Это не просто гнев, то что живёт во мне Пытаясь вырваться из-под контроля. Прошу беги скорей, оно меня сильней Оно так хочет вырваться на волю. Skillet — Monster (cover RadioTapok)
Снова подсознание. Только в этот раз не Затон, а Кордон. Самое начало Зоны Отчуждения, если быть точным. Вообще, я думала, что меня перенесет сразу к Кьюби, однако ярко-рыжего пятна не наблюдается нигде. Лис, конечно, большой, но и территория Зоны не маленькая, у меня уйдет несколько дней, чтобы прочесать все вокруг в поисках Хвостатого. Эх. Мир перед глазами мелькает, меня дергает вперед, и я пропахиваю носом землю. Ох, больно-то как, аж слезы навернулись. Хватаюсь руками за нос, и стараюсь не трястись, и вообще не двигаться до тех пор, пока вспышка боли не пройдет. Однако после оглядываюсь по сторонам и тут же застываю на месте. Лесной массив, окрашенный приятным, слегка приглушенным рыжим цветом. Местами даже проглядывает жухло-рыжая трава. Лиманский заповедник. Рыжий лес в простонародье. Конечно, где еще я могу найти рыжего Лиса, как не в Рыжем лесу? Только вот сам лес достаточно большой, и представляет собой почти цельный лесной массив, без больших клочков свободного пространства. Хотя нет, вру. База «Долга» около прохода к Военным складам да Ведьмин круг на окраине леса достаточно большие для лежбища Кьюби. Но где именно? Странное ощущение в районе пупка меня тянет куда-то вперед, сквозь деревья. Я двигаюсь аккуратно, все-таки это не самое безопасное место, кое-где с веток свисает «Жгучий Пух» и не факт, что он безопасен для меня. Конечно, на Кьюби аномалии не реагировали, но, как говорится, «Постоянная бдительность!» Я плутала меж деревьев, стараясь ни к чему не прикасаться. Ух, вроде в своем собственном подсознании, но чувствую себя крайне неуютно, хоть и не встречала еще никакой живности. Но постоянные шебуршания, чьи-то шаги и чужое дыхание не слабо так нервировали. Наконец, меж деревьев замелькало ярко-рыжее пятно, и я ускорилась, чуть ли не бегом стараясь преодолеть оставшееся пространство. Все-таки Ведьмин круг. Ровная поляна, где почти в самой середине было углубление, около которого напряженно подрагивал воздух. Совсем рядом со скоплением аномалий обнаружился Хвостатый, что разлегся на танке. Я аж глаза протерла (ну так, на всякий), но ощущение гребаного сюра не отпустило меня. Лис, к слову сказать, уменьшился в размерах (видимо для того, чтобы было удобнее на танке лежать), лапы свисали по бокам, едва касаясь земли, хвосты лениво шевелились где-то позади, а свою морду он положил на дуло. Протерла глаза еще раз. Это странно, слишком странно выглядит. Курама слегка повернул голову в мою сторону, словно показывая то, что он заметил меня, и положил голову обратно. Покрутив что-то мелкое в лапах (или руках? у него руки, но покрытые мехом, можно ли считать их лапами?) Зверь легким движением отправил эту мелочевку в полет. По краям ямы ярко полыхнула «Жарка» и снова успокоилась. Кажется, сломалась уже я. Это все слишком сюрреалистично. И откуда он танк припер? Уж не тот ли это танк, с которого можно запрыгнуть в «Пузырь»? Столько вопросов и так мало ответов. Тем временем Лис кинул что-то в середину ямы, и над ней поднялся маленький ураган. Это ему настолько скучно? — Весело? — Лис с раздражением зыркнул на меня, пока я бочком обходила саму яму и приближалась к танку. — Как видишь, — он бросил что-то еще, да так, что полыхнуло сразу несколько «Жарок». Эх, дать бы ему почитать пару книг про вселенную «Сталкер». И снова молчание. Спокойное такое. Накатывает легкая меланхолия, даже разговаривать не хочется. Вспоминается эпизод из игры, где сталкеры сидели около костра с гитарой. В