Dum spiro, spero

      Палочка, что интересно, осталась при мне: тётушке дражайшей хватило простого обещания не баловать: — По себе знаю, что такое без палочки остаться. Нет, носи себе. Ножны мои детские где-то были…       Так я обзавелась видавшим лучшие времена пояском с петелькой сбоку, куда следовало цеплять палочку, а вечера теперь было велено посвящать заклинаниям вместо рун. — В школьной библиотеке книги возьмёшь, — вернула меня с небес на землю тётя, — возьмёшь и прилежно будешь заниматься, ясно? На каникулах спрошу с тебя.       Что ж тут не ясного. Лишних знаний не бывает, а эти — уж точно пригодятся. Зачем, спрашивается, как дура тратиться на чары поддержания низкой влажности, если можно рунную цепочку начертить? Силы-то не бесконечны. — Люмос сможешь? — она махнула рукой в сторону двери, — пойдём, по темноте оно легче получается. Видела же, как я делаю?       Ещё бы не видеть. И как люмос, и как нокс. Да и жалящим, бывает, прилетало — за особо смертоубийственные ошибки в написании рун. — Люмос.       Палочка дернулась из рук, но я удержала. И чего она, спрашивается? Не далее как с утра чуть не в любви клялась, до того хорошо было, а теперь — коленцы? Ну уж нет, дорогая. Выбрала меня, так нечего жаловаться. — Люмос!       Вместо яркого огонька получилось, будто лампочка сразу после включения перегорает. С характерным, что интересно, звуком. Клац-клац, детка, а ты чего хотела? Но ничего, бог любит троицу: — Люмос!       Наконец, получилось. Пусть огонёк был и не такой яркий, как у тёти получался, а всё равно победа. — Молодец, — она кивнула, явно борясь с желанием улыбнуться, — хватит с тебя, и так бледная вон вся уже. Спать иди. Да про нокс-то не забудь, опять в обморок хлопнешься!       За люмосом последовало репаро, которое так и не далось мне в полной мере — вещи либо оставались со следами учиненных разрушений, либо вообще не желали чиниться. Лиха беда начало, может, Мерлин тоже троечником был?       Близилось третье мая. Мы с Дорой виделись еще пару раз, и она, естественно, жутко возмущалась: как же так, она, любимая доченька своей любимой мамули, вынуждена хранить палочку в коробке до самого сентября, а мне позволяется носить её с собой всюду? — Зато, когда за клаберятами пойдем, одна у нас точно будет, — я, как могла, утешала подружку. — Клаббертами, — поправила она, и оставалось только покладисто согласиться.       Я узнала, что мама Доры — магглорожденная. Конечно, вмиг стала понятна причина запрета на палочку — а ну как учудит чего доченька, пока муж на службе? Миссис Хейг не росла в магической семье и наверняка боялась растеряться, столкнись она с неумелым детским колдовством. Была бы на моем месте настоящая сиротка Рута, уже поколотила бы, небось, разнывшуюся подружку; что-то мне подсказывает, что ни одна палочка мира не затмит по важности для ребенка любящую семью. Мистер Грин отдал мне мантии, чуть длинноватые, но вполне пристойные по виду. И перчатки из грубой кожи: — Это внука моего, он себе в прошлом году драконьи перчатки купил, сам! — старик гордо выпрямился, — зелья варит, не отличишь от аптечных. Ну и плотничает тоже на загляденье, вот, вернется из школы…       Эх, сестрица моя двоюродная от такого разумного потребления была бы в восторге. Всего-то и надо, что низ мантии подвернуть и прошить, глядишь, и на два года хватит. Так что весь вечер я просидела с ниткой и иголкой, вспоминая швейную науку.       С утра мы встретились в условленном месте. Лесок затянуло туманом, а деваться все одно было некуда — в последнее время о том, что такое яйца на завтрак, я и позабыть успела — тётушка ужималась, как могла. К счастью, далеко в чащу уходить не пришлось; пять минут по узкой тропинке, потом — еще столько же сквозь начинающие зеленеть листьями кусты, и мы оказались в том самом овражке. — Гавейн писал, что они на восходе убегают охотиться, — прошептала Дора, пока я высматривала круглое гнездо среди веток, — и до полудня в гнездо не возвращаются, но давай все равно побыстрее, ладно? — Ага. Ты корзинку открой и стой вон там, где корень из земли торчит.       Забраться на дерево оказалось несложно, хоть это и стоило мне кучи царапин на руках; еще и юбку порвала…странные лягушато-обезьянки заголосили что есть силы, когда я, наконец, оказалась рядом с гнездом. — Бери кто с самой большой пупыркой на лбу!       Легко сказать «бери», не плюшевые медвежата на полке магазина игрушек. Тварюшки уже успели отрастить зубы и кусались ой как больно. Но мне не привыкать, в конце-концов. Кажется, первый квест удался. — Рута, ост…       Я слишком воодушевилась поимкой и по невнимательности наступила не туда. Слишком тонкая ветка подломилась, и я, пересчитав еще несколькими ребра, плюхнулась на землю. Хорошо еще, что рефлекторно упала на бок и не раздавила бедного клабреныша. — Твою мать! Сука…       Отшибла, кажется, левую руку начисто. Обошлось бы без перелома… Дора сунула мою добычу в корзинку, где она сразу затихла: «Чары спокойствия, их моя мамуля для своего жмыра накладывала, а то очень он дорогу не любит!» — Сильно больно? Ты так ругаешься, ужас! — благовоспитанная девочка Дора стояла вся красная, — я не скажу никому, только не надо больше, ладно? — Ладно. Давай кусачих подснежников наберем и пойдем отсюда, мало ли, что на шум сбежится.