Ведьма

Туманный Альбион всегда был излишне романтизирован теми, кто на самом деле никогда не добирался до матушки-Англии. На деле Темза не пахла благоуханно, большинство прохожих улицами были далеки от манерной аристократии, архитектура, изображённая на праздничных открытках, впечатляла больше, чем здания в глубинах города, а власть короля теснилась с властью местных криминальных авторитетных группирований. В отличие от большинства мечтателей, женщина, чьи окна ранним утром зажигались одними из первых на Глостер-авеню, не строила себе иллюзий о столице. Однако считала её местом для реализации возможностей, которые она, благо, умеет себе создавать на ходу с ранних лет. К сожалению, с проблемами была такая же история. Неподалёку «Маленькой Венеции», как прозвал Риджентс-парк и его окрестности английский поэт и драматург Роберт Браунинг у некой мисс Элизабет Флэтчер имелся пользующийся популярностью у местных толстосумов ресторан «Риджентс». Стоило бы указать на то, что мисс Флэтчер особой креативностью не отличалась, зато дело своё вела успешно. Как именно сравнительно молодая незамужняя женщина в послевоенное время умудрилась завладеть местом с таким удачным расположением, оставалось загадкой покрытой плотным слоем грязных слухов. А в правду бы всё равно никто не поверил. Тем не менее, это место обладало приятной атмосферой, которую создавала разнообразная живая музыка, качественная выпивка, изысканные блюда, богатый светлый интерьер и относительно мирная обстановка. Дебоширам в этом месте рады не были и разведение общественного беспорядка пресекалось сначала персоналом заведения, а на особо мятежные настроения гостей существовало влияние местных криминальных авторитетов, которые с того получали славную монету. Новенький Rolls-Royce мисс Флэтчер остановился у «Риджентс» около полудня, когда гостей было не так много. Шоколадноволосую голову Элизабет красила простоватая в исполнении фетровая шляпа канотье на несколько тонов темнее её бежевого костюма с укороченным жакетом и приталенной юбкой, что на ширину ладони прикрывала колени. Женщина была немного выше среднего роста при довольно утончённой комплекции и визуально её ноги казались безгранично длинными на зависть женщинам и восхищение мужчинам. Невысокие каблуки дорогих туфель синхронно стучали по тротуару вместе с металлическим наконечником добротно выполненной руками ремесленника чёрной трости с золотым незамысловатым узором и металлической ручкой в цвет. Как объясняла сама женщина для любопытных, однажды она по неосторожности получила травму лодыжки и опиралась на трость при ходьбе, а после выздоровления осознала, что привыкла и использовала теперь её как аксессуар. Сама хозяйка не просиживала сутками в ресторане, ведь на то у неё есть управляющая, однако раз в день появлялась стабильно и примерно в одно и то же время, иногда могла себе позволить провести вечер среди гостей и послушать приятную музыку, стараясь не привлекать к себе много внимания. Компанию Элизабет не любила. Её никогда не замечали с подругами, а тем более с мужчинами, если только это не были деловые встречи. Она привычно и тактично отказывала на предложения о совместном времяпровождении от потенциальных ухажёров, и это создавало в обществе определённые темы для разговоров. — Добрый день, Маргарет, — мисс Флэтчер сдержанно поздоровалась с управляющей, которая в углу бара заполняла насущные бухгалтерские документы. — Есть что-то новое по корреспонденции лично для меня? Женщина средних лет с короткими завитыми волосами выпустила в сторону маленький клубень сизого дыма и оставила в пепельнице недокуренную сигарету, в ответ кивком приветствуя своего работодателя. Сама Элизабет не курила и не любила запах табачного дыма, поэтому из уважения к хозяйке, при ней сотрудники не злоупотребляли привычкой. — Доброго дня, мисс Флэтчер. Есть пара писем. Я оставила их на Вашем столе, а минуты назад мальчишка-курьер передал роскошные цветы от какого-то очень импозантного мужчины, — управляющая загадочно улыбнулась, доставая из-за барной стойки