, одно Пламя. Я дам тебе всё. Воспоминания о прошлом сереют, меркнут, как вчерашний сон, как земная жизнь. Тусклая картинка – она была или не была? А здесь и сейчас – слишком безбрежное, слишком обжигающее и невозможное, долгое и счастливое, вечное, бесконечное и неуничтожимое… нечто. Сто́ит только сделать шаг навстречу. Перестать бороться. Зачем бороться, если рядом – всё, о чём он только мечтал? Бескрайне чёрные глаза, безупречная бледность кожи, блеск волос… чёрных. В этом есть какой-то диссонанс.***
– Ты видишь, он ещё пытается шевелиться? – прикрикнул на суккуба Валентин. Зельдаборн с надеждой перевела взгляд на Повелителя тыкв, как видно, обездвиженного какой-то дрянной магией. Нет, слабовато дёргается. Она неоднократно пыталась докричаться до него, но всё без толку. Салли бы дозвалась… Но Салли тут нет. Ведьма поёрзала в своих верёвках. – Эй, – шёпотом позвала она зомби-скелета. – Развяжи меня, олух. Ты ж не зря сюда притащился – по запаху что ли нашёл… Но тот лишь молчаливо покачивался. Вся сцена порабощения Повелителя тыкв или просьбы ведьмы интересовали его не больше, чем сучок на дереве. – Утиль костяной, вашу ведьму, – с досадой прошипела Зельдаборн, поднатужилась и высвободила одну руку. Кожу саднило от грубой верёвки, но это до свадьбы заживёт – дожить бы до этой свадьбы, не зря ж она словила паутинный саван невесты. Внимания на неё никто не обращал, и ведьма украдкой сунула руку за пазуху. – Всё своё ношу с собой, – она подмигнула скелету и помахала его лучевой костью. – Иди ко мне, Бобик, иди, мой хороший. Чёрт, Хельга какие-то другие слова говорит, наверное… Но зомби-скелет послушно двинулся к ней. – Развяжи меня, дорогуша, – Зельдаборн постаралась вложить в тихие слова все свои обрывочные познания о заговаривании скелетов. Костяные пальцы неловко тронули верёвки. – Да не тут, бестолочь! – шёпотом заорала ведьма. – Узлы левее! Нет, правее! Да вашу ж… Она аж вспотела от напряжения. И только краем уха слышала, что происходит буквально в десяти шагах от неё. А происходило что-то недоброе. Ясмина стояла неподвижно сама и словно пригвоздила взглядом к месту Джека. Тот сейчас выглядел ну совсем как один бесполезный зомби-скелет. (Скелеты вообще умеют делать что-нибудь, кроме как стоять истуканами и бессмысленно пялить глазницы, пока твёрдая женская рука не возьмёт их под контроль?!). А этот Валентин… Зельдаборн уже ощущала на себе его сети – когда её сбила бешеная метёлка, и она очутилась на земле в окружении нежити. Столь сладок и упоителен был сон… Сколь тяжким стало пробуждение в верёвках. В её голове он обещал ей любовь, которой она никогда не знала. Инкуб – как есть инкуб. И она дала себя привести сюда, чтобы позорно стать заложницей. Хорошо, что ручки-то помнят былое мастерство! Когда этот красивый демон самолично её связывал, она в порыве чувств прижалась к нему и обвила руками за талию. А заодно свистнула то, что плохо висело. Неизвестно зачем, но может сгодится ей ещё одна бутылочка вина Валентина для личных нужд. А он, кстати, отскочил от её объятий, как ошпаренный святой водой. И сейчас он вовсе не выглядел привлекательным. Родной Демон из Хэллоуин-тауна гораздо милее вместе со всеми своими тридцатью четырьмя острыми зубами, рогами и копытами. Даже демонессе жалко отдавать. – Я обещал ему сожжение, – с расстановкой прошипел инкуб. – Но ты меня подвела, моя дорогая. – Ясмина только болезненно сжалась, но ответить, даже взглядом, она не могла – не до того ей было. – Придётся делать всё самому. Суккуб испустила негромкий горловой стон, но Валентин лишь презрительно усмехнулся. – Не переживай, я не собираюсь возвращаться в это кислое болото – Валентин-таун. Думаешь, я зря привязал ведьму к родному деревцу? Оно падёт последним! – он резко обернулся и указал костлявым пальцем на Зельдаборн. Она еле успела прижать свободную руку с костью к телу и отвернуться от скелета, который всё равно сейчас возился где-то с задней стороны ствола. Валентин задержал на ней взгляд глаз-угольков, и ведьма снова принялась