ВКУС . THE TASTE

– Смотри, Зои, вот он идёт. Поздоровайся, как я тебя учила. – Добрый день, доктор Айзенберг! – Добрый день, миссис Дулиттл. Привет, Зои.    Девочка лет одиннадцати с черным каре, ее маленькое личико просияло при виде этого мужчины. – Миссис Дулиттл, как ваше лечение? – Уже лучше, спасибо огромное! Не знаю, что бы я делала без вас.    Спешно и неловко миссис Дулиттл пыталась протянуть скомканную банкноту врачу, но тот упорно отказывался. Смущенно улыбнувшись, женщина развернулась и пошла вдоль по асфальтовой тропе, окаймленной цепью одинаковых или почти одинаковых американских жилищ. Прежде чем направиться в противоположную сторону, доктор Айзенберг подарил пациентке прощальный кивок. В руке он сжимал иссиня-черный кожаный портфель, на ногах умеренно сверкали безупречные оксфорды в тон, монохромный ансамбль состоял из вельветового пиджака, жилета, галстука и брюк, всё от Hugo Boss. Белая рубашка была практически единственным светлым пятном, ее поддерживала роскошная мелочь – циферблат часов Ulysse Nardin цвета слоновой кости. Тонкий механизм, золоченые фигурки, чьи движения отражали малопристойный, но очаровательный сюжет. Элегантная же оправа очков носила оттенок ebony, как и большинство элементов костюма.    Тори Айзенберг, без сомнения, производил впечатление джентльмена выше среднего класса, которые не так уж часто встречаются на улочках города X. Должность частного психиатра и профессорское звание в этой области позволяли зарабатывать ровно столько, сколько он считал нужным, учитывая внешность, интеллект, манеры и воспитание. Он жил в белом одноэтажном доме, напоминающем виллу в каком-нибудь Сан-Франциско. Ухоженный сад, отсутствие изгороди, бассейн, правильное освещение, большие бежевые мягкие диваны, тёплые ковры – все это свидетельствовало о хорошем, пусть и несколько консервативном вкусе. Он всякий раз возвращался домой с предвкушением прилечь, закутавшись пледом, предварительно попросив горничную налить себе двойной эспрессо (который, словом, на него абсолютно не действовал), а после, стянув с себя хлопковые носки, расслабить ступни в ванночке со льдом.    Размышляя обо всех этих приятных вещах, он шагом пантеры ступал на землю, шурша золотистыми листьями. “ASMR-эффект” –  мелькнуло в голове у Тори. Над ним вспорхнул ворон, а затем, буквально через мгновение, пробежал дорогу черный кот. Будучи человеком не суеверным, он никак не отреагировал на это. Его глаза – не то зелёные, не то голубые, обрамлённые стремящимися в небо ресницами – всегда излучали ровный свет. Темные и короткие, слегка вьющиеся волосы с седыми вкраплениями (salt & pepper), ровный нос с едва заметной горбинкой и ассиметричным, незаметным с первого взгляда раздвоением внизу, обрисованные, в меру пухлые губы, легкая небритость, – все эти составляющие образовывали гармоничный портрет. В свои 42 он выглядел потрясающе – не то чтобы намного моложе своего возраста, но глубокие и редкие морщины, проступившие на лбу от долгих мыслительных потугов, ничуть не обезобразили его открытое, чувственное лицо.    Кстати, необходимо упомянуть, откуда происходит не столь распространенное “Тори”. В далекой юности, когда будущий врачеватель человеческих душ и тел регистрировал свое имя в паспорте, он обнаружил прескверную, как ему казалось тогда, ошибку – вместо полного имени Антонио зародилось нескладное “Анторио” – что-то, напоминавшее название трехзвездочной гостиницы в Рио. Однажды веселым вечером Антонио-Тони показал друзьям паспорт, и сразу же превратился в Анторио-Тори. Сочетание итальянского имени и еврейской фамилии и так привлекало внимание, а теперь и тем более. Воспользовавшись этим, как преимуществом, молодой человек начал пробовать себя в разных ипостасях. Лет в тридцать, допустим, подрабатывал, презентуя престижную марку мужской одежды, но об этом мало кому известно. Вообще, на личной жизни у него всегда висела табличка “Посторонним вход воспрещён”. И это при том, что в обществе доктор Айзенберг – социальный, легко сходящийся с людьми амбиверт. Нет, никаких скелетов в шкафу (кроме самых настоящих, анатомических). Просто он предпочитал делиться с людьми другими вещами, по его мнению, более важными. Например, свежеизданной книгой по психопатологии личности или ироничным трудом, описывающим самые практичные способы защиты от демонов третьего рода.    