перевязанный атласной лентой букет белых роз, в котором находилась маленькая записка. — Не иначе наконец-то обзавелись поклонником, мисс? — Не в этой жизни, Маргарет, — хозяйка достала записку с приглашением на ужин от одного из постоянных гостей «Риджентс», бегло пробежалась по ней взглядом своих выразительных тёмно-зелёных глаз обрамлённых длинными тёмными ресницами, а затем забрала цветы, вдохнула их лёгкий аромат и бросила букет в близь стоящую урну вместе со скомканной бумагой. — Эти воистину прекрасные беззащитные цветы могли бы расти и беззаботно благоухать в прелестном буйствующем разными красками саду на чью-то радость, а их убили и трупы перевязали лентой, чтобы они постепенно разлагались в моей вазе. Очень досадно, нужно выпить чаю. Женщина тоскливо вздохнула о чём-то своём и последовала из зала к своему кабинету, оставляя людей в ресторане со своими заботами, тихими разговорами за вкусным обедом под ненавязчивую мелодию фортепиано и размышлениями об обесценивании жизни. Дверь с неприятным скрипом открылась, Элизабет мысленно выругала бармена, которого попросила смазать дверь ещё пару дней назад, после чего вошла, снимая шляпку и повесив её на стоящую в углу вешалку для верхней одежды и головных уборов. Небольшую женскую сумочку интересного внутреннего содержания она бросила на мягкую кушетку у окна. Её волосы были убраны в незамысловатую причёску, закреплённую неброским на вид гребнем. Флэтчер достала аксессуар из волос, и причёска распалась, ниспадая объёмными локонами до середины спины. Женщина стала перед небольшим зеркалом, расстёгивая жакет, чтобы чувствовать себя свободнее. Тонкая блуза пудрового оттенка почти сливалась цветом с её сияющей светлой кожей, едва тронутой загаром. Маленький изысканный кулон на тонкой золотой цепочке красиво подчёркивал ключицы и столь же удачно звучал с похожими серьгами. В своём внешнем виде Элизабет любила придерживаться принципа «хорошего понемногу». Дамочки, которые цепляют на себя всё самое броское, что нашлось в комоде, всегда выглядели слишком отчаянно, а хозяйка «Риджентс» такой не была. Днём утончённые и местами островатые черты лица женщина подчёркивала едва заметным макияжем, только подкручивая и без косметики пышные выразительные ресницы и лишь слегка подкрашивая не слишком пухлые губы модной в то время помадой вишнёвого оттенка. И хоть вечерние образы время от времени у женщины и были смелее, если того требовала ситуация, но до вышеупомянутой отчаянности всё равно оставалось как от южной границы Кэмден-тауна до Австралии. Флэтчер забрала со стола два адресованных лично ей конверта и она, не открывая содержимое, поняла, что письма друг с другом тесно взаимосвязаны, хоть адресаты и были абсолютно разные. Она начала с того, который носил печать компании достопочтенного Альфреда Соломонса. С этим человеком у Элизабет был налажен стойкий контакт, но только в границах связывающих их сфер деятельности. Его люди следили за общественным порядком в ресторане, который еврейский гангстер и сам иногда посещал, а мисс Флэтчер, в свою очередь, платила ему ежемесячно определённую сумму за оказание таких услуг. Само собой такие финансовые операции проходили вне бухгалтерского учёта, но все в округе знали под чьей протекцией «Риджентс» и без бумажек. Так было принято. Вне работы деловые партнёры могли пересечься только совершенно случайно где-то в городе и при встрече ограничивались обменом парой непринуждённых фраз, что даже отдавало светской беседой. Элизабет находила этого человека по-своему интересным и определённо умным. У него было очень своеобразное чувство юмора, незаурядная биография с увесистыми подводными камнями, набор стойких моральных принципов и сложная для необременённого интеллектом мозга своя философия. В письме было достаточно лаконичное от обычно многословного Альфреда приглашение для личной аудиенции в «пекарне», от которой отказываться в Кэмдене было не принято. Тема предстоящей беседы находилась в другом конверте, что уже был отправлен из Бирмингема. После тяжкого обречённого вздоха Элизабет