Не забывай дышать.

      Адам до скрипа сжал челюсти и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он явно пытался сдержать крик.       Ронан приподнялся на локте, нахмурился. Пэрриш спал, вздрагивая всем телом будто от невидимых ударов и дыша, казалось, через раз. Такие кошмары уже не считались редкостью. И Ронан не собирался высказывать негатив по этому поводу, потому что Адаму от его ночных ужасов доставалось куда больше.       - Адам, открой глаза. Его здесь нет, - попросил Линч, обхватывая лицо парня ладонями и чуть встряхивая. Вообще-то, он почти орал, но Ронан Линч редко следил за тем, что и в какой интонации слетало с его языка. - Проснись уже, чёрт тебя дери!       Распахнув глаза, Адам попытался выдернуть себя из сна в реальность. Не получилось. Он чётко слышал встревоженный голос Ронана, понимал, где находится, но цепкие лапы страха не отпускали, оставляя на нём невидимые кровавые полосы. Казалось, будто отец всё ещё стоит рядом, ухмыляясь и наблюдая, как на лице и на теле сына расползаются уродливые чёрно-синие гематомы. Паника, захватившая его ещё в процессе кошмарного сна, мешала прийти в себя и путала мысли. Адам цеплялся за Ронана, скользил пальцами по его коже и пытался сделать вдох.       - Дыши вместе со мной. Чувствуешь? - прижав ладонь Адама к своей груди, Линч сделал глубокий вдох, медленно, набирая полные лёгкие, а потом так же неспешно выдохнул. - Вот так. Дыши. Вместе со мной. Давай же.       Получилось. Не сразу. Лишь спустя долгих десять секунд, показавшихся часами. Но получилось. Адам задышал спокойнее, сердцебиение выровнялось, и сон стал просто сном. Но прошлое, однажды подняв свою уродливую голову, не хотело так быстро сдаваться и прятаться.       - Мне нужно выпить воды, - хриплым от сдерживаемого крика голосом сказал Пэрриш, выбираясь из-под одеяла и практически стряхивая с себя Ронана. Он сполз с кровати, пошарил ногами по полу, но так и не нашёл тапочки. Плевать. Сквозняки этого дома давно перестали цепляться к нему, будто обходя стороной.       Ронан обнаружил его на кухне. Тусклый свет под потолком едва освещал напряжённую спину, касаясь остро торчащих лопаток и бросая тени на ямочки на пояснице. Взъерошенные волосы топорщились во все стороны, создавая иллюзию колючего ёжика, ожидающего опасности. Адам стоял ровно, натянутый, как струна, и увлечённо рассматривал вытяжку, сжимая в кулаке футболку. Он кусал губы и нервно барабанил пальцами по выключенной плите. А Ронан любовался. Даже сейчас. В такой странный, драматичный немного момент. У него дрожали руки. Потому что прикоснуться было куда важнее, чем жить, потому что без прикосновения Линч позволит своим снам уничтожить его.       - Это как фантомные боли, - тихий голос Адама казался почти призрачным, неуловимым. Он натянул футболку, которая была на пару размеров больше необходимого, и почти не отреагировал, когда Ронан приблизился вплотную, обнял горячими руками и, судорожно выдохнув, прижался со спины так сильно, словно хотел весь без остатка раствориться в Адаме. - Его нет рядом, и я уже не живу в чёртовом трейлере, но эти удары такие реальные, такие сильные, и мне снова страшно. Почему мне страшно, Ронан?       - Если бы я знал, ты бы больше не боялся, - уверенно ответил Линч, касаясь губами плеча Адама, не скрытого ужасно растянутой тканью, на котором выстроились в ряд три идеально круглые родинки. - Этот мудак слишком глубоко залез в твою голову. Даже магия не смогла его оттуда вытеснить.       Адам только покачал головой и горько усмехнулся. Плохие воспоминания легко изгоняются лишь из детской памяти. Это защитный механизм. Ведь иначе ребёнок разочаруется в жизни, которую ему предстоит прожить, слишком рано, не имея возможности повзрослеть и обрасти внутренними шрамами потерь и разочарований. Он развернулся, чувствуя, как ручка духовки упирается в поясницу, и коснулся пальцами шеи Ронана, ощущая бьющийся пульс.       В этом всегда было слишком много. Слишком много эмоций, которые долго удерживались под замком. Слишком много страха, потому что чужая реакция непредсказуема и опасна. Слишком много притяжения, ведь они были рядом так долго и понимали так мало. Они друг для друга были и спасением, и погибелью. И оба это прекрасно понимали. Но разве у них был хоть малейший шанс отказаться, сделать другой выбор, если уже увязли в другом человеке по самую макушку?       