Венденский стрелок

      Жером, несмотря на то, что вполне неплохо разбирался в близь лежащих территориях, отнюдь не был из местных. Некогда, в давние времена, еще до валовой хвори, он и его семья были вынуждены переехать в Аксель из небольшого селения Эрернейз, что располагалась на окраине кельгальского графства Сомбре. Он никогда не рассказывал о вещах сповергших их к бегу из родного дома и даже порою предпочитал просто молча уйти, за место ответа на прямой вопрос. Скорее всего, очередная междоусобица средь местных князьков и послужила весомейшим мотиватором для столь резкого, главное, дальнего путешествия, между тем привнеся в жизнь молодого, тогда еще, юноши нечто столь ужасающее, что изменило его, заставило превратиться в весьма нервного, порою даже гадкого, но тем не менее молчаливого человека, которого, по видимому, более не интересовало ничего, кроме порученной ему работы. Даже родину не вспоминал, говоря лишь: "Была деревня - сожгли. Черт с ней."       В городе даже нельзя было найти человека, что со стопроцентной уверенностью мог бы сказать есть ли у него собственная семья, чем он занимается на досуге или же есть у него личная жизнь. Хотя если и была у него любовница, то ею можно было окрестить целый список, по большей мере состоящий из догм, правил, всевозможных предписаний и прочего в этом духе, ведь он не гнушался отчитывать ни то что рабочих, а даже постояльцев, кои, вроде как, заплатили за свое пребывание в этом месте. Поговаривают, что пару раз дело доходило даже до того, что он с вилами наперевес выгонял людей из конюшен на мороз, забирая оставленные ими вещи в личное пользование. Но, не смотря на это - раз за разом приходили новые жильцы, один черт дешевле нигде не переночуешь. Что интересно в данной ситуации - устав полностью запрещал нахождение кого-либо постороннего на территории, но по-видимому скудное жалование давало о себе знать, с излишком перевешивая моральные принципы.       Печальней же еще было осознание того, что и деться-то ему было абсолютно некуда, ведь такова была доля единственного во всей округе по настоящему подневольного человека. Ребенком, он подрабатывал, ухаживая за чужими лошадьми, - желал сделать тягостное существование семейство легче, - пока в один день его не заметил Альдарп и не выкупил у его же родителей за скромную сумму, вместе с тем немедленно поставив юнца на пост стадного конюшего и станционного смотрителя в одном лице, а так как тот был по сути его личной вещью, да еще и с пониженным жалованием. Совсем он тогда потерялся, забылся и внимание стал уделять только лошадям, от чего его как обвиняли, так и обвиняют в скотоложестве. Для сведущих же работников, что тянули лямку на него более недели и изрядно наслушались о его судьбе от старших товарищей, то не было загадкой, особенно на фоне вопроса: "Как он с такой судьбой еще не сыграл в ящик?"       Одним из таких работников и был молодой человек, что нынче сидел в углу дальнего помещения конюшни, объединявшего в себе дежурный пост, инвентарную и, похоже, место обитание начальника, который направился на выгул коней, оставив своего подчинённого следить за температурой помещения. Занимаемая им должность батрака не была хорошо оплачиваема, даже можно было сказать, что они зарабатывали на равных, но все же этого хватало и чтобы не помереть с голоду, и с долгами рассчитаться, павшими на его плечи. Тем не менее довольно часто возникало ощущение, что тебя наглым образом обманули, ведь работенка довольно пыльная, так еще и приобретает неприятные черты от характера старого конюха, что то и дело норовит нагрузить тебя совершенно посторонней работой, после еще жалуясь, мол: "почему ты не выполняешь свои обязанности?" При том еще и давая ярко понять о своем виденье в рабочих этаких рабов для раба, которым можно не доплачивать или же вовсе заставлять работать до глубокой ночи, если не до утра. И могло бы то закончиться в первую же неделю, если бы не его согласие на повышение платы в обозримом будущем, но вот нынче четвертый день недели третьей, а денег нет. Получка будет скоро и потому он решительно готов настоять на выполнении обещания, в идеале еще и получить за сверхурочные.        За тонкой дверью, чья ручка, когда-то светлая, как вся остальная дверь, потускнела от постоянно вытираемой о нее грязи, а верхний косяк отвис и толи теперь служит вешалкой для всякого барахла, толи изначально получил такое применение, уже после приняв данное положение, послышалось приглушенное звучание доброго десятка копыт - двадцать голов, да еще четверть от них молодняка. После того, как топот затих, на фоне ржания коней стали приближаться грузные, порою шаркающие шаги, что переходили от невнятных, до вполне отчетливых по мере приближения немолодого человека, коий, после дверного скрипа, повернул свою седую голову с темными проплешинами волос на макушке к помощнику и, подняв покрытую шелушащейся кожей руку, покрутил ею в воздухе. Тот же в свою очередь достал из горнила догорающий кусок палена, оббил его, положив после поверх печушки, а затем полез кочергой разравнивать угли, вместе с тем пристально наблюдая за громоздкой фигурой в затертом бушлате, что неспешно доковыляла до противоположной части комнаты, где вперемешку лежали сбруи разного качества, накидки да потники, уздечки, рядом куча металлолома по типу гвоздей и запасных подков, одна из которых вообще была золотая, с чеканной надписью "На сорокалетие", меж ними поставленные друг на друга седла, идущие снизу вверх по убыванию и где-то там в глубине инструменты, в коих по видимому он и рылся. Не поворачиваясь, старик вновь поднял руку и поскреб ногтем большого пальца о ноготь среднего, тем самым задавая немой вопрос подмастерью. Поставив железный прут в бочку меж стеной и трубой, юноша подтянул к себе дребезжащее от наполнения ведро, после чего взглядом окинул хранящиеся там конские ножи и выбрал среди, по большей мере, затупившихся и сломанных железяк с вогнутым или же вовсе дугообразным лезвием парочку самых приличных. После того, как тот встал с места, конюх с здоровенными кусачками и рашпилем в одной руке да подковой в другой, подошел к нему, закинул в печь железную дугу, после, закрыв неприятно скрипящую дверцу, потянулся освободившейся ладонью к подмастерью, но тот лишь отдернул инструмент в своей руке. - Я хочу поговорить об оплате. - разорвал наконец молодой человек порочный круг молчания, с тем ощущая на себе начинающий закипать недовольной неприязнью взгляд сверху. - Рано. - ответил тот грубым голосом чуть не по слогам и рукой показал, чтобы тот отдавал инструмент. - Как раз-таки не рано. - с такой же неприязнью в голосе, ответил он, пусть и более тихо, - Вы постоянно сулите повысить оплату, а в конце недели даете все туже сумму. Так еще и не хотите это обсуждать! - Не дури! Дай нож! - произнес он с большим негодованием. - Не дам пока вы не подпишите бумагу. Я честно работаю и хочу получать честную сумму! - Не повышай мне здесь голос, щенок блудливый!!! - окончательно сорвался на крик старик, от чего его лицо в мгновение покрылось плеядой еле заметных до этого морщин, а правый глаз слегка прикрылся и резко задергался в противовес выпученному левому, что стал расплываться слегка розоватым оттенком от лопнувшего сосуда, - Эти дебилы постоянно кричат, ты, гнида, голос повышаешь, хочешь чего-то - вы совсем охерели от безнаказанности!? - из-за двери раздалось встревоженное ржание, - Ты, блять, получаешь столько, сколько должен!!! И ни шиша я тебе больше не обязан!!! - Ты совсем умом тронулся с конями своими!? - выкрикнул тот в ответ постучав себе по виску, - Я, тут по мимо них, еще, по твоей воле, людей обслуживаю!! Этому постирай, этого подшей, за тем сранье убери... - Сука, это - твоя работа!!! - Моя работа за конями говно убирать, а не отдирать со стен ночные поллюции, да грузчиком на рынке работать потому что: "Могаки нужна помощь. Иди!" - Радуйся, что вообще деньги получаешь!!! Ты забыл, как сюда попал?! У тебяж не документов, ни совести!!! - И из-за этого я должен быть как раб... - успел проговорить работник на повышенных тонах, перед тем как отпрыгнуть от здоровенного комка нервов, что решил прервать разговор одним ударом в живот оппонента. Мастер дипломатии. Увы миновать кулака не вышло, тот вскользь прошелся по брюху молодого человека и оттолкнул его в груду утвари, от чего раздался грохот, на фоне которого был слышен отчетливый металлический звон. - Kaoc'h... - раздался намного более спокойный, но все же нервный голос напавшего. Смотря куда-то на пол стеклянным взором, он держал щеку свободной рукой, меж грязных пальцев которой темными ручейками уж понемногу стала растекаться кровь, убегая ему за рукав и на подбородок, проходя через седые усы алым мостиком. Повернув голову вправо, юноша увидел лежащий на полу дугообразный нож для чистки копыт под которым распластался кусок ощетинившейся розоватой кожи, размером этак с указательный палец, - Слушай, beulke, - сказал тот приподняв железные клещи, - вот это будет у тебя в голове, если через пять минут, когда я вернусь, ты будешь здесь. Понял? - А деньги? - Уволе!.. - попытался выкрикнуть он, но зашипел от боли, слегка оголив кусок мяса за сжавшимися пальцами, - Уволен, нахрен. Ни гроша я тебе не дам. А то что отработал на этой неделе - я забираю на лечение. - Еще раз глянув на лежащий кусок щеки, конюший добавил, - Время пошло. - тяжело вздохнув, он развернулся и ушел, хлопнув на последок дверью, от чего плащ, висящий на углу, глухо упал на пол.       