***
— Что для вас смерть? Ден закрывает глаза, сидя на мягком синем кресле, немного задумывается и вспоминает то, как однажды он сидел на ветке дерева и смотрел вниз, на землю. Он не знал, почему ему так запомнилось это. Ему казалось, что немного подвинуться, и вот смерть, и она не пугала его, тогда Ден не задумывался, что это ненормально. А сейчас умерли все. Ден не хотел, чтобы его слушали. Ден хотел быть услышанным. Сейчас смерть не стала казаться естественной. Он читал много статей про развитие науки, современные методы исследований организма человека, он интересовался научными центрами в Польше. Другие страны достигли огромных достижений, и Ден не знал об этом до недавнего времени. Все врачи и ученые борются за продление жизни. Когда-нибудь за бессмертие. — Я боюсь ее, так же как остальные. — Почему вы ее боитесь? — Потому что эти секунды перед потерей сознания и… всего остального, они реально стремные, и не факт, что это прекратиться. Плюс я ещё могу многое сделать, если стану бессмертным, знаете. — Что например? — Если бы я знал, что бессмертный, у меня бы пропало бы чувство самоконтроля и… безопасности, я мог бы делать все, что угодно. — Разве у вас не было такого, когда вы учились в старших классах? — психолог говорит, и голос его звучит из ноутбука, они оба выключили камеры просто так. Ден честно устал от всего этого, ему хочется бросить новую, его первую психотерапию, организованную Ингой, однако ему нравится что-то рассказывать. Она сказала ему, что приложив немного усилий, он справиться с этим, но если Ден не захочет, то это только его жизнь. «Инга такая дура.» — уже давно решил про себя Ден. Если бы Дену пришлось выбирать бы между Дариной и Ингой, он бы выбрал Дарину, потому что последняя восхищалась тому, что он лежал в психиатрической больнице, а первая была в шоке. Совершенно нормальная реакция, но… Ден так устал, ему хочется спать. — Было, но тогда я хотел умереть, знаете. Сейчас нет. Никакого изумления не возникло, и Ден решает, что это хорошо для него в первую очередь. Ден теряется и берет со стола пачку таблеток. Он говорит, не задумываясь, просто то, что находится в его подсознании, а он даже не подозревал об этом. Ден хотел умереть. Почему он не мог прочувствовать до конца эту тревогу всеми части тела? — Но это в прошлом, — поспешно добавляет Ден. — Сейчас я не хочу умирать, но я не знаю как жить эту жизнь. Это какая-то амнезия. Я… каждое действие… я хочу знать… какой во всём этом смысл, как его найти. — О, это хорошее желание. Я могу разочаровать вас? — мужской голос немного становится выше по интонации. — Давайте, — легко соглашается Ден. — Я вообще сегодня в настроении слушать одну честность, то есть… тупое слово… правду. — М, видите ли, Ден. Это не будет правдой всего человечества, это лишь мое мнение, и как вы разрешили, честное. Вам остается мне только поверить. — некоторое молчание длится около десяти секунд. — Я учился в университете на психолога в Киеве, я изучал различные науки, углубился в философию и историю. Я прочел много книг, фильмов, но четкого ответа мне никто и не дал, самое интересное, что мне в восемьдесят процентов мнений, предлагалось самому ответить на этот вопрос, будто прочитав их биографии, меня сразу осенит, — психолог усмехнулся. — И что в итоге? — Я сперва пообщался с моей бабушкой и ее подругами, а потом поехал в дом престарелых. — Зачем? — Мне было интересно, нашли ли смысл люди, которых мы встречали много раз, пожилые люди. И переспросив всех, большинство сказало, что нашли. Некоторые в своих детях, некоторые в доме, в который их поместили, в людях, в карьере, работе. — Но вы не понимаете, все равно мне кажется, что это бессмысленно. Чувствовать что-то, ощущать себя живым, чего-то добиваться, счастье, пока люди не придумают лекарство от смерти, я так и буду знать, что в конце мы все умрем, и неважно в счастье или нет. — Глобального смысла не существует, Ден. Просто примите это как данность. Вы можете не ставить или ставить себе цели, вы можете найти что-то, что удерживает тебя на плаву. Все равно глупо думать что все закончено, если все только началось. В мире есть правда очень много хорошего, и наша с вами задача придти к этому и увидеть все не в одном пессимистическом ключе. Я согласен с вами, что смерть — действительно та штука, которая не заслуживает принятия как должное, и если есть возможность, а у тебя она есть, то следует жить. И жить настоящем, и разобраться и доработать то, что осталось в прошлом. Когда вы избавитесь от влияния вашего расстройства, вы ничего не потеряете, вы придете к лучшей жизни. Вы же этого хотите? Если я говорю, что-то не так, то… — Это звучит странно, но странно, странно и я… не знаю что еще сказать. — Это положительно или отрицательно? — Я думаю, что положительно, — ответил Ден, практически не поколебавшись.***
