Just fly

Находясь на первом этаже студии, я слышу отголоски музыки, пробивающейся сквозь толстые стены. Мы пришли не к началу, хотя кажется, движение здесь не утихает ни на миг — съёмки завершились раньше на полчаса, и мы решили совместить приятное с полезным. За стеклянными дверьми уже толпится народ, и нам приходится дождаться окончания выступления, прежде чем войти. Ин была не редким гостем в этом зале, и мы стали более узнаваемы, но в студии улыбки казались искреннее, чем улыбки людей, просивших нас расписаться на клочках бумаги, второпях вытащенных из карманов пиджаков и сумок. Какая-то неуловимая особая атмосфера — душевная — заставляющая почувствовать себя своей в кругу улыбающихся лиц, пусть даже ни разу не станцевав, только наблюдая за их движениями, восхищённо крича и хлопая в ладоши, машинально двигаясь в такт вместе со всеми. Чувствуя, что расслабляешься. Мог зазвучать отбойный рэп, а после — какая-нибудь известная популярная песня, а затем медленная протяжная мелодия, и каждый последующий танцор привносил в танец свою изюминку, заставляя публику одобрительно гудеть. Джу уже находилась в гуще событий: в центре зала гибкая девушка с обнажённой тонкой талией изгибалась под плавную музыку, чтобы затем, словно электрический ток, пропустить сквозь своё тело череду резких битов. Ин же снова возбуждённо вскочила с места, как только зазвучала следующая песня: — Чёрт, это же с прослушивания! — её лицо впервые за долгое время засветилось, и кожа будто стала белее на пару тонов. В порыве радости она ускакала ближе к танцору, а я так и осталась стоять, прислонившись спиной к зеркалу. Из этой позиции мне было видно гораздо лучше, потому что каждый танец разворачивался практически перед глазами. После тягучей душевной песни по ушам резанули громкие отрывистые биты и низкий, но от этого не менее привлекательный, женский голос. Что-то латиноамериканское — быстрое, безумное, провоцирующее, дерзкое. И из толпы выскочила Ин. Сложно! Слишком сложно! Эта единственная мысль, бьющаяся в голове на протяжении всего танца вместе с каждым боем ударных. Танец настолько подходил Ин, будто она всё время скрывала в себе этот жар, а теперь он вырвался из груди, словно крик. Дикий необузданный огонь. Льнёт к зеркалу, заигрывая с нами, со своим отражением, хотя песня только начала набирать обороты. Проигрыш в две секунды — и Ин уже в центре зала. Будто все правильные движения отменили, и тело творит, что вздумается, и остаётся лишь наслаждаться этим безумием. Тело двигается, пока звучит эта безумная музыка, и музыка не даёт остановиться, управляя телом. Ин оживает в маленьком зале, наполненном возбуждёнными криками и улыбками. Наслаждением. Этим безудержным ритмом. Музыка звучит так громко, что вибрирует пол и зеркала, и перепонки, кажется, вот-вот лопнут, и от этого только сходишь с ума ещё больше. С губ Ин срывается счастливая улыбка, сменяясь дерзкой под стать танцу. Сейчас она просто отрывается — прикусывает нижнюю губу, касается козырька кепки — она безумно кайфует. Песня крутится на повторе — в центр выходят другие танцоры, и не важно, насколько хорошо они танцуют. Сейчас вообще нет ничего важного, и только бум-бум-бум, и чувствуешь, как гудят твои ноги и тоже кричишь вместе со всеми, как на концерте. Я улыбаюсь, продолжая черпать это наслаждение ложками, и не могу насытиться. Моя невозмутимость трескается в этом душном зале — ощущая столько эмоций вокруг, хочешь не хочешь, сам становишься счастливым. Казалось, не прошло и часа, но народ за стеклянной дверью, слетевшийся на танцы просто людей, любящих танцевать, постепенно рассасывается, и в коридоре вскоре становится пусто. Следом за ними постепенно зал начинают покидать и остальные — на часах уже ночь. В