Паучье логово

Погода была не из приятных. Вообще, север изначально не оказывал им ровным счетом никакого гостеприимства, а обратная дорога оказалось и того хуже. Сейчас то они сильно жалели о разрушениях, которые сеяли по пути на север. Теперь, кроме голода, холода, жажды и одиночества, на них морально давили виды подмерзших, но все еще черных полей, околевшие трупы на деревьях и прочие ужасы войны, о которых они пожалеют лишь спустя годы. Шли они наугад, но Айвен гордился, что вместе с Сиром Кройстом и Его Величеством Уолфом решал, куда идти. Вчера они прошли около тридцати миль, но он не был уверен, было ли это вчера. Сейчас, по его ощущениям, был где-то полдень, поэтому, когда он предложил остановиться, то его поддержали. Спустя пол часа, кто-то заметил вдалеке тонкую струйку сизого дыма. Решили отправить двоих: Айвена, которого Уолф уже титуловал до Сира и посвятил в Орден, и малыша Гэксона. Обоим тогда было по восемнадцать лет. Малыш Гэксон был одним их тех, кого Айвен впоследствии запомнит на всю жизнь. Паренек, единственный в отряде, кроме Уолфа, кто не был рыцарем, походил на мелкого лесного зверька. Лопоухий, низкорослый, с двумя торчащими зубами клыками, которые были видны лучше передних, ниже каждого в отряде минимум на голову, вредный, язвительный, грубый и похабный. Он любил плеваться, трахаться, убивать, пить эль и постоянно «э-э-эхал». Гэксон мало кому нравился, но никто не мог спорить с тем, что он с ними благодаря двум своим навыкам. Во-первых, он был прекрасным убийцей. В отличии от остальных он не носил тяжелых доспехов, а иногда и вовсе мог сражаться в одной рубахе. Орудовал он не мечом или копьем, а двумя мясницкими ножами, которыми мастерски и резал, и колол, и метался. Во-вторых, Гэксон был прекрасным следопытом, знал, как ориентироваться на местности, умел читать следы и передвигаться тихо. В разведку в подобных случаях они обычно ходили вдвоем. Гэксон и кто-то еще. Как правило, кто будет вторым решал жребий. До источника дыма они шли молча, потому что Айвен уже успел превратиться из веселого юнца в сурового и жестокого война. Наконец, Гэксон вывел их высоким и густым кустам, покрытых инеем и указал куда-то пальцем. Айвен выглянул. За кустами стояло некое подобие деревни. От нее мало что осталось, дома были разрушены и сожжены, да и тех было не больше пяти. Черные от пепла и белые от снега, руины образовывали некое подобие полукруга. В центре тлел корявый костер. Чуть поодаль, ближе к видневшейся из-под снега дороге, стояла телега, запряжённая худой и еле живой кобылой. Телега была чем-то нагружена, но ее содержимое было накрыто большим серым покрывалом. У телеги стояли двое, и пытались приделать левое колеса, но Айвен видел, что ось была раздроблена, и мужчины просто растерянно разводили руками и бранились. Один из них был стариком, второй, вероятно его сын, мальчишкой их возраста. Присмотревшись, разведчики увидели, что на козлах полулежа сидит пожилая женщина, вероятно больная, потому что она тяжело дышала и очень сильно кашляла. Гэксон ткнул Айвена в бок. Тот повернулся. Из-за одного из домов вышел еще один мужчина, лет тридцати, крепкого телосложения и начал тушить ногой тлеющие угли костра. Еще через минуту из-за другого дома вышла молодая девушка. Айвен покосился на Гэксона. Тот ухмылялся. -Пошли, говорить будешь ты,-прошипел он и, с хрустом раздвинув кусты, ступил на открытое место. Айвен ругнулся, но последовал его примеру. Услышав звуки и увидев двух молодых парней с оружием, все, кроме женщины на козлах, встрепенулись. У мужчины, который тушил костер, откуда ни возьмись в руках появился короткий одноручный меч. Девушка взвизгнула, молодой парень, державший в руках колесо, выронил его, а старик медленно вышел вперед. -Послушайте, господа величавые,-замямлил он, выставив одну руку вперед.-Не троньте нас, прошу, у нас ничего нет, мы просто хотим добраться в столицу. Пожгли наш дом, теперь мы просто хотим выжить. Мы ни с кем не воюем. -Еды,-Айвен почти крикнул, гордясь тем, как властно прозвучал его голос. Гэксон косился на мужчину с мечом. -Говорю ж, господа, ничего нет, сами впроголодь живем, жрем траву. Отпустите, нас, прошу, у меня жена тяжело больна… -Плевать мне на жену,-отрезал Айвен и указал рукой на телегу.-Что под тряпкой? -Утварь домашняя, да тряпье, каб не змернуть,-залепетал старик, и Айвен заметил, как тот слегка побледнел.