Ронан поднял взгляд и растерялся. А такое с ним случалось крайне редко. Он не знал, как вести себя, что сделать, чтобы не напугать ещё больше. Слова казались совершенно лишними, и Линч решил просто поддаться эгоистичному и, вероятно, неуместному желанию поцеловать Адама. Он слегка наклонился, обхватил ладонью шею несопротивляющегося и почему-то вмиг покрасневшего Пэрриша и чуть надавил пальцами на затылок, вынуждая парня запрокинуть голову. Со стороны это, наверняка, могло выглядеть достаточно грубо и жёстко, но Ронан никогда бы не позволил себе причинить боль Адаму. Лучше уж смерть.       - Ты будешь что-то делать, или...       - Заткнись, - Линч всегда был предельно осторожен. Он целовал Адама неспеша, сначала невесомо касаясь губами, будто хотел распробовать, гладил языком и чуть прикусывал зубами, не давал отстраниться ни на секунду. И каждый раз чувствовалось, как словно током бьёт разом по всем нервным окончаниям, вынуждая цепляться за плечи-руки-спину, любую часть тела, лишь бы просто не потеряться в ощущениях.       Это не могло длиться достаточно долго. Рука Адама соскользнула с плеча на живот Ронана, и Линч просто не смог сдержать тихий, почти отчаянный стон. Его трясло, будто в лихорадочном бреду, и поцелуй стал настолько хаотичным, насколько возможно дикое желание почувствовать больше и острее. Наверное, если бы не риск переломать к чертям не только мебель, но и пару конечностей, Ронан уложил бы Адама прямо на стол и не стал бы церемониться, поддаваясь животному порыву взять здесь и сейчас.       - Не здесь, - почти прорычал Ронан, с трудом отстраняясь и стараясь не смотреть на припухшие после поцелуя губы Адама. Он сжал его пальцы в своей ладони и едва ли не побежал на второй этаж, отмахиваясь от заинтересованно выглянувшей из-за угла Опал. Девочка быстро спряталась, безошибочно чувствуя настроение Линча.       Они остановились лишь один раз, у входа в комнату, когда зудящее желание снова окунуться в эмоциональный водоворот стало нестерпимым. Ронан вдавил Адама в стену, по-хозяйски сжимая ладонями его бёдра, прикрытые тонкой тканью домашних штанов, и прошёлся цепочкой поцелуев по его шее. Он считал себя сумасшедшим. Совершенно чокнутым. Его странный, наполненный вещами из снов, мир зациклился на Адаме Пэррише. Отец говорил, Линчи любят только раз. Как принцы из сказок. Ронан не был прекрасным принцем. Скорее, мрачным и нелюдимым драконом, который покрылся шипами и готов был пустить в ход клыки всякий раз, когда кто-то посторонний пытался пробраться в его логово. Кто же знал, что монстры тоже любят только раз?       Когда они оказались в спальне, разумная часть Ронана отказалась функционировать. Продолжая обнимать Адама, осыпать его лицо и плечи, шею и губы поцелуями, он почти наощупь добрёл до кровати. Споткнувшись на последнем шаге и не удержав равновесие, Ронан рухнул на смятое одеяло. Проблема в том, что Адам оказался под ним, трясясь от беззвучного смеха.       - Знаешь, я мог бы стать первым, кто погиб бы в такой ситуации. Так и вижу заголовки газет, - Адам приподнялся на локтях и прищурился, всматриваясь в ледяные искры глаз Линча. - Молодой студент умер от страсти в тёмной спальне богатого наследника.       - Иногда мне хочется сделать из наволочки кляп, - беззлобно фыркнул Ронан, удерживая свой вес на вытянутых руках.       Бывали моменты, когда Ронан забывал, что это не впервые. Что та неловкая, полная сомнений и неуверенности ночь уже прошла. С Адамом невозможно было чувствовать себя иначе. Из Линча словно вмиг улетучивалась вся его бравада, сарказм оставался забыт на дальней полке, даже агрессия не высовывала носа из своего укрытия, только желание покомандовать порой выбиралось наружу. Он был холодной бессердечной скалой, готовой расквасить нос любому задире, но только не наедине с Адамом Пэрришем. Вся накопившаяся за годы отцовского воспитания нежность и тактильный голод словно срывали плотину, выстроенную внутри Ронана. Он не прятался рядом с Адамом. Он был дома.       Полутьма комнаты совершенно не мешала. Мрачный серебристый свет луны и мерцающая прикроватная лампа позволяли рассмотреть абсолютно всё, что хотелось. Каждую выступающую косточку, каждый изгиб и шероховатость кожи, каждое несовершенное совершенство. Адаму нравилось абсолютно всё. Он ощущал острые скулы под подушечками пальцев и не боялся порезаться. Считая прикосновениями выступающие позвонки, впитывал в себя жар чужого желания. Ронан открывался перед ним, хотя от остального мира пытался едва ли не избавиться. И была в этом такая власть, что пьянила осознанием вседозволенности. Но когда-то давно Адам дал себе и не только обещание, что он не дурак, что он не будет играть с Ронаном Линчем. Он собирался сдержать его.       