Память нас никогда не отпустит

А. Сердце как безумное стучало в груди. И боль меркла. Игорь был рядом, взволнованный, крепко прижавший его к себе. Будто не было десяти пустых ужасных лет между ними. Не было разлуки, не было желчи и лжи. - Забери меня... - прошептал он. - Забери отсюда. Помнишь, как ты подвозил меня до дома давным-давно? И на лице Игоря вспыхнула такая печаль, что проклятое сердце испустило вопль. - Надо же, - сил у Солянникова хватило на вымученную улыбку, - ты все ещё помнишь... - Я никогда не забывал, - Саша поднял закоченевшую руку и положил на грудь Игоря. - Я... - горло перехватило, - я... - Такси пришло, слава Богу, - коллега тащил его к остановившейся машине. – Помолчи, тебе силы нужны. Игорь сел на заднее сидение и положил Метлицкого себе на колени. Похоже, он не испытывал неловкости от такой интимной позы, только боялся, что будет с Сашей. Когда они уже поехали, перед глазами Александра вдруг начало темнеть. Он провалился, а когда вынырнул из забытья, жадно задышал, будто утопающий. Его отчаянно мутило. - Держись, держись, - твердил Игорь, гладя русые, начинавшие уже седеть волосы. - Скоро приедем. Ты только не теряй сознание. Перед Сашиными глазами все плыло. Голова раскалывалась. Из тумана он выхватывал осунувшееся бледное лицо Игоря. Он впервые видел страх, написанный на лице бывшего друга. - Не волнуйся ты так, - еле прошептал Метлицкий. - Что со мной будет-то. Ну, избили... Не впервой… Подумаешь... - Нет, не подумаешь, - в голосе Игоря была сталь. - Дурак ты последний. Зачем ты полез к ним? Ты вообще умеешь драться? Это прозвучало так твердо, что Саша понял: ему никогда не было все равно. Через столько лет, глупостей и издевок последних месяцев, Солянников все еще ценил и боялся за него. Даже позорная провокация сегодня не сумела заставить его отвернуться. Как же так?... Это было, черт возьми, невозможно. Но вот он был, такой близкий, дрожащий, что слезы едва ли не наворачивались на глаза. - Обижаешь, - вышло совсем мягко и трепетно, - в школе ходил в секцию бокса, а в университете сценическое фехтование. Я бы подох, наверное, если бы не ты… Да и ладно, поделом… - Что? - оторопело спросил Игорь и наклонился ближе. - Ты что такое говоришь? - Послушай меня, - он повернул тяжёлую как снаряд голову, чтобы не смотреть в чужие глаза, – я виноват перед тобой… Так виноват. - Потом поговорим об этом, - ладонь ласково провела по мокрому от пота лбу. – Все потом. Прикосновение прохладных пальцев вырвало его из обжигающего марева. Кажется, он начинал вновь терять сознание. И в то мгновение Саша впервые подумал о том, что может и не доехать до больницы. - Нет, нет, - в ужасе зашептал он, - не потом.… Пожалуйста. Может, я…Судьба иногда жестока, не находишь? Почему ты? Почему? - Что "почему"? - Солянникову казалось, что Саша бредил. - Тебе надо было, чтобы тебя Лёня нашел, что ли? - Я не хотел, - Метлицкий медленно поднял руку и коснулся его щеки, - никогда не хотел тебя отпускать. Ты и сейчас уедешь, когда блок закончится. А я снова останусь, потому что другого у меня и нет. Солянников вздрогнул как от удара. Ладонь Саши замерла на его лице. - Счастье мое безответное, - горячечно прошептал он, и горькая улыбка скривила губы, - не было и дня, чтобы я не думал и не вспоминал о тебе. Я никогда тебя не заслуживал. Никогда. Ни улыбок, ни дружбы, ни теплоты, которую ты мне дарил. - Что...? – выдохнули в ответ. - Сашкин, о чем ты? - Не догадываешься? - ладонь гладила колючую от щетины щеку. - Ты никогда не понимал. Что бы я ни говорил тебе. Никогда. Как бы я ни смотрел. Ты не понимал…А у меня и сил не было сказать все эти проклятые семнадцать лет. - Боже... - Игорь откинулся на спинку сиденья. - Боже... В глазах его разверзлась пустота. Но Саша не сумел сдержать горькой правды. - Я люблю тебя, - сказал он едва слышно. - И солгал тогда, после вечеринки на Литейном. Не было никакой женщины. Это всегда был ты. Всю свою никчемную жизнь я любил только одного тебя. И рука безвольно упала. - Могу высадить у Боткинской, - раздался голос водителя. - Да, пожалуйста, - запоздало ответил Игорь. Больше он не сказал ни слова, стараясь не смотреть на Сашу, что лежал у него на коленях. Метлицкий окаменел. Он понял все. Его аккуратно вытащили из машины, повели к крыльцу приемного покоя, и он чувствовал, как скованно и холодно было каждое движение Солянникова. - Лучше бы ты меня в подворотне оставил, - сорвалось с губ почти истеричное, мучительное. На этот выпад Игорь только сжал зубы и довел до приемника, а там сдал на руки медперсоналу и, убедившись, что все шло по плану, зашатался к выходу. Саша глядел ему вслед. Сердце его было оборвано уже давно. Сейчас нежные едва поджившие рубчики в той самой пустоте в груди расползались, обнажая невыносимое отчаяние, от которого всегда бежал без оглядки. - Игорь? - кинул он в спину. И тот вздрогнул вновь, будто на этот раз засадили пулю меж позвонков. Но нашел силы обернуться. - Спасибо, - собрав остатки самообладания, сказал Метлицкий. Произошедшее, пусть и не основательно, но на время подкосило здоровье Саши. Потому следующую неделю он провалялся в больнице. Одноместная палата стоила достаточных денег, но он бы попросту не вынес лиц людей вокруг. Иногда к нему заглядывал врач или медсестры, он выходил для обследований, но, в