звать Джека – чисто, чтобы не вызвать подозрений. – Он не очнётся, – широко улыбнулся инкуб. – А если ты не замолчишь, дорогуша, придётся лишить тебя почётной роли зрителя на казни самого Повелителя тыкв! –Валентин склонил голову набок и колюче рассмеялся. Зельдаборн с усилием сжала зубы – ничего-ничего, она ещё выцарапает эти сверкучие глазёнки. Тот некоторое время испытующе смотрел на неё, но она упрямо отмалчивалась. И тогда он снова отвернулся – слава Эостре. – Я слишком долго себя сдерживал, – вальяжно поделился он с Ясминой. – Впрочем, тебе ли не знать… Ты всегда была ко мне ближе остальных суккубов, – Валентин поднял руку и пригладил её спутавшиеся волосы. – Жаль... Суккуб протяжно выдохнула. Но не посмела отвести взгляд от Джека. – Жаль, – вкрадчиво продолжил Валентин, – что я так не вовремя отослал остальных суккубов в большой мир. Они бы тут пригодились, в этой внезапной битве, в которой мы так много потеряли… И раз я не собираюсь возвращаться в обитель нежных чувств, – в обманчиво мягком голосе прорезалась настоящая злоба, – то теперь могу убивать спокойно! И начать хочу с него! – тычок в сторону связанного без верёвок Джека. – Это будет так мило и изящно: сжечь того, кто повелевает Пламенем, с помощью обычного огня! – уголок кривого рта демона пополз вверх, когда он достал бензиновую зажигалку – как видно, сувенир из мира людей. – И поверь мне, я отнесусь с уважением к его вкусам, – ухмылка прорезала его рот ещё шире. – Перемести его поближе к его любимому дереву, и пусть они разделят участь друг друга. Для полного единения не хватает только его смертной… Но ничего, она почувствует всё в красках! Под взглядом суккуба Джек сделал несколько скованных шагов и встал прямо у основания ствола поверженного дерева Рождества. Валентин сам набросал сухие сучья вокруг него и отошёл, отряхивая руки и любуясь своей работой. – За моё долго и счастливо! – и откинул крышку зажигалки. Зельдаборн чувствовала, как подёргиваются верёвки – неужто непутёвый скелет, наконец, отличил узлы от всего остального? – Быстрее… быстрее… – отчаянно шептала она кости в руке. И могла только смотреть, как постепенно занимаются первые ветки погребального костра Повелителя тыкв.***
Ёлка в гирляндах и шариках ярких, Радостный смех – под подушкой подарки…* Волосы должны быть рыжими. Как те, что смешно торчали из-под чепчика его няни, которая пела эту песню. Странно, что сейчас вспоминается именно она. Неожиданные воспоминания вызывает чей-то отдалённый крик. В семь лет я хотел жениться на тебе, няня Мэри, когда вырасту… Десять лет – не такая большая разница. Позабудь прошлое, Джек, а я спою тебе любую песню, которую ты пожелаешь, – продолжает приторно искушать голос. А прошлое и так уже подёрнуто туманом, который имеет запах дыма. Вкус дыма. Непрозрачность дыма… Смутно ощущаемый жар поднимается снизу. Мы сейчас сгорим, пока ты слушаешь сладкие речи суккуба, – безмятежно извещает его тьма, и Джек почти видит, как она кладёт голову без лица на подставленные щупальца, ожидая… Чего? Его. Его и так уже почти нет в этом теле. Джек пытается сделать хотя бы шаг, хотя бы просто посмотреть вниз, чтобы убедиться – но нет. Глаза суккуба словно выпускают тысячи чёрных липких нитей. Каждая нить – как паутинка, но все вместе они сковывают движения, ловят и гасят любую неугодную мысль, любое лишнее чувство… Душат, обездвиживают, высасывают... Как сорняки своими корнями взламывают тысячелетние каменные плиты – незаметно и неотвратимо. Это почти ничто – как жизнь после пробитого черепа. И в этом ничто лишь одно от самого Джека – голос тьмы. У тебя ничего не осталось, кроме меня. Теперь мы – одно. И я покажу тебе свою мощь! Я не прошу. Я забираю тебя. И очередной пронзительный крик вместе со всем остальным миром тонет в пучине клокочущей тьмы.***
