Закаленная сталь

Это дни чудес, думал Макалаурэ. Сначала появление солнца и луны, конец постоянной темноте. Потом - пробуждение жизни, яркая весна со множеством цветов, так что многие признавались, что никогда не видели такой красоты (хотя такие, и еще более прекрасные весны бывали в Амане - но это было так давно, и такие страдания отделяли их от тех весен.) В этом году будет настоящий урожай, долгожданная перемена в их рационе, который до сих пор состоял из рыбы и мяса, а также растительности, способной существовать в темноте. И вот теперь в их лагерь пришли другие. С недоверием и интересом , а большинство и со стыдом, смотрели они на подходившее воинство Нолофинвэ. Было ясно, что Нолофинвионы пострадали, и войско уменьшилось в числе. Но, хоть это казалось невероятным, они пришли. Они обменялись лишь холодными взглядами и несколькими словами, когда вновь прибывшие остановились лагерем рядом с поселением Феанарионов. Макалаурэ очень хотелось поговорить с дядей и двоюродными братьями, но он не знал, как начать, и, боясь чем-нибудь спровоцировать остальных, ничего не предпринимал и ждал. Нолофинвэ и его сыновья, и Финдарато, который вел войско Арафинвэ (Макалаурэ почувствовал облегчение, узнав, что их младший дядя вернулся в Тирион, а не умер по пути, как он поначалу боялся), не выразили никакого интереса к общению с вероломными родичами. Таким образом, никакой связи между вождями обеих сторон не было. Лагеря не общались, но много разговоров было внутри каждого. Со стороны Феанарионов, было удивление, даже восхищение от того, что они увидели этих покинутых, которые все же последовали за ними. Возникали дикие домыслы о том, как они могли прийти сюда - построили новые корабли? Может быть, Ульмо сдвинул с места остров, чтобы перевезти их, ведь тех, кто оскорбил Валар, больше нет среди них? - и говорили о том, что их приход может быть связан с появлением новых светил. Потом двое целителей попросили дозволения пойти и посмотреть, не могут ли они помочь больным или раненым в другом лагере. Их неохотно приняли в лагере Нолофинвэ. Они принесли весть о том, что пришельцы пересекли Хэлкараксэ. Поначалу эти сведения были встречены с сомнением, если не с откровенным неверием. Но, как сказал целитель, ранения подтверждали их рассказ. Жена Турукано погибла, погиб и Аракано, сын Нолофинвэ, и многие другие, особенно из младших. Вообще же, состояние здоровья выживших было на удивление хорошим, не считая усталости и недоедания. Макалаурэ не знал, что, в свою очередь, целители рассказали в другом лагере о событиях после сожжения кораблей, и не задавал вопросов. Он и его братья восприняли новости каждый по- своему. Макалаурэ был опечален рассказами о потерях и глубоко тронут верностью Нолофинвэ, которая привела его через Льды. - Скорее это гордость, - так считал Куруфинвэ, - и упрямство. Он просто не мог вынести, что его оставили. Он утверждал, что трудности, которые они претерпели при переходе через Халкараксэ, их не касались, так как Нолофинвэ мог с таким же успехом вернуться в Валинор. Тьелкормо согласился с этим даже слишком поспешно. Карнистир же напомнил, что Нолофинвэ дал обещание их отцу и, в сущности, не мог повернуть назад, но Куруфинвэ отмел это неудобное соображение. - Он бы не пошел ни за каким обещанием, если бы не хотел. Можно сказать, что он бы посмеялся над нами за то, что мы сочли Льды непроходимыми. Макалаурэ сурово запретил такие разговоры, чтобы подобные речи не достигли другого лагеря, и не усложнили положение еще больше. Но, естественно, это означало только то, что при нем эти вещи не упоминали, а между собой с радостью обсуждали. Истолкование, данное Куруфинвэ, многим понравилось, так как снимало с них вину и основную ответственность и возлагало все это на