Только любовь починит

Привычные очертания белого города подернулись странной дымкой и смазались, уступая место серым, косым домиках, окруженных высоким частоколом. Ниниэль была здесь, видела это место множество раз. Шаг. И вот она под крышей одного из домов, сидит напротив мрачного мужчины, который с ней разговаривает, что-то рассказывает, объясняет. Его волосы темные и местами спутанные, глаза серые и очень похожи на чьи-то другие. За ним, неуклюже опускаясь на хромую ногу, по комнате ходит второй человек. Светловолосый. Он совсем не дружен с первым, но оба заботятся о ней. Ниниэль это знала также как знала, что одного из них она считает братом, а второго любит. Сознание вновь подернулось дымкой, но дом не исчез, лишь мужчины изменили свой облик, и теперь девушка их узнавала. Это был Маэглин и Туор. И одного из них она считает братом… Ниниэль протянула к ним руки, но вместо прикосновений почувствовала нестерпимый жар. Вспыхнул кровавый свет зловещих глаз, смотрящих в душу, и Ниенор проснулась, резко сев на кровати. Все те же страшные глаза, которые преследуют ее в кошмарах. И те же незнакомые люди. Девушка мотнула головой. Она не понимала, были ли эти сны о прошлой жизни или о той, что могла бы быть, не найди ее Маэглин. Какое-то время она еще сидела на кровати, укутавшись в одеяло, а затем опустила босую ногу на холодный пол и встала. Сегодня очень важный день. Наскоро позавтракав и распрощавшись с Туором, аданет вышла в заснеженный сад и в который раз с восхищением осмотрела преобразившуюся природу. Ниниэль впервые видела столько снега и радовалась ему и тому что снегоступы носить не пришлось, хотя никто в Гондолине не разделял ее веселья. Для гондолинцев снег значил совсем иное — злую волю Моргота, проникшую в город. Единственный минус, который находила девушка, — это надевать кучу лишней одежды, чтобы «не замерзнуть и не заболеть», как сказал Туор. Она пробежала по белым улицам и, не сбавляя скорости и скользя на льду, врезалась в Маэглина. Тот впрочем устоял и неодобрительно цокнул языком. — Я мог и подождать тебя. А так мы могли бы упасть. — Но не упали! И я очень спешила, — довольно сказала запыхавшаяся аданет. — Потому что неделю мучаться, зная, что у тебя какой-то сюрприз, это ужасно! И нечестно! Так что давай быстрее скажи мне, куда мы идем? Маэглин сделал вид, как будто он раздумывает, а стоит ли вообще сообщать подруге или нет. Ниниэль недобро прищурилась, готовая, если не цапнуть за нос, то повалить эльфа в сугроб. — Мы идем к одному эльфу. Его зовут Маэнлед. — Он твой друг? — У меня не друзей. Ниниэль возмущенно на него посмотрела. — То есть у меня есть один друг, но это не Маэнлед. Девушка одобрительно кивнула и взяла Маэглина под руку. — Думаю, тебе будет интересно с ним познакомиться, потому что он художник. Те картины, которые ты видела в Доме Искусств, и те краски, которыми ты рисуешь, тоже сделал он. И возможно, он согласиться дать тебе парочку уроков. Глаза Ниниэль загорелись от восторга. Спустя полчаса, двадцать шесть снежков и четыре сугроба раскрасневшиеся и промокшие Ниниэль и Маэглин добрались до мастерской. Маэнлед поклонился лорду и его спутнице и пригласил обоих внутрь. Лично убедившись, чтобы их вещи были разложены и развешены у камина, художник повел гостей в соседнюю комнату. Здесь пахло растворителем и разными смесями, стены были заставлены рядами полузаконченных или еще неначатых картин. У Ниенор закружилась голова, но она взяла себя в руки и старалась кивать, когда разговор эльфов требовал ее присутствия. Но мысли и глаза были направлены совсем на другое. Подумать только, здесь столько картин! И всех их пишет один эльф, который согласился ее учить! Или почти согласился. — А можно я посмотрю? — рискнула девушка. Эльфы умолкли, и художник в маленьких увеличительных стеклах на носу улыбнулся: — Конечно, но осторожнее с красками, некоторые из них не закрыты и могут испачкать твое платье. Ниниэль кивнула и отошла. Она ходила между поставленных в ряд мольбертов, на которых художник помещал законченные работы разных размеров. Вот плетеная корзина с фруктами, на следующей эльф, обучающий собак охоте, а