«Жил был мальчик, звали его Билли. Он хотел все знать. Увидел он яму и решил туда залезть, а обратно не вылез. Конец.» Элис Сиболд «Милые кости»
Однажды этот момент сперва тягучим, медленным ветром, потом быстрым вихрем образуется в большой ураган. У тех людей, которым не подобрать очередной ярлык определённой группы, не назвать эту часть общества никак. У обладателей нет конкретных знаков и особенностей внешности, звучания голоса, но им не может оказаться каждый. К счастью, до остальных это доходит не в самый подходящий момент или вообще слишком поздно. Если бы все было бы идеально, то это был бы ещё один вид антиутопии. Умение видеть, это не значит умение наблюдать и понимать, но когда это умение приходит, ты разочаровываешься в мире навсегда, и всё ещё пытаешься терпеть, потому что страх говорит тебе терпеть, мама говорит тебе терпеть, они говорят тебе терпеть, и ты стараешься видеть что-то хорошее. Ты ищешь якоря, ты ставишь цели, ты делаешь себе установки и объяснения смыслов этой жизни любыми способами. А потом ты встречаешь любовь. И не важно влюбляются ли в тебя или ты в кого-то. Любовь — побочный эффект умирания, но Ден никогда бы не сказал это вслух, ведь он не в той любимой романтичной книги Дарины. В ней хотели жить, а Ден просто добровольно отказывается. Машины проезжают одна за другой, он испытывает самое лучшее удовольствие от того, что купил сахарную вату, и вот оно, то, что не давало ни таблетки, ни расстройство: радость от настоящего. Он действительно рад, что на этом все закончится, вдыхая аромат букета ромашек, который он украл со стола кафе. Вчера на руке Дену набили татуировку, и это было очень спонтанно. Ты твердишь себе после каждой истерики, что это того не стоит, ты касаешься своей кожи ногтями и лезвиями, чтобы почувствовать свободу, чтобы остановиться, чтобы прекратить чувствовать себя узником. Ты смотришь на жизни других людей и приободряешь себя, что надо всего лишь с ними пообщаться и узнать их мнение по этому поводу, аккуратно подбираешься к этому вопросу и в ответ тебе говорят, что жизнь — это дар, и только сам ты выбираешь какая она будет, судьбы не бывает. И смысла тоже. Главное, чтобы подростки не умирали, а жили, превращаясь во взрослых. Потом наступает последняя стадия. Он прокручивает в голове все последние воспоминания, но среди нет самого лучшего, так как вот оно — сейчас. Сейчас, когда он провожает взглядом последнего хмурого полицейского, уезжающего со своей смены, поднимает взгляд и фотографирует закат — персиковый, как деревья, дающие эти плоды в этот месяц. Облака нежные и мягкие, как его руки, которые трогали, опускались непозволительно низко для мальчика семнадцати лет, которые никогда бы не посмели творить то, что делали руки уже совершеннолетнего. Дену восемнадцать, а впереди его жизни — клеймо плохого человека. Ну вот опять, снова и снова. Обещал же себе не думать об этом. Нет чувства эгоизма. Никакого смирения. Только — сейчас. Когда наступает последняя стадия, это чувство уныния и равнодушия. Таких людей презирают. Презирают их мысли о самоубийстве, наркотики, презирают честные слова, презирают «плохие» эмоции и отвечают на агрессию таким же злом, хотя и покрываются своим добрым посылом. «Неудачники». Сначала ты не знаешь, что делать, а потом наконец понимаешь, что все бесполезно, даже эти слова, даже искуственная смерть. Ты смиряешься. Потому что ты уже мертв. Ден делает шаг, удивляясь насколько легко он управляет своими ногами, его кеды стёртые и грязные, и на них падают последние лучи солнца. Первая машина успевает остановиться скрежетом, визгом и ревом, мгновенно, и вторая тоже задевает только твои колени, понимаешь, что водителей правда не жалко, и наконец третья машина. Если стараться находить нужных людей, они находятся.♡♡♡
