Just fly

Тренировки, выступления, фотосеты, реклама и телепередачи. Всё слилось в одну массу, и время течёт, не разбираясь, хорошим вышел день или плохим. Всё проскальзывало, не оставляя ничего, кроме завершённого альбома. Каждый день был забит под завязку, и я с удивлением отмечала, сколько мы уже успели сделать. Настроение скакало, как балансирующие детские качели — неделю я могла беззаботно улыбаться и смеяться, наслаждаться развлекательной программой, которую придумал для нас стафф, порхать бабочкой в лёгком платье, играя с камерой, а на следующей день понять, что выдавить хоть сколько-нибудь естественную улыбку уже не получается. Мне хотелось надеть свою чёрную толстовку, кепку надвинуть на глаза и ни с кем не разговаривать, не быть милой и послушной, хотелось разбить камеру и сбежать, сказать что-то резкое, чтобы все от меня отвязались и перестали смотреть, перестали обсуждать и оценивать. Ненависть хейтеров крепла, пока мы получали награду за ещё один выпущенный альбом, она бросалась в глаза и заставляла сомневаться в себе. Но, не показывая этого, мы только беззаботно улыбались, и я чувствовала себя ещё паршивее. Эти бесконечно длинные волосы мне хотелось обрезать, будто они тянули меня к земле. Я приходила домой и старалась окунуться с головой в свою атмосферу. Принимала душ по полчаса, невзирая на жалобу от Ин, окружала себя музыкой, листками с обрывками песен и подушками. Подальше от коротких юбок и облегающих платьев, от элегантных босоножек на тонких каблуках. После недели упорной работы я чувствовала, что теряю себя, что путаюсь. Та девушка в голубом сарафане с яркой помадой на губах и волосами цвета льна — кто она? Неужели, это я? Чем дальше, тем больше я начинаю думать, за что меня любят — за внешность, которую хейтеры называют странной, не скупясь на выражения, за выдуманный образ, за концепцию, составленную директором? Я хотела создавать музыку, делиться ею с людьми; моя музыка — вот что должно быть важным. Но видят ли фанаты человека внутри сценического образа, собранного агентством? Я не хочу об этом думать. Не хочу думать и не думаю, а на следующий день улыбаюсь снова в окружении камер, вспышек, микрофонов. Словно суетящиеся лабораторные мышки под внимательными взглядами людей в белых халатах, которые могут позволить себе сказать всё, что угодно, не задумываясь о том, что те чувствуют. Из-за этих мыслей у меня часто болела голова, и я включала vepsre, надевала наушники и слушала всё подряд, не разбирая ни слов песен, ни своих мыслей. Я не могу делать, что хочу, не могу быть собой. Теперь я не безымянная певица, а вокалист известной группы, связанный ответственностью и контрактом, но, как только контракт закончится, я буду выступать одна, как и раньше. Верну себя. Снова стану писать песни, подбирать музыку, выражать свои взгляды свободно. А сейчас я должна практиковаться как можно больше, чтобы быть достойной сольной карьеры. Я сравнивала это с заключением в тюрьме, вычёркивала оставшиеся дни, а потом насмехалась над своими же фантазиями. Я не знала, что считается нормой и как чувствуют себя ребята, которые с улыбками отвечают на вопросы в одной из развлекательных передач. Откуда черпают вдохновение, ради чего улыбаются и как находят силы смеяться? Я постоянно думала, что со мной что-то не так, потому что накручивала себя раз за разом, испытывая этот душевный дисбаланс. На часах пять, в комнате темно, а я проснулась за час до появления нашего оптимистичного живого будильника и так и не смогла больше заснуть. Глаза жутко болели, но закрываться не хотели, будто спички держали веки открытыми всю ночь. — Йа, сколько можно спать? — врывается ураганом Джу и, споткнувшись о провода, валится на Ин. Это слышно по её сонным ругательствам и шипению Джу, которая себе опять что-нибудь отбила, а я только переворачиваюсь на другой бок. Ещё пять минут, всего лишь пять минут. Голоса пробиваются сквозь сонную дымку, потревоженную баталией с шумом, гамом и вознёй по правую сторону от меня. Когда один источник шума удаляется в ванную, Джу наваливается на меня. — Можешь толкнуть, когда Хэин выйдет? — пытаюсь я вымолить отсрочку. — Ты же знаешь, что нет, — тянет в ответ она. — Нам выходить через полчаса, иначе менеджер-ним снова расстроиться! Надёжное одеялко защищает от щипков и щекоток, но тут же покидает меня с помощью Джу, которая вновь с остервенением и преувеличенно радостной улыбкой принимается