Когда они с психологом говорили насчет темы отношений и его ориентации, не напрямую, просто так случайно повернулся разговор, Ден не пытался избежать этого вопроса. Он старался быть прямолинейным, но в тот раз не получилось. Установки родителей и общества, тот случай с Федей в школе, вся жизнь его протекала в гомофобии и страхе. Он не знал, как ответить. Ден отгоняет мысли его темной стороны, кладет на язык еще один антидепрессант, и глубоко вдыхает. К легким наркотикам и курению тянет, как к удовлетворению базовой потребности, и лекарства не заменяли их. Польша, не то, чтобы совсем не гомофобная страна, она очень подвержена религии, но она однозначно толерантнее, чем Украина. Тут проходили парады, таких, как Федя, иногда он видел флаги, и в центре в несколько не особо видимых местах для других людей, размещены помещения, мимо которых проходил Ден в дневное время. Но сейчас была неглубокая ночь, около двенадцати, и гей-клуб в одном районе был открыт уже с вечера. Напротив было помещение, в окнах которых он видел девушек — все они целовались, пили из огромных пивных бутылок, вели себя совсем не так, как нарисовано в детских энциклопедиях на страницах, где был ответ на вопрос: чем отличаются мальчики от девочек. Когда Ден оказывается внутри, он щурится от обилия света, музыки, но ноги сами ведут вперед. Мужчин слишком много, все они разных возрастов, и Ден слегка под влиянием таблеток, все его мышцы как-то странно ощущаются. Ден медленно проходит по всему периметру, к столику, и клянется, что если бы двое парней, которые целовались и танцевали не так увлеченно и заметили Дена, который смотрел на танцующих с приоткрытым ртом, то он бы попал в неловкую ситуацию. Ден многое считал красивым, например, девушек, мать, несмотря на то, как равнодушно к нему относилась, парки в Киеве, где он гулял с однокурсницами во время пар, Дарину, озера, где он путешествовал с отцом или папой Феди и близнецами. Ден очень многое считал красивым, и теперь мужчины тоже стали включенными в это. Вместо столика, где повсюду сидели пары и общались, он сел около бармена и ему налили стакан с виски. Это было забавно, потому что ему до восемнадцати — месяц. Он обводит взглядом на весь клуб, и вдруг заметил другие голубые глаза. Ден вздрагивает. Смотрят прямо на него. Он отворачивается, и прямо перед собой видит еще одного парня, на два-три года старше него. — Привет, — говорит Ден по английски, прекрасно зная, что где-то да скажет какую-то тупость. — А что это ты здесь? — как-то навязчиво допытывается новый знакомый и пьет стакан с минералкой. — Я тут всех знаю, никогда тебя э не видел. — Это мое дело, извини. — Ты смотри, а то мы с мальчиками можем помочь тебе. Те трое, кто он назвал мальчиками, сидят за ближайшим столом и курят. Ден чувствует себя не в своей тарелке, он не знает, что делать, но сил уходить тоже нет. — МАКСИМИЛИАН. Это было громко, громче музыки, и слегка больно барабанным перепонкам. Обладатель голубых глаз орет что-то навязчивому парню, и быстро говорит что-то по-польски. В итоге компания громко смеется и уходит, Максимилиан что-то передает голубоглазому. — Я надеюсь мой брат не напугал тебя, — непрошенный спаситель поворачивается к Дену и говорит по английски. Ден открывает рот, тут же захлопывает, как рыба, даже не зная, что сказать, в голове гуляет ветер. — Я могу сесть? — этот парень как с картинок или музеев, и Ден все никак не может вспомнить имя того знаменитого грека, в честь которого возвигались скульптуры. У него рыжевато-золотистые волосы, и Ден все никак не может вспомнить, на кого он так похож. — Да. Кстати, я ищу моего друга, он ниже меня и одет в джинсовую куртку, не видел? — А на самом деле почему ты тут? — усмехается голубоглазый. — У меня есть два варианта. — Какие? — Ден допивает виски и просит обычную колу. — Либо ты действительно попал сюда случайно, что маловероятно по многим причинам. Либо ты гетеро, которому стало интересно. — Почему ты помог мне? — Не все геи стремятся переспать с тобой, расслабься. Но ты правда выглядишь, как девственница на первой вечеринке. Так еще ты иностранец, это очевидно. — Я из Украины, — признается Ден. — Приехал сюда… учиться. — Потом вернёшься? — Навряд ли, — он делает последний глоток, будто это зелье, от которого голова наполняется переосмыслением. — Я пойду танцевать. Когда Ден танцует один, он не придает значение чужим взглядам, а просто поднимает руки, покачивает бедрами, закрывает глаза, держась от всех в стороне, делает своеобразные шаги. Наконец последняя деталь паззла вставилась куда нужно.***