конце концов, возвращался, чтобы погрузиться в книгу, где страниц-то не различал, или таращился в телевизор. Пару раз его навестили коллеги, и когда остался лишь Лёня, они вышли на балкон покурить. Администрация больницы запрещала курение, но vip-статус позволял обходить все правила. Не то чтобы это было правильным, но Саша не готов был столь скоропостижно бросить. Сигареты спасали его. Рудко выглядел довольным. До этого он во всеуслышание объявил, что вскоре станет отцом. Метлицкого хватило на то, чтобы вяло пожать ему руку и через силу улыбнуться. Радости за друга не было, как бы он ни искал ее. - Как дела на репетициях? – спросил он между делом. - Сильно страдает процесс из-за моего отсутствия? - Достаточно уже, - кивнул Лёня. - Ни тебя, ни Игоря, так что... - Что?... - перебил Саша, и дыхание перехватило. - Где Игорь? - Он позвонил из Москвы, сказал, что с сыном что-то случилось, и ему нужно задержаться. Так что репетируем как обычно, просто добавляем немного фантазии, - усмехнулись в ответ. - С сыном? - как-то жалко переспросил Александр. - Серьезное? - Не знаю, - друг сделал затяжку. - Надеемся все, что нет. Даже Лера не знает подробностей. Знаешь, в ансамбле ходит слух, что у них роман. - У Леры и Игоря? - Саша плотнее закутался в плед, который висел у него на плечах. - Это... неправда. - Когда она останавливала слухи, Сань? - пожал Лёня плечами. - Красивая пара, если посудить. - Пара... Ветер стучал в окно и бросал горсти колючего снега. Сигарета почти истлела в его дрожащих пальцах. - Я его люблю, Лёнь... - сорвалось с губ то самое страшное, потаённое, никому почти и не рассказанное. - Ну, вот ты и спалился, задница, - обрадовано вскрикнул друг. - А то вечные твои подколы и издёвки. Херли ты себя так вел с ним? Но Саша ничего не ответил. Только губы его сжались и побелели. - Ты чего? - веселье как рукой сняло. - Что такое, Саня? Плохо? Я позову... - Нет, - жестом остановил Метлицкий и с тоской взглянул на него, - Ты не понял. Я люблю Игоря... Рудко застыл, не сводя с него глаз, широко распахнутых и изумлённых. - В смысле? - улыбка стремительно тускнела. - Шур, я не совсем осознаю... - Уходи, Леонид, - внезапно кивнул на балконную дверь Саша. - Время посещений закончилось. Поезжай к Юле. Она, наверное, хочет, чтобы ты был рядом с ней. - Саня... - почти в отчаянии прошептал Рудко. - Как это так? Ты...его любишь? - Уходи, пожалуйста, - Метлицкий отвернулся к окну. – Ты знаешь обо всем. Эта любовь все проклятые семнадцать лет... У меня, кроме нее ничего нет. - Господи, - Лёня закрыл лицо ладонями и глубоко вздохнул, - я не знаю даже, что сказать... Саня, ты... ты...? - Я да, - не оборачиваясь, кивнул актер. - Уж прости, - с горечью добавил он, - теперь совсем не поздно начать меня сторониться. - Нет... Нет! - Леонид подлетел к другу и обхватил за плечи. - Почему ты никогда не говорил? Почему? Держал все это в себе... И зачем ты... Зачем ты его отталкивал? Зачем эти издевки? - Потому что это невыносимо! - Саша вырвался из объятий. – Потому что я ему не нужен. Не нужен... - уже едва ли не подвывая, произнес он. - Он уехал тогда. И я понял, что буду писать бесчисленные сообщения, звонить ему по ночам, лишь бы слышать его голос в трубке каждый день, каждое мгновение. Ждать его приездов или на выходные срываться в Москву, чтобы только увидеть. Какой друг бы так делал? - спросил он тоскливо. - Его бы задолбала вся эта канитель. Он бы стал тяготиться, а я, влюбленный и глупый, страдал бы ещё больше. Потому я перестал звонить. Перестал писать и отвечать. Мне до сих пор стыдно. Но я не мог по-другому. И когда он приехал, когда я увидел снова спустя годы... Все было ясно. Я не хотел тепла и его доброты. Иначе бы попросту сошел с ума, - он ударил по подоконнику изо всех сил, сбивая костяшки. - Я ему не нужен, Леня. Единственный человек за всю мою жизнь... - Ты ему говорил? - спросил Рудко растроганно. - Почему ты молчал? Стало бы легче... - Я ему сказал, - обернулся к нему Саша. - И где он теперь? Нет, я не виню его... И переживаю, как у него там дела. Но увидеть его холод... Лёня, - глаза Метлицкого остекленели, - увидеть его презрение... я не могу это выдержать. И. Андрей умудрился серьезно повредить ногу. Вопрос о дальнейшем обучении в университете оказался под вопросом, и единственное, что мог сделать Игорь, так через связи помочь сыну получить академический отпуск. За грядущий год он искренне надеялся, что нерадивый отпрыск подумает о своем поведении и возьмется за учебу. С Женей они подали заявление в ЗАГС, и через месяц их должны были официально развести. Им обоим было тяжело, они пытались говорить, но выходило пусто и сухо. О случившемся в Петербурге накануне его отъезда Солянников пытался не думать. Ему и так хватало проблем. В последний день они сидели в кофейне и обсуждали вопрос о разделе квартиры. - Знаешь, – сказала Женя вдруг, глядя на его осунувшееся, посеревшее лицо, - с этой свистопляской я так и не поинтересовалась, как твой мюзикл. Как Лера, Лёня, Саша? Он смотрел за окно, где мягко падал снег, укрывая скамейки в парке. - Хорошо, - ответил Игорь, даже не прилагая усилий, дабы выглядеть непринужденно. – Справляются. Завтра поеду к ним… Бывшая жена протянула руку и накрыла его лежащую на столике ладонь. - Что стряслось? Ты приехал