Согрей меня.

— Согрей меня, — тихо шепчет Влад, едва-едва шевеля треснувшими от холода губами. Кожа его пальцев настолько холодная, что Аленка едва не одергивает в страхе свою руку. Нечеловеческая прохлада его тела вселяет первобытный страх и желание кинуться прочь, чтобы потом спрятаться где-нибудь под теплым пледом с чашкой горячего имбирного чая. Рыжова не понимает, чего она боится больше: опасного свечения голубых глаз или самого Морока, что в отчаянии протягивает ей свои ледяные руки. С ним решительно что-то не так, но Рыжова даже не знает, проклятие ли это или что-то другое. Один облик сменяет другой и сердце девушки каждый раз обливается кровью, когда перед глазами мелькают подруги и просто знакомые. Умом Алена понимает, что перед ней только одна сущность, которая просто мастерски меняет обличье, но легче от этого понимания не становиться. Где-то в глубине души, там, где в темноте змеей клубится самое темное из человеческого нутра, Рыжова мечтает, чтобы на месте Морока оказался кто-нибудь другой. Кто угодно, лишь бы не Влад. Волшебница искренне ненавидит себя за столь мерзкие мысли, но ничего поделать с собой не может. Как-то Машка сказала одну очень мудрую мысль: чем пламя ярче, тем чернее тени вокруг него. Теперь, спустя длительное количество времени, Аленка наконец в полной мере поняла значение этих слов. — Согрей меня, — все так же тихо, но настойчиво повторяет молодой человек, смотря на Рыжову из-под опущенных ресниц. Алена хочет отвести взгляд куда-нибудь в сторону, но колдовские огни в самой глубине зрачка не позволяют освободиться от ментального плена. Алена старается согреть холодные руки своими ладонями, однако в глубине так же прекрасно понимает, что эта инициатива уже обречена на провал. Простому человеку не дано растопить ледяную глыбу, как и глыба не способна перенять тепло человека до последней капли. Рыжова пытается выдавить из себя хоть маленькое словечко поддержки, однако проклятые звуки царапают горло и доставляют волшебнице вполне ощутимую физическую боль, а Влад все смотрит и ждет терпеливо, время от времени кряхтя от переполняющего его холода. В какой-то момент ярко-голубая радужка недружелюбно мерцает подобно неоновой вывеске, после чего загорается с новой силой. Хранительница огненного ключа вспоминает далекие холодные звезды и уроки окружающего мира из начальных классов. Тогда, когда Аленка была простой обычной девчонкой со смехотворно большим ранцем за плечами, классная руководительница рассказывала про бесконечный космос и горящие огни, что святят людям каждую ночь. Некоторые звезды гаснут просто, не привлекая внимания. Другие же, особо горячие, могут стать сверхновой и засиять так ярко, что их будет видно с любого уголка галактики, — примерно это говорила еще молоденькая учительница, расхаживая у карты звездного неба на доске. Аленка всматривается в зрачки Влада лучше и понимает, что прямо сейчас, буквально только что, она сама наблюдала за огромной холодной вспышкой, после которой должен следовать противный до горечи финал. После того, как раскаленный шар гелия и чего-то-там-еще достигает своего пика, наступает закономерная концовка. Звезда перестает быть таковой и Рыжова это прекрасно знает, оттого громко втягивает воздух носом и кладет еще теплую ладонь на ледяной лоб Влада, обжигаясь в очередной раз. — Спаси меня, Алена… — уже совсем тихо-тихо просит Морок и замолкает вовсе. Огонь гаснет в его глазах, на сей раз- навсегда. Рыжова просыпается с громким криком и мокрыми от слез глазами. Перед ее носом -большое окно, позади — совершенно знакомое изголовье кровати. Девочка толком и не замечает, как телефон оказывается в руке и резко охладевшие пальцы уже набрали нужную комбинацию. Мимо ее внимания проходят и долгие, чуть трещащие, гудки. Абонент берет трубку почти в последний момент, чем и выводит Аленку из страны размышлений. — Рыжова, волколак тебя дери, ты время видела?! — недовольно интересуется Влад из другого конца города. По голосу Князя становится понятно, что до этого молодой человек сладко спал. — Зачем звонишь посреди ночи?! Аленка не отвечает. Только ловит момент и тихо радуется тому, что плохие сны имеют свойство забываться с первым рассветом.