Город

— А хочешь, я тебе отсосу? Все-таки сказанные вслух слова обретают особый смысл. Было тихо. Очень тихо. Даже легкий гул внизу не достигал сознания. Словно время остановилось, а воздух нагрелся и загустел, с трудом проходя через легкие. Фредди нащупал руку Дикона и сильно сжал пальцы. — Расслабься, — мягко произнес он, поглаживая бедро сидящего на нем парня. Тот — по голосу было ясно — нахмурился: — Ну так что? — Дики, скажи, ты действительно этого хочешь? Или это от алкоголя? Если это мысль, порожденная пьяным сознанием, то давай подождем, а то… Джон замотал головой: — Действительно. Действительно хочу, да… — Но ты… никогда не был с мужчиной? Дикон не ответил, только высвободил руку, пальцами пробежал вверх по телу, легко касаясь покрывшейся мурашками кожи. Когда коснулся шеи, Фредди снова схватил руку и прижал ее к своей щеке. — Я не хочу, чтобы ты презирал меня потом, — зашептал он. — Я ни за что не стану тебя презирать… Ты спрашиваешь, потому что беспокоишься или сам не хочешь? — Дикон чувствовал, как гулко стучит его сердце. — Беспокоюсь. Я не хочу терять твое доверие. Джон шумно выдохнул, стряхнул руки художника и аккуратно потянул за язычок молнии. Было ощущение, что он наблюдает за собой со стороны — будто это не он, а какой-то другой Джон медленно скользит пальцами по смуглой коже, расстегивает ширинку и несколько неуверенно запускает руку в щель расстегнутой молнии, будто не он ощущает твердый, горячий, пульсирующий орган и не отшатывается, а лишь краснеет и облизывает пересохшие губы. — Ты никогда не потеряешь, Фредди. — Дики, прошу тебя… — простонал художник, накрывая лежащую на его члене ладонь Дикона своей и делая резкое движение бедрами. — Я не… На этот раз физик руку убрать не смог. Джон почувствовал, будто у него внутри таймер, отсчитывающий секунды для нового уровня. Еще и сердце застучало, как сто тысяч сумасшедших баскетболистов — мячами об стену. — Я думаю, нам лучше пойти домой, — осторожно предположил Дикон. — Серьезно? — взорвался Меркьюри. — Ты что, передумал?! Джон, да я так от спермотоксикоза умру! — Нет, нет, все не так… Я просто подумал, что тебе будет легче, если ты будешь иметь опору. Стену там… — быстро заговорил Джон. — Да и я не гимнаст, — совсем тихо добавил он. Повисло молчание. — Собирайся, — наконец выдохнул Меркьюри. Никогда еще Джон Дикон так не ненавидел палатку, даже самую простейшую, китайскую палатку-автомат.