Голубые глаза, теперь уже бывшего, работника еще с минуту глядели на окровавленный инструмент, пока их владелец, лежа средь хозяйственного хлама в неудобной позе, пытался осознать, как же так могло выйти, ведь у него даже мысли небыло причинять вред старику. "Удар." Промелькнуло у него в голове, "Если бы он не ударил - я не отдернулся, а значит и не упал." Подняв взгляд по горизонтали пола, он, сквозь брови посмотрел на свою задранную руку, что, согнувшись, упиралась в деревянное ведро. Все встало на свои места. "И куда же теперь?" появился новый вопрос взамен старому, но теперь более актуальный, ведь тех средств, что остались у него с прошлой получки еле хватит протянуть до конца недели в плане пищи, и то если не платить за ренту комнаты в кабаке. О долгах и говорить нечего - живым сожрут если не оплатит. А деваться то некуда работать и так брали мало куда, да с половины мест юноша ушел сам, осознавая, что не справиться с положенными задачами. Вторая же половина чем-то похожа на теперешний расклад. Пропитанный духом справедливости человек мало кому сдался на юге, особенно когда все хотят сэкономить, а что такое права знают, дай Бог, каждый десятый, да и тот на поверхностном уровне. Само собой из простого населения, чем голубая кровь активно пользуется.       "Выход один - надо снова брать взаймы. Знать бы только у кого, когда должен половине знакомого окружения. Хотя... Не считая дария... Или он эвер? Или эпихид... Не считая ростовщика неопределенно-восточной национальности, в городе есть всего два человека, у которых можно попросить мзду. И то с поправкой, что один из них в хорошем расположении духа, что, вообщем-таки, бывает не так уж и часто." Постучав о деревянный бок посудины ногтями, он выпустил из себя канонаду коротких выдохов, обозначая тем самым свою задумчивость для Вездесущих, после чего, перекатившись на бок, встал, забрал темно-зеленый плащ из прохудившейся шерсти с пола и вышел из служебного помещения, оказавшись в основном зале конюшни, где веяло свежими итогами жизни этих животных. "Ну хоть какая-то положительная сторона в случившемся!" - подумал тот, вспоминая первый рабочий день и ту кучу дерьма, что ему пришлось разгрести. По центру, длинным тоннелем шла канонада деревянных арок, что спустя каждые, цитата, "пять коней в ширь" отделяли по бокам от себе сегмент стойл, в свою очередь имеющих дощатую перегородку до самого потолка, дабы постоянные жители не посягались, как на хвосты своих соплеменников, так и на временных соседей. В общей сумме их получалось около девятнадцати штук - самый дальний от входа, левый закуток, что для юноши нынче был справа, был обустроен под небольшой склад для крупных и часто используемых инструментов, ибо задняя сторона печки изрядно выходила из стены, не позволяя поселить здесь кого либо, но зато давая возможность удобного подогрева содержимого кружек и, если изловчиться, тарелок. Даже сейчас здесь находился неприглядный глиняный стакан, наполненный некой невзрачной жидкостью темного цвета, от которой исходил кислый, еще больше усугубляющий гамму ароматов запах. И это все на фоне беснующихся коней, запаниковавших от криков и последующего вида своего "отца", не кем другим они не могли его считать, ведь даже после рождения большинство из них видели первым делом не мать, а его, без куска щеки, спешащим куда-то на выход. Накинув свое одеяние, молодой человек пошел в туже сторону, что и старый, провожая взглядом морды преимущественно бурых цветов, пока его взгляд не уперся в пустой промежуток, где нынче никого не было. Наспех оглянувшись на выход, откуда на него глядело в ответ алое солнце, и поводив ушами, он, слегка нагнувшись, заглянул в место обитания одних из давних постояльцев, что были либо стальной выдержки, либо, более вероятно, в крайне бедственном положении, ведь жить в таких условиях с конца лета и до самой зимы, это еще то испытание. Хотя если принюхаться... Все равно будет не сладко.       "Может они залог примут?" - предположил он, оглядывая немногочисленные вещи отсутствующих хозяев, что лежали общей гурьбой в расчищенном от сена углу. "Портки зеленые, странные, но точно никому не нужные, мешки... Вроде бы кто-то из них что-то ценное прятал..." - его взгляд резко сменился с заинтересованного на растерянный, - "А если меня найдут? Нет, нельзя!" Продолжив свой путь, несостоявшийся вор спустя короткое время оказался на морозном воздухе, где на удивление стояла хорошая погода - верный признак затишья перед главным актом выступления ледяного творца, что может приступить к его исполнению в любой момент, тем самым спрятав за белесыми кулисами открывающийся отсюда пейзаж на широкое поле, с одной стороны упирающаяся в монументальные стены городских ворот, с другой, в кажущийся отсюда не таким уж и большим, припорошенный зеленый частокол, слегка отдающий тьмой и буростью, спустя метров десять после границы света, а впереди бескрайность и свобода. Но свобода тоскливая, безальтернативно белая, до смерти холодная и мокрая, потому никому не нужная.       "Забавно выходит..." - начал он размышлять, приближаясь к дороге из утрамбованного снега с небольшими темными крапинками, что одним своим концом уходила в чащу, как бы разделяя ее на две, пусть не ровные, но равные части, - "Сам хочу справедливости и сам же готов полезть в чужой карман. И как же так получается? Мда... Дядя верно говорит, что зло делает большее зло и если попадешь в его цикл - сам станешь злом. Только тогда получается, что весь мир - одно зло... Зачем тогда быть единственным добряком? Надо будет у него как-нибудь спросить."       Как и всегда, у ворот стояли пару стражников, что, спрятавшись под каменным навесом межбашенного моста да удобно пристроившись у стенки перед тем, как благополучно вздремнуть, наблюдали за проходящими в один глаз на двоих - по половине от каждого. Левый - основной страж, должность пониже, сам повыше, охват в плечах еще больше, а поручений, так и вовсе гора. Правый - абсолютно обратная ситуация. Пусть и низкий, но головою думает лучше, потому до старшего и достоялся здесь, чем абсолютно доволен, ведь от всей волокиты осталось лишь заполнение пары бумаг, допрос всяких "подозрительных идиотов" и наблюдение за тем, что бы его товарищ не уснул на посту. Ну или на крайний случай заменил его, но то по желанию. На самом же деле, всем троим, писарь также состоял в этой ленивой команде, было глубоко всеравно на основные задачи охраны от посторонних, ради чего их, собственно говоря, и выставили, ведь всем известно, что на южных воротах Ничего и Никогда не происходит. Только порою конюший со своими помощниками бегает, да, если повезет, то на авантюриста можно посмотреть, но то редкость. Зато если все свои, то и смысла напрягаться - нет. Значит можно отстоять положенное, вечером написать отчет да выполнить мелочные дела от которых не отлиняешь, получить честную зарплату и домой - баиньки. Черт побери, да здесь настолько скучное и забытое Астрой место, что, когда на город напал генерал армии демонов, ласково называемый "ГАДом", они решили ради забавы ворота вообще не закрывать, как пояснил старший: "Не потехи ради - эксперимента для!" Но так никто и не пришел, а им еще и премию выписали по сто тысяч на лицо. Ну кроме мастера пера, само собой, - им редко что полагается по должности, ибо чиркать каждый горазд. Но тот и не особо обиделся - компенсировал из конфиската, что в конце каждой недели скидывается в этакий общак, да дальше лежит дрыхнет, не северные ворота все-таки. Откуда молодой человек это узнал? Все у них же - толи от скуки смертной, толи от алкоголя, запрятанного в коморке средь мусора, они очень даже не против пообщаться на абсолютно любые темы, порою чуть не доходя до крайности и не рассказывая вещи, за которые можно на плаху попасть.        И если задуматься, да прийти к мысли, что, по факту, они все такие, с той лишь разницей - не все лишились страха перед начальством, потому и выполняют работу, если не хорошо, то хотябы удовлетворительно, поймешь, почему день ото дня становиться сложнее жить. И так ведь не только у стражи, но и у многих других, начиная с чиновников и заканчивая строителями! Когда, где это началось? Кто был инициатором? Много ли городов, что так же страдают от безалаберности на всех слоях или же только этот погряз в разгильдяйстве крайней степени? Ответить смогут, разве что, лишь те, кто покинул город. Да только вот они не возвращаются. Говорят, кто нашел для себя лучшее место, чем здесь, или вовсе поступил на государственную службу, а то же и просто лежит, теперь, в земле, слова сказать не может.