это время студия остаётся открытой для индивидуальных тренировок. — Пожалуйста! — надувается Джу, когда Ин, выскакивающая ещё несколько раз, чтобы попробовать чей-то оригинал на вкус, уставшая и радостная валится на пол, отказываясь плясать под чужую дудку. — Отцепись от меня! — наигранно возмущённо кричит Ин, а затем её взгляд падает на тихую меня. Есть такие люди, которые, чуть зазвучит знакомая музыка, срываются с места и начинают подпевать и подтанцовывать. С улыбкой на губах они успевают ещё в это время жевать печеньку и дурачиться на камеру, танцуя вроде как от балды, но так классно, что хочется просто смотреть и улыбаться. А есть я, которая вступит на припеве с дурацкой улыбкой, просто чтобы попасть в объектив для галочки, и уйдёт после десяти секунд, продолжая спать за кадром. И поэтому косого взгляда Ин достаточно, чтобы натравить на меня взбудораженную Джу: — А ты разве не хотела взаправду станцевать секси? — Из какого контекста ты это вытащила? — поднимаю я руки, защищаясь, но Джу это не останавливает. Она наваливается сзади, качаясь со мной из стороны в сторону, будто я её любимый плюшевый медведь. Она словно ребёнок, постоянно нуждающийся во внимании. Если подумать, мы многое стали спускать ей с рук, потому что трейни она стала в раннем возрасте, да и сейчас ведёт себя как дитё. Но иногда Джу забывает об этом великодушном позволении и начинает распускать руки и наглеть, что, естественно, нас не особо радует. — Отстань, иначе пожалеешь, — равнодушно прошипела я, больно стискивая её пальцы. Джу отшатывается, спрятавшись за Ин, но та лишь громче смеётся, не собираясь покрывать наглеца. — Хотела, но вдруг подумала, что лучше перевести всё в шутку. Это не совсем вяжется с концептом, да и это же было развлекательное шоу! — Оу, да у тебя целая куча отговорок! — язвительно замечает Ин. — Специально выдумывала? — И вовсе нет. Тогда, вытащив бумажку с заданием станцевать определённый танцем, я под медленную музыку и воодушевлённые «о-о-о» начала пытаться что-то сообразить, но быстро поняла, что просто не могу. — Я вижу всё по твоему бесстыжему лицу. — Можешь сейчас попробовать! — воодушевлённо вскакивает Джу. — Давай, просто отдайся своим чувствам. Легко сказать, но что прикажешь делать, если у меня нет чувств? Сколько помню, я всегда была такой — равнодушной, безэмоциональной. Фуро на камеру и Фуро в жизни — две разные личности. На камеру я всегда стараюсь улыбаться, словно меня переполняет счастье, и я хочу им поделиться. На самом же деле, я люблю молчать и легко устаю от большого количества людей, а участие в фансайнах оборачивается ещё одним испытанием на прочность. Сценический образ — защитная оболочка, вторая кожа — вроде и моя, но преувеличенная многократно и от этого высасывающая силы. Как сильно удивятся фанаты, если узнают, какой я мрачный в душе человек? Ин подговаривает меня попробовать, и вместо того, чтобы решительно отказаться, я почему-то поднимаюсь. Пытаюсь вспомнить хоть что-то, но в моём воображении всё кажется фальшивым, как только я собираюсь примерить движения на себя. Мне не хватает ни навыков, ни чувств, чтобы выразить что-то своим телом. Из груди помимо воли вырывается смех — я оседаю на пол, скрючившись на пике элегантного движения. — Эй, ты что творишь? Не переставая смеяться, я отползаю от бушующей Ин, готовой дать мне ещё один щелбан, и потираю лоб — наверняка там образуется синяк от её тяжёлой руки. — Что за дела? Ты совсем не секси! — вторит ей Джу. — Ну уж простите, не вас же мне соблазнять. — Да больше ведь некого, — продолжает бурчать она. — Ладно, давайте в кафешку, я с утра куска в рот не брала, — устало говорит Ин, кидая в сумку пустую бутылку от воды и печатая менеджеру сообщение. — Я пас, нет