Круги на Воде

Очнувшись ото сна, Вокруг лишь окутывающий дым. Конец — это то, чего ты боишься. Запах углей остается в воздухе… Kalandra — Brave New World

      Больше ко мне Гаару не подпускали от слова совсем. В мастерскую меня провожали Темари и Канкуро, не разговаривая со мной. Я пыталась узнать подробности, но меня просто игнорировали. Сасори тоже отмалчивался, но в отличии от семьи Собаку Но продолжал со мной разговаривать, обходя тему джинчурики Суны.       Я остыла уже через два дня, и меня стало съедать беспокойство. А вдруг с ним что-то случилось? А вдруг его наказали за нападение? Или заперли где? Да и мне жизненно необходимо было знать, почему он атаковал (а еще, что с ним все хорошо, что он цел и здоров). Не могла найти себе места, поэтому уже на третий день пришлось прижать к стене Сасори. Но тот упорно молчал и не отвечал на мои вопросы.       — С ним хотя бы все в порядке? — я наматывала круги по так называемой прихожей мастерской.       — Да.       Но это меня не успокоило. Я сделала парочку клонов, оставляя их работать вместо себя, а сама выбежала из мастерской, перепрыгивая с крыши на крышу. Значит, осталось обратиться непосредственно к Казекаге. Моему визиту он явно не обрадуется, но я хотя бы смогу объяснить, что в произошедшем конфликте виноваты мы оба, а не только «психованный» джинчурики. Придется подключить все свое обаяние, чтобы хоть как-то повлиять на этого человека. Лечу по лестнице, чуть не сбив парочку чиновников, что сновали туда-сюда. Торможу только перед самым кабинетом, для приличия постучав.       — Казекаге-сама, разрешите войти, — вслушиваюсь в тишину за дверью и возникает непреодолимое желание вынести ее с ноги. Но тогда Раса меня точно слушать не станет. Ответа нет. — Казекаге-сама, я могу и дверь вынести, но боюсь вы не оцените этого.       На свой страх и риск приоткрываю дверь в кабинет и встречаюсь с недовольным взглядом Четвертого. Не вовремя наверное пришла. Ну, или мужчина недоволен моим своевольным поведением. В кабинете больше никого нет (Кабуки на потолке мы за посетителей считать не будем), поэтому проскальзываю в него, прислоняясь спиной к двери.       — Зачем ты пришла? — Казекаге не отрывается от просмотра бумаг, и вообще пытается сделать вид, что меня в этой комнате нет.       — В произошедшем нет вины Гаары. Точнее она есть, но на нас обоих, — Раса прикрывает глаза и медленно выдыхает. — Этот инцидент никак не скажется на отношениях Суны и Конохи, поэтому я прошу, чтобы Гаару вернули к исполнению миссии.       — Джинчурики опасен, — гнет свою линию Казекаге.       — Позвольте мне осмотреть запечатывающую печать и эта проблема решится, — я скрещиваю руки на груди. Не сын, ни шиноби, ни Гаара. Джинчурики. Как клеймо. — Печать причиняет боль Однохвостому и он вымещает свою ненависть на окружающих через Гаару. Если печать стабилизировать, то эта проблема решится.       — Ты действительно думаешь, что я позволю тебе копаться в печати? Ичиби запечатывал лучший фуин-мастер нашей деревни. Считаешь себя умнее Старейшины Чиё?       — Вы забываетесь, Казекаге-сама. Я из клана Узумаки и если вы забыли, никто не разбирался в фуин так же хорошо как Алые Дьяволы. Это наш улучшенный геном, вроде вашего Джитона, — голос становится на несколько тонов холоднее. — При всем моем уважении к Чиё-сама, но она не фуин-мастер, а мастер марионеток. Я пять лет изучаю фуиндзюцу и в моем распоряжении библиотека клана Узумаки, к которой больше ни у кого нет доступа, кроме меня. Также хочу вам напомнить про ту огромную партию улучшенных стихийным элементом взрывпечатей, что вы несколько месяцев назад заказывали у Конохи. Все до единой были сделаны мной. Могут ли ваши фуин-мастера повторить их?       Раса резко бьет ладонью по столу. Да, я и сама знаю что нарываюсь, но, черт возьми! Я предлагаю безвозмездную помощь, от которой все будут в плюсе! Ну, неужели ему совсем не жаль собственного сына?       — Знаете, мне все равно на ваше разрешение. Я не буду молча смотреть, как вы потворствуете безумию собственного сына. У него огромное доброе сердце и острый ум, в будущем он будет мудрым Казекаге, что приведет Песок к процветанию. Но сейчас им руководит только ненависть, которую взрастили именно вы своими попытками защитить деревню. Гаара видит во всех людях только угрозу для своей жизни, поэтому без сожалений убивает людей, если чувствует опасность. Он просто не знает, что бывает по-другому. Вы действуете как Казекаге, но не как отец. И именно таким отношением подвергаете деревню еще большей опасности.       — Вон, — меня вышвыривает из кабинета золотым песком, а от Казекаге веет едва сдерживаемой яростью. Ох, дело пахнет золотыми похоронами.       — Вместо того чтобы вымещать свою злость на мне, лучше бы рассказали своему младшему сыну чья воля защищает его, — ухожу Шуншином, на всякий случай. Подобного мне точно не простят.       — «Курама, веди меня к Шукаку.» — на максимальной скорости проношусь по крышам деревни, чувствуя преследование за своей спиной.       Накидываю Хенге Канкуро и скрываю чакру полностью. Конечно, Хенге было не обязательным, но сам Канкуро до сих пор был в мастерской, а мне не помешало бы замести следы. Курама корректирует мой маршрут, выводя куда-то за пределы деревни.       Гаара нашелся среди песчаных барханов, сидящим на камне и смотревшим в одну точку. На мое появление он никак не отреагировал, даже головы не повернул, полный игнор. Только Шукаку так и продолжает кричать. Я развеиваю технику и подхожу совсем близко, садясь прямо на песок по левую руку от джинчурики. Парень лишь мельком взглянул на меня, но ничего не сказал, только песок рядом со мной пришел в движение, готовый атаковать в любой момент. Запястья кольнуло фантомной болью, но я не подавала вида.       Как мне донести все те мысли, что роились в моей голове? Как мне прикоснуться к нему, чтобы посмотреть печать? А вдруг ничего не получится? Взяла себя в руки. Попыталась увидеть то, что так упорно рассматривал Собаку Но, но не видела ничего такого, что могло привлечь внимания. Однако красноволосый видел что-то такое, что было недоступно мне.       Мы сидели в тишине, лишь песок шелестел вокруг, создавая какую-то свою музыку. Я прикрыла глаза, прислушиваясь к ветру и к самой себе. Нужно было сказать что-то, но нужных слов не находилось. Поэтому я просто молчала.       — Печать, — наконец-то собралась с духом. — Мне все-таки надо посмотреть на нее.       Песчаник поворачивает голову в мою сторону, а в бирюзовых глазах застыла пустота. Как будто все внутри него уже мертво несколько лет как. Но я же чувствую, что это не так. От него веет обреченностью и затаенной злобой.       — Мне нужно будет прикоснуться к тебе, — распечатываю из нательного кармана небольшую книжечку и испытующе смотрю на Собаку Но.       Его взгляд блуждает по окружающему пространству, но не может сосредоточиться на чем-либо, то и дело скользя от одного предмета к другому. Будто он и не здесь совсем, а где-то далеко. Где нет всего этого. Взгляд враз становится задумчивым, будто он решает что-то для себя, а потом разворачивается ко мне. Также не говоря ни слова, он показывает пальцами левой руки на головку плеча правой и наконец, смотрит мне прямо в глаза. Смотрит так, как обычно смотрит загнанный в угол зверь, что готов атаковать в любой момент.       — Песчаную броню с печати тоже придется убрать.       Было ощущение, что я разговариваю сама с собой. И это было странно. Вообще все происходящее было странно. Я будто бы находилась в каком-то трансе, не в силах оторвать глаза от едва заметных движений моего молчаливого собеседника. Он совершал минимум телодвижений, но все они были плавными, перетекали одно в другое. Действительно, как зверь. Броня надтреснула в месте печати, и стала осыпаться маленькими кусочками, скатываясь с бледной руки. Завораживающее.       