голове сама по себе начинает крутиться ненавязчивая мелодия из той, прошлой жизни, и я вспоминаю уже свои посиделки у костра на природе. Есть у нас такая традиция: выбираться на майские праздники в лес на несколько дней с палатками. На три дня, только ты и природа. На ближайшие километров десять нет вообще никого. Сама не замечая как, я тихо стала напевать: — Let me take you far away You'd like a holiday… Я прикрываю глаза. Песня, что поначалу звучала едва слышно, постепенно стала набирать обороты. Забываю где я, и даже то, что под моим боком находится невольный слушатель, которому скорее всего данное соседство не нравится. Но мне нужна отдушина. Слишком много всего накопилось, слишком много эмоций для такого короткого периода, а я слишком плохо справляюсь с этой волной, и если не дать выход этим эмоциям, то меня просто погребет под ними. Все, что я могу — это петь. Пожаловаться некому, никто не поймет, никто не придет на помощь. Если я хоть кому-нибудь расскажу о том, кто я и что со мной произошло, об этом тут же станет известно верхушке Селения, и тогда я могу приветственно помахать Корню и их мозголомам. Церемониться никто не будет. Сначала вытащат все воспоминания, а потом перепечатают Кьюби в более удобный сосуд. — А. Я вижу сон, и мы любим друг друга А. Я просыпаюсь. Мы убиваем друг друга? Вопреки ожиданиям, привычный японский текст слышится мне, как мой родной язык, и вместо заученного набора звуков, из моего рта вылетает связный текст. Неожиданно. Но приятный бонус, не зря в свое время я буквально заучивала некоторые японские тексты песен (в транскрипции конечно) чтобы не петь а-ля «что слышу, то и пою», хотя не скрою, что такой способ пения иностранных песен мне тоже нравился. Стараюсь голосом передать эмоции. Даже не замечаю, что руки сами по себе, повинуясь мелодии, звучащей в моей голове, выписывают в воздухе какие-то фигуры. Буквально еще чуть-чуть, и я приподнимаюсь с насиженного места, тихонечко вальсируя на месте. Мелодия, уже другая, продолжает крутиться в голове, и я тут же подхватываю ее. Голос становится еще более уверенным, звуча громко, слегка надрывно от переполняющих чувств. Амплитуда движений становится еще больше, и эта волна погребает меня под собой, словно море во время шторма. Словно я стараюсь донести до этого мира то, что внутри меня, но чужими словами, чужой мелодией и чужим посылом, что был вложен в ту или иную песню. Наконец бушующее море успокаивается, успокаиваюсь и я. Во всем теле отдает легкостью и мягким ощущением пьянящей эйфории. Внутри как-то странно пусто, но как будто так и надо, как будто это было именно то, что делает меня собой. — Успокоилась, сосуд? — от рычащего голоса я аж подпрыгиваю на месте. Блин, а вот о Кьюби я уже успела забыть. — Да, — успокоиться-то я успокоилась, а вот то, что ты зовешь меня сосудом, мне не нравится. — У меня имя есть. Не обязательно звать меня сосудом. — Сосуд - он и есть сосуд, — он снова отворачивается, будто оканчивая тем самым разговор. Однако пару минут спустя добавляет: — мне все равно как тебя зовут. Это типа был завуалированный вопрос о моем имени? Ох и трудные вы существа, мужчины. — На вашем языке, ну в смысле на том, что вы говорите в этом мире, мое имя слишком сильно коверкается. Наверное имеет смысл придумать себе новое. — Мне все равно, слышишь?! — а вот рычать на меня не обязательно, я ж девушка нервная, могу и в ответ начать рычать. — Пусть будет Кишин. — Жертва? — Кьюби посмеивается. А причем здесь жертва? Дублирую свой вопрос вслух, а Курама начинает раскатисто смеяться. Вроде бы уменьшился, а голос все равно подобен грому и разносится над верхушками деревьев. — Потому