синий никогда не был моим любимым цветом

не писал тебе столько лет, и в конце концов обезумел от темноты. меня не учили ни помнить, ни забывать, такие как мы должны были справиться сами. только я оступился с края бетонной плиты и взлетел, не за раем земным, за прозреньем и чудесами. не писал тебе, потому что не водится ни чернил, ни бумаги, ни почтальона, что доставил бы мое послание покаянное. никогда не думал, что так далеко от дома, я так скоро забуду всё и совсем не буду скучать. я привык к серебряному ветру, до крови рассекающему дождь, каждый раз поднимая голову к небу, упускаю свою звезду, путеводную свою звезду, и поэтому так долго в молчании, почти вечность. и поэтому я и те, кто ушли со мной, скоро забыли слова, скоро ослепли от снега белого, и ни один ни оказался героем. не писал тебе столько лет, столько долгих лет, что по всем законам ты должна была состариться и умереть, только мы здесь законсервированные, сохраненные, записанные в тысячи экземпляров без знания смерти. меня не учили привязываться к пустому, это уж я сам, всё это я сам, здесь, так далеко от родного дома становишься суеверным, жизнь посвятив поверьям и чудесам. не водится ни бумаги, ни чернил, ни гусиных перьев, как в сказке не выедет вовсе, и антураж не тот. поэтому я беру инструменты и высекаю в железных скалах послание для потомков про бессмысленную любовь. я в конце концом превратился в духа и тень, влекомую по пустыне, потому что лишенный своей земли, становился беззвучным, прозрачным, бессмысленным, бесполезным, и другие, более стойкие, просто оставили меня здесь. сохранять спокойствие, подавать сигналы, на второй год надоело, на четвертый я сбился с курса, сбился со счета, выкинул записи, и они разлетелись по ветру, а потом у меня закончились ручки, книги и сигареты. осталось только отчаяние и ветер, серебряный жуткий ветер. и через время я понял, что в каждом его порыве, в каждой его вроде бы бессмысленной жестокости, разрушении, я слышу всех оставленных, покинутых и забытых, брошенных до меня. узнал столько историй о преданности и тех, кто предан, о тех, кто с самого детства мечтал о бескрайнем небе, а дотянувшись, свалился с самого края и полощется на ветру. не то чтобы я думал, что мне суждено иное, что я как-то иначе на свет был рожден и скроен, я вовсе не мыслил себя героем, вот мое знамя полощется на ветру. вот, мои письма, высеченные в камне, как жаль, что не доступны глазам, и никто не пройдет по моим следам, не отправит, не прочитает. меня не учили рассчитывать на других, надеяться на домашний, отлаженный, тихий быт, безотказность прочих. не приходилось отвечать на вопросы и выбирать из многих, читать указатели на дорогах, так ведь и указателей нет, выбирай любую. а ты так и состарилась, глядя в окошко на белый свет. здесь время застыло в янтарной дымке, а там сколько лет. и я тебя не поцелую снова, уже никогда, больше нет. и во мне от темноты и забвения так мало осталось того, изначального, за что ты любила меня, за что ты ждала меня, как ты меня в огромной толпе узнала, с трудом вспоминаю наше начало. а серебряный ветер вчера позвал меня, мне в окно кричал, что он ждет меня, как ему одиноко, мне пришлось скорчиться, рот обеими ладонями зажать, чтобы ни звука, ни всхлипа, ни стона. но я скоро отвечу ему, вот только еще одну строчку, так, для истории, просто увековечить, как во мне распадается человечность, ну, или то, что мне вшили на ее месте. не писал тебе столько лет, и в конце обезумил от темноты, так уж вышло, что нет ни родины, ни жены, только мне и не обещали. вот конец, и он наступил в начале, прежде, чем я закончил повести отчаянной монолит, и теперь только ветер серебряный свищет, даже если кто-то меня отыщет, я совсем чужой, я один из них. в каталогах планета не обитаема, хранит под гифом секретно свои печальные тайны, и пусть хранит, так же правильно, здесь алмазы гроздями падают с неба, и никто, кроме брошенных на верную смерть здесь не был, это наш приют, наше жилье, жаль, что не встретились, по колечко носи, не вздумай снимать - твое.