Я прикасаюсь двумя пальцами к оголенной коже, и подаю через пальцы чакру. Кожа под пальцами теплая и идеально гладкая. Всегда было интересно, он не загорает из-за песчаной брони? На чужом плече вспыхивает печать. Надо же, печать белая. Не стандартная черная вязь, а белая, что на молочной коже почти незаметна. Свободной рукой открываю блокнот на чистой странице и придавливаю ее локтем, начиная складывать печати одной рукой, а потом касаюсь листа, выжигая на нем скопированный узор. Черный. Не удержалась, слегка провожу по незащищенному участку пальцами, прежде чем убрать руку от плеча. Стараюсь не смотреть в глаза песчанику, почти сразу же всматриваясь в печать, что теперь чернела со страниц моей записной книги.       Распечатываю из хранилища простой карандаш и всматриваюсь в печать снова. Хм, однако. Это не просто сдерживающая печать, это гребаный гомункул, который непонятно как еще работает. И он уже двенадцать лет ходит с ней? Это же жесть! Ладно, если закрыть один глаз и изрядно выпить, то это отдаленно можно назвать упрощенной печатью Четырех символов. Только вот здесь было переиначено все, что только можно. Ладно, тут понятно наличие двух барьеров, один должен сдерживать ярость Шу, чтобы она не влияла на носителя, а второй барьер защищать разум самого джинчурики. Но зачем их было замыкать друг на друге? Это и есть та самая «лазейка» что печатники оставили для того, чтобы сделать своего нового джинчурики сильнее? Мда. Вот ограничивающий тело Биджу, замкнутый на сдерживающим ярость барьере, а поверх него накинут нечетный связывающий*. Но это вообще не должно работать, либо давать огромные сбои! Однако это единственная комбинация, что могла создавать болото, в котором находился Шукаку. Пять замыкающих контуров, при этом замкнуты только три, два так и висят открытыми. Мда-а-а. Гребаная химера. Впихнули все, что можно было впихнуть, вместо того чтобы просто поставить уже существующую и проверенную печать. Вот раздражают подобные «мастера», всегда найдется человек, считающий себя умнее других. В результате не только работу испортит, но еще и в дураках останется. Только еще в этом случае они обрекли на страдания ни в чем не повинного ребенка, поставив на него экспериментальную печать.       Все сложнее, чем я могла думать. В нынешней печати у нас одиннадцать символов, если накладывать контр-печать поверх, то мне не хватит свободных, незамкнутых контуров, да и получится четное на нечетное. Непорядок. Есть вариант создать принципиально новую печать на основе уже имеющейся, с такими же свободными контурами и замкнуть печать друг на друге. Ставить придется на левое плечо, точно напротив предыдущей. В таком случае у меня появляется больше вариативности, а четность печати можно будет исправить дополнительными стабилизирующими, но в идеале так же уложиться в одиннадцать символов. Нечетное на нечетное, в конечном счете всегда образуют стабильный чётный элемент. А чётный всегда завершенный.       Складываю губы трубочкой, зажимая карандаш между кончиком носа и верхней губой. В первую очередь надо сделать маячки и разделить защитный и ограничительный барьеры. Это все-таки ментальные барьеры, и замыкаться друг на друге ну никак не должны (да и Гаара прекрасный пример, что так делать вообще не надо). Значит, надо усилить защитный барьер, стабилизировать его более упрощенной версией, при замыкании друг на друге они будут монолитной стеной от ментальных атак на сознание. Интересно, будут ли брать его мангекё? То что обычные гендзюцу перестанут действовать это факт, но вот действие высшей формы шарингана еще надо будет опробовать. Сдерживающий ярость тоже надо усилить, только без ограничивающего, его лучше будет упростить, а связывающий вообще убрать.       