***

      Вот и город. С одной стороны, место до боли знакомое и родное, ведь, будучи еще воспитанником сиротского дома, юноше по долгу приходилось бродить средь этих каменных домов, что, встав плечом к плечу и более походя на стену с множеством окон и дверей, нежели на жилой массив, закрывали своими телами дальний обзор, оставив наблюдателю лишь редкие просветы закутков, нынче застроенных во имя не ясной цели, да центральную дорогу, ведущую либо к развилке, либо, как здесь, к центру этого человеческого муравейника, а вместе с тем, с другой же, чувство опасности, ощущение некой голости перед теми, кто на самом деле владеет этими землями в обход герцога, и может в любую секунду выйти из-за ближайшей подворотни да "вежливо" спросить за долги, а то и вовсе бесцеремонно ударить чем-то острым меж ребер, обобрать, после просто уйти безнаказанными. Еще больше накинув свой плащ на плечи и натянув капюшон на голову, так чтобы со стороны более походить на неопределенную фигуру, нежели на себя самого, молодой человек не спеша оглянулся по сторонам и медленно побрел по краю мощенной мелким камнем дороги, лишь порою останавливаясь дабы снова проверить не идет ли кто за ним. Сложно было сказать к чему вся это скрытность, с учетом того, что он, похоже, и вовсе был единственным человеком на данной улице, хотя днем ранее и все дни до этого, здесь жизнь, пусть и не кипела, но шла своим умеренным чередом. А теперь же... "Странно все это... Как-то... Неправильно, что ли..." Удивительная вещь, но среди кучи неизвестных людей, большинство из которых, вероятно, увидишь первый и последний раз, ты чувствуешь себя куда более спокойней, чем в полном одиночестве. Постоянной назойливой тенью тебя преследует чувство, что-то некто невидимый или же нашедший укромное место на крыше, за углом, пусть даже, слегка выглядывая из-за чужих штор в окно смотрит тебе в спину тяжелым взглядом и стоит обернуться, как не осталось его следа, а другая пара глаз стала наблюдать за тобой сызнова, продолжая этот круг до тех пор, пока не объявиться хоть одна живая душа и не разгонит "бесов" настоящим взглядом.       Попытавшись отойти от мыслей о неосязаемых наблюдателях, молодой человек опустил голову к брусчатке, что можно было сравнить со льдом крупной реки, коя летом огибала все возможные препятствия, а после на бегу наполняла собой все изъяны берега, расходясь, подобно дереву, множеством мелких ветвей и почек, но когда же настали холода, увесистый лед своим натиском начал плотно прижимать воду к краю, пока та пыталась сопротивляться, оставляя на его теле множество извивающихся белых "шрамов", которые, уже после, с каждым разом все больше и больше подчеркивала метель, делая их похожими по боле на островки. Эта же каменная "река" была особенной. Начинаясь у северных ворот, что выносили на себе большинство всех нападок из вне, она тонкой колеей проходила через центр города, где с двух сторон обволакивала гильдию и здесь же достигала максимальной шири для того, чтобы затем также плавно вновь уменьшится, преодолеть настоящую водную преграду по мосту и, сделав небольшое заворот, упереться в исторический центр города, который, тем не менее, умудрялся выглядеть даже новее стены, что была построена много позже. Образованная таким образом ось, вероятно с высоты птичьего полета была хорошо заметна. "Может быть даже город походит на компас... Минутку…" Сделав пару шагов назад, юноша заглянул в один из тупиков, что показался ему странным. Вроде бы ничего необычного - две отштукатуренные стены дома, находящиеся в метре друг от друга, упираются в заглушку, по краям всякий мусор. Обглоданные кости какой-то мелкой животины. "Свежие... Я здесь кого-то точно видел!" Наскоро оглянувшись, он, вдоль левой стены, плавно стал приближаться к тупику, где все отчетливей становилось видной воткнутый меж камней старый гвоздь с треугольной кромкой. "Зачем кому-то он здесь? Да еще и на уровне глаз?" Взявшись за основание железяки, бывший батрак дернул за него и на удивление легко вынул из трещины, будто тот и вовсе был просто вложен. "Обычный гвоздь. Ржавый разве что..." Посмотрев на верх, он задумался, после чего подпрыгнул и, ухватившись за край, хотел уже заглянуть по ту сторону баррикады, как вдруг услышал за своей спиной чьи-то шаги. - Мил человек! - с наигранной добротой воскликнул мужчина, чей голос походил на старое скрипящее колесо, которое в конце каждого предложения еще и начинало сильно хрипеть, - А, мил человек! Что это мы тут делаем, да в молебен? - приземлившись обратно в насыпь снега, юноша спрятал руки за тканью одежды и не спеша повернулся. - Говорят, что в этот день надо возвращать долги. Ты, ведь, верующий, Август? - Верующий, да в других богов. - ответил тот и окинул взглядом весьма просто одетых бородачей, что смотрели на него сверху вниз. - И при этом знаю, что через посредников возвращать - плохая примета. - стоящий слегка позади амбал, что в отличии от своего собрата по ремеслу был больше в весе, нежели в силе, слегка опешил и с не понимающий лицом посмотрел на стоящего впереди. Тот же что-то шепнул и оба сделали пару шагов вперёд, загородив должник пути отступления. - Ты за дураков нас не держи! Мы обычаи знаем! - откликнулся пухлый. - Идиот... - вздохнул старший, - Мил человек, мы то тебе предлагаем рассчитаться по добру. Добро ценить надо, - сказал тот и, резко сменив тон, пригрозил кулаком, - а то тебя оно ценить перестанет! - А кто сказал, что я добро не ценю? - спросил юноша и тоже сделал два шага вперёд, - Очень ценю! Да только оплатить его нечем. - Э, ты, это... Деньги гони уже! Холодно, так-то! - Я тебя! - с тихой злостью ответил главарь и замахнулся на товарища. Переменившись вновь, добавил, - Терпение... Почему мы отпустили тебя в прошлый раз? Помнишь? Ты тогда сказал: "У меня нету денег, дайте заработать и я все верну." Наш многоувожаемый босс даже согласился дать тебе месячную отсрочку! И что теперь? - А теперь у меня стоит делема - помереть с голоду или же выплатить долг. Ты знаешь, что я выберу. - Август, Август... Ты же знаешь, как хорошо он относится к твоей семье, а ты решил все по рушить из-за такой мелочи! И сумма-то главное не большая. - Всё относительно! - ответил он тяжело вздохнув, - Для вас немного, а я могу месяц жить. - Не заплатишь - не проживёшь и его! - Удивительно. Первый раз по делу говорит. - Дай подумать... - ответил должник и театрально посмотрел в сторону, с лукавым лицом полным дум. - Работы нет, так что мне разницы нет тоже. - Как хочешь, Август... Как хочешь... - безэмоционально протянул апонент и слегка повернулся, пропуская амбала вперёд. - Давай. - И кстати. - спокойно сказал молодой, будто не обращая внимания на приближающегося врага, - Я - Аугусто! - Да хоть сам король! - агрессивно крикнул, уже подошедший мужик, рычащим голосом похожим на орочей, после чего незамедлительно нанес удар, но, вместо лица юноши, ощутил, поочередно, сначала колющую боль в предплечье, а затем резкое ощущение, будто его кисть одномоментно поимели увесистым шестопером, вызванное встречей оной со стеной. Пустую улицу наполнил громкий не то что крик, но скорее что-то более похожее на рык животного, которого местное мужичье завалило и теперь принялось добивать быстрыми ударами топоров.        Не ожидая пока товарищ пострадавшего сложит все переменные и начнет предпринимать какие-либо действия, человек, чье имя еще никто не называл правильно, развернулся и с короткого разбега заполз на перекрывающую проход стену, тут же спрыгнул с другой стороны и, пробежавшись вдоль оставшегося коридора, как ударенный молнией, побежал по соседней улице, слыша вдогонку: "Сука, что стоишь, догоняй!!!" И толи глава этой пары обладал не превзойденным даром убеждения, толи их кормили концентрированным самообладанием, а, скорее всего, все же страх перед начальником, про которого какие только байки не ходили, но тот не только перестал оповещать всю улицу о полученном увечье, но и еще будто абсолютно здоровый сиганул через стену вслед за должником. И при том, не смотря на раза в два больший возраст, он бежал практически на ровне с двадцатилетним ромейцем, что было совсем уж неожиданно, так еще и с учетом его физической подготовки на уровне тюленя. "Церковь! Нужно срочно в церковь! Где она только?" Не сбавляя шага, юноша начал пытаться сориентироваться в потоке быстро пролетающих, поглощенных во тьму, тупиковых поворотов, но натыкался лишь на то, что не мог опознать какие либо приметы ведущие к нужному месту. "Наконец!" - обрадовался он увиденному пролому в одной из заглушек, от чего мигом затормозил и, в попытках дать заднюю, упал на бок, лицом в сторону преследователя, что довольно сильно оторвался. На одежде его образовалось небольшое бардовое пятно, но больше казалось, что цвет не сменился, а просто уступил место, переползя на кожу владельца, выглядящего ныне не здорово. Да и бег его сменился с резвого, на скачкообразный, когда он резко ускорялся