Ясмина дёрнулась и закричала, когда глазницы Джека налились тьмой, и лопнули одна за другой липкие нити связи. Но тьма только скривила его рот в зловещем оскале. Он с лёгкостью вышел из пылающего круга и мягко подошёл к суккубу. Она больше не имела над ним власти. – Предлагаеш-шь мне испить тебя? Слиться с тобой? – глухо-ласково произнёс Джек-тьма у самого её уха. Ясмина в ужасе отпрянула и оглянулась в поисках защиты на своего Владыку. Теперь зрительный контакт держать было просто невыносимо… Да и не нужно. А Валентин внимательно прищурился и перехватил косу. – Почему ты отпустила его? – ледяным тоном осведомился он. – Это не он… – едва слышно прошелестела она. – Не надо было трогать рыжую… Она могла… Нет, стой! Но инкуб уже занёс косу. А Джеку стоит только вскинуть руку… Ясмина слишком хорошо ощутила это, пока их ещё оплетали тысячи невидимых нитей. Миг. Взмах костяной руки. И лицо бывшего Владыки сердец перекосилось от ужаса. – Что ты с ним сделала… – просипел он. Коса выпала из его рук и воткнулась остриём в землю. Но Ясмина молчала. Она закрыла глаза и приготовилась воссоединиться с поднятой ею из глубин тьмой. На границе сознания надоедливо верещала какая-то банши.***
Пустая оболочка – вот всё, что остаётся после того, как живая тьма поглощает чью-то сущность. Здесь их двое, нет, трое – Джек-тьма мимолётно скользнул взглядом по носатой, зеленокожей ведьме у дерева. А потом потянулся к суккубу – она давно звала его и пленяла бездонными глазами, которые будоражили тогда ещё неокрепшую тьму на дне души. Она первая. Он словно видел тонкий мерцающий контур её фигуры. Пресечь этот контур одним движением пальца – и то, что было ею, рассеется облачком тьмы, которое можно вдохнуть в себя. А потом перейти к этому «владыке». А потом… Тьма найдётся в каждом. Больше, меньше – но в каждом. Странно, что эти существа не могут без неё жить дальше. НеДжек поднял руку над головой Ясмины, уже почти чувствуя сладковатый вкус и аромат её тьмы… Полубесплотная тень слетела с неба и обдала его тоскливым воем, который сейчас как никогда походил на плач ребенка. Джек-тьма яростно развернулся к ней. Желаеш-шь стать первой? Но что-то откликнулось узнаванием – будто встретились две тьмы одной бесконечной ночи. Банши влетела внутрь него и заполнила всё существо звенящим воем… плачем… криком… Криком банши – криком ребёнка – его криком. Ты говоришь… Зачем ты пришла? Теперь, когда я стал сам собой. Это не ты. Но это то, что произошло со мной почти сразу после твоего рождения. Ты говоришь со мной… Я же был неправильным. Всю жизнь. Теперь, когда мы под куполом одной тьмы, это не имеет значения. Теперь мы можем слышать друг друга. Ты поймёшь мой крик… Теперь? Не испивай другое существо. Ты не сможешь вернуться. Ты не сможешь выбраться из тьмы. А тебе есть, зачем возвращаться. Я не хочу возвращаться. Я наконец-то нашёл себя и своё место. Это не жизнь… Посмотри на меня. Вспомни меня. Так случилось со мной. И это сломало жизнь мне, тебе и графу-отцу. То, что сейчас – и есть настоящая жизнь. Такая... приятная. Слушай мой крик... Это случилось почти сразу, как я смогла встать после родов. Я пошла в лес. Я рыдала, проклинала бога и чёрта, себя, графа, небо, землю и всё на том и этом свете… Я ещё разрывалась между желанием задушить тебя подушкой и прижать к груди и осыпать поцелуями… А в лесу, у ручья, я встретила её – банши. Она стирала саван. Я закричала, а она полетела на меня и… не знаю, что произошло. Но тьма родится от гнева, страха, обиды, сильнейшей досады, проклятия самого себя… То тёмное, что бурлило в моей душе, вырвалось навстречу этому существу и поглотило его… Я была спасена, но… Это уже была не я. Тьма в человеческой оболочке. Лёд, презрение, ненависть. Я не могла вернуться. Тяжесть чужой души не пускала меня. Ты… Но иногда, когда ты смеялся, когда у тебя получался этот многострадальный вальс или простенькая пьеса на пианино, или ты смотрел сияющими глазами на ваши с Мэри рождественские секретики, мне так хотелось вернуться… Обнять тебя, сказать то самое, главное, единственное… Самой подарить тебе двойной подарок – на день рождения и на Рождество… Спеть тебе: «Ёлка в гирляндах и шариках ярких…» Ты всё-таки?.. Но я не могла. Тьма поглотила меня ещё при