Тёмная метка

— Что значит, ты хочешь уйти? — Наместник Гондора окинул его холодным взглядом, — Ты предложил мне свои услуги. Я принял их. Я доверил тебе дивизию своих солдат. Более того, мой глупый сын проникся к тебе симпатией. Неужели у принца из рода Дурина так мало чести, что ему достаточно одной ночи, чтобы изменить своему слову? Кили опустил голову. Он знал, что не должен позволять этому человеку так с собой разговаривать. Он не должен был даже кланяться ему. Он был принцем Эребора, и его род восходил к началу времён. А этот надменный человек в меховом плаще был всего лишь простым слугой и управлял Белым городом только до возвращения законного короля. Но сейчас ему было всё равно. — Нет, милорд. Я прошу прощения. Я исполню свои обязанности. Его голос, хриплый и тихий, эхом отдавался в каменном зале. — Да уж, будь любезен. Я не терплю непостоянства. Стоя на коленях, Кили кончиками пальцев ощущал вибрацию камня, но вибрация эта сейчас была не успокаивающей, а скорее раззадоривала. — Ступай. И не тревожь меня по пустякам. Я занятой человек. Кили встал и, прихрамывая, вышел из зала. Он чувствовал себя уставшим и старым. А чего он ожидал? Что она бросится к нему в объятия? Дурак. Хотя с другой стороны он так и не успел всё как следует обдумать. Фили был прав. Пришло время повзрослеть. При мысли о брате у него сжалось сердце. Как он там? Кили не мог забыть того, что видел в зеркале Галадриэль — избитое, окровавленное тело брата. Это было просто воспоминание о прошлом, отголосок того, что случилось на Вороньей высоте. Так должно было быть. — Куда ты идёшь? — голос Фарамира вторгся в его мысли. — На стрельбище. — Можно с тобой? То есть, просто посмотреть. Обещаю, ты меня даже не заметишь. Гном посмотрел на мальчика. Тот нервно покусывал нижнюю губу. Если в Гондоре и был ещё кто-то, столь же несчастный, как и он сам, то это был Фарамир. — Конечно, идём. Кили обнял парня за плечи и повёл его на открытое место. Он жалел мальчишку. Он представлял, каково это, расти с отцом, который считал его бесполезным, ненужным и недостойным. Жизнь в Синих горах была тяжёлой, еда — скудной, а работу изгнанным гномам найти было нелегко. Но Фили, Торин и мать всегда заботились о нём. Любили его. Тогда он был счастлив, и теперь спросил себя, повторится ли это когда-нибудь снова. Кили привёл Фарамира на огромную тренировочную площадку. Это было широкое поле на верхнем уровне Минас-Тирита, с которого открывался вид на обширные земли внизу. Отсюда даже можно было различить очертания Осгилиата. Гном готовил свой лук и почувствовал, что мальчик смотрит на него. — Что? — Твой лук. Он не похож на наши, — парнишка широко распахнул глаза и осторожно коснулся загнутых кончиков, — А почему он так изогнут? — Это позволяет сделать более сильный и точный выстрел. Из него я могу стрелять, когда еду верхом. Он протянул оружие Фарамиру, и тот принял его, удивлённо разглядывая. — Он такой тяжёлый! — Три слоя дерева со стальной инкрустацией, чтобы не сломался. И для меня он совсем не тяжёлый. Гномы намного сильнее людей. Ты когда-нибудь пробовал стрелять из лука? Мальчик отрицательно мотнул головой. — Отец думает, что я могу случайно поранить кого-нибудь. — Я думаю, он будет удивлён. Кили поднял валявшийся на поле лук и отправил Фарамира выдёргивать из мишеней стрелы. В Эреборе такая халатность была бы просто невозможна. Но было похоже, что у людей Гондора дисциплина и долг были не в чести. Этим утром на тренировку с оружием, о которой Кили говорил вчера, явилась лишь горстка солдат. Это были охранник Хелге, бормочущий оскорбления, молодой