Король для Азарики

«Двойная жизнь кончилась, все отлетело прочь — и доброе и дурное. Теперь уж незачем ни лицемерить, ни хитрить, ни надевать маски, а сердце — отупело, что ли? — даже не чувствовало обиды. Только злой разум вновь и вновь подставлял, по-разному варьируя, одну и ту же сцену — венцы, вознесенные над головами, утробный бас диакона, лицо Аолы, как всегда равнодушно-царственное от сознания своей красоты и врожденного превосходства… Но надо же как-то жить?» - из романа А.А.Говорова «Последние Каролинги», прим. автора). Да, жить было надо. Но она не знала, как и где. Канонику Фортунату по приезде в Эриберт она напомнила человека, который только что перенес страшное горе и еще не осознал случившегося. Только потому такой человек не рыдает и не рвет на себе волосы, а кажется спокойным, иногда даже улыбается какой-то растерянной улыбкой. Но добрый каноник со страхом ждал того дня, когда к девушке придет осознание ее беды. Чтобы оправиться от ударов, нанесенных ей жестокой судьбой и людьми, могут потребоваться годы. А кто поможет ей? Он, каноник, уже стар и немощен, а больше у девочки никого нет. Когда она вдруг исчезла и не появлялась в его келье три дня, старик уже думал о худшем. И был несказанно рад, когда она однажды поздно вечером вышла из леса, шатающаяся от усталости, с вновь усилившейся хромотой. С крошечным мальчиком на руках. Из ее рассказа он понял, что этот младенец — круглый сирота, и она, Азарика, взяла на себя заботу о нем. Почему не приходила? — О, простите меня, отец, — девушка со слезами на глазах преклонила колени и припала губами к старческой руке. — Я виновата, вы волновались из-за меня. Но, понимаете, этот кроха, и его мать… Она умерла. И я совсем не знаю, как ухаживать за ребенком! — Тем более, надо было сразу прийти! Ребенку нужно молоко, хотя бы козье. А ты… Смотри, опять хромаешь, а ведь уже ходила без палочки! Ох, неразумная, несмышленая девочка! Слава Богу, у нее было с собой немного молока в пузыре. Ребенок поел и заснул. Фортунат велел Азарике ложиться и отдыхать, а сам принялся готовить для нее целебный бальзам, благо все нужные травы у него имелись. — Вот ведь, и не умрешь спокойно, — ворчал каноник. — Как тебя оставить? Ну ничего, сейчас рану обработаем, перевяжем, и все заживет. Почему ты была так неосторожна? Это не похоже на тебя, дочь моя. — Я копала могилу, отец. И не рассчитала своих сил. — Вот и надо было сразу прийти ко мне! Эту умершую несчастную женщину, конечно, даже не отпели? — Нет. Я не подумала об этом, — покаянно сказала Азарика. — Но крест в изголовье я поставила. — Ладно. Мы с тобой сходим туда. Надо прочесть над нею заупокойную молитву. Да и ребенка необходимо окрестить. У него уже есть имя? — Мать назвала его Винифрид. — Ну, значит, Винифрид. Благодаря заботам каноника, нога Азарики вновь начала заживать, хотя при ходьбе девушка еще испытывала боль. А маленький Винифрид на козьем молоке даже набирал вес. Фортунат как мог пытался отвлечь девушку от рвущих душу воспоминаний. Она была благодарна и тоже старалась успокоить его, не показать, сколь сильны ее страдания. С улыбкой рассказала о том, как ей предлагал свою любовь молодой бретонец. - Но я не поехала с ним в его страну, хоть он и был очень милый и даже обещал заботиться о малыше! Хотя был момент, когда я чуть не согласилась. Просто ради того, чтобы уехать отсюда навсегда. - Но, живя с ним без любви, ты просто поменяла бы один ад на другой, дитя, - мягко сказал каноник. - Ты поступила правильно. - И к тому же он язычник, - устало улыбнулась Азарика. - Ведь христианской девице не пристало выходить за язычника, да, святой отец? Фортунат лишь вздохнул и принялся перемешивать в мисочке какой-то густой отвар. Знал: за Эдом она пошла бы на край света, будь тот хоть трижды язычник. Как знал и то, что религиозный фанатизм ей не свойствен, ведь еще Одвин объяснял ей, что Бог един, как бы его не называли. Но что же ей делать дальше? Здесь пока дозволено жить, ибо ее привезли на королевских лошадях, и все знают, что Озрик когда-то пользовался особым доверием нового короля. Но ведь узнают, что она женщина, и все изменится. К тому же, при ней ребенок. Так куда же им деваться? Мысли о ее будущем не давали покоя и Фортунату. Однажды он подозвал Азарику и предложил поговорить. — Дитя мое, — сказал он, — я бы рад давать вам пристанище хоть на долгие годы, но здесь почти ничего от меня не зависит. А случись что со