жизни. Я утонула в болоте, потом меня засосал омут, но прежде была она – тьма… И только теперь, когда я чувствую то же в тебе, я говорю: берегись. Иначе станешь равным Личу, равным Бугимену… Или хуже. Тьма не отпустит тебя. Она сильнее в тебе, чем в других, потому что ты был отвергнут с рождения… Мной. Скажи мне… Я позволила тебе уйти в той схватке с нежитью. Я с тех пор уводила остальных банши подальше от тебя. И... да. Я любила тебя, там, внутри, под коркой тьмы. Хоть ты и… неправильный. Игра воображения или нет, но скрежет из голоса банши изгладился, вкралась искра теплоты, улыбка… Джек даже ощутил лёгкое прикосновение холодной ладони к черепу. Любила… – тысячами перекатов эха. Любила… – звоном разбиваемого льда. Любила… – гулом согревающего пламени. Крик ребёнка – его крик – резко обрывается. Он получил то, что хотел, хотел невыносимо и жадно – мать подошла и взяла его на руки, шепча ласковые слова. Там, в другом варианте далёкой земной жизни. А какой из них был в действительности… теперь не важно. Прости меня… «Две тьмы столкнутся и породят свет» – предрекала Лилит. Я прощаю тебя… Стон облегчения, так мало уже напоминающий вопль банши. И больше никакой борьбы, никаких споров и замечаний от постоянного спутника последнего времени – тьмы. Просто ничто. Ничто, заполненное собственной душой. Джек открыл глазницы и взгляд живо окинул картину происходящего. Съёжившаяся Ясмина покорно ждёт расправы. Валентин напряжённо наблюдает. Зельдаборн – ага, Зельдаборн продвинулась в деле освобождения. Леди Абигайль – мать – тихо витает за плечом. Он опустил руку, которой пригвоздил Ясмину к месту, и легко скользнул мимо неё к инкубу. – Но как ты мог противостоять плену суккуба?! Это невозможно! И то, другое, что я видел сейчас… – изумление Валентина приятно будоражило. – А я неправильный! – ехидно оскалился Джек. – Всегда таким был! – в глазницах полноправно полыхнуло светом Хэллоуинское пламя. И больше никакой тьмы. Валентин поднял косу – свою единственную защиту от Пламени – и тоже оскалился. Со всех сторон раздался многоголосый вой – банши грязно-серыми тенями метались между стволов. Леди Абигайль кинула последний взгляд на своего сына, издала заунывный вопль и понеслась к ним, уводя их подальше. Высосанная собственными чарами Ясмина стояла неподвижно, глаза полуприкрыты. Джека даже кольнуло чувство вины: он же обещал разорвать её связь с инкубом. Но сейчас Умертвие ещё сеяло где-то панику меж валентиновцев, а хозяин их дня готовился напасть. Джек призвал Пламя – как же легко это сделать, когда его не пытается погасить тёмная сущность! Но инкуб мастерски владел косой – все огненные шары разбились о лезвие. Пламя послушно пробежало по руке Джека к пальцам, и с усталым дребезгом зажёгся длинный кинжал. Вот бы перерубить магическое косовище!.. Несколько раз со звонкими искрами встретились огненный и призрачный клинки – Повелитель тыкв сделал обманный выпад, а другой рукой пустил Пламя прямо в лицо Валентину. Тот с криком отклонился – всю левую сторону его лица опалило. И инкуб больше не стал играть с огнём. Он метнулся к Зельдаборн и приставил косу к её шее. – Пригаси Пламя, иначе я убью её! – прохрипел он. Угольки его глаз светились безумием. Джек медленно опустил руки, и кинжал потух – только в глазницах ещё гневно бушевал огонь. – Хочешь сбежать? Я всё равно найду тебя! – Мне надо лишь немного подождать, буквально несколько дней… Вы всё ещё в моей власти! – Валентин сжал дрожащие пальцы в кулак. – И, Джек, ты мне ещё должен услугу за ваши милые талисманы! – ощерился он в дикой усмешке. – Сделай одолжение: сдохни уже, наконец! – инкуб хотел рассечь верёвки Зельдаборн, чтобы она не мешала ему нырнуть в портал с сердцем, но он опоздал. Верёвки упали к ногам ведьмы сами собой, а в лицо Валентину полетела полная горсть порошка.***