крестьянин, который назвался Нимиром, и несколько пьянчуг, которые скорее всего просто заблудились в поисках открытой пивной. Из всех только Нимир был готов к тренировкам и хотел учиться. Он рассказал, что после смерти родителей оставил свою бедную ферму и записался на службу в армию Гондора. Кили очень удивился, когда узнал, что Дэнетор не снабжал солдат ни оружием, ни доспехами. Им приходилось заботиться об этом самим, а это означало, что их экипировка была не только плохо подобранной, но и, как в случае с Нимиром, зачастую неполной. У парня был приличный, хоть и старый меч, но из амуниции был только залатанный кожаный жилет и поношенные сапоги, которые были ему слишком велики. Кили дал ему несколько монет, чтобы он купил себе новые, но не был уверен, что парень просто не пропьёт их или не потратит на девок. Он вернулся к Фарамиру, который уже начал подпрыгивать от нетерпения. Видя такое рвение и решимость своего подопечного, гном усмехнулся и принялся показывать, как правильно держать лук, накладывать стрелу и оттягивать тетиву. Мальчик всё схватывал на лету и обращался с оружием легко и естественно. Совсем скоро он уже мог подготовить лук к стрельбе буквально в мгновение ока. Однако со стрельбой всё оказалось намного сложнее. Самого большого успеха парнишка достиг, когда чуть не подстрелил бродячего пса, который задрал лапу у одной из соломенных мишеней. Бесчисленное количество раз маленький любитель книг бегал собирать свои стрелы и пробовал снова. Наконец он опустил лук, чуть не плача от разочарования. — Отец был прав. Я неудачник. — Это не так. Кили посмотрел на Фарамира. Нижняя губа у мальчика дрожала. Он так сильно сжимал лук, что его пальцы побелели, а кожа на запястье, в том месте, куда врезалась тетива, распухла и покраснела. Гном осторожно разжал его стиснутые пальцы. — Знаешь, когда очень сильно чего-то хочешь, это может стать проблемой. Тогда, чтобы этого добиться, ты встаёшь на свой собственный путь. — Лучше просто сдаться. — Никогда не отказывайся от того, чего ты действительно хочешь. Кили почувствовал, как улыбается. Ему и самому стоило бы время от времени прислушиваться к своим словам вместо того, чтобы как последнее ничтожество жалеть себя. — Никогда не сдавайся, Фарамир гондорский. Придёт время, и ты докажешь, чего стоишь. Мальчик посмотрел на него, и его влажные от слёз глаза засветились надеждой. Кили положил лук и собрал несколько мелких камушков. Один из них он вложил Фарамиру в руку и сжал его пальцы в кулак, а остальные положил на землю у его ног. — Закрой глаза, — приказал он, — Почувствуй камень. Какой он? — Маленький. — А ещё? — Гладкий. Тяжёлый. — Думаешь, он полетит? — Если я хорошо его брошу. — Ладно, — Кили отошёл от Фарамира, — Давай. Брось его в меня. Мальчик удивлённо распахнул глаза. — Я не могу. А если я тебя ударю? — Я этого и хочу. Не бойся, я поймаю. Закрой глаза и попробуй понять, где я нахожусь. Доверься своим инстинктам. Прицелься и брось. Не торопись. Кили принялся бродить туда и сюда по тренировочной арене, мурлыкая какую-то песенку. Фарамир, наконец, швырнул камень, и гном успел поймать его прежде, чем он попал ему в грудь. — Отлично. Ещё раз. Мальчик успел метко метнуть ещё несколько камушков, когда Кили заметил, что Тауриэль подошла к стрельбищу и наблюдает за ними. Только инстинкт, благодаря которому он смог поймать очередной камень, не гладя, спас его от удара прямо в лоб. Кили рассмеялся. — Тебе даже лук не нужен. Ты мог бы сражать врагов простыми камнями. — Правда? — физиономия мальчишки расплылась в довольной улыбке. — Ага. И если