***

Едва они оказались в квартире, Фредди швырнул рюкзак куда-то в коридор и сжал Джона в объятиях. — Точно готов, Дики? — С недавних пор — всегда готов, — выдохнул физик, подталкивая Меркьюри к стене. Художник зарычал и толкнул Дикона в угол. — Джонни, — шептал он в перерывах между поцелуями, — Джонни, как же я рад… — Рад… трахнуть меня в рот? — выдохнул физик, снова ощутив прилив крови к лицу. — Рад, потому что ты перестал зажиматься, — Меркьюри положил руки на плечи Джона, — согласись, ты был так зажат в тиски гомофобных установок, что в какой-то степени секс — еще и своеобразный ответ им, фига… Непонятно, да? Джон понял. Почему-то ему представилась атомная бомба, скрытая толстым слоем штукатурки. От которой постепенно отваливались куски. — Давай не будем больше отвлекаться, — Дикон расстегнул молнию, и все мысли про бомбу и штукатурку мгновенно расплавились, были затоплены волной жара. Он медленно опустился на колени, внезапно ослабевшими руками пытаясь стянуть штаны и белье. — Смелее, Дики, — коснулся пальцами его щеки Фредди, — нет необходимости снимать все… Джон, закусив губу, провел рукой по высвобожденному члену Меркьюри, горячему, твердому, сочащемуся смазкой, и невольно внутренне сжался, представив дальнейшие действия и ощутив, как сосет где-то под ложечкой. — Как… как мне доставить тебе удовольствие, Фред? — севшим голосом спросил Дикон. Художник провел большим пальцем по его губам: — Постарайся расслабить челюсть. Не пытайся принимать полностью… сколько сможешь. Стук сердца отдавался где-то в животе. Джон робко лизнул возбужденую плоть, вызвав стон Меркьюри этой незамысловатой лаской. Тогда он обхватил головку губами, наслаждаясь гладкостью и нежностью тонкой кожи и осторожно лаская рукой ствол, не решаясь принять член глубже. — Можешь высунуть язык… тогда будет легче, — невнятно пробормотал художник, опираясь о стену руками. — О, Джонни… На затылок физика легла ладонь и слегка надавила, отчего Дикон переместился чуть ниже. С уголков рта стекала слюна, обеспечивая комфортное скольжение мягких губ. Дикон попытался заглотнуть еще, как когда-то давно делала его бывшая девушка, сжать горловыми мышцами член самого любимого человека, но, попытавшись, отшатнулся от Фредди, кашляя и пряча глаза. — Черт, Фред, я не могу… еще глубже, — в уголках глаз накопились злые слезы. Художник обхватил его лицо ладонями: — Тебе и не надо, Дики, — звенящим голосом произнес он. — «Глубокое горло» — не для новичка… Меркьюри не успел договорить — физик резко мотнул головой, сбросив руки с лица, и снова принял член в рот, проводя языком по венкам и лаская рукой часть, не находящуюся во рту. Он нежно оглаживал языком тонкую кожу, выпускал орган изо рта и, чуть погодя, аккуратно, причмокивая, вбирал его снова. Эти ощущения, когда жар накрывает с головой, а страсть разливается по всему телу, покрывая, словно нефтяная пленка, здравомыслие и скованность, вскружили Фредди голову. Инстинктивно, стараясь доставить себе больше удовольствия, он вцепился в волосы на затылке Джона и принялся насаживать его голову на член, рвано выдыхая сквозь сжатые зубы. — Дики, — донесся до затуманенного сознания физика его срывающийся голос, — Дики… Как же это… Твой рот способен на большее, чем быть захлопнутым или говорить про ядерную физику, физик ты мой… Тот слегка запрокинул голову, пытаясь принять член глубже и подавляя изредка возникающий рвотный рефлекс. — Твоя искренность и готовность учиться поразительна, — стонал Меркьюри. — Видеть тебя таким — решительным, открытым, горячим… так сладко, так… О, Джонни! — мысль оборвалась, уступив место мольбе. — Джонни, скажи, что проглотишь, что попытаешься проглотить… В ответ Дикон вцепился в бедра Фредди, пытаясь максимально расслабить челюсть. Последний толчок был особенно резким и глубоким. Перед глазами запрыгали яркие мушки и звездочки. Горячая сперма выплеснулась в рот и горло, и Джон честно попытался проглотить все, но по неопытности и неожиданности половину выпустил на рубашку. Он выпустил обмякшую плоть изо рта и прижал дрожащие ладони к щекам. — Опустошающе волшебно, — пробормотал он и тихонько засмеялся. Фредди сполз вниз и положил голову к нему на колени. — Ты… как? — Рад, что освободился, — выдохнул физик, лениво поглаживая густую шевелюру художника. Почувствовав ладонь на своем паху, он замотал головой: — Ой, нет, с меня достаточно! — Но я же должен отблагодарить тебя! — Отблагодарил уже, когда массаж со смазкой делал, — пробормотал Джон и рассмеялся уже в голос. — Я не жду благодарности в виде ответных действий, Фред… Просто… спасибо. — Мы будем спать на полу? Или все-таки пойдем в постель? — поинтересовался Меркьюри и тоже захохотал. Где-то на улице послышался гудок поезда. Фредди зевнул: — Это — последний. Час пятьдесят восемь.