-Ничего нужного, клянусь Четверкой. -Я в богов не верю,-язвительно усмехнулся Айвен.-А ты, Гэкс? Гэксон отрицательно покачал головой и обнажил в улыбки грязные зубы. -Снимай тряпье, живо, показывай, что за барахло везешь! Старик попятился, замешкался, бросил на мужчину с мечом взгляд, полный смятения, а потом потупился. -Вы на чьей стороне бились?-спросил вооруженный так грубо, что Айвен слегка опешил. Слишком грубо для сложившейся ситуации. -Мы войны его Величества Уолфа I,-твердо произнес он в ответ. Мужчина с мечом усмехнулся, а потом демонстративно сплюнул на тлеющие угли костра и вмазал плевок в золу. -Ах вы два мелких ублюдка…-протянул он, покрепче хватаясь за рукоять меча.-Я буду сотни раз убивать вас, и поверьте, к телеге не подпущу. Вероломные твари. Много вы погубили жизней. Слишком. Телеги вам не видать. Теперь сплюнул Гэксон, но в его случае это был не плевок презрения, а плевок радости. Айвен нахмурился и широким движением достал свой полуторный меч, покрытый засохшей кровью. Его спутник снял с пояса два здоровенных ножа. Женщина на козлах застонала, девушка тихо ахнула и схватилась за щеки, а старик с сыном замерли. Мешкать Айвен не хотел, меч требовал крови. Он сорвался с места, в два прыжка подскочил к костру, резко уколол. Мужчина отпрыгнул, занес меч над головой, ударил, но Айвен поднырнул под удар, отскочил вправо, заставив соперника повернуться. Следующего удара не было. Девушка завизжала и упала на колени, старик схватился за сердце. Мужчина застонал, схватился за горло и рухнул замертво. -Э-э-э-х,-разочарованно произнес Гэксон и, подойдя, выдернул нож. Айвен злобно осклабился, повернулся к старику. -Показывай, сука, что в телеге! Не испытывай наше терпение. Старик залепетал что-то себе под нос и, дрожащими руками, стянул с телеги покрывало. Там действительно в основном былая всякая дряхлая мебель, утварь и тряпье, но Айвен и его спутник сразу заприметили приличных размеров сундук, стоящий у правого бортика. -Что внутри?-Айвен указал на него мечом. -Почтенные господа,-голоса старика дрожал.-Прошу, заберите сундук и отпустите нас, у нас больше ничего нет. Там золото и ценности, мы по дороге с трупов снимали, о горе нам. Думали по приезду сможем купить домик, вылечить мою старушку… -Снимайте. Старик с сыном с грохотом стянули сундук на землю. Открыли. -Э-э-э-х,-протянул Гэксон восхищенно. Айвен присвистнул. Ящик был и впрямь доверху забитый красивой посудой, монетами и золотом. -Забирайте, пожалуйста, дайте только нам уйти,-тихо попросил молодой парень. -И куда же пойдете, несчастные?-спросил Айвен с явной насмешкой.-Телеги нет. -Мы пешком, милостивые, пешком,-бормотал старик.-Я жену на горбу потащу, только отпустите. -Нет,-встрял в разговор Гэксон и, смачно сплюнув, указал острием ножа на сидевшую на коленях возле трупа девушку.-Ее хочу. Старик ничего не ответил. Девушка, казалось, и вовсе его не услышала. -Имейте же вы совесть, господа,-неуверенно и жалобно произнес сын старика.-Это моя сестра. Вы ее жениха убили… Отпустите нас с миром, мы вам отдали все, что можем… -Я сказал, оставляйте девчонку и валите,-прошипел Гэксон и в глазах сверкнуло. В следующую секунду, старик резко повернулся, вытащил из под тряпок ржавое копье и, сделав нелепый, в связи с возрастом, выпад, попытался ткнуть Гэксона в глаз. В твердых молодых руках это копье нанесло бы смертельный удар, но так как бил слабый человек, острие лишь слегка оцарапало Гэксону щеку. -Э-э-э-х, сука,-рявкнул тот и, оттолкнув древко в сторону, прыгнул к старику.-Это ты зря. Врезавшись тому коленом в грудь, Гэксон повалил мужчину на землю и что есть силы вогнал в глаза свои ножи. Старик тут же затих и отпустил копье, которое с шумом покатилось по замерзшей грязи. В это время молодой парень побежал было к козлам, но Айвен настиг его, рубанул наискось, разрубил спину и сломал позвоночник. Юноша рухнул ничком, завыл от боли. Не обращая внимания на его стоны, Айвен взобрался на козлы и мощным пинком сбросил женщину на землю. Она глухо шлепнулась в грязь, разбив туловищем лед на замёрзшей луже и отчаянно захрипела. Айвен спрыгнул за ней и добил тяжелым ударом рукояти меча в весок. Повернув голову, он увидел, как от деревни стремительно и тихо бежит девушка. Гэксон тоже это заметил. Он сплюнул, ухмыльнулся и сорвался с места. Посмеиваясь и наблюдая за своим спутником, Айвен обошел телегу и подошел к стонущему парню. Тот издавал совершенно странные звуки, его белки