ты способен так метко швырять камни, значит, и стрелами стрелять сможешь. Завтра попробуем ещё раз. — Завтра? Серьёзно? — Конечно. Сегодня у нас была просто разминка. — Здорово! Я должен рассказать Боромиру! Спасибо. Мальчик убежал. — Зачем ты заставил его бросать камни перед тренировкой по стрельбе из лука? — спросила Тауриэль. — Просто пришло в голову. Я делал это, когда был ребёнком, и подумал, что это может сработать. Он слишком волнуется, чтобы стрелять из лука. Я хотел, чтобы он успокоился. Он должен быть уверен, что попадёт, уметь полагаться на свои чувства. — Пришло в голову? — Ты не одобряешь? — Совсем наоборот. Так учила меня моя мать. — Твоя мать-воительница заставляла тебя швыряться камнями? — Это очень эффективный способ скоординировать глазомер с движениями руки. Сделать их единым целым. — Я знаю. Настолько эффективный, что с его помощью можно вырубить Фили. У него на голове была шишка размером с дыню. Он провалялся без сознания почти ползвонка, — Кили ухмыльнулся, — Тогда моя мать применила ко мне другую технику рука-глаз: моя левая ягодица уже никогда не была прежней. Кили услышал её тихий смех, который она тут же попыталась приглушить покашливанием, и почувствовал, как тает сердце. Он улыбнулся широкой, глупой улыбкой и, пытаясь её скрыть, поскрёб щетинистый подбородок. — И что ещё ты можешь посоветовать? Чему твоя мать учила такого страшного камнеметателя, как ты? — Чувствовать ветер. Измерять расстояние до цели. — Отличная мысль. Я так и сделаю. — Так вот зачем ты здесь? Чтобы учить младшего сына Наместника? Гном покачал головой. — Нет. Дэнетор нанял меня командовать одной из солдатских дивизий. Но я не для этого приехал в Гондор. По правде говоря, всё, что я хотел, это найти тебя. Я видел твоё видение в Белом городе и просто пошёл за тобой. Она внимательно посмотрела на него своими зелёными, широко распахнутыми от удивления глазами. — У меня было такое же видение. Я видела, как ты смотрел на меня из леса. Как это возможно? — Лорд Келеборн объяснил, что родственные души иногда находят друг друга. — Лорд… Келеборн? — её глаза округлились — Ты был в Лотлориене? Говорил с повелителем Золотого леса? — Да. Он был очень дружелюбен. И много говорил загадками. — Он один из мудрейших эльфов во всей Арде. За свою жизнь он видел зарождение и падение многих могущественных королевств. Лорд Келеборн и его леди Галадриэль благороднейших кровей. Среди моего народа даже видеть одного из них считается высшей привилегией. А ты… говорил с ним? — Точнее, он говорил со мной. И в моей голове тоже. Тауриэль ахнула. — Это великая честь. — Честно говоря. Мне кажется, это как-то невежливо. Он вошёл в мои мысли без разрешения. Но это не было вторжение, совсем не похоже чёрный голос. Наверное, он просто хотел мне добра. Эллет улыбнулась. — И ты, без сомнения, был благодарен и вежлив. — Конечно, — Кили ответил ей улыбкой, его сердце пустилось вскачь при виде света, которым загорелись её глаза, — Разве когда-нибудь было иначе? — Ну, я могу вспомнить по меньшей мере дюжину таких случаев. Иногда это было даже приятно. Например, когда ты постоянно выдумывал какие-то прозвища для этой знаменитой воительницы. Ванда… — в этот раз она даже не стала скрывать свой смех, — с бородавкой на носу. Ты называл её Бородавочницей. — У неё на носу росла такая огромная штуковина, похожая на вторую голову. И она постоянно бахвалилась, что это она, а не я дружит с Рохирримами. И кроме того, она плохо к тебе относилась. Она заслужила, чтобы её называли Бородавочницей перед всеми гномьими лордами солдатами. — Да, верно. Как и