Казалось, что Ронан целую вечность раздевал его. Неторопливо стянул футболку, мазнув языком по ключице, потом штаны, под которыми в этом доме Адам предпочитал не носить бельё. Это не была раскрепощённость или пошлость, вовсе нет. Просто в Амбарах он чувствовал себя свободно. Единственное, что никак не удавалось преодолеть, это смущение. Всякий раз, когда Ронан смотрел на него, как на что-то невероятно драгоценное, Адам явственно ощущал румянец, покрывающий щёки. Он не считал себя настолько уж красивым, особенно в сравнении с подтянутым и спортивным Линчем. Обыкновенный. Каких миллионы. Ронан отказывался с этим соглашаться.       - Ты ещё одет.       - Ага.       Им некуда было спешить. А ведь это такая редкость, не правда ли?       Ронан обхватил лодыжку Адама пальцами и закинул её на своё плечо, поворачивая голову и касаясь губами выступающей над стопой косточки. Наверное, если бы у него имелся талант, он бы сложил поэму о каждой части тела Адама в отдельности. Но словарный запас у него, по большей части, был не особенно цензурным, поэтому Линч предпочитал всё своё обожание выказывать действиями. Он составлял на теле Адама рисунки поцелуями, наклонившись и заставив его прогнуться, удерживая грозящую соскользнуть ногу на своём плече. Никто не увидит эти следы, но Ронан знал, что они будут долго гореть на покрывающейся мурашками коже, напоминая об этой ночи. Потому что так же было и с ним.       У Адама темнело в глазах. Он видел всё будто сквозь пелену. Мог только чувствовать. Вот Ронан чуть прикусил кожу на животе, и невольный стон утонул в их перемешавшемся тяжёлом дыхании. Влажный след, оставленный языком Линча, поднимался от пупка до изгиба шеи, полыхая не хуже горящей плоти. Не сдерживаясь, Адам выгибался навстречу каждой ласке, царапая короткими ногтями спину Ронана и вжимаясь затылком в подушку. Кровь стучала в ушах, и ничто уже не имело значения. Наверное, он бы даже не заметил, если бы дом рухнул, погребая их под собой.       Что дрожало? Кровать или он? А может, где-то вне этой комнаты, город сотрясало землетрясением, которое они и не заметили? Ронан усмехнулся, покусывая кромку уха Адама, и прикрыл глаза. Это было бы в духе Генриетты - попытаться выдернуть их из счастья в суровую апокалиптичную реальность. Но дом стоял на месте, ветер всё так же завывал и гнул непокорные деревья, и Адам никуда не собирался исчезать.       Линч не мог заставить себя остановиться, взять паузу, чтобы отдышаться. Ему было мало. Казалось, он не способен насытиться Адамом в полной мере. Губы покалывало, стоило только прервать поцелуй; ладони словно покрывались нестерпимо зудящей корочкой, когда от прикосновений оставались лишь воспоминания; и взгляд невозможно было отвести, потому что без Адама вокруг была лишь тьма. Диклан однажды неосторожно обронил фразу о мальчике, который поимеет от него всё и оставит с выпотрошенной душой и пустым домом, и Ронан тогда, как впрочем и без упоминаний Пэрриша, не стал сдерживать свои кулаки. Потому что знал - целеустремлённый, упёртый и пробирающийся напролом Адам никогда не позволит себе лицемерия. Ведь он в какой-то мере тоже был монстром, способным открыться лишь однажды тому, кто сумел бы его принять. Не приручить, не выдрессировать, а оставить всё плохое и хорошее и полюбить за это.       - Мне кажется, ты завис, - пробормотал Адам, тяжело дыша и пытаясь дотянуться до резинки пижамных штанов Ронана, которые тот так и не удосужился снять. Нетерпеливо? Возможно. Но надо было знать Ронана Линча, который был способен на доводящие до съехавшей крыши, запредельно нежные и долгие ласки. Будто сам секс не интересовал его вовсе, отступая на второй план в сравнении с желанием сделать из Адама желеподобное существо.       Уперевшись руками по обе стороны от головы Пэрриша, Ронан чуть приподнялся, словно только сейчас вспоминая, что едва не раздавил Адама, и тяжело сглотнул. Он был так не похож на себя, растерянный и будто даже удивлённый, что захотелось прижаться к Адаму и сказать всё-всё, что между ними не было сказано, оставаясь больше на уровне эмоций. А Ронан просто повторял себе: "Не забывай дышать. Не забывай дышать. Не забывай дышать!" И смотрел. Не мог оторвать взгляда от Адама, такого открытого и уязвимого, ранимого и смущённого, одновременно сильного и нуждающегося в защите. Ронан не знал, чем заслужил Адама Пэрриша.       