из Питера уничтоженным. Это…из-за нас? «Это должно было быть из-за нас!» - раненым зверем вскричал внутренний голос и тут же умолк. - Я не знаю… - пожал он плечами. - Зато я хорошо знаю тебя, - сказала Женя. – У вас там все хорошо?... И перед глазами в мельчайших подробностях встала та ночь, поездка в такси и Сашины волосы под пальцами. И… - Ты когда-нибудь замечала, - негромко спросил Игорь, - как…Саша относился ко мне, когда мы жили в Петербурге? Женя отвела глаза. - Особенно, - подумав, наконец, произнесла она. – Я заметила это на премьере «Петра». Кажется, это был две тысячи четвертый или пятый год. Александру было очень неудобно со мной общаться. А когда мы ехали домой, и вы пели… - за окном ярко мигнули фары проносившейся машины, - он пел так, что у меня мурашки бежали по спине. И я видела в зеркало, что делал он так лишь для тебя. Я ничего и никому не сказала. Потому что ты не понял ничего. Но сама поняла слишком многое… - Что же ты поняла? – спросил Игорь, не поднимая глаз. - Что он в тебя влюблен, - вымученно ответила женщина. – Мне было…неловко. Это не нормально, Игорь. Это же неправильно… - Да, - закивал он спешно, - конечно. - И потому, когда мы уехали, и вы перестали общаться, я в некоторой степени вздохнула с облегчением. - Ты ревновала? - Сейчас уже не знаю, - призналась Женя. – Раньше он меня невероятно раздражал. С виду такой приятный, обворожительный, а на деле… Прошло столько лет, и сложно понять, что я испытываю. - Зря ты с ним так… Он ничего плохого не сделал. - Удивительно, как ты был слеп, Игорь. Что не понял ничего за столько лет. Он медленно поднялся, кинув на столик пару купюр. - Я поеду. Надо поспать. - Подвезти? - Не стоит, спасибо. - Пока? – спросила Женя с грустью. - Прощай. Снегопад усиливался, и дорогу до метро всю замело, да так, что ботинки увязали. И шел он, спотыкаясь, вскидывая голову словно собака, которая нападала на след и тут же его теряла. Вид его, должно быть, был ужасен. Наконец, Солянников остановился, подставив лицо падающему снегу. Он был уничтожен случившимся. Словами, признаниями, мыслями. Как же было жить теперь с ними? Как было смириться? И ни боль, ни жалость, ничего не тревожило. Одна пустота, та осталась в груди. И перед глазами встала вся Сашина жизнь – одинокая, заполненная работой и вечными репетициями. И сам он, исстрадавшийся, топивший себя в алкоголе и интрижках с молодыми актрисами и теми, кто едва не угробил его тогда в подворотне. Почему Саша жил так? Неужели не мог исправить, изменить хоть что-то? Зачем он любил его?... Игорь спрятал лицо в холодных ладонях. Колючий ком встал в горле, захотелось закричать, завыть. От отчаяния, от собственной беспомощности. За что ему было все это? Как он мог помочь и спасти человека, которого считал своим другом? Ответов у Солянникова не было. Он только что похоронил свой брак, просуществовавший двадцать лет. Неужели жизнь не могла оставить его в покое? Мало ей было разбитого сердца. А. После выписки из больницы жизнь потянулась своим чередом. Март был не за горами, а спектакль казался еще сырым. Потому репетировали ежедневно, оттачивая и доводя все до призрачного идеала. Актеры не сетовали на его принципиальность, их все устраивало. Даже пару раз он краем уха поймал разговоры о том, что после своего внезапного больничного Александр Ефимович стал тише и спокойнее, и всем это нравилось. Он и вправду будто успокоился. Не цеплялся к каждой мелочи, предоставляя Эмме орать и строить. Лишь терпеливо показывал и объяснял нестыковки. Мир вокруг продолжал вертеться и процветал. Все билеты на первые спектакли были проданы. Лёня узнал, что у него родится сын, и пребывал в экстатическом состоянии двадцать четыре часа и семь дней в неделю. И в этом круговороте и первой оттепели Саша был донельзя одинок. Запить по-черному ему мешали лишь грядущее открытие блока и мелкие выступления, на которые он вытаскивал себя буквально за шкирку. Он увидел Игоря, стоило лишь распахнуть двери и оказаться в таком знакомом зрительном зале. Это был день выписки, после которой он тотчас поехал в театр. Безотчетный страх терзал его, но Саша считал своим долгом появиться и увидеть хотя бы свое детище, свой спектакль. Он жал руки актерам, хореографу, обнял Эмму и обменялся кивками с ее мужем. И будто вся толпа решила в одно мгновение расступиться, чтобы пропустить Игоря. У Солянникова был изможденный вид, под глазами залегли тени, и, увидев его, Метлицкий окаменел. Неужто в Москве случилось что-то?... - Здравствуй, - подошел он ближе и сумел все же посмотреть на бывшего друга, - у тебя все хорошо? Слышал, какие-то проблемы с сыном?... - Сломал ногу всего лишь. Жив, и такой же обалдуй, - Игорь коротко потряс его ладонь и тут же отпустил как ошпаренный. – Как ты? Похоже, легко отделался от… - Не говори об этом, - оборвал его Саша. – Для всех я хорошенько расшибся по пьяни. Не хватало, чтобы поползли слухи, что меня избили. Не хочу. - Прости, - Солянников рассеянно почесал голову. – Похоже, ты в норме, и хорошо. Видно было, что разговор его тяготил. - Игорь… - выдавил Метлицкий, - я прошу… Забудь о том, что было. Это ничего не меняет для нас. Мы коллеги, партнеры, что там еще… - он уставился на сцену, где заканчивали монтировать декорации для Тулона. – Я не должен был говорить тебе. Прости