аппетита. — Если ты не идёшь, не идём и мы! — Джуён, я хочу немного побыть одна. — Опять эти тренировки в одиночестве? Мы же команда! — Да ладно тебе, сходим потом, — успокаивает её Ин. Когда дверь закрывается с приглушённым хлопком, я со свистом выдыхаю, словно до этого была надутым шариком, и приваливаюсь к холодному зеркалу. Как станцевать сексуальный танец, если не умеешь танцевать, желания соблазнять нет и в помине, да и соблазнять-то некого, разве что отражение в зеркале? Но, говорю я себе, эта атмосфера здорово действует на нервы! Энергия сегодняшних танцоров ещё витает в воздухе, и я могу подчерпнуть немного — кажется, что в эту конкретную минуту я способна на всё: движения видятся такими лёгкими, словно вдохновение спустилось с небес. Я ощущаю себя непобедимым Гераклом! Жаль, что это ощущение проходит спустя семь минут моих нелепых попыток. Я сама себе кажусь смешной. Проблема и в том, что я, будучи девушкой, не могу представить женский танец, мужской — пожалуй, но не женский. И это ещё одна проблема. Я не привыкла показывать чувства, не привыкла о них говорить, могу только написать. Выражать строчками песен свои чувства стало отдушиной, а тело продолжает меня ограничивать. С какой стати я вообще тут мучаюсь и пытаюсь придумать какую-то собственную хореографию? От меня ведь этого и не требуют. В зале никого не осталось, в коридоре свет едва горит, и эта полутьма мягко давит на плечи, будто советуя остановиться. Я сползла по зеркалу прямо на пол, а потом тело как-то само собой оказалось в горизонтальном положении. Я смотрела на потолок с редкими квадратами бледных ламп. Шумные компании то и дело покидали залы по соседству и смеялись в коридорах, прощаясь со студией. На этом шумном заднем фоне я не сразу заметила, как хлопнула дверь, и подумала было, что вернулись девчонки. Поднявшись с пола, я наткнулась на недоумевающий взгляд. — Чего в темноте сидишь? — в первую очередь спрашивает Тэхо. — Тренируешься по ночам? — спрашиваю я в ответ. Его приход был несколько неожиданным — да я ожидала кого угодно увидеть, но не его! А я ведь даже не поднялась и не поприветствовала Тэхо как следует, хотя он старше меня, но тело, скованное напряжением, не хотело слушаться и соблюдать правила приличия. Тэхо этого, кажется, не заметил. — Наоборот, хотел расслабиться. Я помешал? — Да нет, я в общем-то закончила, — спешно поднимаюсь я ему навстречу и с уважением делаю поклон, как и положено. — Хорошо, что ты пришёл, а то меня закроют, а я усну и не замечу. — Как-то даже неловко, что я потревожил чей-то сон, — он взъерошил волосы. — Я мог бы тебя разбудить. Бросаю взгляд на часы — девчонки наверняка ещё не вылезли из кафе, а возвращаться в пустую квартиру совсем не хочется. Тэхо пересекает зал и скидывает рюкзак рядом со мной. Нормальные люди давно должны спать, и только у нас в это время начинается ночная фаза активности. — Тогда я полежу тут в сторонке? Он улыбнулся мне и побрёл к центру зала, разминаясь по пути, а я вновь откинула голову и вернулась к созерцанию потолка. Выпустила из лёгких воздух. Не так напряжённо, как я думала. Кстати, о статьях и подозрениях, и о фото, которое было сделано на прошлой неделе. Тэхо выложил его у себя, а мы — у себя, и буквально через час по этому поводу уже была состряпана статья в интернете. Что-то вроде: «Тэхо из Sunday продемонстрировал дружбу с участницами MN. Такого-то числа Тэхо загрузил фотографию с таким-то комментарием». На фото у всех радостные после вручения наград улыбки. Джу и Ин вместе делают сердечко для фанатов — Джу смешно вытягивает губы трубочкой, а Ин просто улыбается. В центре, как главное блюдо стола, я кусаю зеленющее яблоко с поднятыми в удивлении глазами. Тэхо закинул мне руку на плечо и немного прижал