Адам не заметил, когда Ронан успел избавиться от мешающей ткани, скидывая свои штаны куда-то на пол. Хотя, обычно он любил наблюдать за тем, как Линч, не важно, торопится он или устраивает из этого целое шоу, замечая пристальный взгляд, не только раздевается, но и одевается. Создавалось ощущение, что у него к этому природный талант. Потому что обычно люди не умеют завязывать галстук или разглаживать складки на джинсах так, словно ласкали любовника, по которому скучали. И уж вряд ли кто-то из простых смертных мог похвастаться способностью стягивать с себя футболку, выгибая спину абсолютно пошлым образом, от которого у Адама поджимались пальцы на ногах.       - Не заляпай слюной подушку, - Ронан не был бы собой, не выдай он нечто подобное. Он пробежался пальцами по бёдрам Адама, прислушиваясь к тихому рваному дыханию, и мягко улыбнулся. Ему с трудом удавалось сдерживать свои мрачные порывы, которые порой рвались наружу в такие моменты. Что-то тёмное внутри него призывало не быть настолько осторожным, взять то, что так открыто предлагали, не церемониться. Только вот Ронан ещё слишком отчётливо помнил синяки и ссадины, застывшие в глазах слёзы и потерянный взгляд. Адам долго боялся не только окружающих, но и самого себя. И Линч не хотел становиться причиной его новых страхов.       Кровать скрипела нещадно. Мелькнула мысль, что надо бы купить новую. Или приснить. Она улетучилась так же мгновенно, как и любая здравая или мало-мальски разумная идея за этот вечер. Ронан не мог думать ни о чём, когда Адам так жадно и отчаянно цеплялся за него, сжимая пальцами плечи и заглушая стоны прикусаной губой. Моментами Пэрриш не сдерживал себя, выдыхая явно перенятое ругательство и скользя пяткой по обнажённой спине, на которой красовалась хаотично-чётко набитая татуировка. Ронан вёл языком по всей длине, обхватывал губами и втягивал щёки, а у Адама от такого вышибало воздух из лёгких со звучным, слетающим с языка "Блять, да!". И всё, что он мог, это мять простыни в заламывающихся от удовольствия пальцах и напоминать себе о том, что кислород штука всё-таки необходимая.       Перед глазами мигали яркие точки, и Адам тщетно пытался найти точку опоры, приглушить хоть немного свои эмоции, которые зашкаливали в плюс. Только и удавалось, что уговаривать себя дышать хотя бы немного, да не стонать на с перебором низких тонах. Он не узнавал себя. Адам Пэрриш будто растворялся, исчезал почти, когда они оказывались с Ронаном в одной постели, и явно не собирались спать. Иногда ему казалось, что он может рухнуть в оргазм от одного только обжигающего взгляда, осторожного прикосновения, даже целомудренного поцелуя в уголок губ. Ронан издевался над ним всего лишь своим присутствием рядом, но какой же томительно-нужной была эта пытка.       - Ронан, стой. Остановись. Чёрт... - Линч никогда не прислушивался к его мольбам. Если он брал главенство, то уж от начала и до конца, сам решая, когда именно наступит высшая точка, а когда стоит сбавить обороты. Но если не просить совсем, то до полноценного выматывающего секса могло и не дойти вовсе. - Ронан, пожалуйста.       Ронан отстранился, чуть царапнул зубами подвздошную косточку и абсолютно пошло усмехнулся. Вероятно, если бы он хоть раз позволил себе такое выражение лица в церкви, то сгорел бы на месте, поражённый гневом Господним. Как в нём соединялись истинная вера и совершенное к ней безразличие - Линч и сам не имел ни малейшего понятия. Он только знал, что где-то в Аду ему приготовлено очень тёплое местечко с видом на мучеников.       - Что-то не так?       От этого вкрадчивого голоса Адам чуть не кончил, чувствуя, как мурашки, собираясь в небольшие войска, уверенно маршируют по позвоночнику и прячутся в волосах на затылке. Пришлось зажмуриться, посчитать про себя хотя бы до пяти, и только потом возвращаться обратно в жаркую, наполненную их дыханием спальню. Ронан всё так же нависал над ним, лениво водя пальцами по бедру Адама и блуждая взглядом по его лицу. Он словно фотографировал, откладывая в памяти лучшие моменты.       