то, когда Бофур шлёпнул её по носу и заявил, что принял бородавку за огромного жука. Кили рассмеялся. — Я и забыл! Бофур всегда был к тебе неравнодушен. — Он всегда был очень мил. — Каждый раз, когда он видел тебя, он выпучивал глаза и начинал заикаться. — И краснеть. — И крутить усы. Помнишь, однажды у него палец застрял, и нам пришлось его распутывать. Теперь Тауриэль смеялась открыто, и Кили подумал, что уже целую жизнь не слышал более приятных звуков, так похожих на звон серебряных колокольчиков. Она смотрела на него без холодной сдержанности, как раньше, а открыто, почти радостно, чуть заметно улыбаясь уголком губ. — А как ты оказалась в Минас-Тирите? — спросил он. — Я проезжала через Гондор с группой дунаданов, и мы остановились в Белом городе. Лорд Дэнетор спросил, не хочу ли я обучать его сына, Боромира. Я согласилась. — Значит, ты путешествовала? Ты всегда этого хотела. Тауриэль склонила голову набок. — Я была во многих местах, которые так хотела увидеть, когда служила королю Трандуилу. — Я рад за тебя. Я часто думал, что когда я привёл тебя в Эребор, ты просто поменяла одну тюрьму на другую. — Ни Эребор, ни Лихолесье никогда не были для меня тюрьмой. И ты никуда меня не приводил, я пришла в Одинокую гору, потому что сама этого хотела. Я осталась в Эреборе, потому что хотела быть там. Потому что это был твой дом, а я хотела быть с тобой. — Но для тебя гора никогда не была домом. — Нет, не была. — Мне так жаль. — Ты не виноват. — Но ведь это мои родичи сделали всё, чтобы ты чувствовала себя чужой. Нежеланной. — Ты думал, что они привыкнут ко мне. Что я понравлюсь им, когда они узнают меня получше. И ты был прав, некоторые привыкли. — Но большинство нет. Я должен был это предвидеть. — Тогда это был бы уже не ты. Я всегда восхищалась твоей способностью видеть в других только хорошее. Твои открытость и оптимизм заинтересовали меня с самого начала. — Я думал, что дело в моей внешности. Тауриэль усмехнулась. — Ты был весь в грязи и паутине. Кили подмигнул ей. — Признайся. Тебе это нравилось. От меня пахло приключениями. — От тебя воняло троллями. Он улыбнулся. — Ладно. В походе возможность искупаться выпадала редко. Думаю, я ещё никогда в жизни так не вонял. Даже когда Фили вылил ведро навоза мне на голову. Тауриэль изогнула губы в улыбке. — Как поживает твой брат? — Хорошо, — во всяком случае, Кили на это надеялся. — Ты хмуришься. Ты сомневаешься, что он в порядке? — Нет, — да, — Нет. Просто меня не было уже больше двух лун. — Почему ты уехал? Кили смотрел на неё снизу вверх. На её лицо, такое спокойное и в то же время взволнованное, на её приоткрытые, соблазнительные губы. Смотрел в зелёную глубину глаз, и ему пришлось бороться с самим собой, чтобы не утонуть в них, не выплеснуть всё, что было у него на сердце. Так он отпугнёт её от себя. И вообще, какой смысл рассказывать ей свою жалкую историю? Он был далеко от Эребора, от орков из Серых гор. Сейчас он был в безопасности. Ему не хотелось думать ни о каких угрозах, да и нога больше не беспокоила его с тех пор, как он ушёл из горы. Но Фили. Именно Фили был для него постоянным источником волнений. И всё-таки он просто не мог не подчиниться приказу брата и не остаться в стороне. — Кили? Её голос всегда имел власть над его сердцем, и он с трудом сдерживал рвущиеся наружу чувства. — Ты расскажешь мне, почему ты ушёл? Он хотел сказать, что это пустяк. Что он просто решил отдохнуть. Попутешествовать. Но он не мог. Не мог лгать ей, поэтому просто покачал головой. Тауриэль нахмурила брови, морщинки на лбу и сжатые губы выдавали беспокойство и