Mother Love

Чарли проснулась как можно раньше. Не то, чтобы в Аду были сутки разделены на "день" и "ночь",Пентаграмм-луна (или солнце) всегда укрывало алым светом город. Приблизительно можно было узнать время суток по клубам или барам, открывающися к вечеру. Шарлотта была на ногах ещё до того, как из какого-то клуба на окраине выпнули очередного напившегося в хлам придурка. На часах шесть часов утра. Все в отеле спят. Ну почти все. Ещё вчера вечером Магне про себя решила что завтрак в постель для гостьи – это одна из самых лучших идей, приходивший ей в голову. Вчерашний косяк с печеньем не должен повториться вновь! Правда, готовила она в последний раз лет восемьдесят назад отцу яблочный пирог (окончилось это дело сгоревшей кухней), но никогда не бывает поздно чему-то начать учиться. Спускаясь к кухне, Чарли решила что подавать на завтрак: блинчики! В одном кулинарном шоу она видела как легко они готовятся и их наверное весело переворачивать на сковороде. Из кухни доносилась какая-то песня из радиоприёмника,постукивание ложек и шипение масла. Пахло приятно. – Вы уже встали? – Чарли вошла в помещение. Эбигейл стояла у плиты, разбивая одно яйцо за другим и выливая содержимое на раскалённую сковороду. Там же они с возмущением щипели на неё. – Так я и не ложилась. – Повернувшись, ответила она и накрыла сковороду крышкой. – Наверное отсутствие нужды во сне – один из плюсов быть мёртвой. Я решила не тратить времени зря, а приготовить что-то вкусненькое вам на завтрак. А почему ты не спишь? Чарли хотела ответить что тоже думала заняться готовкой, но передумала, потому и соврала : – У меня бессонница. – Оу, – протянула Эбигейл. Она подошла к столу и начала нарезать хлеб,попутно говоря. – У моей знакомой Изабеллы тоже была бессонница. Она не могла уснуть даже если весь день пахала на работе. Только мощное снотворное могло её усыпить. Но кто бы мог подумать что оно её убьёт? Не понимаю как в снотворном мог оказаться мышьяк? – Соболезную... – Хах! Не стоит, дорогуша. Она была той ещё стервой, я была рада её быстрой кончине. – она закончила резать хлеб, повернулась к плите, сняла сковородку с вкусно пахнущей яичницей и поставила другую. – Вам помочь? – спросила Чарли, заворожённо наблюдая за тем, как Эбигейл раскладывает на поверхности сковородки ломтики хлеба. – Не стоит. Вы пьёте чай или кофе? "Хаск начинает утро с рюмки водки, а Даст с дозы кокаина." – чуть не вырвалось у Чарли. Вместо этого она ответила : – Чай. – Можешь поставить кипятить чайник, я не смогла его найти. – Эбигейл перевернула подрумянившийся хлеб на другую сторону. Чарли вытащила из шкафчика чайник, налила в него воду и поставила на комфорку рядом. Затем она спросила: – Вам чёрный или зелёный чай? – Чёрный. – Эбигейл положила на сковородку следующую партию хлеба. Чарли начала рыться на полках со всякими баночками в поисках заварки. Раскручивала одну банку, нюхала, кое-где пробовала на вкус, иногда чихала. Наконец нашла чёрный чай и высыпала в чайничек для заварки. – Во сколько вы обычно встаёте? – неожиданно спросила Эбигейл, отвлекаясь от своей работы. – По-разному. Но обычно после полудня. Эбигейл кивнула и выложила пожаренный хлеб в тарелку. – Рановато я начала готовить. Всё остынет когда они встанут. После замужества привыкла просыпаться в шесть утра, делать завтрак, ведь муж идёт на работу, а сын в школу к восьми. Моя смена начиналась с одиннадцати, торопиться мне было некуда. – А кем вы работали? – поинтересовалась Чарли. – В бюро газетных вырезок я была чтицей,причём старшей! Моей работой было чтение газет разных штатов, я выбирала самые интересные новости, которые после печатали в газетах Нового Орлеана. "Ого" – только и могла сказать Шарлотта. – Восемь лет работы, миллионы прочитанных статей... – мечтательно произнесла Эбигейл. – Остановить меня смогла только смерть. Пока зрение было ещё хорошим, не то, что у других девушек, которые начинали носить очки уже через полгода после начала работы. Чайник вскипел и из носика начал стремительно вылетать пар. Чарли налила кипяток в заварку и листики чёрного чая распустились, оставляя красные разводы на прозрачной воде. Завораживающее зрелище. – А кем работал ваш муж? – задала вопрос Шарлотта. Эбигейл гордо выпрямилась. – Роджер был журналистом. Нередко его статьи печатали в самом Нью-Йорке! Представляешь? – Вау. Не то, чтобы Чарли прямо-таки представляла себе великолепие должности Роджера, но надо было разделить радость Эбигейл, ведь иначе это посчиталось бы дурным тоном. Поэтому она спросила: – Как вы познакомились? – уж что, а истории о любви, которую так трудно найти здесь, в Аду, Шарлотта могла слушать вечно. Глаза Эбигейл засверкали. – Нас познакомила моя подруга Джоанна. Она уже была знакома с