глаз налились кровью, а тело странно изогнулось в области спины. Постучав беднягу по плечу, Айвен прошел к сундуку и, захлопнув крышку, уселся на него. Гэксон быстро догнал девушку, набегу ударил ей по ноге, очевидно сломав ее. Она всхлипнула, шлёпнулась на траву. Влепив ей крепкую затрещину, Гэксон, плюясь и мерзко хихикая, схватил ее за волосы и потащил по земле. Когда он доволок ее к развалинам домов, она уже не брыкалась и не кричала. Айвен посмотрел ей в глаза. Ее разум уже умер… Он слышал, как Гэксон, затащив девушку за один из разрушенных домов, развлекается и ему было не по себе. Все это происходило под тихие стоны умирающего под телегой парня. -Ты будешь?-крикнул следопыт, когда закончил. -Нет,-ответил Айвен, а потом добавил.-Но следующая моя. -Ага. За этим последовал отрывистый глухой удар, а потом появление Гэксона, зашнуровывающего штаны. На его костяшках была чужая кровь. Они встали рядом и уставились на сундук. -С этим что?-спросил Айвен и посмотрел на довольного следопыта. -Э-э-э-х,-Гэксон сложил руки на груди и посмотрел на Айвена.-Знаешь, не будь ты моим другом, я бы тебя зарезал и деньги себе забрал. Но ты, сука, славный малый, Сир Айвен. Давай так. Делиться с остальными мы точно не будем, это наше. Айвен кивнул. -Предлагаю его закопать, поделить золото и, когда нужно будет, раскопать и свои части забрать. -Мудро,-Айвен ткнул руки в боки.-Но откуда мне знать, что ты потом все не украдешь? Или наоборот, откуда тебе знать? -На такой случай,-Гэксон сплюнул, прошел к старику, выдернул из окровавленных глазниц ножи.-Существуют клятвы. Поклянемся на крови, что один другого не обманет. И давай-ка спешить, нас скоро хватятся, а я, как уже сказал, делиться не хочу. Равно как и драться с остальными за этот сундук. Он протянул Айвену нож. Одновременно они сделали на кистях правых рук надрезы и со звучным хлопком пожали друг другу руки. Клятвы были даны. Даны на крови. Следующие десять минут они ползали по руинам, надеясь найти лопату, пока Айвен не додумался поискать в телеге. Действительно, лопата там и была, ржавая и с треснутой ручкой, но это было не столь важно. Еще около часа они ковыряли мерзлую землю и засыпали сундук грязью и серо-охровой травой. Закончив, оба ушли в ту же сторону, откуда явились. Среди сожжённых домов, покрытых слоем мерзлого снега, лежали пятеро. За одним из домов, с разбитой головой и сломанной ногой распласталась девушка. Северный ветер развивал обрывки ее грязного, задранного до груди платья. У истлевшего костра неестественно замер взрослый мужчина, сжимающий в руке меч. Из его горла продолжала течь кровь. Чуть дальше, ближе к видневшейся из-под снега дороге, возле телеги, с раздробленной осью, лежал на спине старик, с зияющими кровавыми дырами, вместо глаз, и ветер трепал его седую бороду. С лева от телеги, в метре от слетевшего колеса, лежал его сын, с переломанным хребтом и огромным разрезом от левой лопатки до правого бедра. С другой стороны, с разбитой головой, жалко валялась его старая больная и мертвая мать. Через два часа, тощая, с торчащими ребрами и дрожащими ногами кобыла, тихо заржала и рухнула замертво, от холода, голода и истощения… В замке их уже ждали. Едва ворота за ними закрылись, им явился тот самый начальник королевской гвардии, который так раздражал Крэйтона Дула. Лорд Маверис де Куал был Айвену знаком крайне поверхностно и знал о нем маловато. Ничего, кроме интереса де Куал не вызывал. Тем не менее, его внешний вид и способность держаться говорили о нем достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Длинные черные кудрявые волосы, собранные в аккуратный хвост, в меру острые черты лица и правильный нос выдавали в нем потомственного северянина. Спокойные глаза, прямые брови, гладкий лоб и статная осанка говорили о том, что он еще и знатных кровей. Умеренно приподнятые уголки рта являли гостям улыбку, значение которой истолковать было сложно. В ней можно было одновременно прочесть и призрение, и неприязнь, и гостеприимство, и радость, и вежливость, что путало и интриговало. Глаза Мавериса, прищуренные и светло-карие, почти рыжие, бесцеремонно метались вверх и вниз, замечая на новоприбывших буквально каждую пылинку. Одет он был так, как подобало одеваться человеку его должности. На худощавом, вытянутом, но мощном теле, красовался золотой латный доспех с серебряными склепками на рукавах, локтях и плечах. Воротник доспеха был обит белоснежным