меня. Давай… - он неуклюже развел руками, - работать. Все по-старому. - Как скажешь, - закивал Солянников. – Да, так будет лучше. Повисла неловкая пауза, которую вовремя прервала Эмма. - Будет вам миловаться, приступаем! - воскликнула она, проходя мимо. – Все потом, после открытия блока. И все завертелось вновь, репетиция пошла своим чередом, и больше не было ни разговоров, ни взглядов. И от этого было только легче. Лишь играли они друг с другом скорее по инерции. Единственный раз, когда Игорь стоял слишком далеко, Саша прервал сцену и мягко объяснил, почему стоило изменить расстановку персонажей. Так между ними визуально было больше взаимодействия. Коллега покивал в ответ и встал, где было указано. Труппа шепталась и переглядывалась. После потасовки, которая едва не разыгралась между двумя актерами, никто не ожидал, что они будут так спокойны в обществе друг друга. Что же произошло? Но людям оставалось лишь строить догадки и пускать беспочвенные слухи, ведь никто не сумел бы добраться до правды. Для всего театра они были примером безупречной актерской игры и голосов. На них смотрели, равнялись, подражали. Их сыгранности завидовали. Истина была в том, что никакой сыгранности и в помине не было. Они играли не друг с другом, а выходили, чтобы быстрее закончить арию, двигаться по заученной траектории и поворачиваться в нужный момент. Эмма будто этого не замечала или попросту делала вид. А Саше было тошно от этой иллюзии, но изменить ничего он не мог. С каждым днем, с каждой новой репетицией становилось все невыносимее выходить на одну сцену с человеком, который играл так, будто его и рядом не было. Но еще тягостней было, когда на репетиции общих поклонов он оказывался рядом с Солянниковым и вкладывал свою руку в его одеревеневшую ладонь. Он не винил Игоря. Тот поступил, как должно было быть. Добрый, хороший Игорь, он не оставил его подыхать в подворотне, не отвесил пощечину, не ушел из театра, и даже слушал его наставления, будто ничего не произошло. Кто мог еще так сделать? А то, что все ожидания и надежды рухнули окончательно, так было правильно. Нечего было и думать, что на эти горькие, затянувшиеся чувства найдется ответ. Потому, уходя из театра каждый вечер, Александр Ефимович думал об одном – поскорее бы блок закончился, и Игорь уехал в Москву. Навсегда. И. С недавних пор его спасало лишь то, что роль, любимая и яркая, была выучена им на зубок. Ведь даже она поблекла, став обузой. Возвращаясь домой, Игорь листал новости в интернете, смотрел фильмы, старые файлы на ноутбуке. Ему было без разницы. Главным было лишь забыться. Мысли о Саше преследовали его безотрывно. Он просыпался с ними, засыпал, перебирал почти каждое из сотен общих воспоминаний, движений, слов. Накатывали они непрошено, и Солянников попросту не знал, как отделаться от них, как сбежать. А началось все с первого года нового тысячелетия. Злополучное «Кабаре», на которое они с Женей ходили вместе. Многие зрители отмечали, что Саше стоило бы сыграть конферансье, но баритон совершенно не шел для этой роли. Потому он не менее блистательно играл Людвига, и на поклонах зал рукоплескал особенно горячо. Игорь помнил, как увидел это лицо в едва заметных разводах потекшего в жарком свете софитов грима. Живость и обаяние выделяли его среди прочих артистов. И Солянников, тогда никому неизвестный актер Музкомедии, с интересом следил за ним и после мюзикла мурлыкал запомнившиеся мелодии еще очень долго. А после был «Ромео и Джульетта», знакомство, юношеская запальчивость Метлицкого, их перебранки и примирение… Игорь нашел старые оцифрованные записи из начала двухтысячных на ноутбуке. Он смотрел, как мелькали актеры, репетирующие нетленную шекспировскую трагедию, молодые, смеющиеся. И старый, обшарпанный театр был вокруг них, выкрашенные белой краской двери, дощатый пол, блеклый и таинственный мир закулисья. И вдруг вслед за ансамблем, пробегающим мимо со скорченными рожами, в нелепом свитере возник молодой Саша, который подошёл прямо к камере и показал язык. - Мне петь, да? - хохотнул он и с чувством протянул: - Отец и дочь, цветок любви. Господь тот миг благословил... - Можешь просто поболтать, - раздался за кадром голос Солянникова. - Потом будет, что смотреть через двадцать лет и вспоминать, как молоды мы были... - Как искренне любили, как верили в себя, - заголосил Метлицкий и крутанулся на носках. - Я хочу пожелать нам... Камера зашевелилась, и перед ней оказались уже они вдвоём, правда, кривые, так как Игорь держал камеру на вытянутой руке. Саша положил голову ему на плечо. - Да, пожелать нам сыграть вместе. Стать заслуженными артистами. Поставить "Отверженных", «Призрака Оперы», - перечислял Метлицкий, смешно загибая пальцы, - что ещё? Отрастить бороду Игорю! - и расхохотался, прижимаясь к другу. - А без нее я так плох? - легонько дал ему подзатыльник Солянников. - Ну и жук ты, Сань. - Без нее ты выглядишь слишком юно. Абсолютно не умудренный опытом отец Джульетты. Не верю! С этими словами он оторвался от Игоря, и камера последовала за ним по коридору. Застыв в проеме, так что свет бил в спину, и лица было не видно, Саша закинул руки и запел совершенно не в тему, но… как же очаровательно это было. - Боже, в твоей мы власти. Можно ль бежать от страсти? Дай нам, во имя всех влюбленных, немного