прислонилась боком к своему рабочему столу, подняла трубку телефона и попросила оператора соединить с мистером Соломонсом. А в ожидании ответа запрашиваемого абонента, Флэтчер стала читать второе письмо, написанное размашистым и лишённым аккуратности почерком. — Шалом, слушаю Вас! — бодро прозвучало на другой стороне линии хрипловатым голосом. — Шалом, мистер Соломонс. Дорогой мой, это Элизабет Флэтчер Вас беспокоит, — женщина подключила своё природное обаяние и едва не пела для еврея своим нежным голоском. — Что же Вы, Альфред, на дворе двадцать четвёртый год, а Вы мне письма шлёте как влюблённый школьник девчонке, когда можно просто позвонить? Алфи негромко посмеялся. — А у меня почерк как у Шекспира, знаете ли, вот и хвастаюсь. Речь обоих хоть и звучала с неприкрытым театральным заигрыванием, положение дел имело высокий подъём и резкий спуск. Элизабет хотелось бы спуститься без кочек на пути по склону, а Алфи не слишком желал подталкивать женщину в спину из уважения к слабому полу и делу, которым занималась эта дама. Задатки джентльмена у этого мужчины теплились где-то очень глубоко внутри, да и вмешательство его по условиям определённых договорённостей требовалось немедленно. А всё потому что на днях ресторан мисс Флэтчер посетил никто иной, как Артур Шелби с небольшой группой Острых Козырьков и встретил сопротивление и при своём привычном дикарском поведении в обществе. Крутой нрав старшего из этой бешеной семейки был легендой, и сама Элизабет знала об этом человеке больше, чем должна была. Она изначально не слишком была рада этому визиту, но какая-то надежда ещё постукивала тихо и монотонно по вскоре разбитому окну. Шелби полностью оправдал ожидания, и после задирательств к постоянным и уважаемым гостям «Риджентс», а затем и стрельбы в помещении общего зала, по приказу хозяйки заведения Острых Козырьков сопроводили вон из заведения люди Соломонса. Сама Элизабет, в свою очередь, тоже успела проявить грубую силу, защищая себя от нападок безмерно пьяного Артура, и сломала тому нос, чем непомерно оскорбила цыгана и выставила его посмешищем. По-хорошему, Соломонс должен прикрыть своей широкой грудью мисс Флэтчер в состоявшемся конфликте с цыганами и урегулировать его, потому что получает за это плату. Однако неожиданно для него самого об этой загадочной женщине всплыли интересные сведения, в которых требовалось разобраться без отлагательств. От их беседы зависело многое, и в первую очередь речь шла о вероятности дальнейшего сотрудничества и деятельности Флэтчер в границах Кэмдена. Но заранее поднимать эту тему Альфред не собирался. — Собственно, у меня к Вам встречное предложение, — женщина равнодушно бросила раскрытое письмо из Бирмингема на стол и склонила голову набок, заправляя прядь за ухо. — Давайте я приглашу Вас на ужин в «Риджентс» сегодня, скажем, к восьми вечера. Встречу вкусно, сытно, пьяно и богато, как короля. Здесь и поговорим о сложившейся ситуации с Шелби. — А Вы, видимо, не только от меня сегодня любовное письмо получили, леди Элизабет, — Алфи поставил акцент на букве «е» в имени, — я прав? И чего там интересного пишут Вам мои малоуважаемые друзья из Бирмингема? — Вам зачитать часть о том, где угрозы сжечь ресторан вместе с персоналом, или о том, где, цитирую: «Мы выебем из тебя всю душу, грязная шлюха, а тело бросим на растерзание волкам по приказу Острых Козырьков»? Соломонс откашлялся мимо телефонной трубки и подавил подступающий смешок, представляя брызжущего слюной избитого женщиной Артура, пока тот писал угрозы в адрес обидчицы. Он был почти готов выразить свой восторг. — Старший Шелби никогда не отличался умением правильно вести диалог, не принимайте близко к Вашему доброму и чуткому сердцу и не держите обиду на эту псину, ведь Вы милосердны, а она — больна бешенством. — Ни в коем случае! Но я взращу обиду на Вас, мистер Соломонс, если Вы не ответите согласием на моё приглашение. — Как я могу, дорогуша? Знаю же о Вашем радушии и гостеприимстве, так что накрывайте столы и ждите к восьми. Я к ужину всегда дотошно пунктуален.