дальше… Ниниэль замерла на месте. Ее лицо побелело, ноги подкосились, и девушка поддалась назад, больно ударившись о стол и столкнув с него баночки с красками. Еще один взгляд на картину, красные глаза и темнота. Пришла в себя она уже на кушетке все в той же мастерской. Не открывая глаз, она слышала, как тихо переговариваются обеспокоенные голоса, чья-то прохладная рука лежал у нее на лбу. Осторожно Ниниэль открыла один глаза. На нее смотрело бледное лицо Маэглина. Рядом с ним круглое личико целительницы. Тинглориэль, вспомнила имя девушка. Та самая целительница, что с первых дней в Гондолине заботилась о ней. Чуть поодаль мерил шагами комнату испуганный происходящим художник. — Как ты себя чувствуешь? — спросила эльфийка, убирая свою руку. — Не знаю… — хрипло ответила Ниниэль, почувствовав, что в горле у нее пересохло. Ей тут же дали выпить воды. — Что с тобой случилось? Почему ты потеряла сознание? Девушка снова хотела пожать плечами, но вспомнила. В диком ужасе она подтянула к груди ноги и уставилась на картину. Сейчас она была повернута в другую сторону, но Ниниэль чувствовала этот взгляд. — Он увидел меня, — шепотом произнесла она. Маэглин и целительница переглянулись, но никто из них не понял, о чем говорит аданет. — Кто увидел? — Змей! — она разрыдалась, уткнувшись в колени. — Маэглин! Мне страшно! Он меня найдет! Эльф опешил. Он совершенно не знал, как утешить дрожащую аданет. На помощь пришла целительница, приобнявшая ее за плечи. — Он никогда не найдет тебя, Ниниэль. Я, Маэглин и Туор защитим тебя от любых змей. Ниниэль продолжала плакать. Ломион погладил ее руку, а затем поднялся и подошел к Маенледу, внимательно осматривавшего картину. На полу рядом тревожно растеклось пятно красной краски. — Что здесь? — Принц Финдекано побеждает Глаурунга, — ответил художник. — Я хотел запечатлеть подвиг вашего дяди в память о нем. Но неужели дракон нарисован так натурально, что напугал бедняжку? Маэглин нахмурился. Если бы он не видел драконов в битве, то подумал, что это просто большая ящерица, и точно бы не испугался. Он перевел взгляд на Ниниэль. Под песню-заклинание она снова уснула, а Тинглориэль направилась к ним. В руках у нее был свернутый листок. Она протянула его лорду и подождала, когда тот откроет его. На листе были нарисованы два горящих красным глаза. Эльф поднял голову и посмотрел на картину. — Она рисовала это, когда жила в Доме Исцеления, и, насколько я знаю, эти глаза снятся ей в кошмарах, — эльфийка тоже посмотрела на картину, на которой полз золотой Змей. — И если я права, то до потери памяти, она видела его, Глаурунга. Маэглин скомкал листок и убрал его в карман. — Никому об этом ни слова. Маэнлед, я напишу тебе по поводу уроков с Ниниэль позже. И больше ничего не говоря, синда подошел и поднял аданет с кушетки. Маэглин, выбирая самые малолюдные переулки, донес так и не пришедшую в себя девушку до дома Туора и постучал ногой в дверь. Возможно стук получился слишком грубый, но достаточно громкий. Туор появился на пороге в следующую секунду и открыл дверь. Возмущение на его лице сразу же сменилось испугом. — Что с Ниниэль?! — Спит, — грубо ответил эльф. — Не стой на дороге! Человек подвинулся, пропуская неожиданного гостя внутрь, который быстро сориентировался и, войдя в комнату Ниниэль, положил ее на кровать. Девушка шумно вздохнула и двинула рукой. Туор заглянул в комнату, все еще не понимая в чем дело. Маэглин тем временем избавлял подругу от промокшей верхней одежды. Шарф, надетый в спешке, запутался, зацепился за пуговицы, и теперь эльф мучался с ним. Наконец закончив с одеждой, он плотно укрыл Ниниэль одеялом и только сейчас заметил, что Туор был в доме не один, и на него смотрят две пары изумленных глаз, адана и принцессы. — Мы были у Маэнледа в мастерской, и Ниниэль потеряла сознание, — ответил он на немой вопрос и добавил. — Целительница сказала, что все в порядке и ей просто нужно немного поспать. Маэглин нервно перебирал пальцами ниточки шарфа. Он не очень верил своим словам и чувствовал, что дело простым сном не закончится. Туор открыл было рот, но Ломион не дал сказать ему ни слова. — Не буду вам мешать и вернусь