счастья. - Саня, это мои слова, - рассмеялся звонкий женский голос. – Не трогай Джульетту! - Не жадничай, - потянулся Саша, и, уже радостный, улыбающийся, вышел под бледный электрический свет. – Где ты? - поманил он Игоря с камерой. – Так что я говорил? Про бороду! - Хватит тебе уже, несносное существо, - фыркнул Солянников. – Ты сам не выглядишь хоть сколько-нибудь серьезно. - Ничего ты не понимаешь… Откуда-то вынырнул Лёня и перехватил камеру у него. - Давайте уже, покривляйтесь вместе, для потомков, так сказать, - сказал Рудко. Игорь пошел к Саше, а тот ждал, не сводя глаз с него. И они замерли, остановленные паузой. А он сам, постаревший, сидя перед ноутбуком, не мог оторваться от происходящего на экране. Все было так открыто и ясно, что сердце замирало. Почему же никто так и не посмел сказать ему? Неужели никто, кроме Жени, не замечал? Если бы только он знал о том, что Саша любил его. С самого проклятого начала, с первого спектакля... Он закрыл лицо ладонями, тяжело дыша. - И что бы я сделал тогда? – с горечью прошептал себе. Он любил жену, дорожил семьей. Как он мог променять это все на… Сама мысль принять чувства мужчины, пусть и такого дорогого сердцу, как Саша, пугала и вызывала ощущение иррациональности. Это же было неправильно, да? А сейчас его не связывала ни семья, ни рухнувший брак. Его ничего не держало. - Как мне быть? - Солянников протянул руку и провел пальцем по экрану, там, где был застывший Саня. Лохматый, нелепый, но такой родной, тот самый, от которого щемило в груди от нежности. И все же он уже был лишь воспоминанием, а не живым человеком. Игорь вытащил телефон и заглянул в сброшенные фотографии с недавней репетиции. На них Метлицкий был пойман уже собой нынешним. Потрепанным временем, потяжелевшим и безумно усталым. Вызывал ли он те же чувства, которые испытывал Игорь к мальчику, который был его другом? Более чем. И от этого становилось только больнее. - Чего ты ждал от меня? - подавился он словами. – Что ты хотел? Я же не люблю мужчин. Это все так странно. Я помню, как проводил время с тобой, обнимал, смеялся, - краска залила его лицо, - касался тебя, когда ты спал, твои улыбки во сне, тот поцелуй в квартире Леры. Мне даже противно не было. Лишь тепло от твоих губ… Игорь задохнулся. Мигом вскочил с кресла, заметавшись по комнате в поисках неизвестно чего. Что он чувствовал все эти годы? Как скучал, когда отношения между ними рухнули. Со временем, конечно, все пообтрепалось, успокоилось. Но стоило оказаться в Петербурге вновь и увидеть Сашу, тоска вернулась. Вернулись воспоминания. И какой бы ни был презрительный и колкий Метлицкий в своих словах, Солянников до последнего верил в то, что это неспроста. Угадал, зараза. Потрясающее везение. Но что им было делать теперь? - За что? – рухнул он на ковер, сжимая косматую голову. – За что?... – прошептал судорожно. – Отчего мне так больно осознавать, как ты страдал все эти годы из-за меня. Мне хочется утешить, прижать. Это так неправильно, так же нельзя. Нас не поймут. Да и я сам не понимаю, откуда это. Неужели оно всегда было во мне? Привязанность к тебе, нежность. Помоги мне… Боже, просто помоги, - продолжал он. – Я не просил, чтобы Женя осталась. Не просил за Андрея. Но я никогда не был так потерян. Я не знаю, что делать… Из оцепенения его вывел телефонный звонок. - Да? – на автомате ответил он. - Игорь… - виновато начала Лера, - извини, что так поздно. - Нет-нет, ты вовремя, все хорошо, - заверил он ее, - я не сплю. Смотрю кино. - И какое? – хихикнула женщина. Солянников посмотрел на экран, где на паузе застыли они вдвоем, и поспешил отвернуться. - Дурацкое… Оно разрывает мне сердце, - попытался пошутить он, но тут же умолк, понимая, как близок к правде. - Все в порядке? Игорь не ответил. Еще никогда он не чувствовал себя настолько запутавшимся. - Эй? – Лера будто ощутила его смятение. – Ты, как приехал из Москвы, совсем другой стал. Я понимаю, тебе тяжело из-за развода. Я могу как-то помочь? Вытащить куда-то? - Вряд ли мне это поможет. Понимаешь… - он запнулся, думая, как вообще сказать о случившемся, - я узнал, что один близкий человек испытывает ко мне, - взгляд метнулся к треклятому монитору, - чувства. А я…не знаю, как принять их, можно ли… Я никогда не был так потерян, Лер. Все так неправильно и одновременно… - Она может потерпеть, пока ты придешь в себя после развода? После и поймешь, нужно ли тебе это. - Дело уже не в разводе! - воскликнул Игорь с досадой. – Лишь он…она. В трубке повисла тишина. - Лера? – умоляюще вымолвил он. - Просто посмотри в глаза этому человеку, - наконец, ответила Доманская. – Искренне, без страха, и тогда поймешь, стоит ли оно того. Ты должен понять, нужно ли оно тебе, а не… человеку. - Лерушка, милая… - Выключи свой фильм и засыпай. Премьера совсем скоро. Все после премьеры. Прошу тебя, Игорь, - с этими словами она отключилась, оставляя его вновь наедине с мыслями. Телефон выпал из ослабевших пальцев. - Трус! – прорычал Солянников, стискивая кулаки. – Какой же я трус… А. Наступил долгожданный день. С самого утра театр стоял на ушах. Последние проверки служб, пролистывание партитур, осмотр реквизита. Саша был как на иголках. Страх лихорадочно гнал его по театру, заставляя заглядывать буквально в каждый угол, проверяя все ли готово. Внешне он был собран