мехом писца. Кроме этого, в районе плеч красовались две изящных брошки, с изображениями волков. Брошками этими к доспеху пристегивался средней длины шелковый плащ ярко-алого цвета, водопадом спадающий на землю. На груди доспеха был оттеснен герб королевства Дэнтон-изящный лебедь с изогнутой шеей. Границы каплевидного щита с зубьями в верхней части, окружавшего гордую птицу, и сам лебедь, были залиты белой эмалью. Броня, больше походившая на произведение искусства, была вычищена и тщательно натерта. От пояса и практически до самых колен она продолжалась в виде склепанной из слоев юбки, такой же чистой и опрятной. Стык доспеха и юбки был закрыт ремнем, похожим на ремень Айвена, тоже украшенным пластинами с белой и красной эмалью. Поверх пояса был повязан широкий кушак алого цвета, в тон плащу, сложенный вдвое и заткнутый за спину под первый ремень торчащими концами. Снизу, почти до колена, возвышались золотые сапоги с островатыми носами, а сами ноги были укрыты белыми штанами. На поясе висели ножны ручной работы, испещренные мелкими изображениями, выполненными тиснением и резьбой. Левая рука, облаченная в перчатку из белого золота, покоилась запястьем на рукояти меча, а правая держала у ребер тяжелый шлем, тоже из белого золота, с забралом в виде клюва и двумя широкими крыльями, изображавшими крылья лебедя. Одеяния лорда, каждый элемент доспехов-все сияло, блестело и было выглажено до идеала. Меверис де Куал был педантичен, внимателен и исполнителен. Это Айвен понял сразу. -Милорд,-де Куал поклонился.-Добро пожаловать в Оплот. Надеюсь вы добрались без происшествий? -Благодарю за вашу внимательность,-Айвен слез с лошади, поклонился в ответ и позволил подбежавшему слуге увести ее.-Мы слишком спешили, неприятные происшествия просто не поспели за нами. Маверис улыбнулся шутке. -Мне выпала большая честь принять вас и увидеться лично вновь. В прошлый раз нас едва представили друг другу, но я уверен, что вы достойный человек и интересный собеседник,-Маверис говорил четко, чеканил слова, будто монеты.-Искренне надеюсь, что нам доведется не раз побеседовать во время вашего визита. -Мне бы хотелось того же,-Айвен поклонился еще раз. Лорей стоял молча чуть позади и смотрел на начальника гвардии исподлобья. -Как бы мне не хотелось продолжать праздные разговоры,-де Куал сделался серьезным.-Я должен отметить, что королева просила лично сопроводить вас к ее покоям сразу по прибытии. Спешка вполне оправдана, в свете недавних событий. Примите мои искренние соболезнования, кстати. Ни для кого не секрет, что его величество был вам хорошим другом. -Да это так. Но я уверен, что вы скорбите не меньше моего. -Разумеется,-начальник гвардии убедительно кивнул.-А сейчас, проследуйте за мной. За время вашего отсутствия конюх и его сыновья приведут в порядок вашу лошадь и накормят ее после долгого пути. Айвен оправил штаны, а Лорей отдал конюху поводья и собирался уже было следовать за другом, но де Куал остановил его. -Насчет вас, Лорей, указаний не было,-Маверис был холоден.-Вы за нами не последуете. Однако вы в замке гость, так что будьте вольны развлекать себя как угодно. После этой реплики он, взмахнув плащом, развернулся, загремел доспехами и пошел по длинному двору в сторону дворца, возвышавшегося у подножия горного хребта, в который упирались стены с востока и запада. Айвен заметил, как Лорей прошептал что-то про себя, прежде чем попрощался и ушел куда-то влево. -Увидимся позже, Айвен. Удачи. Замок, в котором он оказался, был воистину огромен. Айвен удивлялся своей неспособности перестать бояться его, несмотря на возраст. Страх и тревогу, которые вызывал Оплот, он объяснить не мог, но все пять раз, что он бывал здесь, были для него чем-то гнетущим и неприятным. То ли высокие серо-бурые стены, окружавшие его со всех сторон, нагнетали обстановку, то ли ржание и блеяние скота, который расположился в ряде хлевов и загонов вдоль восточной стены, пугало, то ли крики людей, совершенно разных профессий и занятий, заставляли подрагивать. После войны Айвен и вовсе понял, что боится шумных толп и больших скоплений народа. Маверис был молчалив. Айвену это показалось довольно контрастным, по отношению к его красноречивому приветствию, которое теперь выглядело дешевой показухой. Впрочем, ссылаясь на недостаток сведений о гвардейце, он напомнил себе, что большинство обитателей Оплота-мерзавцы, лицемеры и, что самое главное-отменные