на короткий рывок, а затем, еле перебирая заплетающимися нога, снижал скорость. Сделав несколько скользящих шагов, Аугуст резко встал с земли и уже обрадовался увиденным людям, что небольшими кучками начали проходить мимо проема, но, сделав несколько шагов к спасительной толпе, снова затормозил, лицо же вновь обрело отрицательный окрас. - Быстро ты бегаешь! - на выдохе произнес второй "коллектор", что нашел проход немногим позже юноши. - Очень... Сука, щас... - опустив взгляд в землю и подняв палец в знак ожидания, он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Должник же, не теряя времени, снова рванул от врага, но тот лишь ухватил его за плащ и дернул на себя, от чего металлическая бляшка, держащая края ткани, резко ударила молодого человека по горлу и тот свалился на руки, хватая ртом воздух. - Я сказал, ждать! Гонец недоделанный... - Минут через пять к ним присоединился и бледный. Зайдя с другой стороны, он уперся об стенку спиной и медленно скатился по ней, после чего трясущимися руками достал неуклюже из кармана маленькую склянку, размером с большой палец, и опустошил ее. Щеки его порозовели. Теперь же все трое просто ждали чего-то и пускали густые клубы пара, что наполнял потемки расплывчатыми сероватыми тонами. - Мы-то... Тебя просто проучить должны были. А теперь - побить тебя мало. Допрыгался. Убивать будем. Щас уведем тебя от глаз по дальше... Уф... И... - подняв взгляд, мужчина оглядел своего подопечного, - Сначала отрежем руку. Хотя не. Возьмем суду на твое имя! А потом... - Если не прекратишь, - неожиданно раздался чей-то тонкий голос после скрипящего звука, - то она понадобиться тебе только на похороны! - Че ты там пиз... - попытался произнести он, вместе с тем начав поворачиваться, но пролетевшая мимо глаза стрела переубедила его совершать какие либо действия. - Только попробуй, - сказала она после повторного натяжения тетивы, - и в лучшем случае лишишься зрения! Бери своего дружка и проваливайте! - Вот су... - Чего? - Повезло, говорю, тебе пацан! - ответил тот с пассивно-агрессивной интонацией да побрел к своему товарищу, между тем плюнув на землю рядом с юношей, пока шел мимо. Тот же не обратил на это внимания, а лишь оглянулся через левое плечо, где увидел весьма забавную картину того, как рыжая девчушка, одетая в мешковатый белые штаны да рубаху по верх которой накинут, покрытый множеством заплаток, плащ в основном серого цвета, стоит с пустым натянутым луком и угрожает двум громадным, по сравнению с ней, амбалам. - А ты чего лежишь? - перевела она свое внимание на жертву рэкета, - Давай, вставай! - Вот, ты мой хранитель. - с небольшой радостью прошептал тот, дыша все еще отрывисто и не ровно.       Опустив оружие, спасительница быстрым шагом подошла к спасенному и, подхватив его под плечо, подняла на ноги, вместе с тем незамедлительно накинув на его шею дополнительным грузом нечто похожее на тканевую барсетку, сделанную из все того же белого материала, только здесь он был покрыт какими-то полупрозрачными темными разводами. Дернув того за руку, она вывела юношу на основную улицу и побежала в толпу, где оба влились в слабый поток возвращающихся домой мещан, и уже совсем скоро оказались в недосягаемости от бородачей, что могли к этому моменту заметить блеф. Не говоря друг-другу не слова, они прошли так еще минут пятнадцать, пока впереди не замаячил мост, дорога с которого на прямую вела к зданию гильдии. Вопреки ожиданиям Аугусто, она не стала идти в сторону возвышенности "каменного холма", а, наоборот, чуть ли не на месте повернула в сторону берега, где, быстро пройдясь по снежной насыпи плавного склона, ступила на лед. - А разве по дороге не быстрее будет? - удивленно спросил бывший батрак, неуклюже спустившись следом за ней. - Быстрее, - ответила та, глянув на него сквозь волосы, - только мне туда нельзя. - Удивительная ты женщина... Только сейчас угрожала двум здоровым бандитам пустым луком, а теперь из-за кого-то боишься идти по дороге! - подивился он, услышав в ответ лишь непонятное для него высказывание носящее явно недовольный окрас, - Слушай, Агнес, а ты вообще откуда шла? У тебяж не дел, не работы, вроде? - С церкви. - С церкви? - недоверчиво переспросил тот, глядя в спину девушке, что ни по одному из канонов известных ему церквей не считалась благочестивой, - Ты, что, уверовала? - Угу. - кивнула она с долей сарказма, - Всей душой поверила в силу бесплатного хлеба! Только хрен там был! - воскликнула рыжая уже с недовольством и подняв палец в небо добавила, - Видит бог, если бы мне не сказали "Таким как ты - хлеба не положено!", тебе точно не поздоровилось! Да и что он вообще имел ввиду, пэдро старое?! Готова дать зуб, что это из-за того, что я рыжая! - Слава Астре, - выдохнул тот с облегчением, - а то я уж подумал, что тебя подменили! Сама понимаешь - геройствуешь, молишься... - Ну если не нравиться, то могу в следующий раз и не спасать! - сказала со смешком, - Да и не получиться. - Думаешь они догадались, что ты стояла с пустым луком? - Думаю, что они нашли палку. - Какую палку? - недоумеваючи спросил он, смотря на приближающийся противоположный берег. - Ну хворост... А ты что, думал я стрелу потратила? - переняла она его выражение, - У меня их месяц как нет! Дай бог сегодня появятся. - Как ты, черт побери, палкой-то выстрелила? - Я их все еще в лесу проверяла, подойдут ли они. А для этого нужно ушко. - ответила Лучница с некой нервозностью и стала взбираться по более тупому склону. Юноша же слегка призадумался, после откинул часть ткани сверху мешка и увидел лежащие вперемешку перья, более-менее ровные палки, да россыпь мелких острых камней со стеклами, - У тебя, кстати, волоса конского не будет? - Нет. Меня прогнали. - Чего?! Опять? Ты чем там таким занимаешься вообще? - спросила она, повернув в узкий проход, на углу которого был мелом нарисован небольшой круг, - Я так понимаю второй вопрос можно не задавать? - Ты же говорила, что у тебя есть деньги! - Один момент. - ответила она и подойдя к уставленной досками стене, за которой виднелась куча снега постучала три быстрых и тихих раза, затем два долгих и громких, на что раздался уставший голос "Заходи." - Это когда было-то? - Э... - Месяц назад и было. А с тех пор сам видишь, где я живу. - закончила девушка объяснения и, отодвинув в сторону свисающую на проходе штору, зашла внутрь небольшой, пропахшей гарью, берлоги, пол и потолок которых были положены досками, когда боковые перекрытия были либо стенами домов, либо снежным валом. На потолке по сторонам от молодых людей висели тонкие веревки, держащие на себе по большей мере разную одежду, но была и одна усыпанная связками лука да чеснока. В центре относительно небольшой костер, что, тем не менее, справляется со своими обязанностями, рядом, у каменного бока помещения, небольшая охапка дров, а поверх нее бомжеватого вида человек, устало смотрящий на играющие рыжие и желтые языки пламени. - Я вообще считаю, что нам пора сесть и посчитать кто, кому и сколько должен. - Опять голодный рот привела? - Это друг мой. - Не боись, из ваших я, из бродяг теперь. - Ну и иди, броди дальше. - ответил тот недовольно, - Здесь таких нет. Обездоленные, обманутые, но не бродяги. Весна будет - все работу найдем. Никого здесь не будет до зимы следующей. - Что с ним такое? - Да в карты опять проигрался кому-то. - отмахнулась рыжая и сняла со спутника сумку, после усевшись у огня и став раскладывать ее содержимое по разным кучкам. - Нитки есть? - В кармане над тобой посмотри. - указал отвергнутый сын фортуны на висящие в углу штаны. - Я вот что думаю - почему на углу круг, а не треугольник? - спросил у подруги юноша, продолжая рассматривать сидящего, - Да и по всему городу знаки пропали. - Потому и пропали, чтоб такие, как ты по ним не ходили. - откликнулся тот, - Вот ты в общаг скидывался? Не отвечай - я знаю, что нет. Вот когда будешь лицом соучастным, тогда и узнаешь новые закорючки. - И поэтому вы их смыли? - Не мы. Церковники. Сегодня же молебен - надо центр в порядок привести. А тут надписи всякие. Иногда даже не приличные... Почти всегда. - Эвано как оно... - протянул молодой человек, повернув голову к девушке, что уже успела разрезать одно черное перо на две продольные части и начала примерять их длину к древку. - Ты клей сварил? - Иди ко всем чертям! - отмахнулся мужчина и наклонился к углу за кладкой дров, - Он воняет, как смерть! - И как мне теперь... - Как всегда. - ответил он раньше, чем закончился вопрос и протянул небольшое блюдце, что по факту было дном от разбитой бутылки, - Я лучше достал.        