Все началось вообще ни с этого. Ден сидит в комнате у психиатра, устало глядя на то, как он заполняет никому не нужные бумаги. Что-то теплится в нем, раздражается, но он все также сидит на стуле, и кости, на которых он сидит чувствуются очень сильно. Он снова в больнице, но уже другой. — Когда я могу уехать домой? Мне нужно увидеть маму. — Я понимаю, что ты уже один раз сбегал из психиатрической больницы, и мы почему-то это упустили, — женщина с короткими черными волосами поправляет очки. — Но у тебя пограничное расстройство и большая склонность к импульсивным действиям, терапия, о которой рассказывал твой отец, тебе не помогла, нужно более длительное лечение. Мы обо всем договорились, после… ты должен находиться под наблюдением твоих родственников до того момента, как мы не поймем, то твое состояние улучшилось. После все равно ты должен ходить раз в ме… — Вы хотите сказать, что я буду под домашним арестом? Вздох. — Ден, ты сжег дом. Двухэтажный дом. Мы хотим исследовать не только твое эмоциональное и физическое состояние, но и твой мозг, префронтальную кору, гормоны… — Но! Но это же дом бандитов! В новостях показывали, что там контрабандисты и их задержали, но одного не нашли! Этот дом заброшен! — Поэтому тебя оправдали, хотя я до сих пор не могу в это поверить, что тебе дали только исправительные… Адвокат, присланный твоим отцом был очень убедителен. «Почему она так медленно разговаривает?..» Голова кружится, взгляд замыливается, вся комната расплывается, миг, и он уже в какой-то закрытой комнате с белыми стенами. Он ходит по кругу, туда-обратно, приседает, отжимается, и на ладонях остается что-то похожее на известняк. Когда дверь открывается время от времени Ден постоянно просит телефон, чтобы позвонить матери, но его не слышат.♡♡♡
После ещё одного месяца.
Федя немного откидывает голову назад, делает глубокий вдох и выпаливает то, на что у него хватит сил: — Ден, ах-ха, — Федя пытается не засмеяться и не возбудиться одновременно, но все ещё не отстраняется. Цирк с клоунами в главных ролях продолжается. Федя уже не ошарашен, как в первый раз. — Прошу тебя… блин… — он смеется. — Пожалуйста, я хочу договорить. — Не хочу тебя слушать, все, что хотел, я услышал. Ден ждёт, пока тот снимает футболку, и откатывает кресло на колесиках вместе с сидящем на нем Федей подальше от двери. Тот неловко пытаясь встать и сесть на кровать, не желая отпускать Дена падает на спину, немного ударясь позвоночником. Федин отец лежал на каком-то ужасно жестком матрасе, может быть от этого он стал тем, кем стал? — Да? — Ден наклоняет голову вбок. — Да. Большие пальцы исследуют шею и выпирающий кадык, и он знает, что если сцепить руки на шее — Федя больше не сможет дышать. Ден прищуривается и останавливается, сердце быстро и шумно колотится, но он все также смотрит в глаза Феди. Федя часто моргает и не двигается, молча соглашаясь с происходящим, видимо. Он до сих пор не ударил его, как обычно делал, когда им было по тринадцать и те дрались по разным поводам. Потому что сейчас они не дерутся. Глаза Феди исключительны. Он насмешливо смотрит на Дена, зная, что делает злым-злым-злым и грубым. Ден бегло целует его в губы и шею, языком дотрагивается чужого, совсем не противно, не то, что с девушками, и кладет ладони на грудь Феди. Он трепетает над ним, и его живот резко втягивается, и теперь еле-видимые под мышцами и кожей ребра можно посчитать. Ден проводит пальцами по животу, и вновь трахает его рот. Ден взаперти с ним, что может быть хуже? От Феди несёт шампунем с запахом моря, хотя всегда пахло хлоркой из бассейна. — Тебе нравится, Макаров? — шепчет в ухо, больно-едко насмехаясь и надавливает на его плечи. — Ты сейчас тут? Не в космосе? — Нет, я с тобой. Ден не уверен, но кажется услышал еле слышный шепот. Не медля, он резко расстегивает и стягивает с Феди джинсы. Ему жарко, и он десятки раз просил Федю позволить ему съездить за кондиционером, дать ему машину или хотя бы не сторожить дверь и не вызывать его мать, но тот конечно его не слушал, а только жрал мороженое и продолжал делать вид, будто его вообще не волнует ни сентябрьская жара, ни Ден. Ден устал находиться под надзором, но он понимает, что так