завтра, — поспешно сказал он и, широким шагом пройдя мимо кузины и адана, вышел из дома. Туор и Идриль, пораженные таким поведением, переглянулись и подошли к кровати Ниниэль. Маэглин, силой воли усмиряя бьющееся как заполошное сердце, стрелой пролетел по улицам Гондолина. Он отправлялся отнюдь не к себе домой, а в библиотеку, где собирался провести остаток дня и ночи и собирать по крупинкам, если потребуется, информацию о драконах Моргота. — Ты тоже хочешь узнать все о Глаурунге? — вопросительно поднял бровь Пенголод. — Странно, ты уже второй за этот час, кто интересуется Змеем. И боюсь все книги и хроники уже на руках того, кто тебя опередил. Маэглин нахмурился. — Это была Тинглориэль? — Да. У вас какой-то спор о Змее? — поинтересовался летописец. — Можно и так сказать, — холодно сказал Маэглин и, не поблагодарив, вновь вышел на улицу. Сгущались фиолетовые сумерки, и белый снег начал падать на и без того укрытую им землю. Синда шел по улице, направляясь к Дому Исцеления, чтобы там найти целительницу или хотя бы узнать, где она живет. Кто-то перехватил его за руку. Он обернулся и столкнулся с синими глазами Идриль. — Я верю, что вы были в мастерской и что Ниниэль стало плохо. Но ты не сказал, от чего именно она потеряла сознание, — без предисловий сказала принцесса. — Когда я пойму это, то обязательно сообщу, — подчеркнуто вежливо, но с толикой раздражения ответил Маэглин. — Возможно, это всего лишь запах красок. Идриль скрестила на груди руки и все еще выжидающе смотрела на кузена. — Если бы ты не скрывал правду, то я могла бы помочь, и проблема, если она есть, решилась бы быстрее. — Мне не нужна помощь. Я спешу. И он, сильнее запахнувшись в плащ, продолжил путь. Тинглориэль нашлась в Доме Исцеления, сидящей за столом и переписывающий из книг цифры и слова. — Ты вмешиваешься не в свое дело, — зло сказал Маэглин, вставая рядом с ней. Целительница отнеслась к нападкам философски и просто не ответила. Она закрыла талмуд и отложила его в стопку к другим книгам. — Здесь все, что нам известно о Глаурунге, — она протянула лорду листок и добавила. — Советую, уменьшить свою ревность, лорд. Ты нашел Ниниэль, но она не твоя собственность, и не ты один о ней заботишься. Маэглин был настолько поражен наглостью простой целительницы, что не смог ничего ей ответить. — Посмотри лист, — также спокойно сказала она ему. — И не отвергай помощь, даже если считаешь, что разберешься сам. Лорд, все еще мрачный, перевел взгляд на исписанный лист. Информации было немного: поединок с Фингоном и гномами, изображение на шлеме Дор-Ломина. Последняя запись была сделана три года назад и гласила, что дракон и Морготова армия прошли с севера в Белерианд и разорили Нарготронд. — По этим фактам мы не можем узнать ничего нового о Ниниэль. На пути Глаурунга были множество человеческих поселений, ведь не могла же она бежать из Нарготронда. Да и по всему получается, что она плутала одна несколько месяцев, а то и год. И я не представляю, как она выжила. Маэглин согласно кивнул, скрывая свои мысли. — Ты права. Возможно, Глаурунг здесь даже непричем. Тинглориэль махнула рукой и грустно посмотрела на книги. — Почему ты хочешь ей помочь? — Думаю, заклятия тоже считаются болезнями. И пока я не сниму с нее чары, она будет моей подопечной. Маэглин вышел от Тинглориэль и вновь направился в библиотеку, но его снова ждала неудача. Единственная ниточка, за которую можно было зацепиться и которая заключалась в имени «Маблунг», оборвалась. Ниниэль спросила о Маблунге при их первой встречи, но последнее упоминание в летописях о дориатском воине было более двадцати лет назад, в битве Бесчетных слез. Синда вернулся к себя, но всю ночь он не мог заснуть, размышляя о появлении Ниниэль. Ни целительница, ни Идриль не знали о Маблунге, о том, что он нашел Ниниэль ни в шахтах, а в лесу за несколько миль от Окружных гор, и что, скорее всего, девушка действительно бежала с юга. Осталось лишь узнать, кто из смертных был в Нарготронде, как-то связан с Маблунгом и Дориатом, и кто мог быть таким важным, что Дракон сохранил ему жизнь и отпустил, лишив памяти? Ведь проще было бы сожрать смертную аданет.