Город

      Сентябрьским днем Джон сидел в душной аудитории и машинально записывал принцип эквивалентного генератора*, абсолютно не вникая в суть поставленной задачи — сделать конспект и ответить на вопросы. Он пребывал в какой-то прострации. Мысли его витали где-то очень далеко от задания, да и вообще от биофизики. Почему-то Дикону представлялся бумажный клещ, сидящий на клевере в блестках. Клевер, в свою очередь, рос из укулеле.       Джон улыбнулся, пролистал тетрадь в конец, вырвал листок и стал на нем рисовать. Да… Клевер и укулеле стали неотъемлемыми атрибутами того лагеря, из которого Джон вернулся несколько дней назад — аккурат к началу нового учебного года. Клещ в этом тоже косвенно поучаствовал. Но все же, больше всего запомнился этот придурошный художник по имени Фредди и по фамилии Меркьюри. Странно, но сейчас Джону было как-то щекотно называть Фредди придурком. «Конечно, он доставал меня, но и всегда заступался» — Джон почти полностью забыл об эквивалентном генераторе и принялся вспоминать, как повздорил с Миком и тот накинулся на него с отборным матом, криком и кулаками. Виктор и Фредди их тогда еле растащили. «Что же, никак не думал, что я стану таким. Но я скучаю по нему. Он умел делать дни длиннее, всегда что-то придумывал. Так странно — когда-то я молил небо, чтобы он от меня отстал, а теперь я готов…» — Джон что-то написал и тут же зачеркнул и продолжил: — «… готов обрезать свои волосы, лишь бы увидеть его ещё раз. Только чтобы он ко мне не приставал». Постепенно на листочке стали появляться знакомые острые скулы, темные хитрые глаза, прическа — а-ля гнездо, а вот нос и рот, хоть убей, не получались…  — Дикон, — проскрежетал над ухом новый преподаватель, за глаза прозванный Наждаком, — у нас черчения и рисования нет. Ты, конечно, можешь ничего не писать, но тогда зачем ты здесь учишься? Ты ведь из спецгимназии сюда пришёл?  — Д-да, — пригнулся парень.  — Я вот чего не понимаю, — рука Наждака, такая же жесткая, как и его голос, выхватила листок с признанием Джона и рисунком, — чего вы вообще сюда идете? Запомните: «Андромеда» ошибок не прощает. Если вы где-то накосячите, — препод обвел взглядом аудиторию, — то можете не сомневаться, вы завтра же вылетите оттуда и можете вообще уезжать из этого города. Сент-Максвелл — город жесткий. Закрытый. Если вы ничем не будете полезными, зачем же вам здесь быть?.. А рисование есть пренебрежение предметом, и я в таком случае могу порекомендовать вам лишь художественный колледж… Вся аудитория с интересом слушала философские рассуждения Наждака.  — Принцип эквивалентного генератора, — кивнул препод, сложив листок вчетверо и сунув его в карман, — записываем, ребята. Кому неинтересно, можете выйти. Энку ставить не буду. Джон спокойно собрал рюкзак, задвинул стул, отсалютовал Наждаку и вышел, очень аккуратно прикрыв за собой дверь. Быстро спустился в гардероб, схватил куртку и направился к выходу. Охранник пытался возражать, но Дикон лишь наплел что-то невразумительное. Вообще похуй.       На улице было свежо, не то что в кабинете у Наждака. Джон не стал застегиваться и, глубоко вдыхая прохладный вкусный воздух, пошел домой. Обычно он ездил в университет на автобусе, но сейчас грех переводить деньги на какую-то вонючую тарахтелку, когда на улице тепло, дует прохладный ветерок, мягко светит солнце и падают листья. С завидным постоянством метящие неизменно на голову физика, так что, когда он через час дошел до дома, его голову венчала шикарная корона из красных, желтых и коричневых листьев. «Фредди бы оценил» — подумал Дикон и тут же сердито мотнул головой. С каких это пор он печётся об этом художнике? Парень остановился и хмуро стал вытягивать листья из волос, размышляя о себе и с какого это бодуна он вдруг стал думать о Меркьюри. Не влюбился же он в него, в конце концов. … Интересно, где он учится?