Роджером, даже пыталась флиртовать с ним, но как только он встретился со мной, в неё не осталось ни единого шанса. Тогда он стал моим ухажёром. Все девушки завидовали мне – красавец Роджер Нолан был мужчиной мечты, да к тому же был из состоятельной семьи, но деньги мало меня интересовали. – Эбигейл встала и разлила по чашкам чай, поставила одну перед Чарли, сделала глоток из другой. Затем она продолжила. – С моими родителями у него не задалось знакомство и они были категорически против нашей свадьбы. – Вам удалось их уговорить? – взволнованно спросила Шарлотта. – Нет. Мой отец был упрям и никому не давал уступок. Но ты думаешь, это меня остановило? Ни за что! – она хлопнула ладонью по столешнице так, что чашки на ней зазвенели. – Роджер стал любовью всей моей жизни, от которой я не стала бы отрекаться, даже если бы мне пришлось ради этого бежать из дома. Что я и сделала. – Вы сбежали из дома? – Чарли чуть ли не легла на стол, опёршись на него локтями. Она подовинулась поближе к Эбигейл, а та продолжила. – Я не жалела о своём поступке ни секунды своей жизни. И смерти тоже. Я была как птица в клетке дома своих родителей, а Роджер открыл мне дверь в мир. На следующий день мы поженились и отплыли в Америку. Шарлотта смотрела на счастливое лицо Эбигейл, рассказывающую эту историю и не могла понять как она попала в Ад. За что? Мать, без ума любящая своего ребёнка и верная жена не могла просто так оказаться здесь. – Я хотела спросить кое-что у тебя, дорогая. Чарли пару раз поморгала, прогоняя от себя мысли. – Что же? – Почему ты решила заняться реабилитацией грешников? – Эбигейл внимательно всмотрелась в лицо девушки. – Каждый год от рук ангелов погибают тысячи демонов. Я не могу просто смотреть на всё это сложа руки. Они ведь мой народ, а я как будущий правитель обязана их оберегать. Многие попали сюда по случайности или глупой ошибке, не заслуживая быть здесь. – Это очень благородно с твоей стороны, дорогая. Затем Эбигейл притянула Чарли к себе и обняла. Она была такой тёплой и мягкой, отстраняться от неё даже не возникало в мыслях.От неё пахло выпечкой и сладкими духами. Шарлотта охватила её в ответ, прижимаясь ещё сильнее. Она уже не может вспомнить когда в последний раз обнимала Лилит. Эту идиллию нарушил голос Энджела. Он воскрикнул: – Ты, ой! То есть вы! Вы приготовили нам завтрак?! – он восхищённо оглядел яичницу в сковороде и тосты. – Разбуди остальных, пусть тоже идут сюда, потом умойся, а я пока что накрою на стол. – Эбигейл вытащила из шкафчика тарелки и начала раскладывать их. Чарли принялась ей помогать. Энджел скрылся в коридоре, вслух пытаясь вспомнить когда в последний раз нормально завтракал. В течении десяти минут все собрались в столовой. Кроме Аластора. Пока Эбигейл разливала по чашкам чай, она спросила Даста: – Ты звал Джонни? Тот недоумевающе похлопал ресницами. – Кого? – Ну Джонни! – женщина поставила чайник на стол. Говорила она это с такой уверенностью, что Энджел уже готов был перерыть отель в поисках этого самого Джонни. Вдруг Эбигейл хлопнула себя по лбу и вскрикнула: – Чёрт подери! Никогда не привыкну к его новому имени! Я хотела сказать Аластор, – она взяла в руки сковородку и начала выкладывать по тарелкам яичницу, ворча под нос. – И чем ему не угодило выбранное мной и Роджером имя? "Клубничного сутенёра звали Джонни? – подумал Энджел про себя. – С его силой я бы тоже поменял это имя на нечто более устрашающее." Аластор вошёл на кухню, бодро пропев: – Всем доброе утро! – Давай, садись завтракать, пока еда не остыла. – Эбигейл отодвинула ему стул. Он задвинул его обратно. – Мам, я тороплюсь. Поем потом. Эбигейл всплеснула руками и воскликнула: – Как так? Давай я тебе с собой дам, на ходу поешь? Аластор наклонился и поцеловал мать в щёку, а затем скрылся в коридоре. – Приду вечером. Всем пока! Раздался хлопок закрывшейся двери. – Пока... – грустно вздохнула Эбигейл. Ушки дрогнули и опустились к голове. " Никогда не привыкну к тому, что мой мальчик уже вырос." Посмотрев на оставшуюся в сковородке порцию яичницы, предназначенную для сына, Эбигейл начала "сканировать" взглядом тарелки присутствующих и, обнаружив пустую тарелку Энджела, уже собиралась выложить остаток ему, как он нечал протестовать: – Нет-нет-нет! Я не могу столько много есть! У меня диета! – прокричал на всю столовую он, прикрывая рукой тарелку. Несмотря на свои препирания, Даст уже поедал глазами содержимое сковородки. – Дорогой, посмотри на себя! Какой ты худой! И что же, я зря готовила всё это? Зря старалась? Поняв, что задела Энджела за живое, она моментально воспользовалась этим и выложила ему всё в тарелку. Победоносно вскинув подбородок, Эбигейл потрепала его по голове, приговаривая: – Приятного аппетита, дорогой.