и донельзя суров, но внутри все трепетало. Эмма даже наступила ему на ногу, прошипев: - Прекрати хлопать крыльями. Лучше уже не будет. После этих слов он будто пришел в себя. Сел в зале на второй ряд, смотря на массив воздвигнутых декораций. Он сменил состав, билеты были раскуплены. Оставалось лишь отыграть. Только отыграть, а после хоть все сгорит в огне. Главное, сорвать овации. Игорь опоздал на прогон, чем заслужил вполне резонный нагоняй от Эммы. Саша не решился подходить и высказывать ему. Благо, он не единственный режиссер. Можно было уйти в тень, и оттуда наблюдать, как понуро выглядел Солянников. Ему было тяжело, кажется, все знали об этом. Не каждый день рушились браки с двадцатилетней историей. Игоря было по-настоящему жаль, и Метлицкий бы помог ему, если бы только знал, как. Потому он вернулся к своим обязанностям и заткнул эмоции куда подальше. Каждое мгновение было наэлектризовано, и актеры ясно понимали это. Уже перед самым началом, когда зал заполняли зрители, Игорь мягко взял его локоть и, не обратив внимания, как окаменел Саша, прошептал на ухо. - Я тебя не подведу. Обещаю. - Спасибо, - выдохнул Метлицкий. – Большего не смею просить. И тут же прикусил язык, настолько двусмысленным показалось ему сказанное. Но, будучи профессионалом, он не потерял ни лица, ни присутствия духа. Мюзикл начался. Сцена за сценой, ария за арией, все летело так стремительно. Их последняя совместная сцена подкралась незаметно. Они исполняли ее безупречно, без единой лишней ноты или движения. Но Саша старательно уводил взгляд прочь, смотря мимо Солянникова. Только на последних словах он вдруг обратил его на Игоря и осознал, что тот все это время смотрел на него безотрывно. И, глядя в такие знакомые глаза, он понимал, что сдавался не один Жавер, теряясь перед поступками бывшего каторжника, а он сам, затравленный своей любовью. И стоило Солянникову скрыться, и декорации бросили его самого на пустынный берег Сены, как все отчаяние ринулось в голос, и тот зазвучал с таким надрывом, что Саша задрожал. И не мог унять эту дрожь, даже оказавшись за кулисами. Сердце бухало в груди, рискую пробить ее и вырваться наружу. Зал то и дело взрывался аплодисментами, и чем ближе был финал, тем трепетнее становилось ожидание. Приняли ли зрители спектакль? Удалось ли ему?... Любовь душила его, но если бы он проиграл еще и на сцене, это убило бы Сашу окончательно. Он зорко смотрел за каждым выходом, то и дело прислушиваясь. И когда, наконец, затихли последние голоса, и смолк оркестр, гром овации разорвал тишину. И в этих нескончаемых аплодисментах он смог лишь улыбнуться и начать командовать выходом на поклоны. Сам Метлицкий показался на сцене предпоследним. С Игорем они выходили с разных сторон, и это уберегло его от встречи. Он шел быстро, чеканя шаг, как было положено его персонажу. И, услышав крики «Браво», поклонился и выдохнул. Он это сделал. У него получилось. Вслед за ним показался Солянников. Взволнованный, радостный, он был встречен восторгами публики и явно засмущался от происходящего. Сколько спокойной грации было в его движениях. Саша неотрывно смотрел на него. Пора было выходить на общий поклон. Великим усилием он толкнул себя вперед и протянул руку. Игорь почти на ощупь поймал ее и сжал в своей ладони. Занавес упал. Зал продолжал бурлить и изрыгать гул восторженных голосов. Аплодисменты все еще звучали в ушах. Актеры, застывшие на своих местах, отмерли. Они переглядывались, смеялись. Сколько счастья и радости было в этих взглядах и словах. Им удалось. Блок был открыт триумфально. Саша, чувствуя, как рушилась цепь, попытался легко выскользнуть из ладони Игоря, стоящего рядом, но тот неожиданно крепко стиснул его пальцы. Сердце забилось как бешеное. Что такое?... - Не надо, - прошептал Солянников. – Не уходи. Он перехватил Сашину руку и сплел их пальцы. - Игорь, - обмирая от безотчетных эмоций, пролепетал Метлицкий, - что ты делаешь? Люди вокруг. Отпусти. Отпусти меня! - Я столько лет тебя отпускал… - в глазах бывшего друга была горечь, - столько лет тебя отталкивал. Прости меня. - Отпусти! - неожиданно громко рявкнул Саша, так, что многие из артистов обернулись к ним. – Не трогай меня! И стоило вырвать руку, он тотчас, не разбирая пути, ринулся за кулисы, оставляя за собой остолбеневшую труппу. Добравшись до гримерки, он запер дверь и метнулся к зеркалу с намерением смыть грим и избавиться от парика. Открывшийся в глубине отражения человек был бледен и испуган. Это ли был тот самый триумфатор, талантливый актер и режиссер спектакля, взорвавшего зал? Лишь тень осталась от него. В дверь тем временем ударил кулак. А. и И. - Открой чертову дверь! – прорычал Игорь. – Открой! Актеры смотрели на него со странной смесью участия и жалости. Может, они, о чем и догадались, а, может, думали, что он сошел с ума. Но он продолжал осаждать дверь, дрожа от неясной ярости и отчаяния. Внезапно дверь поддалась, и в просвете показался уже избавившийся от костюма и грима Саша. - Прекрати долбиться как оглашенный, - сказал он, обращая свой пустой взгляд на него. – Что люди подумают? - Мне плевать… - Игорь наступал на него, заставив попятиться вглубь гримерной. – Плевать… Дверь со стуком закрылась, оставляя их наедине. - Что тебе надо, Игорь? - Саша смотрел на него исподлобья. - Зачем ты за