продолжится еще минимум недели две. — Пиздец, Ден, — это было что-то вроде стона в кулак. Когда Федя кончает, выдыхая, Ден мягко отмахивается от него, не имея ни малейшей потребности получать что-либо взамен. Они оба вздрагивают от неожиданной дрели соседей сверху, и снова повторяется приступообразная боль в голове и давление в черепе. Он закрывает глаза и сидит так минуты две. — Ден, — бутылка воды и нейролептики: препараты понижающие глюки, бессоницу и приступы, уже тут-как тут, Федя блять галопом скачет, как его мать, которая неожиданно решила лечить Дена, как только увидела его нового бородатого невролога. — Тебе бы самому не мешало их попить, — Ден поднимает брови, но знает, что Федя не отстанет. — Ден, — он не позволяет себе называть его как-либо по-другому. — Да, что, сука, Ден. Ты думаешь я рад, что моя мать нахуй подружилась с твоей? Я бы ушел бы отсюда и никогда бы не вернулся, понимаешь, мне тут не место. Я знаю, что ты ненавидишь меня, но я хотя бы честен с тобой. Я легко отделался от исправительных, но… — Я тебя не ненавижу. Но Ден знает, что ему некуда идти. Знает, что теперь его мать — игроманка, которая медленно продавала имущество квартиры, пока тот был в Польше, а затем и квартиру и виллу где то около моря. Знает, что Ольга Макарова пронюхала связи матери и ее героиновое прошлое, а так теперь еще влезла в жизнь больного, усталого отца и поджоге Дена. Денисенко упустил улики и не контролировал себя вообще, и теперь заслуженно наказан решением мамы Феди заменить Сашу Макарова на время до того, как отец не выпишется из больницы и не даст ему денег. Ден не мог рисковать и брать ворованные деньги или хуже всего возвращаться в дом папы, где он никому там не нужен. Заменить… Сашу? Эта мысль бьет током, и он сразу же избавляется от нее. Ден спрашивает себя, как так получилось, так, что они тут всего полторы недели, а уже начали отношения не как «тот, кого ненавидят — белый безгрешный зайка», а как люди, между которыми что-то происходит, но не совсем похожие на обычные пары, у него нет времени на поиски ответа, потому что днем Ден учится, надеясь подготовиться к вступительному экзамену в институте уже к октябрю. А ночью пытается уснуть, но не получается, потому что Федя приходит с летней подработки и постоянно чем-то занимается, как лунатик. Даже когда не стараешься найти людей, они находят тебя сами, вопрос ли в том, захочешь и сможешь ли ты их удержать.♡♡♡
— Сука, Федя, я сдохну. Они кажется вообще не знают, что я больной. Ден заходит в комнату Макарова с огромным листом бумаги, который он получил, когда Федя все-так позволил ему сходить к себе в квартиру и на почту. Это была повестка из армии на осенний призыв, и Ден уже собирался звонить отцу. Вдруг Ден понимает, что в комнате никого нет. Он ходит в коридоре, не надеясь увидеть его маму, потому что ещё рано, но у Феди выходной, и он не может быть на работе. Возвратившись обратно, Ден растерянно моргает и садится на кровать Феди. Достает из кармана пачку сигарет и зажигалку, но чувствуя маленький укол совести (для него это ни к месту и совершенно неожиданно) не закуривает. Солнце высоко в небе и светит кажется во все окна панельного дома. Освещённая лучами пыль крутиться в воздухе, приземляется на вещи Феди, аккуратно сложенные на стуле. Вдруг Ден замечает на столе записку. «Скоро буду, выпей таблетки, когда приду, поговорим.» Ден еще давно заметил, что от него прячут все предметы, которые представляют опасность и могут воспламеняться. Он кусает костяшки пальцев. Бесит почти как в детстве.♡♡♡