Адаму почти ничего не пришлось делать. Ронан был покорным в его руках. Подчинялся, почти не сопротивляясь, потому что хотел этого. Иногда это пугало. Слишком большая власть над другим человеком, такое приручение, за которое будешь нести ответственность во всех жизнях и вселенных, и после смерти тоже. Порой, Адаму казалось, что он отдаёт очень мало, будто пряча часть себя. Выработав однажды защитный механизм, позволяющий как можно глубже прятать настоящее, сложно потом раскрывать перед кем-то все карты, что прятал в рукаве, сложно показывать своих ручных демонов. Но он старался. Потому что Ронан заслужил честности и доверия, хоть и считал иначе.       На спине Линча татуировка. Сложная вязь резких ломаных линий и мягких округлых завитушек. В этом хаосе весь Ронан. Такой же щетинистый и готовый показать клыки и когти по одному щелчку, но таящий в себе переизбыток теплоты, которую никто будто и не собирался вытаскивать наружу. Адам едва касаясь провёл пальцем по рисунку воронового крыла и улыбнулся. Он часто рассматривал этот чёрный рисунок, издалека смахивающий на сплошное пятно, но так и не понял всей тонкости работы. Знал лишь одно - она манила его, звала к себе, и ничего больше не оставалось, кроме как повторять рисунок пальцами, касаться губами кожи и едва ли не молиться всем богам, которых знал, чтобы не сломать парня, готового защищаться от мира даже такими вот странными оберегами.       Ронан таял. Ощущал, как разжижается мозг, кости в труху рассыпаются по венам, а внутренности плавятся в обжигающее ничто. Он бы на чём угодно поклялся, что никто и никогда не сможет нацепить на него поводок и сделать своим. Адам и не пытался. Ему и не нужно было. Потому что Линч сам зажал в зубах своё эго и выбросил в самый глубокий колодец, какой смог найти. Весь мир вокруг готов был увидеть в нём угрозу, а Ронан становился щенком, напрашивающимся на ласку, как только в поле зрения появлялся Адам.       У него тряслись руки, и скручивающееся в узел возбуждение не давало оценить последовательность своих действий, Адам чётко это понимал. Но Ронан сидел спиной к нему и живо реагировал на каждую ласку, сжимая пальцами металлическую ковку изголовья кровати, не оставляя возможности остановиться. Поцелуи, возможно, излишне грубые, расцветали на шее и плечах Ронана метками собственника; ладони, с нажимом гладящие кожу, натянутую на напряжённые в попытке удержаться на месте мышцы, опускались всё ниже, пока не достигли своей цели. Линч задохнулся от первого же прикосновения, жадно глотнул воздуха и понял, что выдохнуть просто не способен. Ему не с кем было сравнивать. И не хотелось. В отличии от многих сверстников, Ронан был не из тех парней, которые готовы ставить зарубки на своей кровати по каждому зову плоти.       - Не сдерживай себя. Не надо, - выдохнул Адам, уткнувшись носом в изгиб шеи и делая глубокий вдох. Ронан пах дорогим парфюмом. Но прелесть была не в цене. Это был мужской, чуть резковатый древесный аромат. Так пахла сила, так пахло обещанием. Наверное, будь магия реальна, именно такой запах был бы у его амортенции.       Ронан уронил голову и зажмурился, едва удерживая себя в том же положении и облизывая пересохшие от частого дыхания губы. Он не знал, почему порой не давал себе воли. Как будто боялся позволить эмоции, которые могут не повториться. Но чуть шершавая ладонь Адама двигалась идеально, в одурманивающем темпе, и Линч даже не сразу заметил, что подмахивает, толкается в сжатый кулак и стонет сквозь стиснутые губы.       - Ронан, пожалуйста, - Адам знал, о чём просит. И Ронан знал. Но он настолько сильно погрузился в собственные ощущения, что просто не хотел это прекращать. Тело требовало разрядки, готовое рассыпаться на осколки, если это не случится.       Адам остановился. Провёл языком по бьющейся под тонкой кожей венке на шее, ткнулся холодным носом в ямочку за ухом и, не без труда, заставил себя убрать руки. Не совсем, нет. Он водил ладонями по подрагивающему от напряжения животу, гладил бока. Будто успокаивал. А Ронан не сумел сдержать тихого рыка. Ему было так мало, что перед глазами яркими неоновыми цветами замелькали вспышки. С ним так бывало, когда он злился. И когда не получал желаемого. И когда получал. Он плохо ориентировался в собственном разуме, а уж эмоции предпочитал не анализировать вовсе.       