— Дядя… умирает. Вот же… не прошло и трех месяцев. Ден вышел из ванной и мотает головой, трясет мокрыми волосами. Напротив стоит Инга, очки ее как-то оказались на полу, в ее руке телефон, а на смуглом от загара лице тень ужаса. Нет, жизнь, конечно не баловала его слишком сильно, но из всех прочих голосов, влияющих на его мнение в определенных вопросах, но среди них еще оставался тот голос надежды. — Что с ним? — что с его отцом? — Она… — ее голос дрожит. — Она сказала, что он в реанимации. Что ему было плохо, у него был жар и лихорадка, он болеет уже несколько недель. М-мы… мы поедем вместе. Я сейчас куплю билеты на ближайший рейс. — А как же твоя учеба? — Возьму отгул… Ага, Ден. Надежда. «Пошло все нахуй с вашей ебаной надеждой.»***
Дарина сидит рядом около палаты и предлагает Денису жвачку. — Что со мной не так? — вместо ответа он спрашивает и откидывает голову, смотрит на потолок, считает белые и черные клеточки. — М? — Сначала эти переписки, потом смерти, расследование… папа… это просто пиздец, — Ден глотает воздух, недостаток кислорода чувствуется в голове. — Ден, ты бы круто смотрелся главным героем какого-то аниме, — на нее кажется производит впечатление эта речь, Дарина кивает. — Только это было бы все с грустным концом. — Почему? — Ну знаешь… — Заткнись. Ден анализирует свой грубый ответ и причиной оказалось то, что он думал, что Дарина за что-то его осудит и опишет его дурацкие поступки, которые привели ко всему этому. Ден раньше никогда не осознавал то, что он говорил, но сейчас получилось понять самого себя, и это… прикольно. Мама Дарины выходит из медицинского кабинета. Ее лицо бледное, а руки дрожат. — Мам, что с папой сейчас? — голос Дарины впервые становится тонким. Она берет руку матери в свою. — Даже от пневмонии умирают, и… — ЧТО? — оглушительный рев разрывает коридор, и медсестры оглядываются на Дарину. Ее огромные сережки трясутся, она мотает головой. — Он не умер, — мама подбирает нужные слова. — Доченька, он… нужно… много лекарств. Он уже немолодой человек, и так как врачи по глупости решили все неправильно, то все запустилось до осложнений. Но все будет хорошо. Она прижимает руками голову Дарины и целует в макушку, и у Дена создаётся впечатление, будто его собственный отец роднее чужим людям, чем ему. Ден чертовски устал, ему хочется, чтобы его просто взяли также и поцеловали в макушку, ему хочется вернуться обратно в Польшу, в погулять по спокойным улицам и снова зайти в тот клуб и наконец решиться на что-то серьезное. Ден не был готов к тому, что еще нужно сидеть тут и ходить к папе, хоть о нем есть кому позаботиться, Дену вообще ни о чем не рассказывали до последнего момента. Он устал справляться со всем этим один. Ему всего лишь недо-восемнадцать. — Чем я могу помочь отцу? Мне нужно что-то купить или сделать?..***
Дена ломает по кусочкам, когда он снова идет в дом, где он жил всю свою жизнь. Дена перемалывает, переезжает, будто грузовик, которые стоят везде вокруг этих спальных многоэтажек. Дену не хочется возвращаться, но это наилучшее место, где он будет в безопасности, хотя бы физической, это наименьшее из двух зол. А потом останавливает шаг, когда доходит до темно-зеленой двери в подъезд. В голове, будто цифровой памяти, возникают картинки в лучшем качестве. Этот подъезд… сколько раз он туда заходил? Раньше рядом была детская площадка, но это он был совсем маленьким, когда родители не развелись. После прогулок он бежал домой, безумно голодный, мыл руки, садился за стол и ел суп с картошкой. Когда он учился в школе — ему было лет тринадцать, потом начался период депрессии и самоненависти, он прогуливал школу, расстегивал пуговицы белой рубашки прямо на улице и заходил в дом, не до конца уверенный в том, что