Несколько фактов из жизни основателей

— Хельга, я так рад тебя видеть, какими судьбами ты забрела в мой тихий приют? — И это ты называешь тихим приютом?! Ведьма обвела взглядом всю ту суету, что творилась вокруг. У каменных стен замка сновала целая куча народа, преимущественно маггловского происхождения. В людской гомон свой вклад вносили и их вечные спутники: лошади, собаки, коровы и различного вида птицы. Скрипели колеса телег, дети гоняли обруч, ругался торговый люд, бряцали оружием стражники. От этого шума у женщины разболелась голова, а ожидание Годрика у дверей его дома, где ее оставил неучтивый слуга, не прибавило хорошего настроения. Поэтому когда навстречу ей вышел хозяин здешних земель, даже тихая и спокойная Хельга была готова разнести всё и всех в клочья. — Годрик, как может нормальный маг жить в таком месте?! Вавилон по сравнению с ним — спокойная деревня! — Ты преувеличиваешь, — примирительно пробасил Гриффиндор. — Проходи, милая, ты же не без нужды пришла в этот «вавилон». И он повел ее по холодным коридорам в зал, где жарко горел камин, на полу валялись шкуры животных, а по стенам были развешаны охотничьи трофеи. Усадив свою гостью в массивное кресло и укрыв ее ноги выделанной оленьей шкурой, Годрик поднес ей кружку с подогретым вином и устроился напротив. — Так что тебя привело сюда? Я, конечно, рад тебя видеть, но любопытство сильнее. — А сдерживать его не пробовал? — Ты слишком часто общаешься со Слизерином, даже язвить начала, — заметил ей Годрик. — Опять начинаешь?! — Ну, прости, милая. И за этот раз и за прошлый, — рыжая голова виновато опустилась на грудь. — Прошло уже более четверти века, а ты все еще продолжаешь извиняться. Твое бы упорство, да на другие цели. Согревшись и уже не слыша людских воплей, Хельга заметно подобрела, к ней вернулось обычное хорошее настроение. С того знаменательного дня рождения прошло уже много лет, но они все так же продолжали общаться. В конце концов, друзья даже выработали определенные линии поведения и не раздражались по пустякам. Были темы, запрещенные на их совместных встречах, и это не давало им повода для лишних ссор. Но с недавних пор Хельгу Хаффлпафф стало беспокоить то, что происходило в мире, и то, как это отражалось на магах. Она пробовала говорить с Ровеной, но та была поглощена очередным экспериментом. Салазар последнее время вообще редко вылезал со своих болот, стараясь держаться подальше от людей и их проблем. Оставался Годрик, весельчак и балагур, хотя даже его энтузиазм и жажда жизни за последнее время слегка подувяли. Все они заметно постарели, и пришло время как-то менять свою жизнь. Годрик смотрел на лицо своей старинной подруги, и увиденное его не радовало. Он нагнулся, протянул руку и накрыл своей огромной ладонью колено ведьмы. — Что случилось, милая? Что тебя так беспокоит? — Мы, меня беспокоят мы. Нам уже всем за сотню лет, и мы не становимся моложе. — Зато становимся сильнее, — попробовал утешить ее Годрик. — Сильнее, опытнее, но что с того? Посмотри, что это с нами делает. Посмотри на себя: ты ушел с любимых некогда равнин и живешь с магглами, предаваясь пьянству и праздности. Когда ты в последний раз по настоящему колдовал? Гриффиндор хотел было что-то возразить и уже открыл рот, но тут же захлопнул его обратно и склонил голову, признавая правоту Хельги. — Вот видишь. Слизерин заперся у себя и, говорят, занялся темной магией, магией смерти и разрушения, во всяком случае, на болота к нему боятся соваться. Ровена отгородилась от мира, сквозь ее защиту даже не всякий маг пробьется, что говорить про людей. Про ее долину говорят — волшебная, обиталище фей, которые закружат тебя в танце и не отпустят вовек. Если бы я не знала ее в молодости, я подумала бы, что она и есть легендарная Горгона, потому как ее долина уже вся украшена каменными изваяниями. — Я слышал какую-то историю про фей, которые затанцевали парня до такой степени, что он потерял счет времени и вернулся через пару десятков лет, не постарев ни на день. — Этот дурашка как-то забрел в долину, и на него сработала защита, а через какое-то