– Молодец, дорогуша, хороший скелет, – тихо хвалила Зельдаборн. Путы ослабели, и она подхватила их руками, чтобы не нарушать видимость. – Прикрой-ка меня, – скелет остался на месте. – Охх, башка пустая… И-ди сю-да! – гаркнула ведьма яростным шёпотом и показала костью перед собой, чтобы скелет заслонил её от Валентина. А сама присела на корточки и сняла с пояса всё, что у неё там было. – Так… Говорила мне Хельга: не ходи за ворота без Перечного порошка… – забормотала она. – Порошок мгновенной сублимации… Приворотное зелье – ну да, куда ж я без него… – Зельдаборн замерла на миг и оценивающе взглянула на Валентина. – Ну можно попробовать, конечно… Усилить разве что, хмм… А-а, будь что будет! – она плеснула в пузырёк с Приворотным зельем изрядную порцию спёртого вина Валентина и досыпала сублимирующего порошка. Зелье протестующе зашипело и выпустило облачко ядовито-розового пара. Зельдаборн чуть не закашлялась от сильного ванильного запаха. Джек каким-то образом вышел из ступора – как будто его банши разбудила – и теперь высекал искры из вражеской косы. Пусть пока высекает. Но потом – Зельдаборн отвлеклась на секунду – раздался истошный вопль Валентина, и он кинулся прямо на неё, с разбегу оттолкнув зомби-скелета. Ведьма едва успела принять надлежащий вид у дерева. Но это хорошо, что он подошёл к ней. Уж я приму тебя с распростёртыми объятиями, дорогуша. Порошок из опытной руки попал инкубу прямо в лицо. Несколько секунд он непонимающе смотрел на ведьму – она лучезарно улыбнулась и похлопала подкрашенными ресницами в своём неподражаемом стиле – а потом в глазах предсказуемо зажёгся огонь наведённой любви. Зельдаборн удовлетворенно усмехнулась и двумя пальчиками отвела от себя косу. – А вот это, мой дорогой, нам не понадобится, – промурлыкала она. И добавила специально для Джека: – Да простит меня Салли, но лучшее на потустороннем свете Приворотное зелье варю всё-таки я! – Ты что, суккуб? – с изумлением спросил Повелитель тыкв. Он подошёл поближе к врагу и на всякий случай направил на него кинжал. – Почти, – игриво вскинула бровь Зельдаборн. – Это вино Валентина – просто прелесть! Обычно Приворотное не отшибает мозги насовсем, – она помахала рукой перед лицом замороченного инкуба. – Вот так, дорогуша! Всё-то у тебя так сложно! Ты забыл, как по-простому умеют ведьмы! – Зельдаборн картинно сдула остатки порошка с ладони в лицо Валентину. И то ли это стало последней каплей, то ли действие Приворотного зелья достигло максимума, инкуб вдруг с рыком притиснул ведьму к дереву с самыми недвусмысленными намерениями. Но не успел Джек оторвать его от Зельдаборн, как что-то словно взорвалось внутри Валентина – так сильно он дёрнулся. Ведьма взвизгнула и отскочила. А инкуб страшно закричал и схватился руками за грудь. Из его рта повалил едкий, грязно-розовый дым, скрыв искажённое му́кой демоническое лицо. Он весь затрясся крупной дрожью, и когтистые руки рвали на груди одежду, оставляли глубокие царапины на коже, но не могли добраться до чего-то металлического, наполовину вросшего в кость. Валентин издал самый ужасающий крик-стон, и из его груди вырвался сноп огня, опаляя то, что пощадило Хэллоуинское пламя… Глаза широко раскрылись… И потухли. Тело с чёрным, неузнаваемым лицом тяжко осело на землю. – Да я просто огонь… – ошалело выдавила Зельдаборн. – Прям как Салли, а… – и в непонимании воззрилась на Джека. А тот посмотрел на безжизненное тело у своих ног, приложил руку к собственной груди… И вдруг на его лице отразилась догадка. – Да ты понимаешь, что сейчас произошло?! – он так стиснул ведьму за плечи, что она вскрикнула. – Он изменил! С тобой! – и Джек с облегчением рассмеялся, как будто выиграл джекпот. – Вот уж теперь некому оценить такой изящный ход! Вино Валентина и связь сердец! Связь сердец… – его взгляд стал пристальным, когда он посмотрел на тело поверженного врага. – Я обещал… Умертвие!! – закричал он вдруг звучным голосом Повелителя тыкв. Зельдаборн и сама увидела, как из обугленной груди Валентина выскользнула огнистая змейка. И словно по воздуху она проворно поползла в сторону застывшей Ясмины. Суккуба Зельдаборн было не жалко, но раз Джек кому-то что-то обещал… – Умертвие!! – выкрикнула она вдогонку. Змейка всё скользила и скользила по воздуху, как ленивый огонёк на бикфордовом шнуре, а Ясмина лишь следила за ней, и во взгляде застыл беспомощный ужас.***