боль. — Мне пора. Обязанности не позволяют мне задерживаться здесь дольше. Она повернулась и зашагала прочь, и её локоны плясали вокруг, как языки пламени. Кили всегда был очарован её волосами. Ему нравился не только их цвет — невероятно красивый, глубокий оттенок красного, как чистейшая медь, воспламеняющая сердце камня. Он всегда верил, что они живут своей собственной жизнью. Теперь они раскачивались у неё за спиной, завиваясь на концах, и это было безошибочным признаком того, что она сердилась. Кили не знал, ругаться ему, орать или сломать чью-то шею — предпочтительно свою собственную. Всё шло так хорошо. Они беседовали, и ему даже удалось её рассмешить. И тут он всё испортил. Кто-то ткнулся ему в ногу. — Что? Рядом с ним стояла бродячая собака и виляла хвостом. Его снова толкнули. — Чего тебе? Пёс уселся и уставился на него полными надежды глазами. — Жрать хочешь? Гном порылся в карманах в поисках каких-нибудь угощений, которыми обычно баловал своих пони. Он протянул собаке печенье, и та с жадностью слопала его. — Ты счастливчик, — Кили скормил чумазому псу другое печенье и несколько орехов, которые носил, чтобы привлекать воронов, — Ты пережил тренировку по стрельбе из лука, и теперь ты королевский слуга. Псина залаяла. Счастливчик, как вскоре выяснилось, оказался существом решительным. По ночам он спал у казармы, а днями не отходил от гнома ни на шаг с того самого момента, когда утром тот выходил из барака, и до тех пор, пока вечером он не возвращался назад. Пёс таскался за Кили по пятам, куда бы он ни шёл. Все попытки отогнать его были тщетны. Он вилял хвостом и смотрел такими глубокими щенячьими глазами, что гном опять начинал шарить по карманам в поисках угощений вместо того, чтобы швырять в него камнями. Ко всему прочему, Счастливчик оказался ещё и полезен. Однажды утром, когда дверь в барак забыли хорошенько закрыть, собака пролезла внутрь. Пытаясь найти Кили, она запрыгивала на людей, лизала лица и радостно лаяла. Обычно гному приходилось выливать на спящих по несколько вёдер воды, а теперь он стоял и смотрел, как те визжат, бранятся и со скоростью молнии выскакивают из постелей, стараясь схватить животное. Псу и в голову не пришло, что эти цепкие руки могут быть опасны, он решил, что с ним хотят поиграть в пятнашки, и возбуждённо залаял. Псина подняла солдат на ноги в два раза быстрее, чем это обычно удавалось их командиру. К сожалению, это оказалось почти единственным улучшением. Шли дни, и хотя солдаты добились кое-каких успехов в рукопашном бою, они всё равно не являлись на учения вовремя, дрались небрежно, напивались каждую ночь и плевать хотели на все приказы. И это было не единственное, что шло совсем не так, как надеялся Кили. Ему удалось втянуть Тауриэль ещё в несколько бесед, которые не касались обсуждения их обязанностей. Она рассказывала ему о местах, в которых бывала, о дорогах, по которым ей приходилось путешествовать, и слушала его истории о жизни в Эреборе. Но всякий раз, когда ему казалось, что она открывается ему, смеясь над его словами, Тауриэль вдруг резко прекращала беседу и уходила. Каждый раз, когда он замечал в её глазах теплоту, похожую на привязанность, она тут же становилась холодной и отстранённой. Как только ему казалось, что её лицо озаряется радостью от встречи, она по целым дням избегала его. За ужином бывало ещё хуже. Дэнетор настоял, чтобы Тауриэль сидела рядом с ним. Вдовец что-то шептал ей на ухо, наливал вино в бокал и наклонялся так близко, что Кили хотелось схватить его за сальные волосы и макнуть физиономией в бульон. Но вместо этого он только