актеры и позеры. Напомнил себе, что напоминать надо чаще. Де Куал шел широкими уверенными шагами, Айвен с трудом поспевал за ним. Они прошагали мимо загонов со свиньями и коровами, мимо больших конюшен, десятка-другого курятников и подошли к открытым воротам, которые днем не закрывали. Эти ворота вели в центральный двор. Едва они ступили туда, как по ушам ударила волна звуков, глаза разъехались в разные стороны, а пройти стало практически невозможно. Несмотря на позднее время, жизнь здесь била ключом. Широкий и узкий двор существовал как отдельный город. Здесь было все. Айвен помнил его еще с прошлых своих визитов, но тогда здесь было и не на половину также людно. Маверис занервничал, стал проталкиваться через толщу людей, а Айвен решил приберечь свои страхи и целиком отдался собственному любопытству. Думая о дворе, как о отдельном городке, он едва ли преувеличивал. Место, где они оказались, казалось настолько огромным и вмещало в себя столько мелких строений и ремесленников, что описать было сложно. Пока они волочились до следующих ворот, Айвен успел увидеть меньше половины, но и этого было предостаточно. Первым, что бросилось в глаза, была большая открытая красильня под навесом, из которой доносился странный запах пара и чего-то еще, Айвену не знакомого. Процессом руководил низенький щуплый пожилой мужчина, который ничего толком не делал, зато отменно командовал. Под его чутким руководством, ткани, самые разные наощупь, различные по цене и качеству, вываривались в больших чанах, которых под навесом было около семи штук. К каждому чану был приставлен простенький табурет, на котором стоял крепко сложенный мужчина. Его задачей было подсыпать в кипящий чан красители и мешать ткань длинной толстой палкой. Когда он заканчивал, ткани извлекали из чана и вешали на толстую бечёвку, натянутую между опорных балок, чтобы она высохла и краска впиталась. От наблюдений его оторвали возмущенные крики и звон монет. Справа, в средних размеров, деревянной пристройке к стене, кто-то активно ругался. Проходя мимо, глаза Айвена сами собой покосились в сторону приоткрытой двери. В тесном помещении за столом деловито расселся богато одетый мужчина, который с высунутым языком внимательно пересчитывал серебряные и золотые монеты. От стола и до дверей выстроилась очередь из крестьян, с крайне смурными лицами. Один за другими они подходили к столу и выкладывали на него монеты, а мужчина, облизывая губы, будто ему принесли десерт, брался за перо и ставил пометки. Среди того, что он еще заметил, были дрессировщик с огромным и яростным медведем на цепи, колодец, кузня, три телеги с бочками, которые разгружали и сносили в нечто, похожее на подземный склад, мастер, который за деньги точил богачам оружие и второй мастер, чуть подальше, который тому же контингенту чистил и натирал обувь. Окружающее интриговало и пугало одновременно, и под давлением этих смешанных чувств Айвен старался поспевать за свои проводником, чувствуя себя увереннее. Де Куал и в самом деле шагал настолько уверенно, насколько это возможно, будто вокруг не люди и неразбериха, а голые стены его собственного дома. Оставив площадь позади, они достигли дворца. Стража, молча кивнув, пустила их во внутренний двор замка, который размером напоминал скорее маленькое поле. В центре, обнесенный изящным плетеным забором, раскинулся густой и зеленеющий сад. Вдоль стен либо ничего не было, либо иногда встречались мелкие пристройки, вроде конюшни или домика королевского садовника. Начальник гвардии вошел в сад, не сбавляя шагов. Несмотря на собственную поглощенность окружением и воспоминаниями, Айвен понял, что тишина, установившаяся после их встречи, перерастала в откровенную неловкость, и грозила обратиться неприязненным молчанием, если они не заговорят в течение пары минут. Поэтому, хоть он и не считал себя болтуном, он заговорил первый. При этом, его очевидно вежливое намерение начать возобновить разговор явно шло в разрез с его прямолинейностью. Поэтому он начал, но начал прямо. -Я прошу прощения, Лорд де Куал,-Айвен шел за начальником гвардии через затемненный ночью сад.-Мне кажется наше безмолвие начинает обретать подозрительный характер. Уж больно контрастирует с вашим гостеприимством. Начальник гвардии остановился, буквально на десятую долю секунды, но Айвен это заметил. Опыта в наблюдении за людьми и их поведением ему было не занимать. -Я военный человек, милорд,-ответил Маверис, не сбавляя больше шаг и не оборачиваясь.