На Хэллоуин он нарядился Дракулой, хотя и не был поклонником этого праздника. Друзья уговаривали прийти так слезно, что широкая душа Тори не мог отказать. Даже сегодня его не покидал флер, состоящий из адской смеси черного юмора, похмелья и грима. Идти домой пешком, оставив свой Buick Skylark Luxury Edition 1990-го года выпуска покоиться в гараже, было осознанным решением. Айзенберг любил прогуливаться, особенно в те дни, когда облака будто сделаны из стали, а небеса вот-вот должны разразиться гневом несуществующих богов. Между тем его неспешное наслаждение тишиной подходило к концу, дом был уже близко. Тори взглянул на часы: ровно шесть вечера. Через пятнадцать минут – пациент, 29-летний священник католической церкви.    В 18.22 послышался звонок в дверь. Тори, удовлетворившись тем, что успел выпить чашечку черного кофе до прихода гостя, повернул ручку. Перед ним стоял небольшого роста, не очень крепкого телосложения молодой человек в монашеском одеянии с белым воротничком. Первое, что бросалось в глаза – идеальная лысина и два прозрачных ока, симметрично посаженные на ровном черепе. У него было красивое, но холодное лицо, а когда на нем заиграла улыбка, отчего-то мгновенно возникла ассоциация с книжным Мефистофелем. Успокоив расшалившееся воображение, внезапно нарисовавшее ему такое причудливое полотно, доктор поприветствовал пациента и провел его в свой рабочий кабинет. – Располагайтесь, как удобно. – Айзенберг растворился в кресле, раскинув пружинистые ноги в позе американской четверки, как бы подавая пример своим небрежным видом. Гораздо менее ловко и расслабленно незнакомец присел на край кушетки напротив врача; наконец, он превозмог себя и прилег, как положено в старых добрых фильмах. – Подскажите, как к вам обращаться? – Отец Альфред. – Что привело вас ко мне? – Меня беспокоят образы. Они приходят ко мне ночью, во сне…    “Ну, это нормально”. – …И днем тоже.    “А вот это уже не очень”. – Как давно это началось? – Неделю назад. Я даже не знаю, почему решил сразу прийти к вам, наверное, меня заинтересовало то, что вы, так скажем… не просто врач. – В каком смысле? – Ну, я слышал кое-что… что вы занимались… – священник наклонил бритый затылок, подвинулся поближе, и его бледно-голубые глаза сверкнули странным огнем, который меньше всего напоминал благодатный. Гулким шепотом он продолжил: - ЭКЗОРЦИЗМОМ. – Эта информация, отец Альфред, – голос психиатра звучал так, будто он зачитывал фразу из учебника, - из непроверенных источников. Ложная информация. – Но вы имели с ними связь! – вспыхнул Альфред. – С кем? – Айзенберг изо всех сил старался не показывать изумления. – С демонами. – произнес священник совсем тихо. – Понимаете, мой дорогой др… отец Альфред. Я изучал демонологию. Это правда. Но связаться с ними я не мог – у меня есть Whatsapp, Viber и Facebook, а демоны, видимо, несколько отстали от жизни.    Судя по воцарившемуся напряженному молчанию, шутка не удалась. – Давайте лучше перейдем к вашим образам. Если я правильно понял, они существуют не только в вашей голове? – Я вижу их… Вижу, понимаете?! – Хорошо, – Тори что-то черканул в блокнот. – Что вы видите? – Девушка… Не помню точно ее внешность, каждый день будто разная… Но она вызывает во мне порочные желания. Толкает меня на грех. – Она что-то делает? Или вы видите ее силуэт и все? – Она улыбается. И на ней… Нет одежды. – Хм. – психиатр покачал головой.    