На поляну, как маленькое холодное солнце, выплыло нечто светящееся. – Умертвие? – Джек позволил себе только секунду недоумения. – Разорви их связь! Но Умертвие лишь качнуло головой. – Так лучше, – прожурчал мелодичный, хотя и немолодой голос. – Суккубы тоже должны были быть изгнаны, – и не двинулось с места. Последний раз раздался в черепе Джека её уже не сладкозвучный, а панический голос. Ты обещал мне разорвать связь! Ты обманул меня! – бессильный гнев и отчаяние. Но ты же не умрёшь… Наша связь с ним изначально была особенной… Ах, неважно… Спаси меня! Ты обещал… – она, как загипнотизированная, следила за смертоносным светлячком. Джек попытался сбить огонь огнём, но даже Хэллоуинское пламя не смогло остановить неотвратимое. Огонёк уже почти затёк в грудь Ясмины, когда он услышал её последний крик. Сбереги хотя бы моё тело, чёртов ты Повелитель тыкв! Оно не должно погибнуть вместе со мной или достаться нежити! Короткий, тихий стон – Ты есть… – и мысль из её взора исчезла окончательно. Зрачки сузились, и стали зрачками обычного человека, окаймлённые тускло-янтарной радужкой. Джек только теперь увидел раскрытый зев омута, который зиял, как незажившая рана на земле. Но маленький мерцающий шарик, отделившийся от Ясмины, полетел не вниз, в прибежище изгнанных, а вверх. – Что это с ней? – шёпотом спросила Зельдаборн, которой явно стало не по себе. – Второй носитель сердца теряет чувства… А она потеряла и душу, – Джек подошёл к Ясмине и внимательно посмотрел в её остановившиеся глаза. – Прости, что обманул… Но я верю, что ты теперь свободна, – и вдруг, заметив нечто, он осторожно высвободил из остывших пальцев коробочку с иглой гравёра. – Мой трофей, – уверенно опознала ведьма и протянула руку. Но Джек покачал головой, вынул иглу и переломил её надвое – обломки полетели в омут. А следом – заговорённая цепь, которая мёртвой змеёй лежала у ног Ясмины. Зельдаборн вздохнула. Но и со своего места она прекрасно видела, что мстить за испитого жениха ей больше некому. И кстати, о летучих мышках… – Дже-ек, – сладким голосом пропела она. – Ты и мне кое-чего обещал. И я уже хочу получить свою награду! – закончила она нетерпеливо. – А? Да… – Джек оторвался от созерцания суккуба и повернулся к ведьме. – Я просто подумал… Может получиться, если есть пустой сосуд. У некромантов же получается… А она сама попросила сберечь её тело, – он кинул быстрый взгляд на зомби-скелета, который так и ошивался неподалёку, неприкаянный. – Да что получиться?! Давай уже призывай!! Достаточно ты меня канифолил! Между прочим, это был не тот первый поцелуй, о котором мечтают юные девы! – Зельдаборн сердито кивнула на почившего инкуба и демонстративно сплюнула. – Первый? – усомнился Джек. – А то! Я блюла себя в чистоте! Нет, ну для тебя я бы, конечно, сделала исключение, но в общем, не тяни чёрта за хвост! Джек невесело усмехнулся и издал тот самый леденящий вопль, который заставляет неупокоенные души слетаться на зов. Зельдаборн бесстыдно грызла ногти, чтобы не стучать зубами. Сколько лет она ждала… Почему не попросила раньше, чего боялась… Один Эостре знает, а ещё, может быть, Лилит. В какой-то момент ей стало страшно, что ничего не произойдёт, что Лилит ошиблась, и он упокоился… Но нет. На поляну призрачной тенью стремилась душа. Даже две души. Ведьма вопросительно посмотрела на Повелителя тыкв, но тот только прижал палец к губам и обратился к душам. – Здесь есть для вас вместилища. Хотите ли вы вновь воссоединиться с теми, кто вас любил, во плоти? – Да… – в унисон ответили молодой мужской и нежный женский голоса. Зельдаборн забыла, как дышать. Она же просила всего лишь душу, а получит... Серебристый дымок, бывший когда-то её женихом, её Робертом Мэллори, неспешно затекал в кости зомби-скелета Боба, осваивался там, пробовал первые простые движения… Последним ожил взгляд. Зельдаборн неверяще помотала головой. – Да вашу ж