плечи Нолофинвэ. Собственно говоря, целителям не задавали особенно вопросов о том, как сложились дела Феанарионов, а по собственному почину они рассказали не слишком многое, занимаясь своими делами и задавая свои вопросы. Так народ Нолофинвэ ничего не знал о другой стороне, кроме смутных слухов и догадок. Обвинения Куруфинвэ были, конечно, прекрасно известны им после нескольких споров, в которых участвовали по два стражника с обеих сторон. Не услышав никаких других версий, они приняли их за общее мнение. Наконец, целителей перестали пускать, и между двумя сторонами лишь вспыхивали случайные ссоры, которые часто приводили к стычкам прежде, чем их удавалось пресечь. - Мы оставим лагерь, - объявил Макалаурэ, когда вражда между сторонами стала грозить открытым столкновением. - Мы направимся на противоположный берег озера. Таким образом, я надеюсь, меньше станет встреч, ведущих к драке. Он бросил значительный взгляд на одного из пажей. Юноша по имени Орекало обвинил двоих со стороны Нолофинвэ в краже припасов. Тем не понравился такой попрек, и началась кулачная драка, затем появились клинки. Потребовалось несколько стражников, чтобы растащить дерущихся. Это был не единственный случай, произошедший в последнее время, но, в отличие от всех остальных, ситуация оказалась на грани. Демонстрируя фиолетовый синяк на щеке и тонкий порез на лбу, паж смущенно посмотрел в сторону, и ничего не сказал. - Ты шутишь, - запротестовал Куруфинвэ, вскакивая. - Нет, - ответил Макалаурэ, - не шучу. Во-первых, нас меньше, - вокруг послышался возмущенный шум, все утверждали, что они, с другой стороны, сильнее, и их не одолеть числом, и прочее в том же роде. Макалаурэ поднял руку, пресекая дальнейший протест. - Нас меньше, и мы не можем начать открытую войну со своими родичами. Они нам понадобятся как союзники, если мы хотим сохранить хоть какую-то надежду на успех. Это шанс - если мы сумеем прекратить эту ссору. Поэтому мы отступим. Сейчас весна, и дружная весна. Нам нетрудно будет построить новое поселение. И даже еще лучшее, - добавил он, поглядев на своих более порывистых братьев. - В конце концов, мы совсем не знаем, действительно ли лучшее место для лагеря именно здесь. Мы просто пришли и остались. Нам надо было еще раньше осмотреться. А сейчас время самое подходящее. Достаточно тепло, чтобы спать под открытым небом, пока не построим дома, и все же достаточно ранняя весна, чтобы у нас было время и свобода, которые нам нужны. Потом надо будет побеспокоиться об урожае. Пока же все это неизвестно. - Ты так говоришь, будто делаешь нам одолжение, - прорычал Куруфинвэ. - Думаю, так и есть, - ответил Макалаурэ, - мы уходим через неделю. Он откинулся и подал знак принести тарелки и начать трапезу, показывая, что это решение окончательно. - Иногда ты просто тиран, - заметил Тьелкормо позднее, когда они стояли на валу, глядя на озеро и на берег, который должен был стать их новым домом. - Нет, - тихо сказал Макалаурэ. - Но я должен пытаться им быть. И ты, и все остальные можете сомневаться в чем угодно – это ваше право. Но я Король, я должен быть уверенным в том, что делаю, иначе никто за мной не пойдет. Мне нельзя позволить себе усомниться, и я должен не дать вам заставить меня усомниться. Иначе я не устою. - Сомневаюсь, что это случится так легко. Тень улыбки скользнула по лицу Макалаурэ. - Тогда, думаю, я хорошо играю свою роль. ____________________________________________ Несмотря на все ворчание и опасения, когда они действительно оставили лагерь и обошли половину озера, настроение сыновей Феанора поднялось. В последнее время они ощущали какую-то вялость из-за того, что дни проходили в бездействии (то есть, были, конечно, повседневные дела, но ничего более необычного, нежели чье-нибудь падение