время Ровена наткнулась на него и разморозила беднягу. Но дело в том, что такие ревизии она проводит крайне редко, она вообще теперь нечасто выходит из дома. — А ты? — А что я? Иногда мне начинает казаться, что я сама уже вросла в землю. Я люблю свои растения, своих животных, я люблю лес. Может, потому я и вижу, как они меняются, как рождаются и умирают. Придет и наш час, и что мы оставим после себя? Кому передадим накопленные знания? Все реже маги берут учеников, бытует мнение, что каждый маг должен самостоятельно постигать науку ворожбы. Обучение идет только в семьях и то только на бытовом уровне. — Так и должно быть, все должно сохраняться в кланах. — И какому клану ты оставишь свой опыт, источник своей силы? Есть у тебя прямые наследники? Все больше магов предпочитает жить отдельно, не связывая себя семьей. Посмотри хотя бы на нас, мы все одиноки. — Когда-то я предлагал тебе создать семью, — напомнил ей Годрик и продолжил мечтательно: — И уж тогда бы у нас бегало не меньше дюжины детей, которых мы могли бы учить. — У тебя и так бегает не меньше дюжины детей от разных матерей, и чему ты их научил, кроме как проказничать? — отпарировала Хельга. — Даже у Слизерина есть парочка детей. — А у Ровены? — внезапно заинтересовался Гриффиндор. — А про нее вообще сложно что-то сказать, она стала слишком скрытной, — послышался обтекаемый ответ. — Но разговор не только о детях и учениках. Мы вымираем, медленно, но верно. Магглы начинают иметь все большее влияние на нас. Еще немного, и они заставят нас бояться самих себя. Так же как они боятся нас и желают уничтожить. — Ты опять слушала Слизерина?! Нет, и не может быть такого! — возмутился Гриффиндор. — Может, — печально возразила ему старая ведьма. — Пройдет совсем немного времени, и взовьются костры, на которых сгорят лучшие из нас. Поверь мне, я знаю, я видела это… я чувствовала это. — Сны? — тихо спросил Годрик, и ему не требовался ответ. Он глядел на опущенные плечи подруги и думал, что пророчества и вещие сны — скорее не дар, а проклятие. Он не помнил случая, когда бы не сбылось предсказание Хаффлпафф, если она давала себе труд его делать. Значит, и это было правдой, — и появятся среди магглов те, кто огнем и мечом будет бороться с магическим миром, их миром. А с ними и предатели среди магов, кто ради собственной выгоды или из страха подставит ближнего своего. Человеческая природа такова, а маги - тоже люди. Годрик тяжело поднялся с кресла, подошел к Хельге и обнял ее. Та позволила себе на пару минут спрятаться от невзгод, от пугающих видений на его могучей груди. Годрик гладил ее по спине, пытаясь успокоить, забрать тяжесть с хрупких плеч. — Что ты хочешь сказать, какую мысль ты пытаешься донести? — спросил он её тихо. — Мы должны построить школу — мы вчетвером, — набрать учеников и передать им все, что мы знаем. Эта школа будет учить и воспитывать новые поколения магов, и тогда у нашего мира появится шанс на выживание. В этой необъявленной войне магов и магглов могут пострадать взрослые, но дети должны выжить и научиться всему, что они потом смогут передать своим потомкам. Каждое последующее поколение будет умнее и хитрее, и это станет гарантией нашего выживания среди магглов. Годрик слушал ее с все нарастающим волнением. Перспектива, нарисованная Хельгой, была пугающей. И иногда в ее словах он слышал звучание другого голоса, голоса Салазара Слизерина, который много лет твердил им об опасности со стороны простых людей. Но Хельга ни разу не обмолвилась про военные действия против магглов, она говорила лишь о выживании, и это придавало вес ее словам. Надо было признать, что это разумные вещи. Да, это был выход. — С чего мы начнем? — приняв ее доводы, Гриффиндору не требовалось много времени на раздумье. — Что требуется от меня? — Нужно место под строительство школы, место удаленное, потаенное от людей, но такое, что устроило бы нас всех, и было удобно и безопасно для детей. — Ты говоришь обо всех, а как насчет Рейвенкло и Слизерина? Ты говорила с ними? — Еще нет, но я верю в их разум, они поймут правильность этого решения.