что «Кишин» - это то, что называют жертвой, или жертвенным. — Не знала. Я ориентировалась больше на корейский вариант, — задумчиво осматриваю Хвостатого, а он лишь недовольно цыкает. Охренеть, я думала, что он так не может. — В корейском «Ки Шин» - это злой дух. — И что же в тебе злого, сосуд? — то есть он действительно заинтересовался мной? — Ну, в моем мире есть понятие одержимости. Типа дух захватывает тело человека, а священники с умным видом Святой водой изгоняют его. К нашей ситуации подходит понятие одержимости. — Кьюби приподнимает бровь. Какая у него все-таки живая мимика! — Не сказать, конечно, что я злой дух, но я определенно заняла чужое тело. Поэтому и Кишин. — Ты забавная, сосуд. — Тебе нравится здесь? — уж не знаю, могу ли я поменять свой внутренний мир, но чисто так, для справки, узнать все же стоит. — После того, как я стал узнавать об этом месте, здесь стало терпимо, — в смысле узнавать? Я непонимающе уставилась на смеющегося Зверя, в то время когда он жестом фокусника извлек какую-то коробку с другой стороны танка. Там были книги. Книги по вселенной Сталкера. Те самые книги, которые я читала в прошлой жизни. Как, черт возьми, ты это сделал?! — Человеческая память удивительная вещь. Вы, людишки, запоминаете вообще все, будь это бессмысленный разговор о погоде, или же прочитанная книга. Если уметь оперировать этим, то можно вырвать из памяти практически все. — Ты видел мои воспоминания? — я похолодела. Это мое! Мое личное! — Да. Я обиженно надула губы. Моя прошлая жизнь и мои прошлые воспоминания это не то, что хочется показывать другим. И дело тут не в нелицеприятности некоторых моментов, а в осуждении. Я живу так, как привыкла, так, как считаю правильным. Да, мировоззрение претерпевает изменения на протяжении всей жизни, и в моей биографии есть много неприятных моментов, где я поступала как форменная мразь, но это моя жизнь, мои ошибки, за которые я уже заплатила. И это не достояние общественности, черт возьми! — Мне плевать на твою жизнь. Мне нужна только информация, — да как-то легче не стало, знаете ли. Складываю руки на груди. Поиск информации не является достаточным оправданием в данном случае. Ощущение, будто в душу нагадили, да еще и потоптались. Разговаривать с Кьюби резко расхотелось. Ну и хер с тобой, золотая рыбка. — Удачно полапать Орочимару в новом дне! — ехидно тянет Курама, смотря прямо в мои глаза. — Да пошел ты на ху… — договорить не успеваю, так как меня выкидывает из подсознания. Чертов Лис. А первое время добреньким прикидывался.***
Когда я проснулась, только светало. Вау, достижение. Обычно меня раньше одиннадцати часов поднять нереально, а тут — раз, и сама проснулась, причем непонятно от чего. Я провалялась еще около часа, но заснуть повторно не получилось. День определенно не задался. Настроения никакого, я не выспалась и чувствую себя полуживой амебой. Хотя это мое нормальное состояние в первой половине дня. Вечером, ближе часам к пяти, меня начинает накрывать зудящее желание заняться чем-нибудь полезным, и отпускает только поздней ночью. Эх, раньше это не было проблемой при моем свободном графике, просыпайся во сколько хочешь, начинай работать во сколько хочешь, лишь в срок изготовления укладывайся. В восемь часов нас пришла будить воспитатель, давая нам полчаса на сборы перед завтраком. Фу, завтрак. Никогда в жизни не завтракала по утрам. Максимум чашка кофе с парой печенек, а первым приемом пищи у меня всегда был обед (когда я о нем вспоминала), а иногда и ужин. Но с детским телом такое не прокатит, и завтрак в себя впихивать все-таки придется. Ополаскиваю лицо прохладной водой. Не помогло. Все еще хочу спать. Из