мною, боюсь даже представить, какие беды тебя ждут. Но я нашел способ помочь и ребенку, и тебе. — Что бы я делала без вас, отец, — проговорила она. — Вы выручили меня, когда я пришла сюда впервые, одна на всем свете, помогаете мне и сейчас! — Моя помощь очень скромна, дитя. Видишь ли, у меня есть знакомая аббатиса, ее зовут матушка Теодорада. А живет она в небольшой женской обители, близ Орлеана. Знакомство наше началось давно. Эта весьма ученая монахиня однажды написала мне, прочтя мой трактат о лечении болотной лихорадки при помощи коры хвойных деревьев и настойки из листьев полыни. Она известная врачевательница и весьма интересуется рецептами изготовления лекарств. Многих болящих исцелила эта святая женщина и монахини ее обители. Так вот, с тех пор между нами завязалась переписка. А во время своих странствий, будучи еще не таким старым, я однажды побывал в Орлеане и увиделся с этой достойной аббатисой. Она не только ученая женщина, но и удивительно добра. Так вот, я написал ей о тебе, дитя, желая получить совет. И аббатиса Теодорада предложила тебе приехать к ней! Она ждет тебя. Ей нужны искусные целительницы и переписчицы книг, вроде тебя, и у тебя тогда была бы крыша над головой. Да и маленький Винифрид мог бы жить там, при монастыре есть приют для младенцев-сирот, и ты бы часто видела его. — Стать монахиней? — с невеселой улыбкой проговорила Азарика. — Сначала — послушничество, а это целый год, иногда больше. Ты поживешь там, не прячась и не боясь никого, успокоишься, будешь занята делом, которое тебе по душе. А потом примешь решение, что делать дальше! И Азарика понимала, что старик прав. Попросила его только еще об одном. Разрешить ей остаться в Эриберте до тех пор, пока праздничный звон колоколов не возвестит о бракосочетании короля. Фортунат позволил. Он понимал: она ждет того момента, когда ничто уже не будет связывать ее с миром, с прежней жизнью. И хочет дождаться этого здесь, где познакомилась с Эдом, и куда явилась когда-то, чтобы спасти его. Старик печально покачал головой. Сколько ей еще суждено засыпать и просыпаться в слезах? Отпустит Эд ее когда-нибудь? А она отпустит ли его? Азарика, как могла, пыталась немного отвлечь себя воспоминаниями, не связанными с Эдом. И поняла, что таких воспоминаний у нее почти нет! Сначала, до его безумного вторжения в ее крохотный мирок, она просто помогала отцу в работе и училась всему, чему Одвин и его книги могли научить. И каждый день был похож на другие дни, уже прошедшие. Потом началась другая часть ее жизни, с бурными и непредсказуемыми событиями, и вот там уже все зависело от Эда. Явно или незримо, по своему желанию или случайно, но он стал направлять все ее мысли и поступки. Стал центром ее Вселенной. Прочие люди проходили сейчас в ее воспоминаниях, как бледные тени. Вот, например, одна из них. Пригляделась получше - Сиагрий. Странно, почему именно он? Ах, да. Ведь это Сиагрий проводил ее к дормезу в день отъезда. Последний, кого она видела в той жизни. Обычно привратник не отличался тактичностью, но тут молча прошел вместе с Азарикой, словно бы защищая. - Ну, ты там смотри... это... аккуратнее, - сказал он наконец, подозрительно шмыгнув носом. - Себя побереги. Она хотела подарить ему на прощание полденария, что-то как раз звякало в кармане. Но он, этот любитель дармовщины, пьяница и лодырь, вдруг отступил на шаг и буркнул: - Я что, совсем уж тварь, по-твоему? Даже руки за спину спрятал, показывая, что не поддастся искушению. Потом обнял ее по-медвежьи и ушел. ...Она понимала, что звон скоро раздастся, и все меньше дней и часов отделяют ее от этого. Как это будет, и как она перенесет? Будет сидеть спокойно и безучастно? Или упадет наземь с криком отчаяния? Все чаще она думала, что если бы не маленький Винифрид, ей было бы лучше умереть. О нет, она не посмела бы убить себя, но ведь умирают же люди от горя, не выдержав мук. А там, на небесах, ее встречал бы застенчивый флейтист Иов, страдалец Винифрид, Агата, Гермольд… Она не была уверена, что ее отец там, все же он занимался чернокнижием, но ведь он был добр и помогал людям! Может, и он на небесах. И вот однажды, жарким летним днем, она услышала то, чего и ждала, и страшилась. Ребенок в этот день остался на попечении Фортуната, сама же она только что выкупалась в своей любимой заводи. Значит, лишь обманом были прозвучавшие во сне слова: - Ты только подожди меня! Значит, все кончено, теперь уж навеки? Она