Часть 1
4 декабря 2019 г. в 23:15
– Выбирай.
Паола устала ждать. Давно пора сделать хоть крошечный шаг ей навстречу, иначе выбор сделают за меня. Я не так глупа, как может показаться со стороны, и понимаю, что за внешней яркостью и жизнерадостностью моего сира таится зверь. Не тот, что жрет изнутри каждого из нас, а хитрая безжалостная хищница, способная выслеживать жертву месяцами и даже подружиться с нею, а потом разорвать на части за безобидным дружеским ужином. Меня, считай, на этот ужин уже пригласили.
Я оглядываюсь и щурюсь от обилия полированного дерева и металла, на котором пляшут блики искусственного света. Похоже, сюда снесли все инструменты, какие только нашли в доме. Да, я сама остановилась на музыке, но, очевидно, наивно было полагать, что ее придется исключительно слушать.
– Выбирай, – повторяет Паола, и в голосе ее все меньше терпения, хотя улыбка по-прежнему благодушна.
Мне нравится эта улыбка. Ею так приятно обманываться.
И я выбираю. Не умом – глазами и мертвым сердцем. Иду туда, где все просто и знакомо. Не то чтобы мне прежде доводилось играть на рояле, но я слышала, как играл Абидайя. В детстве мы с Элен частенько сидели под его окнами в часы репетиций, и только много позже узнали, что ему позволили оставить инструмент в виде большого исключения. Узнали, когда Абидайя ушел, а фортепиано размолотили на куски всем селением. Мне тогда тоже вручили топор, но я лишь стояла в стороне и неотрывно смотрела на две клавиши, приземлившиеся у моих ног. Черную и белую.
Черное и белое. Так просто.
Я едва касаюсь клавиш рояля и оборачиваюсь к Паоле:
– Хочу научиться.
Почти правда. Я не хочу, но покуда вынуждена выбирать, то пусть это будет рояль.
Улыбка Паолы ослепляет.
Она величаво подплывает ко мне и одной рукой быстро перебирает клавиши. Незнакомая мелодия эхом бьется о стены и растворяется под потолком.
– Ты выбрала не инструмент, а цвет, но сегодня у меня слишком хорошее настроение, чтобы придираться.
Я не спорю. Я действительно люблю черно-белое. Такой была моя жизнь целых 18 лет и не будет уже никогда. Теперь это сплошное серое марево без единого ориентира. Я придумала их сама. Зацепилась за родные лица и уже несколько месяцев не свожу с них глаз.
Я пытаюсь улыбнуться и снова тянусь к клавишам, но Паола внезапно перехватывает мою правую руку и задирает рукав. Ткань трещит и расползается, косточки стиснутого запястья противно трутся друг о друга.
Рана на предплечье еще не затянулась, но я успела о ней позабыть. Их всегда хватает ненадолго. Пять, десять минут жизни, а потом остается только растерянность и стыд.
Я жду вспышки злости, но Паола явно довольна. Она продолжает удерживать мое запястье, а другой рукой поддевает мой подбородок, заставляя поднять взгляд.
– А ты лицемерка, дорогая, – восхищенно тянет она. – Где же была твоя вера, когда ты решила за собственное удовольствие заплатить чужой кровью?
– Я не… – Она не перебивает, но я сама умолкаю, ибо оправданий нет.
– Ты да, – смеется Паола и, нежно потрепав меня по щеке, отступает. – Такой ты нравишься мне гораздо больше. Настоящей.
Я снова опускаю глаза. На клавиши. На свою руку. На пышную юбку Паолы, усыпанную сверкающими камнями. Это гимн моей нынешней жизни. Истерзанная плоть под разодранной тканью и фальшивый блеск стекляшек, затмевающий все вокруг.
Я опускаюсь на стул, поворачиваюсь к роялю и с силой жму на пружинистую черную клавишу. Густой низкий звук гулом отдается в груди.
– Это «до-диез», – говорит Паола уже от двери. – Я пришлю к тебе ужин, и не смей являться на завтрашнее занятие в таком виде.
– Завтра? – спрашиваю я, вдавливая белую клавишу.
– Это «рэ». Кто-то любит полутона. Завтра.
Я не слышу, как она уходит, просто в какой-то момент чувствую, что осталась одна. Чувствую закопошившийся под кожей страх. Чувствую, как поднимает голову дремлющий зверь.
Надо вернуться в «Зодиак». Там другие. Там Жаннет. Там Элен.
В одиночестве мы со зверем становимся слишком похожи. В одиночестве я творю самые страшные глупости.