***
— Удивительно, что демон обосновался в таком маленьком городишке. — Удивительно, что он всё ещё не убил здесь всех. Чуя подпирает щеку кулаком, рассматривая немноголюдные улочки и лишь иногда недовольно хмурясь. Город, в котором он провёл своё детство — что же с ним стало всего за несколько лет? — Это лишь вопрос времени. До монахов он уже добрался. Накахара фыркает в сторону Рюноске и спрыгивает с высокого кабриолета не дожидаясь темновласого парня и направляясь прямиком в сторону храма. Такой знакомый даже несмотря на то, что Чуя столько лет не видел своё родное гнездышко. Таковым оно являлось и до сих пор, без преувеличений. Каждое место здесь вызывает воспоминание — вот здесь он читал молитвы со своим наставником отцом Огаем, а здесь друг детства подбил его на то, чтобы раскрасить икону углем. От одних воспоминаний об этом хочется упасть на колени к этой самой, давно очищенной иконе, и молить о прощении. — Где труп отца? — Похоронили несколько часов назад. Тц-ц. Опоздал. Чуя кивает служителю и снова оглядывает светлое помещение. Место, где должна царить безопасность от тёмных сил, а не место, где они и поселились. Что же пошло не так? — Темнеет, отец Накахара. Не советую оставаться здесь на ночь. Он усмехается. — Я вырос здесь, и ни один проклятый не отнимет у меня возможность провести здесь всего одну ночь. Не посмеет. Он клянется, что слышал совсем рядом тихий смешок.***
— Какая встреча, поверить не могу. Так мне стоило просто лишить жизни очередного монаха, чтобы ты вернулся ко мне? Темнота нарушается лишь неспокойным пламенем свеч, что расставлены по периметру. Чуя сидит посередине этого импровизированного круга и, кажется, нужно чувствовать себя в безопасности посреди икон и свеч, но пальцы невольно сильнее сжимают крест на шее. — Зачем ты это делаешь? — Зачем ты убегаешь от меня? Демон находится совсем рядом, но Чуя его не видит. Лишь иногда ловит взглядом свечение чужих красных глаз, но они мгновенно тают в темноте храма. Сердце стучит непозволительно быстро. — Я не... — На утро ведь снова сбежишь? Голос, хоть и звучит весело, отражает некую горечь и... обвинение. Так ведь и будет, и Накахаре от этого даже неловко. Ответить на это он не сможет. — Прекрати пугать людей. — Даже не подумаю. Чуя хмурится. Желтое пламя дальней свечи дрожит, пока не гаснет полностью. За ней ещё одна — и ещё. — Какой ты... противный. Громкий смех в ответ, что заставляет стены храма дрожать точно также, как и самого Накахару. — Чего ты добиваешься, дьявол? Последние свечи содрогаются под напором невидимой силы и оставляют Чую наедине с темнотой и живущими в ней чудовищами. Тяжёлое дыхание — монах сжимает крест пальцами. — Я ведь не дьявол, Чу-уя, — голос раздается прямо над ухом, и на плечи опускаются чужие ладони. Тело кидает в дрожь от холода ребенка ада, — Почему крест не обжигает твои пальцы?.. Даже в темноте Накахара видит, как демон тянет пальцы с длинными ногтями к серебру и останавливается, так и не дотронувшись. — Ты ведь хуже меня, — дыхание обжигает ухо, и монах дергается, даже не пытаясь вырваться из хватки своего собственного демона, — Богослужащий в связи с нечистью. — Я всё время пытаюсь избавиться от этой связи. — От связи с богом? — От связи с тобой! — Чуя разворачивается, крайне недовольно глядя в чужие красные глаза. От прожигающего взгляда уверенность улетучивается и на её место снова становится странная тоска, — Отпусти меня, Осаму. Демон обнимает чужое тело, прижимает к себе. Чуя чувствует, как ногу обвивает его хвост, сжимает, и точно после этого останется красный след на коже. Он не даёт расслабиться, всё время напоминая о том, что любое взаимодействие с ним, с этим демоном, непременно приносит боль. — Нет.