Одно касание

Россия улыбается одними губами. То, что ему здесь не рады, понятно без лишних слов - по косым взглядам, перешёптываниям, застывшим в приветствии гримасам. Это не больно. Америка стоит напротив, ожидая от России какой-то реакции. Пауза затягивается и Брагинский понимает, что еще немного и безмолвие покажет его слабину. ⁃ Я согласен с тобой, Альфред. Джонс едва слышно выдыхает. Он, что... боялся? Сомневался? Шёл ва-банк? Ждал чего-то иного? ⁃ Значит, ты не сердишься? Брагинский невольно вскидывает брови. Разве на такое злятся? ⁃ Я был склонен считать, что подобные новости опустошают. Если, конечно, есть, что опустошать. Джонс щурится, а затем отводит взгляд и запускает руку в золотую копну волос. Как-то нервно посмеивается. ⁃ Хорошо, что наши резервы пусты, верно? На лице Брагинского не дрогнул ни один мускул. Он лишь сухо кивнул и поправил перчатки. ⁃ Очень хорошо. Их разговор походил на реплики из низкобюджетного фильма. Минимум смысла и максимум экранного времени. Зрители уже начинают скучать и лениво есть попкорн, о котором забыли на момент кульминации. Самое интересное закончилось, а фильм все идёт, и они уже начинают задумываться, стоило ли брать билеты на него вообще. Почти не больно. Россия хочет уйти. Ему кажется, что он услышал достаточно. Что его сердце разбито достаточно. Но Джонс медлит и превращает прощание в фарс. ⁃ Теперь ты абсолютно свободен. Джонс снова улыбается. На этот раз уж слишком приторно, по мнению Брагинского, но его никто и не спрашивал. Поэтому Иван лишь так же карикатурно растягивает губы в ответ. ⁃ Ты прав. Абсолютно. Кивнув, Америка разворачивается на каблуках, бодро удаляясь в сторону косящихся на них группки стран. Россия уверен, что они узнают все из первых уст и одобрят решение Джонса. Он бы и сам одобрил на их месте. - Ну как? – не выдерживает и спрашивает Англия, как только Джонс оказывается достаточно близко. - Все в порядке. Он нормально среагировал. Артур смотрит пытливо, недоверчиво. Альфред распрямляет плечи и скрещивает руки под его взглядом. Будто пытается защититься от проницательности его наставника. - Не надо так смотреть, Артур. Я знаю, что сделал все правильно и что Иван…Россия гораздо адекватнее, чем вы думаете. А теперь я покину это дико веселое мероприятие, у меня еще есть дела. И более не обращая на Англию внимания, Джонс выходит из комнаты, широко распахивая двери. Его шаг решителен, прям, горд. Но стоит наполненному людьми залу оказаться за плотно закрытыми дверьми, Альфред останавливается. Пару секунд стоит, глядя куда-то перед собой. Ясные голубые глаза затягивает дымка, а пальцы рук холодеют. Джонс с тихим ругательством прислоняется к стене. Его мутит, а грудная клетка болезненно пульсирует, как после хорошей драки. Джонсу кажется, что одно за другим ломаются и крошатся ребра и тысячи мелких осколков устремляются внутрь, в кровь, по артериям постепенно добираясь до сердца. Он поднимает руку и с трудом фокусирует плывущий взгляд на запястье. Метка в форме ветвистого дерева, знака вечной жизни, краснеет и уродливым шрамом вырисовывается на золотистой загорелой коже. Раньше она имела едва заметные светлые очертания и очень нравилась его соулмейту. «Хоть какой-то смысл в твоем хаосе жизни,» - как-то обронил Россия, в очередной раз рассматривая рисунок. Иван… Сердце пропустило удар и Джонсу показалось, что он не может дышать. Но шли мгновения, а он вновь и вновь жадно втягивал воздух. Его тело не умирало, хоть и призрачный огонь, который всегда чувствовал в себе Джонс, медленно гас. «Лучше бы я умер», - на мгновение промелькнула в голове Америки мысль и тут же исчезла. Любовь – это не то, ради чего стоит умирать. Ради чего стоит жертвовать принципами и временем. Это не то, что ему нужно. Он снова воспроизвел в памяти прощание с Иваном. Его холодность, сухие ответы, спокойствие. Раз за разом Джонс прокручивал в голове каждую фразу, каждую реакцию, смаковал, со страстью мазохиста прижигая свежую рану. Если он начнет ненавидеть Россию, станет легче. Ненависть – то чувство, которое сможет сохранить его личность целой.