-Я исполнителен и строг к себе. К этому стоить добавить, что нам нужно спешить к королеве и то, что в связи с кончиной его Величества, желания вести беседы нет. Я, впрочем, думаю вы поймете. Айвен понял. Понял насколько панцирными были эти слова, как сильно они были фальшивы. -Тем не менее,-он решил не отступать так скоро.-Все это не помешало вам тепло нас встретить у ворот. Уверен, что причина не в этом. Маверис резко остановился. Айвен усмехнулся, тихо и незаметно. Начальник гвардии медленно, но четко повернулся на пятках, отбросил плечом плащ, резко оправил кольчугу. -Знаете, милорд,-он выглядел напряженным, и Айвен знал почему.-Следует быть с вами откровенным. Вы же здесь надолго, верно? Айвен пожал плечами. -Возможно. Полагаю да. -Так вот, милорд, хочу кое что вам объяснить. Я был гостеприимен, потому что того требовали правила и королева. Я был искренен, когда сказал, что буду ждать возможности побеседовать с вами, потому что это чистая правда. Но есть кое что, что делает мое отношение к вам довольно противоречивым. Айвен вопросительно поднял бровь. -Это кое что, это мой долг вас ненавидеть,-желваки де Куала заиграли, но в остальном он выглядел абсолютно спокойным. -Я думал долг начальника стражи охранять короля,-голос Айвена прозвучал насмешливо, но он понимал, о чем Маверис говорит. Де Куал помолчал недолго, а потом продолжил, не отводя от собеседника холодного взгляда. -Вы руководили походом, направленным против моей родины и близких. Я бы и рад сказать, что вы просто выполняли приказы, и что конкретно вы не причинили мне зла, что вы просто управляли сражениями, но печальная истина в том, что вы и ваш «отряд» уничтожили и вырезали деревню, в которой жила небезразличная мне дама. Я был юн, скорее всего у нас бы никогда ничего и не вышло, тем более что моя свадьба с… С неблагородной дамой была бы откровенным мезальянсом в глазах знати и моей семьи…-он говорил, а Айвен ждал, когда его голос хоть чуть-чуть дрогнет, концентрировался на этом ожидании, абстрагируясь от стыда перед собеседником, воспоминаний и криков людей, звучащих в голове.-Я вырос, и взгляды мои поменялись. Я стал лояльнее. Стал лучше вас понимать. Объективно оценил шансы успеха той влюбленности. Объективно оценил шансы севера в той войне. Понял, что ни мы, ни вы во главе с Уолфом не были правы или не правы. Но… Я ее вижу. Каждую ночь, милорд. Пусть минуло уже больше пятнадцати лет с момента нашего знакомства. Она ко мне приходит. Я видел ее обнаженное, испачканное кровью и грязью тело, исклёванное воронами, которое глодали собаки, словно жалкую кость. Айвен сглотнул, в глазах мелькнули оленьи рога. -Мы оба военные люди, Айвен,-де Куал давил. Откровенно и явно. Попытка разгадать человека обернулась против него самого, теперь именно Айвен чувствовал себя неловко, у него резко стала болеть голова, в глазах потемнело, крики стали отчетливее.-Я восхищаюсь вами. Вы отличный воин, верный солдат, надежный защитник и прекрасный командир. Как боец, я восхищаюсь вашими талантами, горжусь тем, что мы оба закончили службой одному правителю, что делает нас союзниками и, разумеется, мечтаю о долгом и увлекательном разговоре, за кувшином вина. Но при этом, я вас ненавижу. Я просыпаюсь в поту, отгоняя от себя ее призрак, а потом, поднявшись с постели, представляю вас, продумываю каждую деталь нашего боя, в конце которого я неизменно сражу вас и, отрубив голову, брошу гнить ее в канаву у стен. Чтобы каждый день проходить там, и изливать на нее мочу и слюну. Вы напали на граждан своей же страны. Выжгли север. И это была не благородная война. По крайней мере, я не так вижу благородство. -Вы же понимаете, де Куал,-Айвен встряхнулся, к нему вернулись уверенность и властность голоса, он снова овладел разговором.-Что я не собираюсь не оправдываться, не извиняться, не доказывать вам, что с вашей стороны тоже не было чести? Мне жаль, да, что я лишил вас любви, но вам, простите, сколько было лет? Вы были ребенком. А я был ребенком чуть постарше. Вы не ведали, что чувствовали. Мы не ведали, что творили. Это была война, Маверис. Вы военный человек, я не должен вам это объяснять. Но эта война в прошлом. Каждый, кто, в отличии от вас, прошел ее, старается похоронить те дни глубоко в памяти. А из-за… Людей вроде вас, эти воспоминания воскресают. У меня душевных шрамов больше, чем на теле, и каждый из них ноет каждый день, не меньше, чем ваш от смерти от любимой. Сейчас важно то, что вы сами сказали. Мы союзники. Давайте уважать и ценить это. Де Куал помолчал. Они смотрели в глаза друг другу около минуты. -Милорд, я сказал все, что хотел и что думал,-произнес Маверис наконец, максимально спокойно.