Приняв, с левой стороны от костра, сосуд с неясным содержимым, она, недоуменно сведя брови, от чего стала при свете огня похожа на ведьму, заглянула внутрь, затем, отставив его в сторону, вернулась к своему "ритуалу". Подняв одну из половин будущего оперения, она взяла во вторую руку нож и стала аккуратно снимать с ее нижней части небольшие стружки, пока и без того не особо крупный стержень не стал совсем уж малозаметным. Приложив заготовку к большому пальцу, она сделала им одно небольшое движение вдоль оси, после чего перегнула его по линии, где лежал конец ногтя и ножом разделила еще на двое. Приложив половинки друг к другу, так чтобы опахала лежали в плотную, она достала с очага небольшую трость, потушила ее одним взмахом и стала гладить их вершки дымящимся кончиком, делая с каждым проходом линию навершия все более округлой. Вернув "расческу" обратно, мастерица взялась теперь и за наконечник. Каменное журчание длилось не долго, а закончилось тем, что из всей гурьбы был выбран небольшой стеклянный треугольник похожий на зуб. Положив его на колена, она той же рукой взяла одну из палок и приложив к ровному ее концу лезвие, стала плавно на него давить, пока не получила неглубокую расщелину. Место для наконечника тут же было обработано темной субстанцией из чаши, а после и он сам был помещен на свое место. Подняв с пола нить, девушка взяла ее конец в зубы и откинула клубок в сторону, оборвала по длине от лица до пальцев выпрямленной руки, затем стала стягивать тугим мотком раскол, с некой периодичностью накидывая крепление петлей на небольшие плечи, что торчали из древка под лезвием. "Значит все-таки не сама их делала. Такие только Грим отбивает. Только вот за какие, такие заслуги он согласился ей помочь?" - обдумывал молодой наблюдатель, когда творец приступила к более тонкой работе. - А это нормально, что лук при натяжении скрипит? - неожиданно ворвался юноша в процесс, от чего девочка встрепенулась и посмотрела на того с упреком. - Нет. - От чего это вообще может быть? - Если повезет - расслоился и в следующий раз просто расколится на двое. - А если нет? - Значит я получу тетивой по глазу. - интонация была максимально безразличной, будто если что, то лечиться надо будет не ей. - Еще вопросы? - Нет. - Ну и отлично.       Достав тонкую деревянную хворостинку, что все это время была внутри, она вытянула ее вверх, стряхнула обратно длинный шлейф, отдающий легкой желтизной, и стала легкими тычками наносить самодельный клей на поверхность рядом с ушком, после чего, также аккуратно перехватила оперение и прижала его с двух сторон так, что их силуэт был похож на прямую линию. Подтянув к себе нить еще раз, она снова повторила операцию, но на этот раз проводя между двумя стяжками спираль, проходящую сквозь оперение. Намазов в финале все узлы еще раз, девушка взвесила стрелу на руке, слегка погнула ее, выдала вердикт: "Хрень, но сгодиться." после чего отодвинула чью-то верхнюю одежду и показала миру самое дорогое, что есть в этом помещении - набедренный колчан, что был обтянут черной кожей, по верх которой красовалась золотая вышивка зверя похоже на волка, борющегося средь леса с летящим драконом. Как когда-то пояснила сама девочка - то изображение имеет смысл борьбы ее народа с нынешней короной, и пусть такой подтекст ей не нравиться, но орнамент весьма красивый - потому и взяла. Положив изделие внутрь, она уже хотела браться за следующее, как вдруг с лицом одновременно осознавшим нечто и недовольным, посмотрела на местного обывателя. - Минутку... Это же смоляной клей? - лукаво глянула на него. - Ты как... - Где достал?! - вопрос прозвучал из ее уст как угроза. - Так это... С сосны наскреб! - Я и спрашиваю, где ты взял сосну? - Купил... - тихо пролепетал он, тупя взгляд в кострище, - У пацана одного с гильдии. - С гильдии?! Я тебе щас этим паленом... - Тише, тише, тише! - вмешался юноша, - Ты чего так злишься? - Мы тут потом и кровью пытаемся деньги добыть, чтоб всем выжить, а он их... - Ты, чего, дура что ли? - спросил он с небольшой улыбкой, хотя в глазах всеже теплился страх, - Ты думаешь я стал бы их покупать еслиб они не были раза в два дешевле, чем гнильяк на складе? - Да ладно? - сменилась она в лице. - Это же вообще ничего по сути! - Я знаю, как нам взять деньги! - неожиданно воскликнул юноша с прозревшим лицом. - В прошлый раз, когда я это слышал - моего друга медведь задрал. - Спасибо. - сказала Агнес, - Очень мотивирует!

***

      Тьма поглотила город. Черные щупальца ее проползли по всем улицам, впитав и переварив в себе все до чего только можно было докоснуться, начиная с мелких камешков льда, что были невольно занесены сюда странниками и заканчивая камнями вполне настоящими, держащими на своих прочных плечах последние оплоты жизни. Они считали своим долгом облизать каждый угол, лишить его самого главного фактора. Красок не было - все до последней оказались чужеродны для ночи, особенно для городской. Потому и казалось, что по городу ходят не редкие фигуры незнакомцев, запозднившихся в своих делах, пьянчуг или же бродяг, а что-то инфернальное, загадочное. Что-то, что может в любой момент схватить тебя за руку и уволочь в сумрак слепых подворотней, где ты станешь ее кормом. И лишь редкие фонари да окна держались зубами за свои места, не давая ужасу проникнуть в разум человечества и осесть там окончательно. Но все было четно - сил явно не хватало, оттого просачивающиеся сгустки тьмы скапливались в углах помещений, ожидая своего часа. "Удивительно..." - вслух размышляла одна из сумрачных фигур, наблюдая из тени за играющим пламенем уличного освещения, - "Сколько лет уже эти подставки никто не ремонтировал, а все равно кто-то по сей день ставит в них факелы. И это при том, что их всего осталось штуки четыре, да и то в старом городе." "Кто-то слишком боится ночи." - констатировал второй голос, - "Потому цепляется за любую возможность."       Раздался металлический скрип и из двухэтажного дома показался третий силуэт, в отличии от остальных малоразличимый во тьме. Глазу не было за что зацепиться при всем желании, от чего он более походил на небольшой шершавый мячик, нежели на человеческую фигуру. Постояв короткое время у порога и погремев "колокольчиками" из непонятных материалов, он развалисто пошел к свету, но резко отпрыгнул в сторону от раздавшегося кошачьего крика, после чего выдал глубокомысленное и, с тем, уставшее: "Job-makarek!" Поплевавшись, он продолжил свой маршрут и наконец явил миру свой настоящий облик в свете смолящего стену факела. То оказался невысокий старичок, весь поросший неровными, почти бледными кудрями, кои еле давали сероватый оттенок вблизи освещения, а в остальное же время походили на снежный ком, плотно утрамбованный на макушке и резко расходящийся далее по спуску. Одежда его была подстать окружения и даже можно было подумать, что рубаха и широкие штаны сплетены из тех же сумрачных нитей, что сама ночь, а украшением служили блестящие из кармашков короткого фартука звезды, одним из которых не досталось место на небосводе, а другим было суждено его потерять еще в давние времена. Встав лицом к стене, гном-полуночник подтянул со своего бока рог какого-то крупного животного и, спрятав его за своим силуэтом, стал дергать его за острый конец пока не раздался звук похожий на что-то среднее между легким шлепком и звуком с которым обычно открывают вино, от чего потянуло резким запахом чего-то горючего. После этого действий не последовало, он просто замер и стоял так секунд тридцать, пока не выхватил одну из "звезд", что оказалась на деле хорошо начищенным небольшим лезвием на длинной ножке и развернулся. - А ну пошли к черту!!! - прокричал он тьме, угрожая инструментом в блестящей, от темной вязкой жидкости, руке, но не смотря на то, что голос действительно мог внушить страх, его вид выглядывающего из-за "кустов" носа с глазами и кусочком щек, смягчал картину - Сделаете еще шаг вперед и я вас искромсаю - мать родная не узнает. - D'ad'ko Mihko, to az' esm'! * - раздался из темноты напуганный голос молодого человека, - Mez' teb'a p'itchat' hot'im za delom. - Ot ti jarij Aspid, a chogo pugaticha?! - спросил он не понижая громкости, но уже не зло, а скорее с отцовским укором, - A kabi az' kon'e dv'inu? - Почему у вас руки в крови? - раздался тонкий голосок рядом, ровный, но с нотками беспокойства - Вы что, в доме человека убили? - Tez' da ejnu s'oda dov'el? - спросил старик опустив оружие и перехватив рукой факел со стены, так, чтобы тот осветил наконец лица пришедших, - Погоди... - Чего случилось?! - раздался со стороны низкий бархатистый голос, где в распахнутой двери стоял одетый в длиною в пол шелковый халат синего цвета, с идущими по швам красными лентами и золотистой вышивкой человек лет тридцати-сорока, чье обеспокоенное лицо украшали густые черные брови. - Нормально все! - ответил Михайло, - Иждивенцы мои пришли! Снова... - Дети? - Отчасти. - ответил тот, осмотрев молодняк, - Ты чего, вообще, пришел? - Так ты тут кричишь, я и подумал, что напали! - ответил тот с некой ребячьей наивностью. - Меня даже если будут здесь пытать, ты должен следить за своей женой! - прогавкал старик, и хотел возвращаться к разговору, как снова отдернулся, - Будет пить, есть просить - не давай. Сдохнет инче! Я потом скажу, когда можно будет! - Вы