мной тащишься? Зачем ты меня трогаешь? - Разве мы закончили разговор? - неожиданно жёстко сказал Солянников. - Нам нужно поговорить. - Так говори, ты мне мозг выносишь, - усталость сквозила в его голосе. - Ведёшь себя как маньяк-убийца, блин. Зачем перед всеми? На чертовой премьере. Вся труппа смотрела! - И что они увидели такого? - голос Игоря предательски дрогнул. - Мне не нужны слухи и домыслы. Их и так хватает. - Я просто... - Игорь покраснел, - хотел поговорить... - Мы уже говорим, а я так и не услышал ничего дельного. Говори, или уходи из гримерки. Он скрипнул зубами от этих слов. И ушел бы, наверное. Но он не мог. После всего, что слышал, что знал. Ведь за всем этим жило истерзанное болью сердце, которое любило его. Боже... Его каждый раз бросало в жар от одних мыслей о том, что Саша любил его. Не как друга, не как коллегу, а как... - Я же все знаю, Саш. - Это ничего не меняет, - покачал головой Метлицкий. - Ничего. Что мне, в ножки тебе поклониться, сказать, спасибо, что принимаешь меня таким, какой я есть? Спасибо, очень полегчало. Но это не кино, Игорь. Это чертова жизнь, и я хочу, чтобы мы оставили друг друга в покое. Так будет лучше. Я уже говорил. Солянников приблизился к нему вплотную и заглянул в серые, безумно усталые глаза. - А ты сможешь с этим жить? – спросил он с горечью. - Как-то жил все эти годы. А ты… не давай мне надежду… - умоляюще посмотрел на него Саша. – Я тебя прошу. Но Игорю было будто уже и не страшно. Он шагнул вперед и мягко поцеловал своего бывшего друга. Руки обхватили широкие плечи, привлекая его к себе. И не было в этом поцелуе ничего странного и отталкивающего. Было тепло и горько. Были лишь тонкие горячие губы, которые покорно отозвались на касание. И Саша, пахнущий лосьоном для снятия грима, и чем-то совсем своим, особым. Игорь поперхнулся, когда его оттолкнули прочь. Взгляд у Метлицкого стал почти дикий. - Зачем ты так со мной? - прошептал он дрожащим голосом. – Зачем? Не надо… Не жалей меня. Ты не обязан, ты не виноват… Зачем эта глупая самоотверженность? - Сашенька, - обнял его Игорь, – я не понимал, что ты чувствуешь… Но я хочу понять, я не могу так больше молчать и бегать от тебя. - Игорь, не надо, - попытался вывернуться из чужих рук Саша, - ты всегда был добр ко всем подряд. Но это не тот случай. Ты не понимаешь и мучаешь меня этим. Я заслужил, знаю. Прости меня, пожалуйста. Но не изводи, не мучь меня. Отпусти, отпусти же! - Не отпущу, - крепче сжал его в объятиях Солянников, - что ты, почему ты раньше не сказал? Как я не видел, как не знал? Почему ты молчал все эти годы? - Прекрати…Я прошу. Метлицкий не мог поверить в то, что человек, которого он любил долго и безответно, был рядом с ним, обнимал и шептал, что не отпустит. Это было слишком. Это же было неправдой… - Игорь, зачем?... – он взял в ладони лицо бывшего друга. – Зачем тебе это? Я…ты понимаешь, кто я и что. Не надо тебе такого. Я не умею любить нормально. Сам видел. Одна истерика и глупость. Найди женщину. Вон сколько девочек смотрят с восторгом. Ты же такой добрый, замечательный. А я потасканный и высокомерный. Я же тебе никогда не буду нужен. Мне и так больно… И, не выдержав, он зарыдал, уткнувшись в плечо Игоря. А Солянников замер, чувствуя, как вздрагивало тело в его руках, как судорожные всхлипы глохли в жесткой ткани сюртука. - Ты мне нужен, Саша… - прошептал он, чувствуя, как нежность билась в груди. – Всегда был нужен. Я не понимал. Я не думал, что мир может быть другим, - пальцы гладили русые волосы. – Каким дураком я был, что не замечал твоих взглядов, как ты обнимал меня, как пел. Прости меня, прошу. Впервые за столько лет все недосказанное и горькое вырвалось наружу. - Я же сволочь, Игорь, - сквозь слезы просипел Саша, - задирал тебя, отталкивал, я хотел, чтобы ты меня ни во что не ставил, не уважал. Потому было бы легче... Ты бы ненавидел, а я бы не надеялся, что мы можем быть друзьями... - сотрясаясь от рыданий, он прижался к Солянникову, стискивая в ладонях лацканы сюртука. – Я так виноват перед тобой. - Хватит, - он стер со щеки друга слезы, - я давно тебя простил. Пожалуйста, Сашенька… - Не обращай… не обращай внимание. Я старый стал, чувствительный, нервы ни к черту, - попытался улыбнуться Метлицкий. - Только не ври мне. Оттолкни сейчас, скажи, что это все лишь бы меня утешить. Иначе я поверю. Я уже почти верю тебе. - Я никогда тебе не лгал и не собираюсь, - твердо сказал Игорь, утыкаясь губами в висок. – Я здесь, я с тобой. - Ты не понимаешь, да? – прижался к нему еще сильнее Саша. – Нам придется скрываться от всего мира. Оглядываться. Трястись, как бы кто не узнал. Труппа уже подозревает неладное. Про меня всегда ходили слухи. Зачем тебе это? Позориться… - Это так ты называешь свою любовь? – помрачнел Солянников. – Позором? - Я называю все своими именами, - печально усмехнулся Александр, приходя в себя. – Ты не осознаешь тяжесть своего выбора. Тебе станет неловко и противно. Будешь читать, что начнут писать в интернете, слышать, что будут говорить за спиной. И уйдешь. Зачем мучить нас обоих? Не придумывай. Быстро забудешь. А я переживу, - рыдание стиснуло горло. – Жил же как-то… - Хватит! – прорычал Игорь. – Дай мне шанс. Я прошу тебя! Дай мне его. - Я что угодно готов тебе отдать, - глядя ему в глаза, прошептал Метлицкий. – Я