зеркала на меня смотрит образцовая жертва Чумного Доктора. Ну прекрасно. У меня еще в прошлой жизни были не проходящие синяки под глазами из-за тонкой кожи, и никакие волшебные приблуды типа травяного льда, патчей и прочей хрени не помогали. Привет, первые морщины вокруг глаз, в двадцать-то лет! Конечно, стало полегче, когда я все-таки заказала себе очки, и перестала постоянно щуриться как полуслепая курица (нет, со зрением особых проблем бы и не было, если бы не чертов наследственный астигматизм), и начала пользоваться специальными кремами. Но синяки под глазами убрать было не способно ничего. Главное теперь не заработать их в этой жизни. Попыталась расчесаться. Первая попытка провалилась с треском. Как оказалось, волосы Наруто торчали не от природы, а от того что в них колтунов было больше, чем смысла в моей жизни. И вроде бы колтуны распутывать я умею, однако эти упорно не поддавались. Последней каплей стало то, что расческа настолько запуталась в волосах, что без посторонней помощи справиться с этой задачей не представлялось возможным. Плюнула, пошла на завтрак так. Дети немного удивленно вылупились сначала на меня, а потом на красноречиво торчащую расческу (эй, это новый тренд! Спеши поучаствовать, пока это ещё не стало мейнстримом!), но я упорно их игнорировала. Получив свою порцию еды, я устроилась как можно дальше от остальных и оглядела свой завтрак. О, привет, мой давний враг! Мстительно потыкала ложкой овсянку (овсянка таких действий не оценила и покачнулась протестующей желейной массой), осмотрела булочку, тоже потыкала в нее (ну ничего так, гвозди забивать сойдет) и остановила взгляд на кружке с зеленым чаем. На вкус так себе, конечно, даже уродский «365 дней» на фоне этого чая казался напитком богов. Еще раз ткнула овсянку, которая больше напоминала холодец (м-м, а вот от холодца я бы сейчас не отказалась, конечно), печально глянула на булочку и поднялась из-за стола. Не сказать, что я очень уж придирчива в еде, но овсянку не переношу еще с детского сада (ее нам, кстати, подавали в таком же виде, да еще и три раза в день!), можно сказать, что у нас своеобразная холодная война именно с этой кашей. К выпечке я привыкла свежей, даже заморачивалась ради этого с тестом (хотя дрожжевое тесто, это песня отдельная. Единственное, что я научилась печь в совершенстве — это синнабоны, в то время как пирожки больше напоминали кирпичи с начинкой). Да я, черт возьми, даже хлебопечку купила ради свежего домашнего хлеба! Да и чай я бы не сказала, что особо люблю. Ну да, в отсутствии кофе, и уже вечерком попить можно, но явно не то, что давали здесь. Вернулась в комнату. Подергала расческу еще раз. Повздыхала. Дернула еще раз. Возникла трусливая мысль побриться налысо. От этого поступка меня останавливало только то, что мне скоро в академию, а давать лишний повод для насмешек ой как не хочется. Тем более что я не знаю, насколько быстро росли волосы у Наруто (я-то привыкла, что у меня волосы отрастали быстро, хоть и после определенной длины приходилось извращаться со всякими штуками для повышения скорости роста, но все равно!). Дернула расческу еще раз. Ну и что делать-то теперь?! Можно, конечно, еще раз ее подергать, так, прикола ради. В таком положении меня и застал Орочимару. Оглядев масштабы бедствия, он тихонько засмеялся в кулак. Я аж залюбовалась. Это противозаконно, быть таким красивым! Чисто в целях эксперимента он немного подергал за ручку расчёски еще раз (да-да сколько можно, но вдруг именно в этот раз она поддастся?), убедился, что она там намертво, и горестно выдохнул. Правильно понял, тебе же это и распутывать. — Это может подождать до твоего нового