Ложусь на песок и накрываю лицо книгой. Итого, у нас уже двенадцать символов, и это без замыкающих контуров. С контурами получается пятнадцать, плюс еще две свободных, для связки с предыдущей печатью. Семнадцать. Нечетное на нечетное. Нормально. Двадцать восемь в конечной связке двух печатей. Четное. Отлично. Я бы еще добавила усиливающий контур на обе печати, исключающий любой вид корректировки и вмешательств, типа той же печати пяти элементов. М-м-м, он чётный. Значит классический не подойдет. Хотя, стоп, мне же еще усиливающие надо замкнуть друг на друге, значит нужно оставить свободную связку. Пять символов. Нечетное на нечетное, четное в итоге. Четное на четное, все равно в итоге останется четное. Тридцать восемь символов в итоге. Вполне себе рабочая схема.       Поднимаюсь обратно, добавляя к расчетам стабилизирующего фуин еще и усиливающий контур, обводя главное число 38. На чистовую дублирую расчеты, вырисовывая первичные схемы, без углубления в печати. Потом достаю обычные кисть и чернила, на новом развороте прорисовывая печать, что сейчас есть на правом плече Собаку Но. На соседнем листе накидываю тот фуин, что должен стать стабилизирующим. Рассматриваю обе печати, еще раз проверяя расчеты, и только потом вписываю вокруг них усиливающий контур. Действительно, рабочая схема. А главное, если что-то пойдет не так, я могу подкорректировать стабилизирующую печать, прежде чем усиливать ее.       — Алые Дьяволы поистине пугающие. Создать контрмеру к самодельному фуину всего за несколько часов действительно внушает опасения, — раздается скрипучий голос, явно старческий. Поднимаю глаза и вижу прямо перед собой маленькую человеческую фигуру. Вот черт, увлеклась настолько что даже не почувствовала приближения кого-то постороннего. Лицо разглядеть не получалось, фигура стояла прямо спиной к солнцу, слегка загораживая его. А потом присмотрелась, и все-таки узнала старушку передо мной.       — Старейшина Чиё? — ощупываю пространство вокруг. О, вот тройка песка, а рядом еще парочка шиноби уровня джонина. Кабуки значит. И прямо за спиной прохладная, чутка скользкая чакра. Вот это уже блять. — Здра-а-асте учитель.       — Привет-привет Нару-чан, — по спине побежали мурашки. Имаи зол, очень сильно.       — Мне уже бежать, пока вы не начали откручивать мою голову, да? — запечатываю все лишнее обратно по нательным карманам.       — Хочешь поиграть в догонялки? — откидываю голову назад и встречаюсь с прищуренными янтарными глазами. От самого мужчины так и веет яростью.       — А это спасет меня? — развеиваю хвост, ибо тот точно будет мешаться при побеге. Ну, все, я готова стартовать в любой момент.       — Ну что ты, Нару-чан, говоришь так, как будто я монстр какой-то, — Змей скрещивает руки на груди. Ой, нехорошо то как.       — Ну что вы, учитель. Вы сам дьявол в человеческом обличье, — стараюсь улыбнуться как можно более мило, подскакивая при этом на ноги. А теперь пятимся, аккуратно, по-хорячьи, жопой вперед. — И, я так понимаю, что меня все равно уже ничего не спасет?       — Правильно думаешь, Наруто.       — Даттебайо! — бегать по пустыне такое себе удовольствие, но я все-таки попробую.       Срываюсь с места в сторону от Змея, а тот давит лыбу и не двигается. Подозрительно. Ах, ну да, зачем за мной гоняться, если всегда можно вызвать гигантскую змею. Рванула еще быстрее, петляя заменой и Шуншином. Змея все равно здоровая и так быстро двигаться у нее не получится. Скачу по широкой дуге, аки горный козел, и возвращаюсь обратно к Имаи.       — Я ненавижу вас, учитель, — змея клацает челюстью где-то позади меня, поэтому я шуншином перемещаюсь за спину к Имаи, с разбегу запрыгивая на нее.       — Решила вспомнить детство? — Орочи подхватывает мои ноги, но со спины не скидывает.       — Пользуюсь положением, пока есть такая возможность. — обвиваю шею Белого Змея руками, всем своим видом показывая что слезать я не собираюсь.       — Маленькое, нахальное чудовище. — Имаи треплет меня по голове, снова стянув с меня капюшон. Бр-р-р, ненавижу когда он так делает. — Тебя разыскивает Казекаге. Я так подозреваю, он хочет оторвать твою глупую голову. Что ты уже успела натворить?       — М-м-м, возможно… совсем чуточку… я на него наехала на тему воспитания собственный детей, — и улыбаюсь, чутка нервно. Темари с Канкуро вздрагивают, Гаара прищурившись смотрит на меня, а Имаи прикрывает глаза ладонью.       — Если это выльется в международный скандал, то Пятая тебя четвертует.       — Пятая четвертует меня в любом случае, ей только повод дай, — кладу подбородок на голову брюнета. Ну, сделанного не воротишь, но я не жалела об утренней сцене.       — Из того, что я увидела, могу с полной уверенностью сказать, что эта печать сработает, — Чиё недовольно скривилась. А, ну да, старушка не особо-то любила Коноху, после того как Сакумо убил ее сына и его жену. Главное Какаши потом сказать, чтобы он в Суне не появлялся.       — Даже если и так, мы в любом случае сейчас вместе со всеми присутствующими направляемся к Казекаге, и уже там ты будешь рассказывать про созданную тобой печать, а так же извинишься за свое неподобающее поведение.       — Отказываюсь. Я не буду извиняться за правду, — надуваю губы, а Имаи спускает меня со своей спины.       — Мне все равно, что ты там думаешь. Извиниться ты обязана, — Имаи холодно смотрит на меня. Явно разочарован.       — Не собираюсь извиняться перед человеком, что видит в Гааре только джинчурики, забывая о том, что тот в первую очередь его сын и только потом оружие деревни. Ты не сможешь переубедить меня, Орочимару, — я складываю руки на груди, поджимая губы.       — Это приказ вышестоящего по званию шиноби и капитана АНБУ. Выполнять, — ярость буквально плещется в его глазах.       — Есть, выполнять, — еле произношу я сквозь зубы. Мой зубной скрежет был слышен каждому. Черт возьми!       — За мной. Выполнять.       — Слушаюсь, — стискиваю руки в кулак и чувствую как когти рвут перчатки, а на песок падают первые капли крови.       Путь мы проделали в полной тишине. Первыми шли Чиё и Орочимару, со спины которого я не сводила яростного взгляда. Рядом со мной двигались двое Кабуки, словно конвоировали. И оба старались не смотреть в мои звериные глаза, что источали ярость. Было стойкое желание что-нибудь сломать (желательно, чью-нибудь шею), лишь бы избавиться от захлестывающего гнева. Тройка песка плелась где-то позади меня.       Какого черта здесь вообще делает Орочимару? Неужели Сасори рассказал о произошедшем и поэтому Змеиный Саннин примчался в Суну? Мы пересекли главные ворота, и не сбавляя темпа отправились в Резиденцию, только уже по крышам. Ух, надо успокоиться. Если надо, извиняться меня заставят силой, и если я еще буду тут светить звериными глазами, то точно ничем хорошим это не закончится. Да и не хотела я извиняться перед этим. У Наруто не было родителей, что поддержали бы его, в то время как у Гаары была семья, что отказалась от него. Весьма спорный вопрос, что хуже, быть полным сиротой или ненужным и нелюбимым ребенком. По себе знаю, что ненависть родителя гораздо более неприятна и бьет гораздо больнее. Знать что вот он, родной человек, только руку протяни, но тебя бьют по протянутой руке, запрещая прикасаться. Поэтому у меня не было никакого желания расшаркиваться перед Расой.       В кабинет меня впихнули первой. Даже не успела скрыть свой ненавидящий взгляд, прежде чем встретится с не менее разъяренным карим. Взгляд не отвожу до тех пор, пока Орочи не толкает меня под ребра и злобно шипит:       — Выполнять.       — Приношу свои извинения, Казекаге-сама, — церемониально кланяюсь, а взгляд впериваю в пол. Злость разгорается с новой силой, поэтому сильнее впиваюсь когтями в ладони. Боль хоть немного, но отрезвляет.       — Извинения приняты, — мне похуям вообще, хоть жопу ими можешь подтереть. Ни грамма раскаяния ты от меня не дождешься. — Я хочу видеть выкладки на счет печати.       Незаметно протираю кровоточащие ладони об светлые брюки, и только после этого распечатываю блокнот, пролистывая его до нужных мне печатей. Затем кладу его на стол перед Казекаге.       — Печать слева — это та, что сейчас на Гааре, справа — стабилизирующая. Она полностью уберет последствия первой и усилит защиту разума. Велика вероятность, что на него перестанут действовать любые ментальные техники…