твой. Но ответь, зачем тебе это? - Меня всегда тянуло к тебе… - покраснел Игорь. – Я восхищался тобой, подступался к тебе, радовался каждому слову и улыбке. Мне было так хорошо, когда ты был рядом. Так тепло… Я не понимал этого слишком долго, и сам уже не понимаю, как могло быть так. Солянников горячечно и слегка неуклюже поцеловал его, не переходя границ. - Тебе не обязательно меня целовать, - выдохнул Саша едва слышно. - Даже прикасаться ко мне. Просто будь рядом. Не уходи. Я так долго тебя ждал… Счастье окутало их, что больше и слов не осталось. Они молчали, прижимаясь друг к другу, слушая шумное дыхание, что срывалось с губ. Игорь уткнулся лицом в русые волосы. Теперь все казалось таким завершенным и верным, что сердце то и дело пропускало удары. Столько лет прошло, и, наконец, время расставило все по местам. Они были вместе. Разбитые, измученные, но вся боль уходила прочь, когда он ловил взгляд серых глаз. Он не знал, можно ли было назвать уже то чувство, что билось в груди, любовью. Той самой, что испытывал к нему Саша. Но как спокойно и уютно было рядом с ним. Сколько они так простояли, никто и не мог сказать. Метлицкий отмер и робко мазнул губами по чужой щеке. - Тебе нужно смыть грим и переодеться, - сказал он, поправляя сюртук коллеги. – Если хочешь… - он неловко помялся на месте, - можем зайти выпить кофе. Хотя поздно для него, наверное… Тем более труппа, наверное, куда-то намылилась. - Хочешь, пойдем с ними? – серьезно спросил Игорь. - Не хочу, - покачал головой Саша. – Точнее, если ты… - Я тоже нет, - добродушно усмехнулся Солянников. – Вообще я чертовски хочу жрать. Здесь недалеко есть пиццерия круглосуточная. Там неплохо готовят. - Приведи себя в порядок, и мы пойдем куда угодно, - кивнули в ответ. И, стоило Игорю выйти, как Саша обхватил себя руками, стиснув изо всех сил. Он был готов задохнуться. Все было слишком похоже на сон. А, значит, он должен был проснуться и встретить ту жизнь, где все было по-прежнему, как и прошлые бесконечные пустые года. Он пощипал себя за руку, которая отозвалась болью. Но гримерка не пропала, и ощущение теплых прикосновений и чужих губ, все оставалось с ним. - Счастье мое… - прошептал он, – я люблю тебя. Даже самые романтичные и возвышенные события неизбежно сталкивались с реальностью и ее запросами. Но пицца была хороша. Когда два круга исчезли, Саша скривился и критично посмотрел на себя, отражавшегося в стекле. - Я так растолстею окончательно, - буркнул он, беря еще один кусок. – Но как же, твою мать, вкусно… - Ешь и не придирайся, - очень невнятно сказал Игорь. – Ты поставил отличный спектакль. Публика в восхищении. Билеты раскуплены. Мы… - он, наконец, прожевал и, смутившись, накрыл ладонью лежащую на столе руку Метлицкого, - помирились. Разве это не стоит лишних пару килограмм? - Ты абсолютно не умеешь толкать мотивационные речи, - фыркнул Саша, переплетая их пальцы. – Но я… Чувства накатывали на него так яростно и внезапно, что иногда он каменел, не в состоянии оторвать взгляда от друга. - Я… не могу до конца поверить, - договорил он, - что ты со мной. Это будет трудно. Пожалуйста, дай мне время привыкнуть. - Сашенька… - Игорь посмотрел на него с нежностью, - я сам буду привыкать. И да, я совершенно не знаю, как за тобой ухаживать… - Ты о чем? – изумился Метлицкий. – А! Какие глупости. Мне не восемнадцать, чтобы ты водил меня по кино и дарил цветы. - Но у нас же должна быть романтика, - не унимался Солянников. – Сюрпризы, подарки, походы куда-нибудь. Я…я хочу тебя радовать. Пригласить тебя куда-нибудь. Ресторан или каток, например? Он чувствовал себя полнейшим идиотом. Такой красивый и ответственный момент, а он мялся как подросток. - Пригласи меня просто погулять, - сказал Саша. – Очень давно не звали гулять. - Значит, гулять, - рассмеялся Игорь. – Что ж, хорошо… Завтра? - Можем завтра после дневного спектакля, - кивнул Метлицкий. – Поздновато уже, надо бы по домам и выспаться успеть. - Верно, - потупился он. – Я подвезу тебя. Уже на пороге квартиры в незнакомом Игорю модном доме они позволили себе задержаться и немного поболтать, будто и не наговорились в машине. Саша выглядел спокойным и немного сонным. Прошедший день казался ему сумбурным и почти не настоящим. Лишь телефон напоминал, разрываясь от бесконечных сообщений и пропущенных. Все поздравляли и выражали восторги по поводу состоявшейся «премьеры». По-другому язык бы не повернулся назвать спектакль. Именно сегодня случилась премьера. Та самая, которую он ждал. И, осознавая это, он уткнулся в плечо Игоря, блаженно вздохнув. - У нас получилось, - сказал он тихо. – Спасибо тебе. - Это твоя заслуга. Ты молодец, - ласково произнес Солянников. Он чувствовал себя безумно измотанным, но не менее счастливым. Они позволили еще одно долгое объятие, которое напомнило Саше все прошлые, когда он поднимал взгляд и даже не смел мечтать о продолжении. Но вот они потянулись навстречу друг другу, и губы мягко соприкоснулись. Были в этом поцелуе и неловкость, и смущение, но больше всего в нем было нежности. Они прекрасно знали, что обоим придется привыкать. И все будет совсем не просто. И будут ссоры, будет непонимание и чертовы слухи. Но если спустя столько лет и испытаний они, наконец, были вместе, значит, у судьбы все-таки был на них план? Они верили в это.