дома? — киваю. — Вещи собрала? Тогда пошли. В этот раз Змей подхватил меня на руки, прихватив мои скромные пожитки, и снова ушел через окно. Это у шиноби мода такая, да? Мне кажется, что я стала привыкать к такой качке. А ещё это приятно, когда тебя носят на ручках, и без разницы сколько тебе лет. Все равно приятно. Особенно, если на ручках тебя несёт такой красивый мужчина. И волосы так пафосно развеваются во время прыжков. Это какая-то суперспособность, да? Квартира оказалась миленькой. Не большая и не маленькая. Для одного человека в самый раз, убирать меньше придется. Приятного оттенка зелёные стены, кровать, тумбочка, достаточно вместительный шкаф для одежды и огромное окно. Огромное, прекрасное окно прямо над кроватью! А какой вид! Кухонька тоже оказалась небольшой, весьма порадовало наличие холодильника. Ух ты! Да здесь даже морозилка есть! И плита с духовым шкафом. Чистая ванна, даже с новым кафелем, что удивительно. Все, что нужно для жизни. Я человек непритязательный, мне и такая квартира по кайфу. Орочи же все это время просто стоял в стороне и наблюдал за моими метаниями по дому. Вот уж кто меня понимает! Если я правильно помню и он, и Джирайя также росли в приюте, соответственно после поступления в академию им тоже выделили свое жилье. Змей даже немножко посмеивался над происходящим, пока не притащил с кухни стул, и не усадил меня перед зеркалом. И тут начался ад. Это было больно, это было долго, но зато было выяснено, что не только цвет, но и структура волос досталась маленькой Наруто от Кушины. Точнее досталась уже мне. Но я подумаю об этом вечером, в тишине и спокойствии, а главное в одиночестве. Эх, какой оттенок! А мне приходилось постоянно краситься, чтобы ходить с такими прекрасными рубиново-красными волосами. Жаль что короткие, отрастить их хотя бы до каре, и уже милее взгляду будет. — Не расстраивайся, Наруто-чан, волосы отрастут, — Имаи улыбнулся. — У меня были длинные волосы? — Да… но недавно их немного укоротили, — ну спасибо что от крови меня хотя бы отмыли, про то, чтобы расчесать ребенку волосы, сбившиеся в колтун, речи и не шло. Грустно улыбаюсь. Наверное, Наруто очень берегла свои волосы, и подобный вандализм был для нее ударом. А я, пожалуй, безумно хочу в душ. Волосы расчесаны, можно и помыть их, не боясь, что они запутаются ещё больше. К моему удивлению, при первичном осмотре были обнаружены вещи первой необходимости вроде мыла, шампуня, сменных полотенец и даже губок на кухне. Даже пару комплектов сменной одежды предоставили, представляете? Среди них нашлись темные (явно мальчишеские) шорты и белая футболка со знаком Водоворота на груди. Вот их и возьмем, и потопаем в душ. Первичный шок наступил, когда я стянула с себя футболку и взглянула на тело, что теперь находится в моем доступе. Взглянула и ужаснулась. Вчерашние синяки сошли на нет и кожа казалось условно чистой, если бы не одно но, жирнющее такое НО. Руки, от плеча до самых кистей (а кое-где и на них) были покрыты вязью шрамов, тонких, еле заметных, еще слегка розоватых. Свежих. Чем можно было оставить такие шрамы? Причем еще и таким замысловатым узором. Сознание обожгло. Леска. Те мальчишки были шиноби, или еще только учились на них. Такие же шрамы обнаружились на ногах, но начинались с середины бедра и заканчивались где-то у таранных косточек. Как раз там, где начинается обувь. Суки! Я начинала потихоньку закипать. Напасть на ребенка с оружием, которому он не может противостоять. Каким ублюдком надо быть?! В районе ребер обнаружились характерные горизонтальные полосы. О боги! Они еще и оружие в нее кидали! Я заглянула в зеркало. Шрамы были хаотично разбросаны по ребрам, кое-где