с лошади, поимка особенно крупной рыбы или мелкая ссора), без всякого азарта. Теперь же возникло дел множество, и, едва они определились с местом, то сразу занялись ими. Весна была цветущей, и было приятно спать во временных палатках или под звездами, пока лагерь отстраивался. Они теперь знали, где найти камень, глину и руду, или песок, чтобы делать стекло, или вязы для тонких, но крепких столбов. У них было время познакомиться с окрестностями, они научились наилучшим образом располагать сооружения в укрепленном поселке. Поля были готовы, и растения посажены. Скот и овец держали на огражденных пастбищах, а потом в лагерь принесли птенцов диких курочек и прочих птиц, чтобы вырастить их и обеспечить себя яйцами, мясом и пером. Одновременно продолжали строиться здания, и звуки молота из новой кузницы Куруфинвэ, где он работал вместе с сыном и другими кузнецами, слышались почти непрерывно. Затем однажды, в самом начале лета, Макалаурэ, проснувшись, обнаружил, что у его палатки ждет Финдекано. Удивленный и еще сонный, он забыл об обычной осторожности и крепко обнял двоюродного брата. Финдекано не шевельнулся, но Макалаурэ почувствовал, как он сжался от отвращения. Он быстро отступил со словами: - Финдекано! Я так рад тебя видеть. Тот скрестил руки на груди. - Правда? Он был одет очень просто, заметил Макалаурэ: легкая туника без рукавов, штаны, простые кожаные браслеты. Было ясно, что он не пытается произвести впечатления. Пояс на талии явно показывал, насколько он похудел. Ножны от кинжала висели на поясе, но самого оружия не было; Макалаурэ заключил, что это дело рук стражи. Со вздохом, он сказал: - Да. Но, кажется, ты прибыл не ради любезностей. Что же тебя привело? - У меня есть слово от моего отца, Короля, - он подчеркнул последнее слово, намеренно вызывая Макалаурэ на спор, - и еще я намеревался поговорить с тем, кто когда-то был мне другом. - Понятно, - сказал Макалаурэ, и тень пробежала по его лицу. - Не сомневаюсь, - парировал Финдекано. - Итак, где ваш отец? Макалаурэ заметно вздрогнул, и ему понадобилось время, прежде чем он мог ответить. - Он умер, - проговорил он, наконец, заставляя себя взглянуть Финдекано в глаза. - Он был убит вскоре после того, как мы пришли сюда. - О, - произнес Финдекано. Его голос оставался холоден, хотя Макалаурэ заметил, что его взгляд смягчился. - А твои братья? Макалаурэ вздохнул глубже, убеждая себя, что Финдекано делает это не нарочно. - Тьелко охотится , и Амбарусса поехал с ним. Куруфинвэ, думаю, работает в кузнице. Карнистир, видимо, еще спит, или, во всяком случае, не вставал. - Ты забыл про Руссандола, - заметил Финдекано. Нарочитая небрежность замечания выдала его тревогу. Макалаурэ на миг закрыл глаза, прикусил губу, посмотрел в сторону, не в силах больше выносить его взгляд. Наконец, он осторожно спросил: - Вы ничего не знаете о нас, правда? Финдекано оставался враждебным; только глаза его расширились, выдавая растущую тревогу. - Нет. У нас было достаточно собственных трудностей и без того, чтобы интересоваться предателями. Так что с Руссандолом? Макалаурэ опустил голову. Было своего рода неписаное правило - брата не упоминали, хотя о нем всегда помнили. Горе и страх было лучше держать в себе, чем говорить о них, и казалось, все согласились с этим. Так было легче их переносить. Сейчас Макалаурэ обнаружил, что о Нэльо вообще трудно говорить, особенно с тем, кто понятия не имел, что означал для него этот невинный вопрос . Он вдохнул, сам того не понимая, он, оказывается, задержал дыхание, и наконец, сказал: - Его схватил Моринготто, двенадцать лет назад. Хладнокровие оставило Финдекано; руки его бессильно упали . - Скажи мне, что это неправда! - потребовал он. Холодность исчезла из его голоса полностью, уступив место