роды принимали? - Ta u tob'a nervna? - N'e! - помотал головой юноша. - Руки у меня в крови от того, дорогуша не возданная, что произошел у бабы его разрыв кишок, ибо жрет она всякую дрянь без разбора, а мне теперь надо было ей брюхо вспороть, от говен да гноя все почистить, а потом еще понять, как зашить этот шланг так, чтобы потом заворот не случился! - Tez' to po pervoe d'elal? - удивленно спросил самый высокий из присутствующих, что ни раз и не два заставал родственника за, как он их порою называет, "научными изысканиями". - Ну во-первых, можно было без подробностей, а во-вторых, еще раз назовешь меня так - я тебе аккуратно ткну стрелой в глаз. - "Вроде говорит спокойно и без причуд, а все равно несколько страшно!" - Odpust'i! J'ejna duzhe n'e po nravu otch'ij jar! - Avchik, bud' dobre, tak ab'ije arkuch - tod'i mzdu trebno? - Ta. - Pogljad' kaka esm' medvjana parka - gus' ta egojna gusarka! - воскликнул он с злобной радостью, - Do me'ni nikto, a kol' sho tak zhivotom mojejnu groshu chuje! Ne ahrenel'i l'i vi? - Я конечно не на что не намекаю, - вмешалась лучница, проявив уже свой талант наигранной невинности, - но можно говорить на нормальном языке? А то я вашей тарабарщины в упор не понимаю! - Stoj da molche, poka reshaemo! - Чего? - Дядь, она, все же, тоже обсудить этот вопрос пришла. Может все-таки... - Az' razumeju tvojnoj dumi do mzdi, aki pl'em'enec mojni. No ejna? Kto ejna men'i? Dot'a? Sestra? Zhona, mozhe? Push'a dotojno vorotit da laska stan'e, togda dam ssudu! - Дядя, ну как ты думаешь стали бы мы приходить, если б у нас были деньги? Мы оба нынче не удел! - И что? - соизволил врач все же перейти на ясный всем язык, - Думаешь я кому удел? Не забывай кого из нас государство считает маргинальным элементом от которого нужно избавиться! И если сейчас для плотника или, пускай, пекаря времена сложные, то для меня вообще - грань! - А мы за гранью. - печально ответила спутница. - И если ты нам не поможешь, то мы оба не доживем и до конца зимы. - Если бы бог был, я бы начал просить его о терпении. - вздохнул старик, - Какие гарантии, что вы вернете мне деньги? - У нас план есть. - И какой же? Вложиться в добычу очередной хрени, что через неделю обвалится в цене? - Дрова. - кротко ответил тот. - Прости? - переспросил старик с блеском в глазах. - Мы будем продавать дрова. - Подтвердил Август свои же слова, после чего его дядя сначала потер лоб, а потом, после нескольких веселых выдохов тихо засмеялся. - Агнес, это правда? - Да. - серьезно ответила она, от чего тот заржал по хлеще коньего, остановившись лишь когда стал задыхаясь кашлять. - Великие лесорубы - будем валить лес зимой, чтобы не было конкуренции! Глядишь к следующей зиме полешки-то и высохнут! - Нет, ты не понял. - предпринял попытку все объяснить, - Мы знаем, где купить их за дешево! - А-а-а... - задумчиво протянул он, хотя усы его все же были задраны в тех местах, где располагались края губ, - Я все понял! Вы в очередной раз решили опрокинуть через плечо всю экономическую систему, что выстраивалась на протяжении многих лет! Только... Погодите... Чувствуете? Статьей пахнет! - Какая статья? - недоуменно переспросили те в один голос. - Уголовная! - ответил он с детской радостью, - Организация группового разбоя и сбыта краденного! - Да не... - Да, да, Авгуша! Запомни правило: качественно, честно, дешево - выбери два. - Что делать будем? - спросила девочка, что, как недавно заметил юноша, была немногим, но выше родственника. - Ладно. - весело ответил старик, - Денег я вам не дам, но накормлю. Давненько я так не смеялся! Айда в быдлак! Но сначала помогите руки отмыть, а то у меня уж все засохло. - Быдлак? - непонимающе переспросила она. - Таверна, откуда мы пришли.

***

       "Три колеса" - "замечательнейшее" место, что располагается недалеко от западных окраин города и отхапало себе небольшое помещение в глубине жилых домов, которые не только скрывали его от основной улицы, но еще и предоставляли ему посетителей в виде, по большей мере, сомнительного контингента, от чего дядюшка Михайло и дал ему, ушедшее в узкие круги, название "Быдлак". Двухэтажное старое задние, даже на фоне остальных выглядело этакой черной вороной, ведь если на соседях еще виднелись остатки от придающей стене ровность штукатурки, какие-то следы краски на подпорках, даже стекла местами не столь старые, то таверна, хотя все же правильнее кабак, более походила на скрепленную старыми брусками из почерневшего дерева груду камней, в которой кто-то продолбил вход, да несколько окон, но потом одумался и заложил последние досками. Если опускать пятна крови и следы несварения от хлипких посетителей, то одной из главных примет, собственно, и были три колеса, сцепленные друг с другом в цепочку да свисающие от самой крыши, подобно гирлянде. А самое главное, что похоже только они и были удостоены ощутить на себе кисть покрытую лаком. А главное, что колеса не декоративные, а в самом деле лет пятнадцать назад выполняли свою прямую функцию, пока их хозяин, начинающий эту историю с очень длинного предисловия о том, как был вынужден покинуть родной дом, вступить в ряды армии, чтобы выжить, а после бежать и оттуда все по той же причине и долгое время скитаться, дабы потом купить у каких-то проходимцев это "трехногое" чудо и уже добраться сюда, не распилил оную на детали и не открыл "Сие замечательное заведение!" На какие только деньги он это сделал, если сюда он добрался по сути бедняком, остается тайной. Говорит: "Боги на моей стороне!" Ну и пускай.        Еще же более интересное зрелище начиналось внутри, где с самого порога ощущался смешанный запах спирта, уксуса и пота, сквозь который с большим трудом пробивались нотки жаренной пищи и дыма. И сложно сказать, толи дядя пытался своим запахом походить на это место, потому что оно ему все же запало в душу, толи оно решило, что когда вонь везде, его вони никто не почует. Сразу же по правую руку сидит парочка не то что завсегдатаев, а кажется уже постоянных жильцов. Один печально сидит на полу среди осколков бутылки и стеклянным взглядом смотрит на всех, кто заходит в это помещение, пока по его виску, пробиваясь сквозь мокрые волосы и протекая через синяк под глазом, раскидывается слабым, почти незаметным, потоком кровь. "Живой. Мертвые не моргают." Второй же сидит перед ним на деревянном табурете, будто на иголках, и неаккуратными движениями пытается помочь пострадавшему от него же товарищу, вместе с тем горько изливаясь виной, пока не поворачивается на звук бьющейся посуды, у которой если и был ад, то здесь. Неожиданно в углу поднялся кипишь - несколько крупных мужиков, схватили одного из своих собратьев и, откинув из его рук карты, прижали ладонь бедолаги к столу, после чего один из них достал с невидимой пришедшим стороны нож. Раздался крик. Пострадавший лишился пальца. Не сбавляя шага, троица продолжала свое движение к свободному месту, несколько раз все по очереди наступив на что-то липкое.       Столы здесь все одинаковы, не ясно только в каком порядке расставлены. По сути то был пошарпанный круг, покрытый множеством царапин, надписей, пятнами жира, примерно метр в диаметре, вокруг которого стояло постоянно меняющееся число дешевой мебели, которую, судя по максимальному разнообразию и убогому состоянию, нашли на помойке. Если добавить, что с потолка иногда отваливаются кусочки, то выходит весьма неплохой набор качеств для того чтобы занять второе по посещаемости во всей округе, уступая только гильдейскому товарищу, и это при том, что есть места намного более приятные глазу чем это. Как так могло получиться, что бомжатник занял почетное место, тайной не было, ведь на его стороне находились два весомейших фактора - он в городе, что молниеносно поднимало его посещаемость, и здесь вкусная, а главное дешевая пища. Чисто для сравнения, в других заведениях, вы не найдете кружку пенного дешевле чем за восемьсот эрис, и то продеться идти в сторону леса около часа. А что здесь? Сто! Мясо за двести заместо двух тысяч четырёхсот, и так далее по списку. А самое главное, что это все действительно хорошего качества. Вкусы вещь субъективная, тот же Тай ест улиток, а порою кажется, что насыпь ему лопату земли и ту съест, но они-то, проверяя еду, обратились к профессионалу. Поймав кота на улице, он с друзьями принесли его сюда и стали кормить, ожидая, что тот подтвердит их догадки о дряности, но тот за место того, чтобы упираться и корчить рожи начал, буквально, жрать, да еще и порою прихрюкивать, с аппетитом так.       