даже на животе, но саму печать не затронули. Где-то строго горизонтально, где-то смещаясь под другим углом, но всегда прямые. Сюрикены. Девять, по количеству хвостов. И две рваные раны четко под ключицами. Широкие. От ключиц до лопаток насквозь пронзила фантомная боль, разжигая мой гнев еще сильнее. Я дрожащими пальцами обвожу эти раны и начинает откровенно трясти. Кунаи. Убью уебков. РАЗОРВУ ЭТИХ ТВАРЕЙ НА ЧАСТИ! Гнев и ярость клокочет где-то в горле, что-то теплое поднимается из глубины живота и с ударами сердца разносится по крови. Как-то отстраненно замечаю в зеркале, как сузились мои зрачки, словно у зверя, но глаза все еще синие, ненавидящие. Провожу ладонью по лицу, особо не акцентируя внимания на черных, еще человеческих ногтях. Длинные, с сантиметр точно, слегка заостренной формы, но все же человеческие. Меня трясет от еле сдерживаемой ярости. Именно моей ярости, будь это ярость Кьюби, сюда бы уже вломился запечатывающий отряд. Но нет. Это моя ярость, это мой гнев, это боль маленькой Наруто. Облокачиваюсь на раковину и слегка опускаю голову. Все еще смотрю исподлобья в свои по-прежнему звериные глаза. И не могу с этим справиться, не могу остановиться. Даже не слышу, как в ванну проскальзывает Орочимару. То, что он за моей спиной, вижу в самом отражении. Мир непривычно яркий, моя кожа кажется белой, а рубиново-красные волосы — застывшей кровью в виде девяти хвостов. АНБУ смотрит на это спокойно, не предпринимая попыток успокоить меня, хотя по-хорошему уже должен был спеленать неадекватного джинчурики. Но вместо этого он размашисто проводит ладонью по моим волосам, пытаясь утихомирить извивающиеся «хвосты». Не помогает. Я все еще хочу убивать. Хочу своими собственными руками превратить лица тех мудаков в кровавый фарш. Срезать их кожу и мышцы кровавыми лоскутами с костей. Но с места не двигаюсь, пытаясь подавить этот гнев, даже взгляд стараюсь не отводить, всматриваясь в синие всполохи своих глаз. Нельзя двигаться. Нельзя. Иначе я разрушу все, до чего дотянусь, лишь бы высвободить эту злость и эту ярость, что клокочет во мне. Кьюби спрашивал, что же во мне злого? Умом-то я понимаю, что такое отчаянное желание отомстить — не нормально. Что это яростное желание убить, причинить как можно больше боли в ответ — не нормально. Я цивилизованный человек. Но это не меняет того факта, что я готова сорваться с места в поисках этих нелюдей. И дикое, противоестественное желание разорвать свою жертву все так же останется со мной, даже после того, как гнев уляжется. — Их казнили сегодня за измену деревне, — слегка свистяще произносит Орочимару, серьезно всматриваясь в мои глаза. — Мстить больше некому. — Жаль, — на полном серьезе выдыхаю я. «Яд» внутри меня продолжает бешено носится по кровеносным каналам, проходит несколько кругов через сердце и медленно оседает где-то в районе желудка. С ногтей медленно сходит цвет, а мир перестает быть таким ярким, как только сжатый в щелочку зрачок расползается обратно в идеальный круг. Волосы укладываются обратно неровно остриженными прядями. Накатывает безразличие и противоестественная опустошенность. Отвратительно. Орочимару больше ничего не говорит и бесшумно выскальзывает из ванной, оставляя меня наедине с собой, а я лишь устало провожу ладонями по лицу. Значит и мои расстройства перешли вслед за мной? Конечно, я научилась жить с немотивированной агрессией, которая иногда перерастает в агрессию ответную. Научилась не ломать все, что попадется под руку в таком состоянии, научилась утихомиривать бурю буквально за пару секунд. Но даже я понимаю: то, что произошло сейчас — не нормально. Хотелось позорно расплакаться, что я и сделала…