к себе, чтобы девчонки влезли в кадр, поэтому может сложиться впечатление, что он меня обнимает, что, конечно же, не так. А под фото — шум из серии «это же Фуро? Я видел видюшку с их танцем, было круто», «ва, эти двое так близки?», «мило смотрятся вместе», «надеюсь, они не встречаются», «кто она?», «а мне они нравятся, я люблю обоих», плохие комментарии я сознательно пропускала, но их было предостаточно. Ну продемонстрировал дружбу и ладно, зачем что-то там раздувать. Уж и сфоткаться ни с кем нельзя! Меня до сих пор задевает такое обращение, ведь мы тоже живые люди! Сквозь тишину слышен стук секундной стрелки. Если я вернусь домой раньше, всё равно не смогу выспаться — нужно готовиться к записи песни для альбома, а на конец августа ориентировочно назначен камбэк, поэтому сегодня-то мы закончили раньше, а с завтрашнего дня снова начнётся напряжённая работа. К тому же, завтра суббота, а значит, нужно снова идти на тренажёры, не то чтобы мне нравилось, но в каком-то роде это помогает снять напряжение, как с боксёрской грушей. Раньше я часто писала песни, это и было моей отдушиной. Выражение мыслей на бумаге помогает разобраться в себе, посмотреть со стороны при повторном прочтении, а ещё, помогает упорядочить хаотичные мысли, выплеснув чувства в коротких строчках. Но я уже давно ничего такого не писала. Связано ли это с тем, что у меня просто не хватает времени или с тем, что я слишком устаю, чтобы подобрать нужный слог? Или с тем, что я теряю интерес? Моя жизнь разделилась на «до дебюта» и «после». — Каждую ночь… Что же ты медлишь? Я каждый раз беру блокнот и карандаш и смотрю на пустой лист, будто в моей голове так же пусто. Но это ведь не так! Я о многом хотела сказать, многим поделиться — я писала на значимые для людей темы, я хотела протянуть им руку помощи, но… — Не сомневайся больше, нет пути назад. Я снова и снова смотрю на пустой лист и верчу карандаш в руках, будто мне нечего сказать. — Так же сильно, как и ты, я жду этого дня, — расслабленный голос Тэхо вновь доносится до меня, и я поворачиваю голову в его сторону, отвлекаясь от своих мыслей. — Подари мне всю свою любовь, чтобы я могла почувствовать её. Я закрою свои глаза, ожидая тебя. Выцветшие джинсы собрались в гармошку у высоких ботинок, свободная рубашка не сковывает движений. На его губах то и дело мелькает улыбка, сужая глаза до щёлочек, а взгляд не отрывается от зеркала. Тэхо расслабленно подпевает себе под нос в отсутствие музыки и танцует так непринуждённо, что мне остаётся только завидовать лёгкости его движений. Словно он дышит танцем, живёт им, и танец у него в крови. В этом было что-то природное — сколько не тренируйся, не каждый сможет танцевать так естественно. Ещё и жвачку перекатывает с полуоткрытым ртом! Просто издевательство наблюдать за ним, не имея способности танцевать так же. Некоторые движения были эмоционально чётко выражены, другие, наоборот, расхлябанные и небрежные — ещё незаконченные, но несмотря на это, на мягкость голоса и легкомысленную женскую песню, в каждом его движении чувствовалась сила. Улыбка сама собой появилась на моих губах. Так выглядят люди, которые наслаждаются любимым делом? — Ну как, что скажешь? А что тут можно сказать? Застигнутая врасплох, я только сейчас осознаю, что сижу почти напротив — ведь с моего места так удобно наблюдать за танцем. — Это было хорошо? — Я не покусаю тебя за неправильные ответы, — улыбнулся Тэхо. Когда он подошёл ближе, его широкая улыбка стала напоминать улыбку Тоторо или чеширского кота. Когда Тэхо молчит или просто находится рядом, я не замечаю его, но стоило ему обратиться ко мне, замерла, словно перед удавом. На это есть несколько причин: он старше по возрасту, что обязывает обращаться к нему