Какое-то время он смотрел вдаль, и казалось, его глаза изучают стену в комнате – не появилось ли на ней ничего нового? Никакой тени, отблика? Желтоватый свет лампы у кремовой кушетки, на которой полулежа расположился священник, все так же окутывал пространство. Верхний был отключен. У Айзенберга было особое правило – он не любил работать при ярком освещении, считая, что это уменьшает комфорт обеих сторон процесса. Глядя на этого парня в черной рясе, у Тори возникли странные предчувствия и предположения. Он был не похож ни на одного священнослужителя из тех, что психиатр когда-либо видел на своей практике. В его глазах… Не читалось ничего. Понятно, верить в духовность святых отцов уже своего рода моветон, надо понимать, что мир устроен не так, как мы его представляем в детстве. Но этот случай был из ряда вон выходящий, особенно после того, как Тори довелось лицезреть страницу Альфреда Куинси в Facebook. Кстати, интересно, что последний, за исключением пары буковок, полный тезка знаменитого сексолога. Это, конечно, не имеет никакого отношения к делу. А его страница, ох, что там были за увлечения! От клубной музыки до фильмов Ларса фон Триера. Все бы ничего, но он, во-первых, выкладывал это публично, во-вторых, такие вещи, разумеется, не способствовали полной отдаче себя Всевышнему. Если уж мыслить, как католик, коим являлся Альфред, то это скорее проделки преисподней. Более того, если немного пролистать ленту, можно заметить новость о секс-скандале, в котором Куинси якобы принимал непосредственное участие. Сам же падре пытался доказать в социальной сети, что все вышеперечисленное – гнусные проделки его недоброжелателей. Но когда в игру вступают три кита: хобби Альфреда, компрометирующие (пусть, возможно, и сфабрикованные) материалы, наконец, его визит к психиатру, картинка становится все более интересной. – Скажите же что-нибудь, доктор! – Ах да, простите. Я обдумывал ситуацию. Поскольку сегодня вводный сеанс, давайте немного поговорим о вас. Расскажите о себе все, что считаете нужным, как будто бы это резюме при устройстве на работу.    Альфред выпрямился и согнул ноги в коленях. Его голос, вкрадчивый, с характерным тембром, вдруг поменял тон, став более отрывистым и даже несколько вызывающим. – С ранних лет я хотел связать свою жизнь с Богом. Я шел к своей мечте долго и добился немалых успехов. На моем пути возникали преграды, и по-прежнему зло в самых разных формах не отпускает меня, но я верю, что когда-нибудь наступит особенный день, и снизойдет благословение. Помимо службы Всевышнему, воспевания благ, которые он дает каждому из нас, а так же очищения от всякого рода скверны, я вложил все свои ресурсы в саморазвитие. У меня три высших образования, соответственно, я трижды дипломированный специалист. Преподаю в вузе, обучаю почти таких же юных, как я, теологии и философии, потому как считаю, что просвещение очень важно. Я доволен своей жизнью в целом, потому что я исполняю свое ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. – после этого слова Альфред выдохнул и слегка улыбнулся. Тори отметил про себя смешанный стиль речи пациента, сочетающий в себе показную религиозность и бюрократическое занудство. – Прекрасно. Значит, вы справляетесь одинаково хорошо и с тем, и с тем? – Я стараюсь, а Он – Альфред указал пальцем в потолок – дает мне силы. – Что ж, но теперь вы чувствуете, как вмешалось что-то другое? – Именно, доктор. Более того, я не чувствую, я знаю это. – Гностический теизм? – Абсолютно верно. – И вы верите в духов? – Если существует абстрактное добро, значит, и абстрактное зло. – Так… Но ваша вера, – Айзенберг поправил очки, – если я ничего не путаю, подразумевает именно служение теистическому, вполне конкретному Богу, и в этом вы находите спасение, покой души, отрицая все то, что называется суеверием. – Господи Иисусе, доктор! Я посмотрел дьяволу прямо в глаза. И он оказался женщиной. – Давайте оставим половые признаки, – сухим врачебным языком отрезал Тори, но видимо, ханжество его собеседника было развито слишком сильно, так как тот приподнял брови в ответ. – У вас нет возможности доказать то, что вы видели. Но вы имеете право в это верить, конечно же. Единственное, что я могу добавить – подобные видения в психиатрии являются симптомом заболевания. Какого именно, пока нельзя сказать наверняка. Я не хотел бы ставить на вас клеймо параноидного шизофреника, хотя ваш возраст, ваша жизнь… Впрочем, для определения этого нужно еще несколько сеансов. А наш сегодняшний ознакомительный, по традиции, выйдет практически бесплатно. – Айзенберг мягко улыбнулся. – Спасибо вам, – Альфред Куинси почтительно кивнул, как японский слуга. – Всего хорошего, – они переглянулись друг с другом и без лишних слов попрощались.    