Это было тёмное, какое-то животное желание, которому не было сил не подчиниться. Линч резко развернулся, обхватил Адама одной рукой и уронил на кровать. Хотелось брать жёстко и быстро, хотелось заставить умолять, хотелось... Он не успел закончить список в своей голове. Инстинкты схлынули, когда Пэрриш взял его руку, поднёс к своему лицу и прижался губами к старому кривому шраму на запястье. Их было много, этих уродливых рубцов, хранящих в себе напоминание, что порой из его снов выходят ужасы, которые несли только страх и боль. Ронан растерянно смотрел, почти не моргая, наблюдал, будто орнитолог за редкой птицей. Он весь был сгустком энергии, живым и непокорным, готовым скорее умереть, чем позволить кому-то взять над собой верх, гордым. Но ничто не имело значения в сравнении с возможностью позволить себе прогнуться под Адама Пэрриша. И да, не только в эмоциональной, но и физической составляющей.       - Блять, Адам, ты меня обслюнявил, - Ронану просто жизненно было необходимо выдавить из себя хоть что-то похожее на него самого.       - Ты меня тоже, - Адам только пожал плечами и лишь слегка покраснел, отчего его веснушки стали ещё ярче.       Они оба тихо и почти одновременно рассмеялись, чувствуя себя идиотами. И это было так легко и правильно. Даже в момент, когда возбуждение находилось на грани, когда от каждого прикосновения кожа к коже, от дыхания, оседающего на чужих губах, темнело в глазах, не казалось чем-то ужасным на мгновение отвлечься, взять секундную передышку. Ронан наслаждался таким Адамом, запоминал его. Потому что рождественские каникулы имели свойство заканчиваться, и Кембридж вряд ли станет ждать загулявшего студента.       - Ты... - выдохнул Линч и осёкся. "Ты красивый. У тебя потрясающие глаза. Ты похож на весеннее солнце. Я люблю тебя". Это всё не он. Нет. Подобную чушь несли девочки в бульварных романах, а Ронан Линч в таких историях персонаж отрицательный, готовый опорочить каждую страницу об истинной любви. Он любил Адама. Настолько сильно, что порой даже забывал, что есть ещё что-то и кто-то, кроме. Любил даже тогда, когда ни молитв, ни надежд не осталось, и смерть пряталась в ветвях Кабесуотера.       - Ты тоже, - Адам обнял его за шею, положив одну ладонь на затылок, и притянул ближе, целуя. Он знал, что некоторые слова так и останутся висеть между ними, будто замороженные, и не требовал. Зачем говорить что-то, когда видно в обычно напряжённом взгляде все те чувства, которые плещутся штормовым морем, стоит просто оказаться поблизости?       Ронан почти не дышал, пока ласкал-подготавливал Адама, сгибая свои длинные тонкие пальцы именно так, как знал, что правильно. Не хотелось испортить всё болью, хотя порой и такое у них случалось - быстрое, надрывное, будто в последний раз. Адам дышал за них двоих, хватая воздух широко открытым ртом, выстанывая имя Ронана и выгибаясь в попытке получить больше. Острая потребность в продолжении делала из него подростка, неспособного контролировать свои порывы. Только не в тот момент, когда чёртовы пальцы двигались внутри так идеально, что Адам гнулся на кровати, рискуя выломать себе позвоночник.       Он уже готов был умолять, когда Ронан, издав какой-то нечленораздельный звук, состоящий из одних согласных, прикусил плечо Адама и медленно, словно двигался по застывающему бетону, толкнулся, удерживая свой вес на дрожащих руках. Застыв, Линч прикрыл глаза. Это невозможно было описать словами. По крайней мере, обычный человеческий язык явно не подходил для выражения всей той гаммы обжигающих ощущений, которые обрушивались на Ронана в подобные моменты. Со стороны он всегда казался парнем, у которого эмоциональный диапазон не больше, чем у колпачка шариковой ручки. И лишь несколько особенно близких людей знали, что под кожаной курткой, бешеной скоростью и ревущими басами есть не только саркастично-ублюдский Ронан Линч. Влюблённый и любимый, готовый в любой ситуации встать на сторону друзей, преданный до максимальных границ возможного, надёжный - и это не полный набор положительных качеств, тщательно скрытых от посторонних глаз.       