мама на работе. У него была фотография, снятая отцом, ему было очень-очень мало лет, и тот малыш на фоне той двери учился ходить, а мама встречала его в трех шагах, будто он делал какой-то подвиг. — Алло, мам, — Ден в ступоре смотрит на дверь подъезда. — Да? — Я не могу зайти в дом. — Почему, новый ключ от домофона я уже говорила. — Мам, я просто не могу. — Ден, не дури, я не могу спуститься, я готовлю, успокойся. Скоро ты вернешься обратно с Ингой, подумай о папе. — Мам, ты не по… — Давай, жду, — мама обрывает связь и раздаются короткие телефонные гудки. Ден оглядывается. На улице — никого, изредка проходили люди, но в такую необычную для апреля жару все сидели в домах или на дачах. Ден чувствует себя в ловушке. Спустя несколько минут, одна половина мозга подсказывает идею, а другая поддерживает, и ни одного просвета адекватности. Пальцы набирают знакомый номер. — Федя, помоги мне. — В чем? — как будто и не было весеннего молчания, как будто Ден не уезжал. — Я не могу зайти в дом. Стою у подъезда и не могу открыть дверь, — чтобы не выдать собственную слабость в голосе, Ден переходит на шепот. — Я обречен. Это похоже на ту серию из «Черного зеркала», когда взрослый мужчина уехал от своей матери и просто боялся позвонить ей, а потом поучавствовал в новом тесте виртуальной реальности, игры, где воплощались самые большие страхи. Ден не чувствовует себя в безопасности перед этой дверью. Ден забыл, что за ней. А потом он считает секунды того, как Федя просто молчит и дышит в трубку. Ден плачет впервые за этот год, не в силах отвернуться и уйти от этой двери. — Ден? — тихо спрашивает Федя. — Ты тут? Не молчи. — Д-да, я… что мне делать? — За дверью нет ничего плохого. Просто лифт. Лестница. Ты можешь зайти и нажать на кнопку. Ничего не случится. Обещаю, если хочешь, можешь не бросать трубку, и рассказывать, как ты, — молчание. — Не волнуйся, я не оставлю тебя. — Можно я приеду к тебе? — Зачем? — Мне больше некуда идти. Я всегда один. Дверь… слишком широкая. Мама не хочет спускаться. Ден дышит через рот, потому что его нос опух, а на щеках слезы, и это правда довольно новое чувство, словно он забыл как плакать. — Хорошо. После того, как ты приедешь, мы вместе поедем к тебе и зайдём в ту дверь, ладно? — Я просто сделаю все, что ты хочешь.***
— Прости меня за все. Бесконечное. Ден закрывает лицо руками. Федя смотрит на него, подняв бровь. — Еще что-то? — Нет… ничего… Глубокий вдох всей грудью. Чувство. — ПРОСТИТЬ?.. Я простил тебя, когда мы вместе стояли около камеры моего отца! Простил… Но ты попросил прощения просто для успокоения своей совести, а не для меня! Тебе вообще плевать на мои чувства, и ты просто обращаешься ко мне тогда, когда тебе что-то нужно! Ты свалил, ты просто свалил на три месяца! Простить? За что простить, Ден? Ты никогда, никогда не был на моем месте, тебе никогда, никогда не прочувствовать то, что чувствовал я, когда Саша умер, а ты просто начал насмехаться надо мной! Я ни хотел чтобы ты постоянно был со мной, не хотел внимания, я просто любил тебя, как почему-то люблю и сейчас, тебя, самого ужасного человека в моей жизни! — Я… лишь… Вины. — Строй свою жизнь, Ден, — палец Феди тыкает его в ключицу. Федя сердито нахмурен. — Сейчас я помогу тебе в последний раз, ты зайдешь в свой дом, поздороваешься с мамой, помиришься с ней, продолжишь лечиться или что ты там делаешь. Ты забудешь меня и больше никогда не будешь мне звонить. С меня достаточно. Я должен был сказать тебе это в лицо. У меня есть парень. И я очень рад, что помог тебе избавиться от твоей гомофобии, но я ужасно устал от этого. Я не хочу тебя исправлять. И никогда не буду. Закончив свою очень эмоциональную речь, Федя притягивает Дена за шею и целует его. Ден растворяется, теряет ощущение времени, задыхается. Падает. Живет. Ощущение жизни устраивает огромный пожар всего того, от чего не мог избавиться Ден, и эта потеря лишь облегчает душу, как и говорили ему тогда, но это всего лишь миг. Нелогично? Непредсказуемо? Огромный взрыв нервного комка энергии, бьющего Дена под дых. — Федя… — Просто дай мне пройти и иди за мной. Федин взгляд полон стальной решимости. Он быстро надевает ветровку и кроссовки и выходит, и лишь спустя пять минут оборачивается на оцепеневшего Дена. — Почему-то у тебя хватило храбрости зайти через мою подъездную дверь. Ты… идешь? — Федя кажется совсем-совсем взрослым.