Усевшись за стол, старый врачеватель, что был нынче уже не в фартуке, а в полноценном старом бушлате, что лишь чудом не разваливался, да скромно выглядывающей из под него жилетке, обращенной коротким серым мехом к телу. Подняв руку, он подозвал к себе официанта и по совместительству хозяина этой богадельни, выставив предварительно на стол свой заветный сосуд. Рог начинался с небольшого черного участка из которого торчала пробка, потом плавно растворялся в желтизне и в самом конце заканчивался заглушкой из материала, что до затвердевания походил ощупью на глину. Где он его добыл не ясно, но Августо точно знал, что по причине, которую наставник не хочет раскрывать, тот омывается только из него. Что самое странное - спиртом. "Почему бы просто не взять и не помыться как все нормальные люди?" Наконец-то, худощавый мужчина с проплешиной, среди влажных жидких волос, в рубахе с черной колораткой обратил на них внимания и подошел к столу. Красавцем он отнюдь не был, а более походил на восковую куклу, что кто-то подогрел на свече. Правая сторона лица вся съехала вперед и вниз, отдав свою массу в свисающий с этой же стороны подбородок, глаз слегка прикрыт, а зрачка не видно. Ужасней он становиться лишь тогда, когда начинает говорить или выражать эмоции, но выходит это у него лишь одной половиной. Правда, о том как его потрепала жизнь, похоже уйдет в могилу с ним, ведь каждый раз он придумывает новую историю случившегося. Лично молодой человек слышал три версии: о том, как он лично боролся с генералом армии демонов на войне, как он с медведем боролся и, на удивление скромная, как его конь сбил. Может она и есть настоящая... Выпалив фразу на уровне "Как всегда" старик повернулся к молодым нахлебникам. - А Он, где завтра будет? - остановил мужчину юноша. - С торговцами дела решать пойдет. - ропотно ответил тот и ушел. - А ты никак с долгами не рассчитаешься, да? - Однажды... - печально ответил тот. - Лучше бы это однажды наступило как можно быстрее. Сколько я уже внес денег за тебя? Мне и предположить страшно! - Я обещаю все вернуть. После Бурана станет легче. - Дожить бы еще до него... - протянула спутница, - Говорят, что этот будет особенно холодным. - А ты больше верь! - усмехнулся старик, - Я тут на днях слышал, что в столице, мужик один, научил коня на задних ходить! Но где это видано? - Ну это может и можно. - парировал Аугуст, - А лютый Буран, так-то, в церкви предвещают! - А еще они предвещают рай, если будешь нести им все сбережения и молиться, как петухом в зад клюнутый! Ты можешь мне предъявить хоть одного свидетеля? - Эссенция будет завтра. - вмешался хозяин, поставив на столь несколько тарелок с худым мясом, да картофелем с гарниром из овощей. - Что значит завтра? - недоуменно переспросил дядя, - А работу мне как без нее работать? - Не знаю, но до завтра ничего не будет. Выпить? - Иди давай! - прикрикнул он, тихо добавив, - Потом может... - Хотя может ты и прав. - Задумчиво протянула Агнес, придвинув к себе тарелку, - Вот в гильдии говорят, что кто-то Медведя-Один Удар убил. - Так, а чего странного? Это рано или поздно случилось бы. - Так это новичок сделал. Один! - Эвано... Красное словцо, оно такое... - старик опустил голову и задумался, - А помнишь с чего ты начинал Авгуша? - Помню. Стихи писал почти за бесплатно. - Ты? Стихи? - удивилась собеседница, - Вот уж точно не поверила. Слишком ты уж... Не творец, что ли. - Зря ты это дело кинул. Сейчас бы может прославился, деньги бы имел. - Да кому я сдался такой? Каждый в этом городе думает только о том, как деньги заработать, а не потратить их на исскуство. Оружие, броня красивая - да. Но стихи... Да и с рифмой я не особо дружу. Ты сам говорил, что у меня "ромейский такт". - Ну и что, что ромейский? Дело умирает. Я сам видел, как поэт, понимаешь, ПОЭТ, читал стихи даже без ромейского слога и пытался бить сразу в лоб насущным! И тут на сцену выйдешь ты! Может даже при дворе заметят! Помнишь? И жизни пусть начнется новый лист... - И испишу его души не чая... - протянул он задумчиво. На несколько мгновений воцарила пауза. - Не мое... - Ну хочешь, давай чего по легче? У меня вот знакомый лесничий недавно появился. Могу тебя к нему пристроить. Работа не пыльная и платят вроде не плохо. Только надо дождаться пока он в город вернется. - ответа не последовала, юноша окончательно ушел в мысли и молча ел, глядя в тарелку. - Все нормально? - Не отвлекай его - пущай подумает. Может решит чего. - Если время есть, ответишь на один вопрос? - спросила рыжая и сложила руки под носом, - Почему ты просто не использовал магию? - О-о-о... - протянул тот, - И ты туда же. Магия, это, конечно, хорошо, но она не всесильна. Если ты, допустим, заболеешь чем-нибудь или тебя распидо... Разорвет на две части, то навряд ли тебе помогут, что зелья, что маги. - А разве они не должны помогать? - Ты не совсем понимаешь, как это работает. Вот смотри, когда ты болеешь, пусть тифом, это все поможет тебе отсрочить кончину и избавиться от неприятных ощущений, но бактерий ты не убьешь! - Кого? - Ясно... - протянул он, - Объясню по другому. Нельзя превысить предел человеческих способностей. То есть, рану ты заживишь, безусловно, но руку не отрастишь. Я-то уж сколько насмотрелся на тех, кто руки ноги потерял, а потом обпивался всей этой бурдой! Но можно это исправить! Можно взять человека, что разбирается во врачевании, как я, и он сделает максимум, чтобы приблизить пострадавшего к возможному пределу. А предел есть что? - Что? - спросила та с искреннем любопытством. - Предел - это условия при которых человек выздоровеет и без магии! Тоесть если пришить правильно руку, то тогда можно и обмазываться заклинаниями! - А если человека пополам... Того... - Сложнее, но принцип тот же. - Так ты получается помогаешь людям, но при этом ты государству не нужен... А где логика? - в голосе ее читалось глубокое непонимание. - N'ikola sob'e! Ты первая, кто из во всей этой стране сложил два плюс два! Авгуша - ни в счет... Но нет! Все кричат, что такие, как я шарлатан и вера с магией все сделают сами! Правильно, поветрие ушло, а мы теперь - мусор истории. Есть же маги! До первого кровавого поноса! - А резать обязательно? - Не, ты чего! Есть же...       "Решено, надо все-таки поговорить с Ним и попытаться как-либо отработать. Стану, наконец, свободным." - пришел к окончательному выводу молодой человек и, в очередной раз наколов картошку на железный инструмент, увидел на тарелке странные царапины, что выглядели как-то неправильно и неестественно, - "Что это?" Раздвинув пищу по сторонам, ему предстала украшенная витиеватым орнаментом стрелка, что указывала в сторону. Положив вилку на стол, юноша плавно прошелся взглядом от тарелки, по полу и до таинственного молодого человека, что имея странно уложенные для здешних мест короткие волосы и чисто выбритое лицо, был одет в старомодную мантию с длинной накидкой поверх плеч, что, тем не менее, выглядела вполне новой. Стол его был пуст, а сам он глядел на батрака с неестественным блеском в глазах и слегка улыбался. Приподняв руку с колена, тот показал приманивающий жест всей ладонью. "Ну его к черту!" - подумал Август и хотел продолжить трапезничать, как тот приятным голосом произнес: - Девятьсот восемьдесят, Альбас. - Чего ты сказал? - голос его дрогнул. - Аугусто Мастарно Плебе из Альбаса, что попал сюда путем Граймут, Альдоран, Белантий, а потом еще небольшое селение... Как оно называлось? Грейс, верно? А еще ты очень сильно боишься сыпного поветрия. Из-за отца. - Ты откуда это знаешь? - повернулся к мужчине врачеватель. - Аугусто, ты веришь в судьбу? - проигнорировал тот постороннего в личном разговоре. - Я... Не знаю... Мы разве знакомы? - Знакомы. И с отцом с твоим. И с дедом. И со всем вашим семейством! С семейством каждого, из тех кто есть здесь. Я всех их знаю! - проговорил тот чарующим голосом и слегка оголил зубы, - Но помогу своими знаниями только тебе! - И что ты хочешь в замен? - спросил тот с интересом. - Ты что совсем дубу дал? - постарался вернуть его к рассудку дядя, - Он же шарлатан! Несет красивый бессвязный бред, а ты веришь! - Погоди, он может ему денег даст. - Услуга за услугу. Я помогу тебе, а ты мне. Но потом. Все честно. - Я подумаю. - Ты уже согласен. Тебе ведь нужны деньги? Я знаю где их достать. А еще я знаю, как осуществить твою детскую мечту. - Этому не бывать. - выдохнул он. "Уж чего, чего, а такого он точно сотворить не сможет!" - Бывать. - отрезал незнакомец, - В Гильдии есть человек, чье имя и одеяние отличаются от других - ты сразу его узнаешь. Но льстить ему не надо. По имени не называй, по роду не величай, а будь скромен. Пойди к нему сейчас и попросись в оруженосцы. Он возьмет тебя. Должен взять. - И ты ему поверишь?! - недоуменно воскликнул старик, ощутив за тем на себе жгучий взгляд мужчины. - Тик-так, тики-так, Аугусто. Главное запомни, сначала нажимаешь крайнюю левую кнопку. Как интересно... - ответил он и плавным движением повернул голову в сторону, начав заинтересовано смотреть туда. Компания тоже повернулась, но не обнаружила ничего интересного, кроме барной стойки. Когда же ромеец посмотрел назад, то от неожиданного собеседника не осталось ни намека, словно и не было его никогда. - И что ты будешь делать? - нейтрально спросила подруга. - Пойду. Если не вернусь, свой долг завещаю дяде. - Спасибо, племяш, умеешь делать подарки.