щипать меня за бок. Промаявшись с ней ещё минуту, я поднимаюсь и широко зеваю, а затем плетусь в ванную, где Ин усиленно дёргает свои спутанные волосы несчастной расчёской. Пытаясь привести себя в чувство, я умываюсь холодной водой — дыхание замирает от холода. Ин, поймав мой взгляд, демонстративно низко наклоняется над раковиной, сплёвывая зубную пасту. Я в ответ демонстративно закатываю глаза — хоть сегодня раковина останется чистой и красивой, и теперь я просто счастлива! Время поджимает, и уже без пяти шесть мы копошимся в прихожей, натягивая кроссовки, и сбегаем по лестнице, чтобы менеджер отметил нас и предупредил о фотосете после нашей практики. Спуск вниз — утренняя пробежка перед утренней тренировкой: стараясь контролировать дыхание во время бега, мы напеваем песню, которую сегодня только предстоит записать. Мы пели, танцуя, пели на беговой дорожке в тренажёрке, пели в машине по пути на фотосет. Основную часть времени наша группа тренировалась сама, тренер заходил к нам, помогая и направляя, но чаще всего мы просматривали хореографию в видео, потом самостоятельно тренировались и показывали результат во время проверок. Учителя и директор заглядывали в наш зал, мы немедленно выключали музыку, приветствовали их, усаживали у зеркала. Это напоминало еженедельные оценки трейни, когда нас выстраивали в ряд и назначали ранги в соответствии с результатами тренировок. Можно сказать, что у нас было куча свободного времени, которым мы могли спокойно распоряжаться, но это не так. Когда расписание на день загружает нас несильно, мы тренируемся сами. Если ни черта не занимаешься, будешь потом стоять, потупив взгляд во время одной из таких проверок, и слушать оскорбления молча, потому что, сколь бы не жестоки были слова, они правдивы, а осознание собственной некомпетентности, даже никчёмности, давило на плечи как никогда. Мы оценивали сами себя и друг друга, а потом выслушивали критику и продолжали стремиться к идеалу, пока, наконец, нам не скажут, что синхронность, дыхание, ритм, тон, всё в порядке, пока не почувствуют нашу энергетику и наши чувства. Чтобы продержаться на строчках чарта на неделю дольше, чтобы продать альбомов на тысячу экземпляров больше, чтобы собрать на миллион больше просмотров на YouTube, чтобы быть лучше, чем другие группы, подобные нам. После тренировок мы валялись в репетиционном зале минут десять. Тренер уходил, советовав нам не расслабляться слишком долго и одеваться потеплее после тренировки, но десять минут — так мало. Минуты испарялись на глазах, и я успевала только подползти к стене, вытянуть ноги, накрыть лицо полотенцем и выхлебать одну треть бутылки с водой. А потом небольшая расслабляющая растяжка ещё минут на восемь, хотя расслабляющей её не поворачивается язык назвать — гибкие мышцы тянулись словно струны, и казалось, что одна из них вот-вот лопнет. После тренировки мы перекусываем яблоками в машине менеджер-нима, который отвозит нас на фотосет. Сегодня как раз сложилась благоприятная погода для концепта, но не для нас и не для людей, работающих с нами. Мы медленно испарялись под палящими лучами солнца. Чёрные кофты с длинным рукавом и закрытым наглухо декольте только добавляли пикантности в блюдо, несмотря на короткую юбку из лёгкого материала, разлетающегося при даже самом невесомом дуновении ветерка. Приходилось постоянно следить за этой юбкой, а ещё разлетался бантик у горла и волосы, но все эти неудобства, с которыми ты вынужден бороться, добавляют фотографиям естественности и лёгкости, какого-то особого шарма, когда зажимаешь эту ленточку банта между пальцами и тянешь вверх, прикрывая левую скулу, а сам смотришь в камеру. Чтобы отобрать лучшие кадры нужно испробовать десятки поз, меняясь каждую секунду вместе с щелчком камеры. На лице тонна косметики, и возникает ощущение, что она постоянно течёт от пота, стафф то и дело поправляет и макияж, и каждую прядь причёски, которая всё равно не удерживается на ветру, промакивает лицо салфетками, когда пот начинает блестеть на коже. Ветер приятно обдувает щёки и одежду, и я улыбаюсь, оборачиваясь к нему, позволяя гладить по лицу. После съёмок мы, переодевшись в удобную одежду, отправляемся дальше, словно пассажиры, выходящие на каждой станции поезда, а после — заходящие обратно. Куда везёт нас этот поезд нам известно только на ближайшее время. Когда мы впихиваемся в машину после бега на короткую дистанцию, то вздыхаем с