-Я не собираюсь биться с вами. Ваша смерть, хоть и была моей давней мечтой, не является моей целью, хотя и сейчас, несомненно, доставила бы мне небывалую радость. Все что я сказал, я говорил с целью объяснить свое молчание. Вы встретите в моем лице помощь, содействие расследованию, интересного собеседника, но не друга и товарища, с которым можно поболтать в тени цветущих деревьев сада. Я вам не Лорей… -Да будет так. Они пожали руки и пошли дальше. От разговора остался неприятный жгущий осадок. Но беседа принесла свои плоды. Айвен выяснил все, что ему было нужно. Понял, с кем имеет дело, что это был за человек. Наблюдал за его взглядом, движениями, дыханием, речью. Тем не менее, пользу разговора отчетливо перекрывала тень боли. Корки, содранные со старых шрамов на душе, снова закровились, в голове гудело. Он уже ненавидел это место и себя. - Маверис,-окликнул Айвен спутника, когда деревья и кусты сада стали редеть.-Чем вам так неприятен Лорд Лорей? -Не держите зла, милорд, но мне бы не хотелось говорить об этом,-Маверис проговорил спокойно, как ему самому показалось, но Айвен уловил нотки тоски и гнева в его голосе.-Мы, кстати, почти пришли. Сад закончился и вышел к дверям во дворец. Цельные деревянные створки, украшенные ручками в форме лебединых шей и голов, открывались внутрь. Вход в Обитель был украшен двумя колоннами, стилизованными под стволы плакучих ив, которые к верху склонялись друг к другу и сплетались воедино над головами входящих. У колонн стояли, вытянувшись, словно тетива лука, два стражника в блестящих доспехах. Плащи у них были белые, шлема и доспехи по проще, чем у де Куала, а в руках, вместо мечей, были копья. Больше от своего начальника их ничего не отличало. Как только Маверис приблизился к дверям, стража молча и поразительно синхронно поклонилась, повернулась кругом и открыла дверь. Де Куал кивком пригласил Айвена внутрь. Они оказались в просторном прохладном помещении. Ото всюду понесло холодом. Давно забытые запахи снова ударили в нос и просверлили голову до самого затылка. Было подозрительно тихо. Айвен осмотрелся. Влево и вправо уходили длинные мрачные коридоры, которые практически сразу сворачивали, и увидеть, что в них было, он не мог. Прямо перед ними, на каменном полу, расположился мраморный подиум. С его краев в верх уносились две витые лестницы. Посреди подиума скромно возвышался небольшой фонтан из белого камня, призванный впечатлять гостей. Однако впечатляться они должны были не столько его размером или расположением, сколько грамотным и тонким механизмом, скрытым в нем. Механизм, неведомый никому, кроме его покойного создателя, приводил в действие двух лебедей, выполненных из стекла и инкрустированных драгоценными камнями. Две величественные птицы, одна белая, другая черная, двигались по кругу, рассекая грудью воду и завораживающе блестели в брызгах воды и свете свечей. Свечей, кстати, было очень много и если коридоры по бокам покоились в прохладном мраке, то помещение, где они находились, было озарено светом, настолько, насколько представлялось вообще возможным. Литые подсвечники были на каждой стене, над каждой третьей ступенькой, под потолком, возле каждой стороны любого дверного проема. За фонтаном вырастала широкая стена, в виде колонны. Именно за ней скрывались витые лестницы. Стена величественно возвышалась посреди помещения и упиралась в высокий, сияющий отдельным от общего, светом, потолок. Айвен поднял голову. Высоко над ним, на куполообразном своде, расположилось величественное «Явление мира». Картина, нанесенная на своды дворца более двух сотен лет назад, изображала религиозные события, и была выполнена в виде спирали, которая заканчивалась в самом центре свода завершением истории. Свет падал не самым удачным образом, и Айвену пришлось сощуриться, чтобы посмотреть на нее и восстановить ее в памяти. Роспись начиналась с изображения крепкого пожилого нагого мужчины с серой кожей. Его густые волосы, седые, практически белые, спускались почти до пяток. Борода, рваная и неопрятная, грязно-серая, сросшаяся с усами, седыми нитями низвергалась до гениталий. Белесые