страшнозельную ведьму… – а потом с визгом бросилась к своему – теперь только своему скелету. – А-а-а! Мне срочно нужен волколак! Дай погонять, Джек! Скелет на волколаке! – верещала она в экстазе. – Скелет – вашу ведьму – на волколаке! – и обнимала давно потерянного Роберта руками и ногами. – Я попала в сказку!.. Нет! Хельга всё правильно предсказала! – она вдруг замерла и даже отлепилась от жениха, который тоже весьма охотно её обнимал. – Хельга говорила, что видит скелета! «Смешай зелья, и враг будет повержен его же оружием»! – и я смешала Приворотку с вином Валентина. «Ты отдашь хранимое, но вернёшь потерянное»! Ну чума-а… – и она потрясённо замолкла. – Зои, моя Зои, – Роберт нежно провёл костяными пальцами по её долгие годы не знавшим расчёски волосам. – Ээ… От своего земного имени я уже как-то поотвыкла, мой дорогой. Можешь звать меня Зельди – когда никто не видит, – ведьма счастливо положила голову ему на плечо. – И учти: я поймала саван невесты! – с намёком добавила она. – Надо же завершить несделанное дело! А косточку я тебе приделаю, не переживай! – Зельдаборн легкомысленно помахала лучевой костью. Джек улыбался, глядя на воссоединившуюся пару. А потом повернулся ко второй душе. – Симонетта-Хильдегард? Душа качнулась к нему. – А где Симонетта-младшая? – Она переродилась, и я потеряла её… – выдохнула она с грустью. – Твой муж изменился, и сильно, я думаю. Ты готова с ним встретиться? – Я готова, – прошелестела жемчужно светящаяся душа. Джек указал на тело, вмещавшее раньше Ясмину. – Он ждал тебя очень долго. Несколько неподвижных секунд – и Хильдегард открыла янтарные глаза. Но от Ясмины в них не осталось ничего – даже пристрастная Зельдаборн не нашла бы в ней и следа суккуба. Другая душа зажгла во взгляде доброту, осветила лицо искренностью. Хильдегард улыбнулась ласковой улыбкой, мягко обняла Джека и шепнула: – Спасибо. – Я думаю, с тебя можно писать новые картины, – ответил тот. – Он ждёт. Хильдегард кивнула, и улыбка стала шире. А Зельдаборн уже пританцовывала на месте от нетерпения. – Новенькая? Да такая пикантная – Финки? О-ой, умереть – не встать! А Мэр! Что с ним бу-удет! – она звонко расхохоталась. – Ну пойдёмте скорее, покажу вам всё! – и она, не выпуская ладонь Роберта, схватила за руку Хильдегард, будто они сто лет знакомы, и заспешила к городу. – Идёшь, Джек? – Я следом, только… – только Умертвие, поваленные деревья, мёртвый, позабытый враг и коса. Джек подошёл к павшему дереву Рождества и с тоской провёл рукой по золотистой коре. Прощай, Крисмас-таун, прощай Санта… Только если ты сам догадаешься навестить нас… Он резко развернулся и жарким Хэллоуинским пламенем изверг всю свою горечь на того, кто во всём этом виноват. И никаких воскрешений! – Ты хотел в Хэллоуин-таун?! Даже прах твой я изгоняю! – Джек неистово сгрёб всё, что осталось от Владыки сердец, и выбросил в омут, вслед за обломками иглы гравёра и цепью суккуба. А потом долго смотрел, как неспешно падали, кружась, пылинки в болотно-зелёной бездне. – Ты избавился от этого врага, но это ещё не всё, – подлетев к Повелителю тыкв, приятным голосом сказало Умертвие. Или… Джек прищурился, пытаясь разглядеть за сиянием черты лица – человеческого лица. – Кто ты? – Король Моранн. Бывший король, последний друид. – Но как… – с изумлением воскликнул Джек. – Я читал о тебе! Тебя убил оборотень Джонатан! И женился на твоей сестре Луайне… Ты провёл Великий раскол! – Это была его идея – заточить самую опасную нежить в омутах, чтобы никто не мешал ему захватить власть, – Моранн показал светящейся рукой в сторону дерева Валентина. – Он разжёг страсть в сердцах оборотня и моей сестры и убедил их, что друиды мешают их «долго и счастливо». А потом… Я смог избежать смерти. Но тот ритуал, к которому мне пришлось прибегнуть, оказался слишком опасным, и я потерял себя. Что-то вроде твоей тьмы… Да, не удивляйся, друидам многое ве́домо. Я не осознавал себя Моранном и нуждался только в одном – в энергии. Больше энергии, больше... Я испивал её из раненых и больных