/Ты солнце стерпел, не щурясь, Юный ли взгляд мой тяжел?/
Юта давно знал, что ничего не выйдет, с самого первого раза, но всё-таки надеялся где-то глубоко в душе; даже когда два года назад он в теплоте и разнеженной лимонности июльского заката стоял у открытого окна своей кухни, в струящихся лениво потоках нагретого воздуха, пускающих волны по занавеске, и притягивал к себе за талию Яняна, ощущая его кожу под тонкой жёлтой футболкой, а тот неохотно совсем придвигался ближе, почти стоял на месте; и когда Янян ночью у экрана ноутбука, светящегося чёрно-белым фильмом, уворачивался от поцелуев; и когда Юта пальцами путался в его волосах, ожидая чего-то, а тот сидел каменно, безучастно, скучая; и даже когда утром Янян ушёл до завтрака, не попрощавшись и не сказав ничего, Юта надеялся, что младший просто ещё не решил. И Юта был готов подождать, даже прекратить общение на время; только это "на время" как-то сильно затянулось, и ничего давно не происходит - нужен ведь кто-то, чтобы с ним что-то происходило; а Юта застрял в своём одиночном болоте без новостей и слухов о Яняне, только видит его изредка, мельком совсем, в коридорах, и слушает, как он общается с одногруппниками, но контакта Юта не имеет и не знает, как вернуть. А Янян живёт и радуется, или не радуется, но, по крайней мере, не страдает по Юте; он улыбается друзьям улыбкой, от которой становится щекотно и мурашки бегут по спине, и смеётся так, что хочется сразу тоже смеяться в голос и плакать - от того, насколько это волшебно. И эта улыбка - она похожа на улыбку героини дорамы, где девушка болезненно привязалась к своему психиатру, а психиатр оказался серийным убийцей, но у девушки уже своё определение хорошего и плохого: психиатр - хорошо, а все, кто против, - плохо; и она вызволяет его из всех передряг, хотя в начале истории исполосовала ему пальцы ножом, а теперь оставляет шрамы другим и готова горло перерезать за своего врача, такая машина для убийства; но девушка очень красивая, очень хрупкая, почти трогательная, сначала её хочется защитить, а потом просто страшно; а в конце она умирает, жертвуя собой, истекая кровью на чужих руках, оставляя красные отпечатки на всём, одетая в лёгкое белое платье, замёрзшая, всё ещё прекрасная; а название дорамы Юта вспомнить не может. ...И Яняна хочется защищать со всей его этой наивностью и плещущими за края проявлениями чувств, но Юта не уверен уже, что наивность ему не чудится, - когда Янян, отвечая действием на его записку, встречает Юту после универа на разбитых асфальтовых плитах под каштанами посреди весны и плывущего запаха миндальных круассанов. И говорит, что Юте это не нужно - "вот это вот всё, что может получиться". Но Юте точно не чудится, что своими тонкими длинными пальцами Янян управляет всей весной, облака на небе двигает; потому что никак иначе нельзя это объяснить - он такой невозможный, прекрасный, цветущий, даже вот белая рубашка у него с вышитыми розами; кажется, что рано по утрам он проходит по городу и дышит на цветы, чтобы они раскрывались (хорошо, что самому ему не нужно ничьё дыхание, чтобы раскрыться), - интересно, поворачивают ли цветы бутоны ему вслед, когда он идёт мимо? Они стоят на городской лестнице с широкими квадратными ступенями, окривевшими и раскрошившимися от времени, влаги и ветра, - в трещинах прорастают одуванчики; и вокруг цветут яблони, а пахнет черёмухой. И Юта смотрит на Яняна сбоку всё время, пока они спускаются к детской площадке, и желание заботиться находит тёплыми солоноватыми волнами - заботиться о нём, укрыть от всех ветров, закрыть от вечного льда, построить теплицу вокруг него, вечный воздушный купол, оградить даже от солнечной радиации, губительной для живых организмов в чрезмерности. - Не надо, - говорит Янян, представляя лицо солнечным зайчикам, скачущим сквозь листву; зелень наверху колышется, играя с тенью, и лучи поглаживают бархатные яняновы щёки. А Юта вдруг обжигается, сгорая; и это так странно, так безнадёжно; есть в этом какая-то драма, как в историях детей, которые научились языку другой реальности, лучшего мира, но не смогли попасть туда, потому что их мышление было уже слишком приспособлено для жизни в мире обычных взрослых - "но она была уже слишком большая, пути она так и не нашла"; как будто Юта упускает что-то огромное, бросающееся в глаза, что-то важное; что-то про различия на уровне строения скелета, что не изменить никак, и момент упущен давно. - Ты ищешь не этого. Ты хочешь о ком-то заботиться постоянно. Тебе нужен не я. Я не такой. - Янян на Юту не смотрит - не ждёт ответа; просто впитывает кожей тепло ветра и запах черёмухи. И, снова не попрощавшись, уходит; и цветы вслед ему поворачиваются - Юта видит.Я так хотел быть твоею кожей (и вдруг сгорел на солнце в первый день); Юта/Янян; G
18 декабря 2019 г. в 00:43
Примечания:
у нас тут интертекстуальность