соответственно, он выше в профессиональном плане, что тоже обязывает. Все эти нюансы с любым собеседником неизбежно создают не естественный диалог, а что-то вроде светского разговора о погоде, вызывающего только напряжение. Ах да, а ещё он парень, и это тоже многое меняет. И поскольку сейчас нет камер, я совершенно не знаю, как себя вести, и что делать, и что говорить. И зачем он вообще подошёл? — Ты одна пришла? — спрашивает между тем Тэхо, усаживаясь рядом и поднося к губам бутылку с водой. — Нет, просто все уже ушли. — И бросили здесь тебя? — Я сама себя бросила. Хотела потренироваться, да не вышло. — Когда я выступал с группой, мы всегда всё делали вместе, — вздыхает Тэхо. — Тренироваться одному тяжелее, так что здорово, когда есть человек, который посмотрит со стороны и укажет на ошибки. — Иногда нужно собраться с мыслями и найти в себе что-то, что поможет станцевать так, как надо. — И как надо? Может я смогу помочь? — Извини, но не думаю, что ты можешь научить меня сексуальности, — смеюсь я, пожимая плечами. — Как думаешь, я танцевал достаточно сексуально? — незамедлительно спрашивает Тэхо, и я с недоумением перевожу на него взгляд. — Изначально это был женский танец, но я изменил пару движений, и вышло то, что вышло. Так как, я всё ещё не могу тебе помочь? Его добрая улыбка соучастия кажется мне подозрительной, как и его слова. Вот уж кто не нуждается в «человеке, который посмотрит со стороны». Тэхо достаёт телефон. — Что это за группа? — Nine Muses, их расформировали лет пять назад, — он безошибочно вычленяет нужную dance-практику, а затем склоняется ко мне. — Посмотри и попробуй повторить. Словно бамбуковые стебли, стройные и высокие, порой даже слишком, девушки двигались в такт песне так синхронно, что непроизвольно приковывали к себе взгляды. Пожалуй, начало даже похоже, но, как только проигрыш заканчивается и вступает вокал, танец Тэхо всё меньше и меньше напоминает их танец. Я различила пару одинаковых движений, но каким разным казался танец в оригинальном исполнении и в исполнении Тэхо. Чёрная одежда, визуально стройнившая их ещё больше, высокие шпильки, длинные юбки с разрезами до середины бедра только добавляли танцу чувственности, позволяя оценить их умение пользоваться гибкостью и привлекательностью своего тела. Танец Тэхо воспринимался иначе. Первое, что приходило на ум, — уверенность в себе. Он наслаждался танцем, и было видно, что это не просто очередная репетиция, высасывающая силы, или репетиция на камеру. Он танцевал для себя, и от этого движения получались расслабленными и лёгкими. Мне нравилась его подача — Тэхо заигрывал с зеркалом этой улыбкой так, как я пыталась перед его приходом. И его игривое поведение, провоцирующие движения, всё это как раз и делало танец таким, каким его и хотелось видеть. Правда, на сцене он бы выглядел иначе — расслабленность сменилась бы напряжённостью хищника перед прыжком. Тёмный макияж, придающий агрессии, белая рубашка, чёрный пиджак и непременно чёрные обтягивающие штаны — и вопль фанаток обеспечен вдвойне, стоит только вспомнить его выступление на награждении. Но мне нравился танец Тэхо именно в таком виде — расслабленном и непринуждённом, с игривой улыбкой на губах. — Думаешь, у меня получится так же? — Ты попробуй, а я скажу, получилось у тебя или нет, — улыбается Тэхо, но я не из тех, кого на слабо можно заставить сделать всё, что угодно. Пока я кусаю губы в сомнениях «а надо ли мне?», Тэхо допивает воду и бросает пустую бутылку в рюкзак, а затем встаёт, потягиваясь, и я чувствую, что мои ноги совсем онемели. Когда он закидывает рюкзак на плечо, я тоже поднимаюсь с насиженного места. — Я подумаю. Тэхо улыбается, сверкнув глазами в свете тусклых ламп. Одновременно самоуверенно и ободряюще.