яростно терзал мясо на тарелке, стискивал зубы и, прищурившись, наблюдал, как Тауриэль отвечала надоедливому ухажёру милой улыбкой и вежливо убирала его ладонь со своей руки. Этого было достаточно, чтобы свести его с ума. Иногда он ловил на себе её взгляд, такой потерянный и беззащитный, что готов был бросить всё, что в тот момент было у него в руках, и броситься к ней, чтобы обнимать её, прижимать к себе, защищать. Но в следующий миг всё исчезало, она стискивала зубы, и лицо её меняло выражение, превращаясь в то, что он привык называть «эльфийской маской». Он часто думал, что возможно, всё это было просто игрой его воображения, надеждой на то, чего никогда больше не будет снова. Иногда Тауриэль улыбалась ему и позволяла улыбаться себе в ответ, однако он тут же делал какую-нибудь глупость, например, подмигивал ей, и улыбка её исчезала. Временами, когда она была рядом, между ними как будто что-то вибрировало, совсем как тогда, много лет назад в подземельях Лихолесья, словно какая-то энергия текла между их телами. И если раньше это её привлекало, и эльфийка старалась коснуться его руки, чтобы ощутить покалывание на коже, теперь она быстро отступала назад, стремясь отойти достаточно далеко, чтобы не чувствовать того, что возникало между ними, когда он был рядом. Кили часто спрашивал себя, что держит его в Минас-Тирите. Прошёл уже целый месяц, но Тауриэль всё никак не могла отогреться. Она держалась дружелюбно, но отстранённо. Иногда казалось, что она избегает его. Он должен был признать, что её прежняя любовь к нему умерла, но просто не мог этого сделать. Общение с Фарамиром было единственным светлым пятном в последующие недели. Мальчик горел желанием учиться. Он упражнялся со своим луком всё свободное время. Он уже хорошо стрелял, почти никогда не промахивался и даже научился справляться с нервозностью. Кили решил, что пора сделать следующий шаг. Поэтому он повёл Фарамира на стрельбище, когда Тауриэль занималась там с Боромиром. — У меня есть предложение, — сказал он, — Одному стрелять скучно. Может устроим соревнование на четверых? Что скажешь? — Соревнования по стрельбе из лука? — Тауриэль посмотрела на маленького рыжеволосого мальчишку, который выглядывал из-за спины гнома. Кили чувствовал, как Фарамир дрожит от возбуждения под пристальным взглядом эльфийки. Он с усмешкой взглянул на эллет. — Думаешь, справишься? Тауриэль выгнула бровь. — У меня были столетия тренировок. — Должно хватить. Она не ответила на его улыбку. — Ты же знаешь, что ни у кого из вас нет ни единого шанса. Фарамир застонал. — Не будь слишком самоуверенной, эльфийка. С гномами и людьми всегда есть элемент неожиданности. — Ещё раз предупреждаю тебя. Я не буду поддаваться. Это недостойно. — Отлично, — Кили улыбнулся ей, — Мы бы и не согласились на это. Боромир наморщил лоб. — По-твоему ты победишь? Зачем ты втягиваешь в это моего брата? Он не готов к состязанию, не против нас с леди Тауриэль. Можешь унижаться сам, гном, но оставь его в покое. Кили взглянул на юношу, и тот опустил глаза. — Фарамир прекрасный лучник. Пусть он покажет, на что способен. Ты будешь удивлён. Младший сын Дэнетора дёрнул его за рукав, но он не обратил на это внимания. Теперь пути назад не было. Гном установил мишень, измерил расстояние до цели и кивнул Боромиру. — Может, начнёшь? Давай всё упростим. Мы вчетвером будем стрелять в одну и ту же мишень. Стрелы вытаскивать не будем. Кто первый промахнётся, выходит из игры. Юноша угрюмо кивнул и сделал выстрел. Он попал в цель, самоуверенно ухмыльнулся и отступил назад, чтобы дать гному прицелиться. Когда