боли. Макалаурэ почувствовал, что его глаза наполняются слезами. - Хотел бы я это сказать. - Значит, он мертв? - спросил Финдекано, и голос его чуть дрогнул. - Если ему повезло, - Макалаурэ отвернулся, чтобы двоюродный брат не видел его слез. Но по глубокому вздоху он понял, что новость опечалила и Финдекано. - Ты хочешь сказать, что он, может быть, до сих пор жив? - спросил старший сын Нолофинвэ, когда голос вновь стал повиноваться ему. - Может быть, и жив, - осторожно сказал Макалаурэ, - мы никогда не слышали обратного. – Он протянул руку и сочувственно коснулся плеча Финдекано. - Прости. Я знаю, вы были друзьями. - Это было давно. Все же… - Он качнул головой. Потом нахмурился. - Когда вы последний раз пытались освободить его? Макалаурэ закрыл глаза. - Никогда. Мы ничего не могли сделать. Уставившись на него недоверчиво, Финдекано стряхнул руку родича со своего плеча. - Не может быть. Наверняка вы посылали войско, или хотя бы разведчиков! - Смысла не было, Финдекано. Нас было слишком мало, и до сих пор нас слишком мало. Даже если мы объединим наши силы, что, я надеюсь, однажды произойдет, - Финдекано в ярости сжал кулаки при этих словах, мрачнея, - у нас едва ли будет надежда, что нам хватит сил. Так случилось… все, что мы могли попытаться сделать, это подвергнуть опасности свою жизнь, свою цель, и не в последнюю очередь Нэльо. Я знаю, что это ужасно, но мы ничего не могли поделать. Он снова протянул руку. Финдекано в бешенстве отбросил ее. - Я не могу поверить в это. Оставить нас было достаточной мерзостью, но оставить собственного брата в руках Врага отвратительно до крайности! Ты бессердечен! Даже ваш отец пожертвовал бы всем, чтобы освободить Руссандола! - Пожертвовал бы многими жизнями ради слабой надежды спасти одну? Возможно, - сказал Макалаурэ, начиная раздражаться. - Но я не отец. Я не знаю, как бы он поступил. Я знаю, что мне пришлось решать, и это было нелегко, но это было единственное решение, которое я мог принять. - Не могу поверить, - повторил Финдекано сквозь стиснутые зубы. Даже слушая, он с трудом сдерживал гнев. Теперь он выплеснул его, прошипев: - Ты отвратителен, Макалаурэ, и я искренне сожалею, что ты мой родич. Он плюнул Макалаурэ под ноги, и быстро пошел прочь. Макалаурэ обнаружил, что бежит за ним. - Финдекано, ты не понимаешь. Все, что мы могли сделать… Финдекано остановился и развернулся так круто, что они чуть не столкнулись - Я не желаю понимать такого предательства. Я бы сделал все, если бы это был мой брат. Все. Оставь меня. Я не желаю иметь с тобой дела. Он снова пошел к воротам. Макалаурэ безнадежно тащился сзади. - Изволь вернуть мой кинжал, - рявкнул Финдекано на стражника, подойдя к границе лагеря. Стражник бросил на Макалаурэ вопросительный взгляд - тот безропотно кивнул - и вернул кинжал владельцу. Когда родич вкладывал его в ножны, Макалаурэ увидел зазубренное и тупое лезвие. Финдекано с усилием кивнул стражнику. Потом вышел из лагеря и быстро пошел прочь, не оглянувшись на Макалаурэ. - Нехорошо вышло, - сказал Карнистир. Макалаурэ подпрыгнул; он не заметил, когда брат присоединился к нему. - Да, - сказал он, с трудом возвращая себе хладнокровие, - нехорошо. Он почувствовал слезы на щеках и почти злобно вытер их. - Знаешь, ты был прав, - прошептал Карнистир, бросив взгляд на стражника, который изо всех сил пытался сделать вид, что его здесь нет. - Он не понимает. - Никто не обязан понимать, - сказал Макалаурэ, пытаясь улыбнуться брату. Но Карнистир не смотрел на него больше. Он смотрел на удаляющуюся фигуру Финдекано. Туда же смотрел и Макалаурэ. Их родственник шел, почти бежал, неровным шагом, явно переполненный чувствами. Наконец, Макалаурэ покачал головой. - Нет надежды в Эа, что наша семья когда-нибудь воссоединится.