Адам нетерпеливо шлёпнул Ронана по плечу и тихо всхлипнул. Его тело практически вибрировало, требуя, умоляя, рассчитывая на большее. И Линч отозвался на эти мольбы. Он слегка приподнялся и начал медленно двигаться, одной рукой цепляясь за холодный металл кровати, а второй успокаивающе касаясь разгорячённой кожи Адама. Он почти не ощущал небольшие зазубрины, оставленные когтями Бензопилы на резном изголовье, зато любая неровность на теле Адама казалась произведением искусства. Линч запоминал их, как художник, который вернётся домой и будет рисовать картину городского рассвета поздней бессонной ночью. Даже с закрытыми глазами он мог сказать, сколько родинок, пересчитанных в ночь после выпуска из школы, на спине Адама, и коснуться каждой, следуя лишь подсказкам в своей голове. Не задумываясь, очерчивал выпирающие по-юношески ключицы и постукивал пальцами по проступающим под тонкой кожей рёбрам. Ну, а веснушки, рассыпанные, будто солнечная крошка, по всему телу Пэрриша, были личным фетишем Ронана Линча.       Тихий скрип старой кровати постепенно стал едва слышен, перекрытый стонами, рычанием, бормотанием сквозь стиснутые зубы. Адам обхватил Ронана ногами и выгнулся, но не стал сбивать медленный туманящий сознание темп. Это было похоже на покачивание на мягких океанских волнах, когда успевшая прогреться вода обволакивает тебя со всех сторон и уносит в открытый океан, а ты даже не замечаешь этого, настолько идеальны ощущения. Адама уносило. Звуки, которые он издавал, становились всё громче и жарче, врываясь в сознание Ронана самым потрясающим битом, что парень слышал за всю жизнь. Стоны, полные изнуряющего желания, будто подталкивали, заставляли ускориться, и Линч порой срывался в более жёсткий темп. Но потом, мотнув головой и отогнав наваждение, возвращался к спокойному ритму, от которого поджимались пальцы на ногах, а вдоль позвоночника скатывались капли пота. Подобное довольно быстро выматывало, но результат стоил того. Разнеженный, доведённый до полубезумия Адам был крайне притягателен.       - Ронан. Я... прошу тебя, - Адам с трудом выговорил эти слова. Язык не слушался, а мозг, казалось, собрал свои вещички, если таковые у него имелись, и свалил в далёкое путешествие.       - Нет.       Одно короткое слово, а как много Ронан хотел бы в него вместить. Нет - я не буду заниматься с тобой любовью иначе сейчас, потому что хочу слушать твои стоны так долго, сколько имеется возможность. Нет - я не отдам тебя никогда, из рук не выпущу, если потребуется, прикрою собой от ветра-огня-пули-ножа. Нет - я не буду удерживать, если ты захочешь уйти, потому что ты слишком вольная птица, которую нельзя запирать в клетке, принесённой из снов. Нет - никто не посмеет причинить тебе боль, иначе я отрублю его руки по локоть и вставлю в уши, даже если это буду я. Нет - это не закончится, никогда, я буду хотеть тебя и любить, даже когда твоя шикарная задница станет похожей на чернослив.       Всё грозило растянуться в вечность. Тусклый свет, смятые простыни, сброшенная на пол подушка, одно дыхание на двоих и скользкая от пота кожа. У Адама от переизбытка возбуждения кружилась голова, он почти скулил на одной ноте, рвано вскрикивая, когда Ронан лишь слегка менял угол проникновения или на несколько мгновений уходил в хаотично-быстрый темп. Перед глазами стояла пелена, и Адам часто-часто моргал, пытаясь согнать её. Он не видел Линча, не знал, что тот смотрит на него и сам себе не верит, что всё это не реальность его снов, что это не принесённое в мир видение. Для Адама остались только звуки, и он легко мог себе представить, как между бровей Ронана залегла напряжённая складка, как язык скользнул по пересохшим губам, как напряглись руки. Он так часто видел это, что в любой момент мог воспроизвести картинку в своей голове.       - Чёрт... Чёрт... - пробормотал Ронан, сильнее сжимая пальцами бедро Адама и со стоном выдыхая его имя. Он больше не мог. Не мог продолжать экзекуцию, которую назначил сам.       Откинувшись немного назад, Линч потянул Адама на себя и уселся на кровать. Запредельно - вот, как это было. Колени, сжимавшие его бока почти болезненно, пальцы, скользящие по влажным сильным плечам, зажмуренные веки и искусанные губы, стоны вперемешку с невнятным бормотанием. Ронан смотрел на них будто со стороны, чуть наклонив голову, и оставляя кадр за кадром в своей переполненной памяти. Он подумал, что мог бы даже удалить пару воспоминаний о детстве, счастливом, надо признать, детстве, ради того, чтобы сохранить эти мгновения с Адамом. С Адамом, который прижался своим лбом к его и пытался двигаться на нём так быстро, как только мог, выдыхая через раз и чувствуя пожирающий огонь желания, который не способен был потушить.       - РонанРонанРонанРонан, - хрипло шептал Пэрриш, как заведённый, и было похоже на бормотание разогретого двигателя, тихо урчащего под капотом.       Ронана накрыло. Он сжал ладонями бока Адама, помогая ему двигаться, чтобы усталость не настигла раньше, чем всё закончится, и уткнулся лицом в изгиб его шеи. Глухие стоны, вырывающиеся из его груди, эхом раскатывались по комнате и впитывались в стены. Кровать уже не просто скрипела, она взывала о помощи, готовая развалиться под ними бесформенной грудой металла. Каждое движение подталкивало его к краю, но никак не давало скользнуть за. Они оба вымотались настолько, что внутри не осталось ничего, кроме дикого первобытного желания.       Ещё один, может два сильных толчка, и Адам замер, уронив голову на плечо Линча и царапая его спину в попытке удержаться, не рухнуть окончательно, теряясь в лавине ощущений. Он коротко вздрагивал всем телом, погружаясь в оргазм всё больше, даже не зная, двигаются они или уже нет, на кровати или скатились на пол, есть ли вокруг звуки и свет. Сознание не собиралось возвращаться, и сил хватало только на то, чтобы не забывать дышать, прижимаясь ближе. Адам знал, что так будет, потому что это константа их отношений, неизменная и всё же ошеломляющая каждый раз, и не сомневался в собственной реакции, удивляясь, как впервые, и позволяя своему организму не выбираться из этого состояния как можно дольше.       У Ронана просто не было иного выхода. Как бы сильно он не хотел продлить, напитаться звуками, которые издавал Пэрриш, его тело подчинялось своим и так отсроченным желаниям. Ему казалось, что он кончает нереально долго, покрывая плечи Адама поцелуями и напряжённо выгибая спину. Ронан даже не заметил, как они рухнули на постель, путаясь сплетёнными конечностями и почти вслепую соприкасаясь губами. Он будто попал в очередной свой сон, ощущая магическую силу, волшебство, которое могло помочь ему принести в реальность что-то тёплое и хорошее. Линч бодрствовал, магия спала, но волшебство творилось, как бы сопливо и розово это не звучало.       - Я люблю тебя, - Адам не собирался говорить этого. Знал, что в ответ будет только тишина, поэтому испугался своих слов. Они прозвучали неожиданно и слишком громко. Выдохнув, он отстранился и посмотрел в лицо Ронана, пытаясь понять его реакцию, просчитать свои дальнейшие действия. Побег не казался таким уж плохим вариантом.       Линч молчал. Мысли хаотично мелькали в голове, а весь словарный запас свёлся к абсолютному нулю. Он никогда не говорил этого. Никому. Разве что где-то в мысленных, внутренних своих диалогах, или во сне. Но вслух - никогда. И Ронан не собирался начинать, потому что боялся, что однажды сказанное вслух перестанет быть правдой. Неужели мало просто действий, просто этих встреч, поцелуев и объятий? Неужели Адам сомневался? А если сомневался, то не начнёт ли искать ему замену? Ронан всегда считал Пэрриша человеком, который точно знает, что слова "я люблю тебя" могут произносить люди, которые потом сожмут кулак и выбьют из тебя все мало-мальски положительные эмоции. Тогда зачем это? И почему сейчас, когда пройдёт два дня, и вся эта любовь уедет в Кембридж? Слишком много вопросов, а ответ только один - Ронан Линч совсем не знал Адама Пэрриша.       - Не надо, - нахмурившись, Адам протянул руку и попытался разгладить задумчивую складку между бровей Ронана. - Не думай, что это что-то меняет. Я вернусь. Когда-нибудь я вернусь насовсем, если ты захочешь.       - Хорошо. Только не заставляй меня говорить этого вслух, - фыркнул Ронан, притягивая Адама к себе и перебирая пальцами его волосы. - Этого не будет, Пэрриш. Максимум, на что ты можешь рассчитывать - я заведу для нас собаку, приютскую какую-нибудь. А может даже схожу на пару-тройку благотворительных вечеров в Гарварде и буду вести себя прилично. Или пожертвую почку, когда тебе понадобится. Но я не скажу этого вслух.       - Как скажешь, Линч. Только прекрати так громко думать о том, что я мудак, который бросит тебя здесь одного, - ответил Адам, целуя Ронана в плечо, цепляя губами край татуировки.       Ронан посмотрел в глаза Адама и понял, что верит каждому слову. Ведь рядом с Адамом Пэрришем происходило кое-что очень странное с Ронаном Линчем. Он переставал ненавидеть себя. Только надо было постоянно крутить в голове заезженную пластинку, которая включалась, как только они оказывались на расстоянии вытянутой руки друг от друга: "Не забывай дышать, Ронан. Не забывай дышать."