***

      Как же давно он здесь не был. "Сколько прошло лет с последнего раза? Двенадцать? Да... Помню, как всё только начало отходить от зла принесенного поветрием." Разум - интересная вещь, что способна забывать какие-то важные сейчас вещи спустя секунды и помнить столь давно ушедшее прошлое, будто было оно вчера. И не просто помнить, а даже наполнять его новыми красками, согревающими душу, когда те нежданным теплым потоком нагрянут в момент спокойствия, заставив испытывать самые разные эмоции, в зависимости от теперешнего понимания и возраста. То было в голодный год - зима оказалась сурова и даже весной продолжала напоминать о своем всевластии, раз за разом не давая молодым побегам и шанса на выживание. И если на обычных людях это просто сильно сказывалось, то на набитых в приют сиротах оно отобразилось в полной мере, ибо голодные рты, которых само государство запрещало эксплуатировать, кормили в самую последнюю очередь. По факту, конечно же, дело было иным и их за бесценок гнали на любые работы от лесоповала, до очистки округ от всякой нечисти почти за бесценок, чему герцог был рад, ибо в любом случае оставался в плюсе, но не все хотели с этим мириться и просто убегали до светанья, возвращаясь лишь в потемках. Кто чем тогда занимался: просто бродяжничали, воровали, попрошайничали, некоторые даже находили работу за большую сумму, чем "предлагал" его сиятельство, заканчивалось только то не всегда хорошо. Конечно были и те, кого за их уменье забирали, но говорили, что некоторых из беспризорцев воровали и потом находили только обувь или же, если повезет, какие-то кости. "Но может то были только слухи." Примерно в то время десятилетний Август и повстречал своего первого закадычного друга, с которым ему предстояло провести следующие годы жизни. Невысокий, худой, как засохший лягушачий труп, и лицо тонкое, с резкими чертами впавших щек. А из одежды только длинная накидка, по боле похожая на старый мешок. Глядя на Тая сейчас, никогда бы в жизни никто не сказал, что этот доходяга семи лет - он.       "Было утро." - вспомнил юноша, стоя у дверей в массивное здание, спрятавшись под балконом от снега и взгляда большого круглого витража, походящего на глаз. - "Но заходили мы не отсюда." Посетителей было немного тогда, как и самих авантюристов, три трагедии меньше чем за четверть века всех поизвели, и потому местная прислуга забыла о чуткости до воров и оставили задний проход с внутреннего двора открытым, чем благополучно и воспользовались два ребенка, без особых трудностей прошмыгнув меж решеток забора. "Сколько там было еды и как мы глупо попались." Жадность - величайший грех, а бездумная еще и опасный. Сколько бы раз они могли еще вернуться на ихнюю кухню, если бы не предложение самого Августа накидать всего чего только можно в большую кастрюлю и унести. И ведь даже мысли не было, что сквозь забор эта махина не пролезет. На том и погорели. По закону наказанием было тюрьмы несколько дней, да побой в назидание, только администратор тогдашний, старый человек, удивительно добрый, как среди других людей, так и для своей должности, за место чтобы звать хранителей правопорядка, сам отчитал их, а после припахал, дав по окончанию работ батон хлеба, овощей.       Внутри здание изменилось частично, стены и обстановка все те же, даже скелет не тронули, а вот мебель претерпела изменение. Все новое, колоны с тех пор покрашены и кажется, что даже окна поменяли аккурат к его возвращению спустя столько лет. После быдлака здесь даже было не удобно находиться - пол чистый, убранный и нету даже следов снега или песка на ковре, что вел от входа к монументу, столы с лавками, выставлены, такое чувство, что по линеечке, хотя есть чувство их дефицита, да и красивыми девицами в замен старого инвалида с перекошенной рожей это место могло порадовать. "Сколько же тут нынче посетителей? Только вот..." Пройдясь еще раз взглядом по присутствующим, он сделал несколько шагов в сторону, дабы сменить угол, - "Нету здесь никого необычного. Может он напутал чего? Или... Пойду спрошу." Правое крыло, как и двенадцать лет назад оставалось уголком стабильности в этом буйном месте, а из частых его посетителей был по видимому только персонал, да представительница администрации, что бродила от окон к обширной доске объявлений и обратно, меняя висящие на нем бумаги местами или же на новые. - Добрый вечер, - начал он разговор, чему блондинка по началу не придала внимания и лишь слегка позже обернулась, держа в руках плотный лист, - Вы могли бы мне помочь? - Да, конечно. Вы хотите вступить в гильдию или снять комнату? - Я ищу одного человека... - Ничего не обещаю. - прервала она его, - Есть несколько людей, что очень деликатно попросили умолчать у них. - Но все же... Я ищу человека в необычном костюме и странным именем. По слухам он должен быть здесь. - Вы ведь понимаете на сколько не существенно сузился круг? - перевела она на него взгляд, - Может вы можете его описать или назвать какие-либо приметы? - Он... - хотел сказать юноша, но задумался, - Честно сказать, я его ни разу не видел. Мне сказали, мол: "Иди туда, ищи того. Он тебе поможет." - Я могу предложить написать вам запрос, мы оформим его в задание и кто-нибудь обязательно поможет. - Нет, это скорее просьба личного характера. И с ней справиться только он. Я хочу стать его оруженосцем. - после этих слов девушка вздрогнула. - Простите? - переспросила она, но уже не притянуто добрым деловым голосом, а скорее взволнованным. - Оруженосцем? - Да. - Я... Я поняла, кого вы ищите. Но... Вы уверены, что хотите этого? - А чего может быть не так? - Просто он не похож на человека, что ищет компанию. Даже скорее наоборот - держится от остальных в дали и не с кем из местных не общается! - после шепотом добавила, - Пока не выпьет, гад. - И все же, где его искать? - Я думаю, оно вам не надо. Вы не знаете кто он - это одна из причин. - Да кем он может быть-то, таким страшным? - недовольно вопросился Август, - Я уверен, что он граф, какой, которому надоело жить по прежнему. Или же рыцарь безземельный. - Он Великий Господин Венденский! - тихо ответила администраторша, после чего внутри юноши все перевернулось вверх дном. "Спасибо, незнакомец, помог! Лучше бы я остался в "колесах" и спокойно продолжал есть! Черт, венденцы же с головой не дружат!" - И что? - собрал он остатки уверенности в кулак, от чего собеседница удивленно подняла брови. "Была не была, надо уже дойти до конца, даже если он решит, что меня надо убить!" - Ну, - вздохнула она, - если так, то подождите в таверне. Его недавно видели на окраинах города.       Свободных мест практически не было, лишь парочка у стойки, за которой стоял, весьма высокий для своей профессии, веселого виду усатый мужчина в форменном одеянии заведения, но заместо них, юноша предпочел встать в тени от второго яруса и ждать, когда цель его пребывания здесь займет стул. Ждать, слава всем богам, пришлось не долго, всего-то пол часа, за которые Августо успел вспомнить большую часть слышанных им когда-либо баек, легенд и рассказов про лихих ребят из-за мыса Скальдов, что не чурались никакого кровопускания, а слово закона не считали нужным даже знать. Дверь скрипнула и на середине помещения оказался низкий, даже ниже него, серый человек лет сорока, лицо чье поросло бородой, а волосы стремились убежать из под странного головного убора, похожего на кепь, что носят жандармы, только раздавленную. И одет он действительно странно - длинный, широкий плащ с рукавами, скрывающий за собой все тело и лишь при движении показывающий миру ноги владельца, облаченные в черные высокие сапоги. Притом края выше пояса придерживал ремень с несколькими небольшими подсумками, годными лишь чтобы носить в них деньги. Первым препятствием этого чужеземца стала та же блондинка, что подошла к нему и, с выражающей недовольство улыбкой, всучила ему какой-то сверток, но, видно, про дожидающегося гостя ничего не сказала. Печальный, тот побрел в сторону усача, на удивление, не превликая к себе внимания, будто для местных это вполне нормальное явление, когда на их территорию врывается загадочная фигура в невиданной ранее одежде. Но не все были столь равнодушны - краем глаза юноша заметил, что правый столик у окна, при его приближении, начал проявлять движение. Там сидели двое и если пацан в зелёном проявлял к этому субъекту жгучий интерес и весь путь следил за ним взглядом, словно видел старого знакомого которого не мог вспомнить, то его подруга проявляла что-то среднее между паникой и стыдом, покраснев в цвет своему наряду и вместе с тем пытаясь скрыть свое лицо за широкополой шляпой, что было замечено первым только тогда, когда мужчина сел за стойку и стал сверлить взглядом раскрытый свёрток. Задумчиво молодой человек обратился к своей подруге с неким вопросом, что остался тайной за гулом разговоров, на что та лишь слегка дернулась. Что должно было быть ей сказано, чтобы тот в одно мгновение поменялся в лице, глаза потухли и он, схватившись заголову, стал панически дергаться? В любом случае ждать смысла более нет и потому, выйдя из полумрака, ромеец подошёл к Великому Господину и попытался начать говорить, но слова лишь встали в горле комом. Постояв над ним с минуту и начав слегка шататься от волнение, он повторил попытку, на этот раз удачно, пусть это и было сделано дрожащим голосом. - Простите... - тот не повёл и ухом, от чего молодой человек сначала посчитал, что уже не понравился будущему сюзерену, но все же сделав скидку на шум, более ровным голосом повторил. - Простите. - Jāšanās... - протянул венденец, подняв тяжелый взгляд на него.