Когда Ден открывает глаза, он видит родителей, и пугается от неожиданности. — Проснулся… — Проснулся! — вопит мама на всю палату. Ден пытается приподняться, но в затылок бьёт хлыстом резкая боль, а глазные яблоки будто заполнены кровью, и открывать глаза невозможно. — Что… Невнятно, но на большее у него нет сил. — Зайчик, — мама присаживается рядом и берет его руку. — Как ты себя чувствуешь? Ден не видит, но отец, только выздоровевший, кажется на грани нервного срыва. — Ты не видишь, ребенок не может говорить, как он может себя чувствовать, у него черепно-мозговая! Мама закрывает рот рукой. Ден не может сказать, у него что-то сломалось в организме, но он думает: «… почему же они только сейчас пришли, а не когда это было нужно?» Ден хочет понять, будет ли снова выясняться, почему он покончил собой, но если честно, ему все равно, ему интересно лишь только то, почему он выжил, и на сколько его отправят лечиться. Не то, чтобы Ден хотел жить, но раз жить, то как хочется ему. Пока он не знал, чего хочет.♡♡♡
— Денис, ты точно уверен, что это был не Друг? Трех дней не прошло, а его уже заебывают. Ден мотает головой, потому что не может говорить. Время мотается назад, вот оно, эти три дня — сперва они поругались с Федей, после Ден поехал сдавать документы в институт и там у него случилась паническая атака, затем Ден встретил маму со своим новым любовником. Попытавшись успокоиться, он поехал домой к отцу, но дом был пустым, он сам убедился в этом, когда разбил оконное стекло. Как дрожащая на холоде собака, которая никому не нужна, Ден ушел в лес, без вещей, но с деньгами, думал о смысле, и всех вещах, о которых ему запретили думать. Кажется, когда он выходил из института ему кто-то вызвал скорую, а там уж до полиции недалеко. Потом, будто очнувшись от самого ужасного кошмара, выбравшись из болота своих мыслей, он уехал в центр города, и там уже все это случилось. Илья вместе с мамой Феди переглядываются, а Дарина, которой разрешили сидеть тут улыбается Дену, будто у него на голове не бинты, а клоунская шапка. — Тогда я не знаю, что делать, — шепчет Ольга напарнику, но все равно громко. Ничего, ничего не нужно делать. Ден просто хочет, чтобы ему дали свободу, миг, белые крылья, чтобы просто отпустить. Отпустить.***
— Ты думаешь я смогу?.. Они одни. Вопрос зависает в воздухе. Федя сидит рядом с Деном, и не смотрит на него, а в открытое окно, на осенние деревья, с которых падает желто-красная листва, кружится и медленно ложится на землю. В палате холодно. Сомнения, сомнения, сомнения прожигают все, что повсюду окружает Дена и все тепло, которое осталось в его груди. — «Ты не уйдешь? Ты не хочешь свободы?» Это микс придуманного их с Сашей языка и языка жестов. Ден просто не может говорить, и ему даже спокойно от этого ограничения. Федя повернулся к нему, и его лицо казалось невозмутимым. — «После всего, что мы прошли? Свободным меня делаешь ты, Ден.» Все уходят, и может быть Ден тоже уйдет, а Федя тем более. — Многие возвращаются, — Федя читает его мысли, пожимает плечами и забирается на кровать напротив. Ден кидает на него взгляд, полный непонимания. — Если ты уйдешь, то ты вернешься, и я тоже, но я лишь предполагаю это. У нас еще много времени жить эту жизнь, если ты захочешь. — «Почему?» Ден спрашивает, но Федя не отвечает, а смотрит в потолок. Ден приподнимается через боль в спине и шее и еще немного смотрит на улицу за окном. Серые облака поливают каменный город дождем, и листья на земле, когда-то давно зеленые, теперь начинают свой процесс гниения. Федя закрывает измученные глаза. Жизнь Дена зависит от Феди, и теперь он понимает, что такое созависимые отношения, и что сам заставил Дена лезть в это, и он хотел этого. Он даже не мудак, а просто идиот. Когда Федя чувствовал себя виноватым? Да, в общем-то никогда. Федя всегда был любимым, лучшим, и он никогда не задумывался над тем, что он реально мог сделать вред. Бессмысленно обвинять себя в смерти Саши было легко, но теперь Федя представлял реальную угрозу для живого человека. Федя жил в розовых очках, он не специально отстранялся, был самим собой, но если в человеке есть плохие черты, то быть самим собой нельзя. Сейчас же ужас всего того, что он натворил парализует, кровь в венах становится ледяной, Федя боится самого себя, и раньше он никогда бы не подумал, что теперь тот, кто виноват во всех бедах — он сам. Но одной виной не отделаешься, теперь придется закапывать яму.