***

1 сентября, неделю назад

 — Как лагерь?  — Норм.  — Хорошо кормили?  — Ага.  — А как ребята?  — Привет от Риверса. Смена замечательная. Никто не обижал, никто не приставал, — Джон мысленно скорчил рожу. — Мам, я устал. Я к себе.       Парень встал и ушел из гостиной, оборвав дальнейшие вопросы. Потом прошел на кухню и стащил пакетик с орехами. Ему нужно было подумать, а думалось лучше почему-то именно с чем-нибудь во рту. Орехи или семечки — идеальный вариант. Стянув орехи, парень заперся в своей комнате, набрал их полный рот и плюхнулся на кровать.       Итак, обещание найти Меркьюри. Конечно же, Джон дал его «на отъебись». Никакого Меркьюри он искать не собирался. Ну вот кто, скажите, находясь в здравом уме и твердой памяти, станет искать какого-то урода, втюрившегося в тебя по самые помидоры и всячески пытавшегося привлечь к себе внимание, причем именно на людях? Неужели он не понимал, что такими действиями никогда не добьется признательности Дикона? Он же, как говорил, наблюдал за ним. Рисунок вот нарисовал…  — Ещё и укулеле испортил, гад. — Джон, похожий на рассерженного хомяка, копался в рюкзаке, где лежал этот сраный листик. Должен был лежать, во всяком случае… А вот и эта скомканная бумажка. Джон принялся ее разглаживать: как только физик пришёл в корпус после той дискотеки, он незамедлительно сунул листок в рюкзак и благополучно забыл о нем. Сейчас же Дикон, с орехами за щекой и с круглыми глазами, смотрел на рисунок. Сам Джон. Черные чернила — контур, красно-коричневые — волосы. Две размытые кляксочки — глаза. Приподнятые брови и вопросительный взгляд. Губы, бледно прокрашенные будто каким-то соком, приоткрыты и обнажают еле заметную щелочку между передними зубами.  — Вот пошляк! — наконец-то прожевал все свои орехи Джон и даже покраснел. — Вот пошляк! Парень еще раз поглядел на рисунок. Потом перевернул. «Это твое лицо, когда ты впервые увидел меня. Ты очень страстный… Но очень зажатый» — гласил текст на обороте.       Джон сел на кровати, вытянул ноги, отправил в рот очередную горсть и водрузил на колени ноутбук. «И что же ты делаешь?» — противно и тоненько пропел внутренний голосок. — «Изменяешь своим словам?»  — Ищу Фредди, — скрепя сердце, ответил Джон, выуживая из-под пледа укулеле. «И зачем же? Влюбился, да?»  — Напишу ему, что он гандон. «Ага, конечно. Себе хоть не ври…»       Странно, но Джон невольно улыбнулся и про себя отметил, что ему не понравилось называть художника гандоном. «Найду, но писать не буду» — решил парень и принялся открывать возможные соцсети: тамблер, твиттер, фейсбук, майспейс и инстаграм. У Фредди на одном сайте ник «mer_Cu_ry**», уж где-то Джон его точно найдет. Насчет ника долго думать не пришлось: физик быстренько зарегистрировался на открытых сайтах как «gayger counter***».       Твиттер — пусто. Тамблер — тоже пусто. Инстаграм. Джон почувствовал, будто у него внутри струна — толстая, металлическая, только что отпущенная струна, сотрясающая своей вибрацией все внутренности парня и активизировавшая бабочек в животе. Те начали летать как сумасшедшие и биться об… хм-м… стенки желудка? Где конкретно вообще живут эти бабочки?       Пятьсот семнадцать публикаций. Тысяча двести пятьдесят подписчиков. Джон быстро пролистал в самый конец, по совместительству — начало: неанглийские пейзажи, фото из аэропорта, Лондон, красивая голубоглазая блондинка, кошки, шампанское, какой-то тип с хищным лицом, железная дорога, Сент-Максвелл, опять парень (уже с усами), опять кошки были разбавлены рисунками, изображавших, в общем-то, то же самое, хотя Джон не вглядывался особо, и еще что-то… Последние семь выложенных фото заставили Дикона вздрогнуть, а бабочек — разом взлететь и тут же сдохнуть, вызвав некий удар под дых: рисунок укулеле — лист забрызган кровью, автопортрет с текущей из носа медью, скетчи — длинные волосы, мягкая улыбка, прищуренные глаза-серпики. Обнаженные человек, стоящий спиной, волосы — жидкий металл, стекают вниз, постепенно превращаясь в сосуды, идущие к стилизованному сердцу, то же сердце, от которого человек отгрызает кусочек и тот же металл хлещет, подобно крови, во все стороны…       Последняя публикация — просто белая картинка с красно-оранжевыми буквами. Трясущимися пальцами Джон кликнул по ней. «Из принципов конфиденциальности, я не буду публиковать достоверные и полные фото и имя человека, которого я ищу. Д.Р.Дикон, 19 лет, Сент-Максвелл, биофизик (андромедовцы, отзовитесь!!!). По предыдущим картинкам вы сможете его узнать. HELP!» Двести семьдесят четыре лайка. Больше трехсот комментариев. Ссылка на аккаунт на майспейс.  — «Из принципов конфиденциальности…» — голосом вредной бабки проскрипел Джон, — а инициалы-то с фамилией забил, умник!       Джон свернул все окна и глубоко задышал. Мысли метались от столовой в лагере к карте города, от его укулеле к инструменту, выложенному на странице Меркьюри. Физик не сомневался, что это было именно его укулеле. Лихорадочно молотя по клавишам, он забил в поиск «художественные колледжи Сент-Максвелла», молясь, чтобы их оказалось как можно меньше. Все-таки Сент-Максвелл — небольшой городок, но чрезвычайно важный. Статус ЗАТО**** ему присвоили в 1991 году, после основания «Андромеды» — крупнейшей компании-производителя ядерного и биологического оружия.       Институт оказался всего один. Государственный институт классического и современного искусства — гигантское восьмиэтажное здание, построенное пять лет назад, а выглядящее, как типичная больница Страны Советов, Хайя-стрит, 196. ГИКиСИ. Через три минуты Джон знал, что до ГИКиСИ добираться полтора часа автобусом-"четверкой», а еще через пять — что Фредди учится по специальности современного искусства, шестой этаж, аудитория, если смотреть по времени, 609. И пошел мыться, непонятно чего добившись этим поиском. Хотя… ничего же не случится, если он прогуляет разок последнюю пару. Но вот вопрос — а нахрена? «Балбес ты» — опять включился голосочек. Потом, немного погодя: — «Балбес, влюбившийся в своего обидчика. Прямо как в страшилке Риверса…»  — Я не влюбился! — сказал Джон в стаканчик от зубной щетки. «Ага, конечно… Знаешь, играть с чувствами других — удел самых конченых придурков. Вспомни, как ты его целовал.» …Джон так и не смог заснуть, размышляя о любви и мучаясь от горечи и возбуждения и желания найти художника одновременно.       Термоядерные, жгущие виной, бабочки ожили и снова разлетались по животу.