Когда священнослужитель захлопнул за собой дверь, доктор позвал горничную, чтобы заказать капучино с маршмеллоу. Симпатичную полную дамочку звали Джулия. Сложно было сказать навскидку, двадцать пять ей, тридцать или больше; кокетливая физиономия и гладкость румяного лица придавали юности, а ровная, твердая поступь, телосложение и манеры отражали суть зрелой, уверенной в себе женщины. Джулия состояла на седьмом месяце беременности, отчего ее облик казался еще уютнее, чем обыкновенно. Улыбнувшись Тори, она аккуратно поставила горячий напиток на кофейный столик, между стеклянными слоями которого расположились перекрывающие друга друга газеты New York Times разных годов. – Как ваши дела, доктор Айзенберг? – Бывает и хуже, – он усмехнулся, не отрывая взгляда от вензелей на печатных буквах. – А вам уже скоро, я вижу. – Да, именно по этому поводу я и хотела с вами переговорить... Мне нужно, понимайте ли, уйти в декрет.    Глаза Тори казались совсем болотными при желтоватом свете лампы. Он распахнул их шире, наконец обратив взор на горничную. – Конечно, само собой разумеется. Желаю вам, чтобы все прошло хорошо. Вы родите здорового – во всех смыслах - ребенка. – Благодарю вас, дорогой доктор. Не волнуйтесь, я позаботилась о том, чтобы вы не остались без прислуги. Наверное, Божье провидение помогло мне найти замечательную девочку. Она живет неподалеку, оказывается, а я даже и не знала! Согласна подрабатывать, так как учится заочно, и может прийти сюда с минуты на минуту, если, конечно, вы того захотите.    Айзенберг не знал, что ответить. Он не очень любил изменения в планах, хотя и понимал, что порой они неизбежны. “Все тут происходит по Божьему велению, а я, как всегда, не могу повлиять на ход событий”, – скептически заметил он. Тори был агностиком, если говорить о философской концепции, и атеистом, что касалось отношения к вере. Он снисходительно относился к верующим друзьям, но всегда терпел поражение в этой толератной игре, если человек ему незнаком. – Хорошо, давайте она зайдет сюда сегодня. Потому как завтра я отправляюсь на научную конференцию и буду там допоздна. – Замечательно, доктор! Я позвоню ей прямо сейчас.    Прямо сейчас? Надо вымыть руки, неплохо бы еще принять расслабляющую ванну… Но ладно, лучше уж сейчас, чем еще через неделю, а то можно умереть от ожидания – так решил для себя Тори. Он облокотился на ортопедическую подушку и незаметно для себя прикрыл глаза, моментально предавшись сладкой дреме. Мозг начал рисовать ему умиротворяющие картины, где док нежится на песке, покрываясь равномерным нежно-золотистым загаром, а волнующее море переливается, как богемское стекло. В одной руке у него – безалкогольный мохито, другой он приглаживает сбившуюся прядку волос, влажных от жары. Вокруг ни души, слышится отдаленное пение райских птиц. Идиллическую картину нарушает какое-то странное шуршание, доносящееся из кустов, но док старается не придавать этому значения, задерживая во рту мягкий мятный вкус напитка. Шорох усиливается, в ушах становится горячо, в горле – сухо, и голос незнакомки, мягкий и глубокий, проникает в самую суть его существа, нашептывая нечто неясное. После он ощущает легкое прикосновение к плечу, и протягивает руку к тонким пальцам, вызвавшим этот импульс. Он подносит их кончики к своим губам, и… – Доктор Айзенберг!!! – Да… Ммм... – Что вы делаете?!    Перед его взором проступили черты старлетки из старого голливудского фильма – уложенные локоны до плеч (хичкоковский блонд), глаза, кажется, синие или почти лиловые? Губы Грейс Келли, грудь Монро… “Если это сон, то он нравится мне все больше и больше” – Вы так крепко спали, что мне пришлось вас разбудить. Меня зовут Беатрис Литч, и я хотела бы устроиться на работу.