хэллоуинцев, их печалей и радостей, их страхов и волнений, но этого было мало. Я разорвал вашу связь сердец ради энергии и пытался испить Салли… И сегодня я получил эту энергию в избытке – благодаря сотням разорванных связей. Я смог вспомнить себя и свою миссию. Прежде всего друиды – хранители баланса миров. А он, – Моранн указал на омут, где упокоился мятежный инкуб, – не осознавал всю его хрупкость. – Но зачем он уничтожал порталы? – озадаченно спросил Джек. – Это же никак не приближало его к победе. – Безумие и жажда захватить вожделенный Хэллоуин-таун… Любой ценой. Отсечь его от других миров и остаться в нём единственным Повелителем. Но он не понимал, что не будет уже никакого Хэллоуина. Только большой мир и бесконечные пустоши Ничьих земель. И никаких городов-праздников, – Моранн помолчал. – Ты не замечаешь, что ночь затянулась? Джек огляделся и попытался понять, сколько же прошло времени с тех пор, как он пробирался мимо лагеря нежити, чтобы совершить вылазку в Валентин-таун. Бесконечность и ещё часов восемь… Он непонимающе посмотрел на последнего друида. – Баланс миров, – сказал тот. – Он нарушился ещё сильнее. Солнце-тыква не взойдёт, Джек. – Но как же… Но Моранн поднял руку, призывая к молчанию. – Если баланс не восстановить. – Это возможно? – быстро спросил Джек. Друид грустно улыбнулся. – Последнему не место в этом мире. Тем более, когда он умер в памяти живущих давным-давно. А удел друида – хранить баланс миров. – Это да или нет? – Дай мне косу, – вместо ответа сказал Моранн. Джек подошёл к воткнутой в землю косе и взялся за косовище. – Я обещал тебе новую косу и возвращение в город – разрешение, в которым ты, очевидно, больше не нуждаешься… – Почему же? – усмехнулся друид, – Изгнание действующим королём по-прежнему в силе. Ты был прав, когда избавил город от такого опасного существа, как Умертвие. – Ты помог нам выиграть эту войну, – возразил Джек. – Почти выиграть. Я надеюсь… – он вдруг понял, что не знает, что происходит там, на большом поле перед городом. Смогли ли уцелевшие хэллоуинцы добить остатки пришлой нежити? Погиб ли Лич? Добрался ли катафалк до ворот?.. – Джек чуть было не сорвался с места туда, куда звало его механическое сердце. Но что если… Не будет уже никакого Хэллоуина?.. Здесь и сейчас решалось нечто большее, чем его судьба и судьбы Салли, Мэра, Дока, счастливой Зельдаборн, вновь оживлённой Симонетты-Хильдегард, всех хэллоуинцев… Джек с силой сжал косовище, а потом почтительно передал косу ожидающему Моранну. И когда рукоятка легла в его подставленные ладони, последний друид со вздохом провёл по ней рукой и с треском отломил лезвие. Не коса – магический посох – описал круг над головой Моранна. Друид поднялся выше и засиял ещё ярче – так, что Джек уже не мог на него смотреть. Ветер взвихрил полы фрака и поднял тучи снега, бросая их в лицо, завыл, застонал… Джек едва успел отбежать – вокруг него из земли вырывались столпы золотого света и колоннами уходили в тёмное небо. Ветер поднимал с земли сломанные ветки и кружил их, как смерч. Моранна уже не было видно – только водоворот снега, ветвей, комьев замёрзшей земли, и в центре – мутно светящаяся фигура. – Подожди! – сквозь вой ветра прокричал друиду Джек. – Как мне избавить город от чуждой нежити? – Пламя вернётся к тебе… Вернётся полностью… Через несколько дней… Чтобы король был силён, он должен быть один… Второй огонь... – услышал он голос, далёкий, как затихающее эхо. И больше ничего. А потом всё кончилось. Ветер иссяк и уронил ветки наземь. Исчезла, растворилась светящаяся фигура, истратив всю накопленную энергию. Хищный зев омута закрылся. Но посреди поляны теперь незыблемо высились шесть деревьев, и первый оранжевый луч солнца-тыквы высветил на их коре символы праздников. Из двери в Рождество вылетели несколько хрустальных снежинок и невесомо довершили баланс миров. Судьба мира прояснилась. И дважды изречённые слова несколько дней с новой силой скрутили рёбра. Пустой взгляд, фарфоровое лицо… – Салли… – выдохнул Джек и бросился к городу.