облегчением, хватая ртом прохладный воздух кондиционера. Менеджер по-доброму смеётся, бросая взгляды в зеркало заднего вида и радуясь нашей возне на заднем сидении, потому что после тренировки мы были совсем убитые и почти не разговаривали, а сейчас хоть немного воодушевились. — Да! Так держать! — подбадривает Джу сама себя, будто только что выиграла марафон, а не право выбирать музыку во время пятнадцати минут поездки. — Так-с, в прошлый раз мы всю дорогу терпели рэп, а теперь, м-м-м, — в ответ Ин закатывает глаза, как бы между прочим заглядывая в допотопный телефон Джу. — Менеджер-ним, подключите, пожалуйста! И по салону разливается пряная мелодия с налётом глазури, и я морщусь, коснувшись виском спинки переднего сиденья. — Кто-то недоволен? — Я уже выучила все песни этой группы, — начинаю стонать я. — Зато, когда спросят про твою любимую группу, ты можешь назвать Seventeen Secret, — смеётся Ин в ответ, — а не как в прошлый раз. — Ну да, и даже спеть смогу половину их песен. — Вот добежишь первой в следующий раз — тогда и будешь качать права! — Джу показывает мне язык, а я щёлкаю её по носу, пока она не успела опомниться и возмутиться. — Вот возьму и добегу, и вы все у меня ещё попляшите! Да что я такое говорю, в физической подготовке я была слабее всех здесь присутствующих. — С радостью потесню Джуён для тебя и твоей победы, — засмеялась Ин. — А сама не хочешь потесниться? Джу, дотянувшись до телефона, начала сосредоточенно искать в плеере что-то, но кроме групп, начинающихся на зловредную S, у неё мало что было. Видимо, сжалившись надо мной, она ткнула пальцем на песню «Ocean of emptiness» в исполнении Тэхо, и я тут же улыбнулась выбору Джу. — Ну, не всё так плохо с твоими вкусами. Джу только фыркнула и показала мне язык, но от щелчка по носу спряталась за плечом Ин, а я не стала преследовать её дальше. Слушая мягкий расслабленный голос и наблюдая за проносящимся за стеклом пейзажем, я отчаянно пыталась словить вдохновение или какое-то особое воодушевление, хотя и знала, что оно не приходит по заказу. В руке будто сам собой оказался недавно купленный полароид, он переливался бликами на голубых боках, таких же голубых, как небо, не скрытое тучами. Я купила его вчера, потратив последние деньги. Просто что-то толкнуло меня в спину и прошептало на ухо, что гораздо проще увидеть прекрасное, если постоянно искать — искать розовый с прожилками рассвет, напоминающий тонко нарезанный бекон, или облако в форме толстого дракона. Надо бы этому облаку подрисовать острые зубки, когти на лапах и шипы на спине, а потом приклеить над столом. Соберу большой коллаж из разрисованных фотографий, такой большой, что обоев под ними видно не будет! Песня сменилась на «Shadow», хотя по смыслу я бы сказала не «тень», а «отражение». Эту песню Тэхо исполнял на награждении, и каждый раз, когда я её слышу и вспоминаю танец, меня обволакивает атмосфера душевного надрыва, а по коже пробегают мурашки. Порой в голову закрадывается мысль, что фиксировать радостные моменты на камеру неправильно, я никогда не придавала особого значения фотографиям и не понимала, зачем вообще их делать, ведь искренний смех и счастливо проведённый день и так останутся в памяти, но теперь я решаю собирать эти моменты, чтобы вспоминать каждый раз, поднимая глаза от монитора. Фиксировать — неприятное слово. Будто я ловлю мгновение-бабочку, бросаю в банку с формалином, а потом, методично расправляя красочные крылышки, прикалываю её к пробковой доске. Но это не так, эти мысли позволяют заметить только серое небо, похожее на износившуюся больничную простыню, а я хочу увидеть сетчатые крылышки стрекозы и бледно-розовые лепестки вишни, сверкающие каплями дождя на мокром асфальте. Я перевожу объектив камеры на девчонок рядом: Ин копается в телефоне, а Джу сладко посапывает, вызывая у меня широкий зевок. Нужно подрисовать Джу нитку слюны, стекающую по подбородку. Несмотря на слёзы, выступающие при очередном зевке, и копившуюся усталось, я не хочу засыпать сейчас, но лишение сна, стресс, постоянное давление и ежедневная практика, диеты — всё, что скрывается за блестящим карьерным ростом, даёт о себе знать, и я тоже закрываю глаза. А просыпаюсь уже от настойчивых толчков острым локтем под рёбра: — Фуро, подъём! Джуён уже ускакала. От несправедливости мне хочется заплакать, потому что я точно знаю, что мне снился какой-то лёгкий красочный сон, который был безжалостно прерван.