равнодушие

у ночных кошмаров девичье лицо. уставшее и осунувшееся. смуглость, помазанная пеплом. сухая кожа рук, рваные раны, острые заусенцы. битые горшки, сырая земля. гэвин тянется за клубком, в надежде то ли распутать его, то ли разорвать в клочья. в затылок сигналит фура. гэвин не успевает увернуться, не успевает спасти, не успевает проснуться. гэвин слишком многое, непозволительно многое не успевает. пушистая альпака в руках максин. сломанные наушники тима. последний косяк финеаса. засохшие фиалки розалин. крутящий барабан крутящий барабан крутящий барабан хэнк. гэвин пачкает руки в тёмно-винном. по лункам ногтей, ласково очерчивая фаланги, с линии ума по линию жизни — бордо цепляется, оставляет следы, впитывается в кожу. капли стекают под рукава джемпера, соскальзывают на запястья, ветвисто тянутся по предплечьям. красным по бежевому. контрастным. слепящим. живым. тлеющее — до преступного. яростное. крошащее по кускам натуру, бьющее под дых, брызжущее в лицо токсином. гэвин просит себя не оборачиваться и оборачивается вопреки. смотрит. запоминает. п р о п и т ы в а е т с я. заставляет себя видеть, знать, на что способны люди. мир, кричащий изнутри, покрывается трещинами. под подошвой хрустят остатки. избитого, выстраданного чьей-то волей. молящего. бесповоротного конца. гэвин рад бы закрыть глаза и не открыть. не увидеть: попыток, слёз и желаний — последних. личное становится общим, когда поворачивают лицом к стене, рука сжимает чужую, кровь льётся, смешивается, красит снег фиолетовым. у гэвина много, так много причин не открывать глаза. но он открывает. страх, липкий и мокрый, стягивает изнутри и заставляет идти на отчаянное. взять в руки ствол. прицелиться. выстрелить. отвернуться и уйти. недалеко, в ближайший закоулок. как-то так получается, что он умудряется переварить. проглотить накатившее. гэвин думает: не то чтобы я собирался здесь умереть. думает: не то чтобы мне этого хотелось. но не всегда наши желания и возможности совпадают с реальностью. мысленно гэвин сидит в кресле и любуется, как салли доедает белого-белого мышонка. на деле гэвин лежит лицом в белом-белом снегу, пачкая его грязью улицы, порохом и собственной кровью. не чувствует онемевшего плеча и ранее искрящегося болью ломаного хребта. вдруг ясно осознаёт, насколько болезненно смертен. слаб. неважен посреди хаоса, трупов и обращённых к небу стеклянных глаз. в детройте всегда должно произойти что-то сверх, чтобы простые люди заметили, остановились, столпились вокруг. чтобы разлепили веки, оглянулись и громко запричитали. чтобы почувствовали обволакивающий внутренности страх. боль — не яркая, совсем тусклая. расползается пятном, захватывает всё больше и больше — паразитирует. когда он чувствует боль, он не чувствует боли — боже, гэвин, серьёзно? — он чувствует стимул. открыть глаза. встать. сжать-разжать пальцы. выдохнуть. сделать шаг. пойти. гэвин чувствует спокойствие, поддерживающее его за плечи. ведущее вперёд. выпрямляющее курс. подошва тонет в зыбучих песках. гэвин не оборачивается, потому что не хочет знать, через что прошёл. чьи тела перешагнул. кто хрипит слева и в двух шагах справа. лишь чувствует: что не продержится, не узнает; что осталось недолго. гэвин никогда не признавал этого вслух. заставлял себя не думать, что там, за пересчётом, находится кто-то с ним повязанный. видящий изо дня в день цифры, ведущий собственный отсчёт, наблюдающий, как цвета переливаются с хрустального на малиновый. гэвин сомневается, что он бывает настолько спокоен: будь у него диод, то бесперебойно бы мельтешил с жёлтого на красный. перегревались системы, охлаждение не справлялось бы, а из ушей шёл пар — как в идиотских старых мультиках, или гарри поттере. три девятки. перевернёшь их — и, вот же, смеяться хочется нестерпимо. гэвин не суеверный и не верующий, но отчего-то с обречённой иронией думает, что это — наказание за все его совершенные несовершенные грехи. рок, преследующий с шестнадцати. знамение, висящее над головой и покрывающее холодной тенью голые плечи. гэвин мёрзнет, не закрывая глаза, натягивает до костяшек рукава. не оборачивается и не смотрит вверх. звонит брату по нечётным вторникам и чётным четвергам. следует традициям, въедливо выполняя все ритуалы. не откликается на зов, считает дни, не чувствует впивающуюся в бедро кобуру. игнорирует синяки, как настоящее и последующее. гэвин уговаривает себя, что, если просто игнорировать, проблема исчезнет сама. или потеряет в его глазах значимость — что тоже неплохо. равносильно стереться из жизни, помелькать, похлопать по плечу и кануть: как старые знакомые и сомнительные обещания пересечься; как лучшие друзья из детства и любимые дешёвые сладости; как сычуаньский соус и канал на ютубе. как данные себе в отрочестве обещания. как привычный понятный мир. звук в ночи. рёв, рассекающий океан. бросающий дрожь в осанку, обнимающий за плечи, кутающий в плед из тревоги. глубокое чёрное и бескрайнее. мутное. без дна — потому что конец там, где начало. восставшие из пепла. горелые, обугленные корпуса. за закрытыми веками стоит штормовая стена. с минутами — холодает. скручивает под рёбрами в дрожащий шерстяной ком. гэвин выживает, когда за спиной его ревёт буря и осыпается прошлое. думает: вот нелепая будет смерть. так не хочется дышать. темнота ослепляет с непривычки, из-за незнания сокрытого. гэвин тянется к нему, как ребёнок. пытается ухватиться за край неровного, скользящего меж пальцев плаща. серебряно-серого. грязного. как окопанный в сырой земле паучий кокон. гладкий на ощупь. опасный в своей мягкости. как разрезающий небосвод пожар. по спирали — от земли до неба. впивается в пустоту и мажет по восприятию огненным смерчем. режет глаза, впитывает в себя гарь, дерёт горло до рвотных позывов. вспышки. густой плотный дым. застилающее мир марево. гэвин не слышит — чувствует. тик-так. тик-так. затапливающее отчаяние. — с таким не смиришься. разве только переживёшь. но переживёт ли гэвин. и хочет ли? он всё-таки обещал.