подошла очередь Фарамира, парнишка так дрожал, что Кили испугался, что он промахнётся. Но мальчик попал в яблочко и судорожно вздохнул. Боромир с нежностью обнял его, взъерошил волосы. — Отличный выстрел. Ты и впрямь можешь победить, братец! Кили улыбнулся. Да, мальчишка мог. Они сделали ещё по три выстрела. Теперь стрелы торчали в мишени так густо, что попасть в яблочко становилось всё труднее. Боромир в очередной раз поднял лук, натянул тетиву и прицелился. Парень был неплохим стрелком, но был скорее фехтовальщиком, чем лучником. И глядя, как он прищуривается, целясь в мишень, Кили сразу понял, что у него ничего не выйдет. Рука юноши, которая удерживала тетиву, дрожала от напряжения, поэтому выпущенная стрела вонзилась в жёлтое кольцо. Боромир выругался и опустил лук. Он промахнулся. Гном осмотрел мишень и стрелы, торчащие в соломе, а потом глянул на Тауриэль. Победить её он не мог, эльфийка была прекрасной лучницей. Но он знал о её слабости: стрелять под определённым углом. Обычно это никак не влияло на результат, она всё равно попадала в цель, и стрела только самую малость отклонялась от курса, так что никто никогда даже не замечал этой тонкости. Но при таком расположении стрел в мишени ей придётся стрелять именно под тем углом, который был для неё трудным. И Кили решил ещё больше усложнить ей задачу. С глухим стуком его стрела воткнулась точно туда, куда он хотел. — Проклятье! — он надеялся, что ему удалось изобразить изрядную долю разочарования из-за неудачного выстрела, — Похоже, ты была права. Мне тебя не одолеть. Зелёные глаза пронзили его до глубины души. Тауриэль вынула стрелу из колчана и наложила на тетиву. Задача была трудной, но всё равно была ей по силам. Если бы не другая её слабость. И Кили оставалось только молиться, чтобы за прошедшие двадцать лет ей не удалось избавиться от неё. Когда она подняла лук и прицелилась, он подошёл к ней вплотную. — Трудный был выстрел, — он принялся разминать шею и плечи. Тауриэль скользнула взглядом по его пальцам, массирующим обнажённую кожу, задержалась на ключицах. Гном улыбнулся: её стрела прошла мимо цели буквально на длину ногтя. — Ты вылетаешь, — тихо заметил он. — Значит, остаюсь только я, — голос Фарамира дрожал. Он нащупал стрелу, с трудом удерживая её в руках. Кили положил на плечо мальчика ободряющую ладонь. — Спокойно, дружок. Просто сделай выстрел. — Н… но… никто из вас не справился… А теперь я должен… я не могу… — Конечно, можешь! Забудь о состязании. Не думай об этом. Закрой глаза, почувствуй стрелу в руке, силу тетивы. Дыши. Представь, как твоя стрела поражает цель. Вообрази, что это камень, с которыми ты так здорово управлялся. Фарамир разжал пальцы, и выпущенная стрела вонзилась точно в центр. Глаза мальчика чуть не выскочили из орбит. К нему подбежал Боромир, обнял его, закружил и засмеялся. — Ты сделал это, братец! Вот это выстрел! Кили с улыбкой наблюдал за братьями. Боромир буквально сиял. Он хохотал, радуясь успеху брата, и на это было приятно смотреть. Обычно юноша уж слишком старался походить на отца. Раскрасневшееся лицо Фарамира светилось улыбкой. Мальчик всё делал правильно, ему просто было нужно немного уверенности. — Ты помог ему победить, — прошептала Тауриэль. — Он победил сам. Последний выстрел это только его заслуга. А выстрел был, что надо. У парня талант. — Ты промахнулся специально. — Не понимаю, о чём ты, — Кили с улыбкой смотрел на братьев, которые теперь весело болтали, обнимая друг друга за плечи. — Это был хороший поступок, — сказала она. Тауриэль взяла гнома за руку и легонько сжала его пальцы в своих.