сидела в траве, не замечая жгучих слез, струившихся по щекам. А насмешница-память снова рисовала картины прошлого. Такой же яркий погожий день, Эд идет от базилики к мостику, а затем через лес, к келье. А она, Азарика, крадется за ним. Эд везет ее на своем коне через Лигер. Эд рубится сразу с тремя язычниками на драккаре. Эд в день своего торжественного прибытия в Лаон. Эд лежит у очага в день отлучения от церкви, а она дает ему дудку, как маленькому, чтобы успокоился. Эд мчится на коне через заснеженное поле, рассекая воздух мечом. Эд в осажденном Париже. Эд несет ее, полумертвую, на руках во дворец. Эд уезжает от нее, а она стоит и ждет, когда у нее разорвется сердце. Эд… здесь, рядом! Она не знает, как это случилось и откуда он пришел. Но он идет к ней. Протягивает руки — ей! Удивляться некогда, и она с коротким хриплым воем кидается ему навстречу. Как она бледна, как похудела! И он видел, как она, бросившись к нему, как-то неловко пошатнулась и припала на раненую ногу. До сих пор не прошло! Она у него на руках, совершенно невесомая, прямо около его сердца, почти без чувств, запрокинутое личико белее облаков у них над головами. Он целует ее припухшие от слез глаза. И они открываются, огромные, как две вселенные, изумленные и вопрошающие. — Как же это случилось? — шепчут ее бесконечно любимые губы. — Я приехал, — просто ответил он. — Но эти праздничные колокола… Я думала, что… — Новый здешний приор еще глупее того, прежнего! — в сердцах ответил король. — Я ведь велел не устраивать никакого шума из-за моего приезда, а он все сделал наоборот! Счастье еще, что крестный сказал мне, где тебя искать. Она прижалась к нему и заплакала снова. — Не надо, пожалуйста! — потрясенно шептал он. — Не плачь! Ну прости меня! Рыдания прекратились. Но Эд чувствовал, как девушка вся напряглась, сжалась в тугой болезненный комок, и издавала какие-то сдавленные стоны. Догадался: она сдерживается, чтобы не плакать. Чтобы выполнить то, что он хотел. Она ведь привыкла повиноваться ему во всем! И еще он понял, что так ей больнее. И точно, она не смогла долго удерживать рвущиеся прямо из сердца слезы. Новое рыдание сотрясло все ее худенькое тело. Наверно, ей будет легче, если она выплачет свое потрясение и боль, и Эд не стал больше ничего говорить. Лишь прижал к себе еще крепче и гладил по голове. Потом усадил на поваленный ствол дерева и целовал ее поврежденную ножку. — Вот так быстрее пройдет, — говорил он, а сам содрогался от ужаса и жалости. — О да, — ответила Азарика, заметив, как он расстроен. — Мне все говорят, что это ничего страшного, все полностью заживет! Пока я хромаю, но мне уже не очень больно, и это не навсегда, ты не думай! И она же еще утешала его! Что ж, пока заживает, он будет носить ее на руках. Он уже решил. Хорошо было бы принести ей вина, но как ее оставишь хоть на минуту? — Не уходи, — шепчут детские губы. — Я не уйду. И тебя больше не отпущу. Завтра поедем домой. И ты выйдешь за меня. — Я думала, ты уже забыл меня. — Забыть твои глаза, твою улыбку? — ответил он. — Я подарю тебе зеркало, чтобы ты знала, как красива. — Сейчас я, наверно, ужасна, — слабо улыбнулась она. — Я тебя люблю, — сказал он. — И я люблю тебя! Его губы приникли к ее соленым от слез губам, тотчас отозвавшимся на поцелуй. Потом он унес ее в зеленую прохладу леса… Поленницы, заготовленные монахами, возвышались между кустами то тут, то там. Днем здесь была вероятность встретить людей, например, тех же монахов или пастухов. Но наступившая ночь принадлежала влюбленным безраздельно, и лишь полная Луна стала свидетельницей их ласк. Они заснули лишь под утро, завернувшись в походное одеяло, возле догоревшего костра, утомленные и счастливые. Через несколько часов каноник Фортунат обвенчал короля и его возлюбленную. — Малыша Винифрида я привезу в Компьень сам, как только он немного окрепнет! — пообещал каноник. — А пока пусть поживет у меня. — Ах, надо обязательно написать аббатисе Теодораде, поблагодарить ее и все объяснить, — сказала Азарика, личико которой впервые за много месяцев светилось счастьем. — Мы напишем вместе, — ответил ее муж. — Ты будешь писать своим красивым почерком, а я — диктовать. Я объясню ей, что ты не сможешь поступить в ее монастырь, ибо король Франции очень нуждается в тебе. К тому же, у Христа много невест, а у меня — только ты одна. И добрейшая аббатиса обязательно получит от нас в подарок самые лучшие книги по врачеванию!