***

Россия проследил взглядом за уходящим Джонсом. Он держал в руке бокал с шампанским и неторопливо покачивал его в пальцах. Иван чувствовал, как нарастает боль, как ледяная маска спадает, уступая страданию, но ничего не делал. Тик-так, тик-так – стучали часы, то ли у него в голове, то ли где-то рядом. Бокал качался в руках. Тик-так-тик-так. Ткань на груди становилась влажной и Брагинскому не нужно было опускать глаза, чтобы понять, что происходит. Часы остановились. И тишина отдалась в ушах Брагинского оглушительным звоном. В замедленной съемке он наблюдал, как изменялись лица вокруг. Ужас, паника, страх. Лица то удалялись, то становились ближе, будто Иван смотрел на них через толщу воды. - Россия! – крик Китая разорвал невыносимый звон в голове. Брагинский пару раз моргнул и опустил голову. Теперь он стоял на коленях, перед ним лежал разбитый бокал, а рука, которую он все это время бессознательно прижимал к груди, была в чем-то красном. - Ох, кажется, я буду должен Англии за его сервиз, - язык Брагинского будто живет отдельно от его головы. Как иначе можно шутить, чувствуя такую невыносимую боль? - Россия, у тебя… - глаза Яо расширяются от ужаса, - кровь. Что случилось? Брагинский мотнул головой и с трудом поднялся на ноги. У него не было желания обсуждать это и теперь он жалел, что не ушел раньше. «Позволил гостям Англии развлечься за свой счет. Что ж, думаю, они благодарны – хоть что-то интересное за вечер». - Не переживай, Китай. Сам знаешь, старость, - Иван смеялся с абсолютно пустыми глазами. Не давая напуганному Вану прийти в себя, хлопнул его по плечу и направился к выходу. О том, что за ним может тянуться кровавый след, Россия старался не думать. Все чувства – слух, зрение, обоняние, осязание – все притупилось, будто в настройках организма сдвинули переключатель. Кажется, кто-то еще пытался к нему обратиться, что-то спросить, сказать, но Россия лишь улыбался и кивал расплывчатым силуэтам вокруг. Никто не пытался его остановить. Наконец-то выйдя на улицу, Брагинский ощутил новый импульс боли, особенно сильный, и сильнее сжал ладонью ткань шинели. Его взгляд блуждал по темноте, пока не наткнулся на светлую макушку, а затем и голубые глаза, которые он узнал бы из тысячи. Импульс повторился, такой яркий, что у Брагинского едва не подкосились ноги. На пару секунд ему пришлось остановиться и закрыть глаза, чтобы перевести дыхание. Джонс смотрел на него и чувствовал каждый удар чужого сердца. Чуть утихшая боль вновь напомнила о себе и он закусил губу до крови. Нельзя поддаваться слабости, нельзя. - За…чем? – тихо и хрипло спросил Россия, но Альфред его понял. – Для…чего? - Мы будем несчастны вместе, - голос Альфреда дрожал, а сам он весь был натянут как струна. – Мы не можем быть вместе. - Это тебе сказали твои тараканы или – они? – Иван слабо махнул рукой в сторону двери, из которой только что вышел. Сознание то прояснялось, то вновь пыталось ускользнуть от него. - Я…мы…слишком разные. Это правильно. – Джонс говорил фразы, будто деревянный солдатик, выполняющий монотонные резкие движения. Рывок – слово, рывок – слово. Рывок… - Понятно, - Иван потратил последние силы, чтобы стать прямо и посмотреть на Альфреда сверху-вниз. – В таком случае – удачи тебе и твоему светлому будущему. Россия неуверенной походкой заковылял прочь, как Джонс окрикнул. - Я вызову такси, подожди! - Тебе больше не стоит переживать за меня, Америка. Уцелей сам. Альфред смотрел Брагинскому вслед и ощущал, как с каждым шагом последнего рвется невидимая нить между ними. Как одна, цельная душа вновь распадается на части, в своих метаниях не найдя пристанища в груди каждого из них по отдельности. Он чувствовал, как по щекам текут слезы, но у него не хватает сил не плакать. Сейчас Джонс особенно четко понимал, что они прошли точку невозврата и пути назад больше не будет. Но не сдвинулся с места. Огонек зажигалки мелькнул в темноте. Он закурил и закрыл глаза.