брови закрывали щеки. Руки мужчины были подняты вверх, пальцы растопырены. Это был Аунт-первое существо. Айвен не верил в богов, не придавался религиозным учениям современников, но знал их. Аунт, по преданию, не был богом, даже не был человеком. Он не имел формы, внешности, границ и объяснения. Это было нечто. С него начался мир. Вне времени и формы, Аунт заскучал, и, воздев руки к небу, создал все живое и мертвое. На следующем изображении из его сморщенных кистей выливались реки и моря, росли деревья, дул ветер и возвышались горы. Однако через миллионы лет Аунту наскучило и это. Он чувствовал себя старым, но не мог поговорить ни с кем, потому что звери и птицы не понимали его, ветер уносил его слова в даль, вода шумела волнами, заглушая его, а земля и горы не отвечали. Картина заканчивала этими событиями первый виток спирали и показывала, как седой старец обращается к созданному им миру. Тогда Аунт разгневался и топнул по земле, разрушив горы. Он убил льва, царя зверей. Выпил океан. И вдохнул в себя весь воздух. И после этого на свет появились Четверо. Четыре бога. Два сына и две дочери Аунта. Они сели вокруг него, и стали слушать. На картине было изображено, как четыре маленьких человечка, голые, сутулые и скованные страхом сидели кружком у его ног, а он возвышался над ними, над всем миром, и говорил. Когда прошло ровно три тысячи триста тридцать три ночи, ослабленные и лишившиеся сил дети, решили вернуть себе то, что было их по праву, начиная с начала времен. На следующей картине, выполненной в мрачных, темно-синих и черных тонах, было изображен спящий Аунт, который лежал на дне выпитого океана и клал под голову обломки гор. Вокруг него, все также кругом, стояли его дети, и глаза их светились красным, символизируя злобу. По очереди они нанесли ему удары, прорвав нестриженными три тысячи лет ногтями плоть, и вырвали назад свои силы. Тогда Аунт проснулся, громогласно рыча от боли, полный желания умертвить неблагодарных детей. Здесь заканчивался второй виток картины и повествование спешило дальше, ближе к центру. Дальше Айвен помнил. Начиналось знакомство с пантеоном. Он попытался встать, но Ноха, богиня земли и камня, разверзла сушу под ним, и он застрял по колено, а валуны, на которых покоилась его голова, покатились вниз и раздробили ему колени. Он попытался выбраться, опираясь на сушу руками, но Пей, бог воды, утопил его по шею. Тогда Аунт захотел крикнуть, усмирить детей, но Кэлэин, бог неба и ветра, наполнил его легкие воздухом и прорвал их изнутри, заморозил язык отца северными ветрами и, нагнав черно-серых туч, обрушил на голову Аунта гром и молнии. Обессиленный отец собрал последний силы, чтобы проклясть детей, подняться и сокрушить их, но Миноэ, богиня всего живого, окутала его ноги и руки корнями деревьев, изрезала тело шипами и терновником. По ее приказу каждая птица и рыба, каждое насекомое, каждый зверь и гад принялись глодать его, пока не сожрали каждую его кость. Финальный виток картины изображал четверку, триумфально восседавшую на четырех тронах, сделанных из ветра, воды, корней и камня. Боги пальцами левой руки изображали подвластную им стихию, а указательные пальцы правой устремляли над головой. Изображение символизировало равенство Четверки. В центре свода белела яркая белая точка, которая возникала в месте схода пальцев богов-она символизировала обновленный мир. Айвен вздрогнул. Де Куал внимательно смотрел на него, как бы ожидая, пока тот осмотрится. Становилось неловко. За фонтаном, в широкой стене, убегающей под потолок, расположились три двери. Центральную, ту что побольше, Айвен помнил, за ней был коридор, который приводил прямиком в тронную залу. За двумя другими ему бывать не приходилось, но судя по их размеру, за ними находились помещения для слуг или кухни со складами. На этой же самой стене, увешанной подсвечниками чуть ли ни до потолка, висел огромных размеров ковер. Айвен когда-то слышал, что его шили на заказ, где-то далеко за горами. Полотно изображало хитросплетение генеалогических древ всех династий, когда-либо правящих королевством Дэнтон. Его особенностью было странное сплетение нитей, которое позволяло подшивать ковер и вышивать на нем новое. Таким образом деревья постоянно будто росли ввысь. Айвен присмотрелся. На самой высокой ветви было вышито имя. Уолф I из дома Эбнорли. И от этой ветви зелеными лепестками робко торчали три побега. Айвен прочел. Эдверт, Тунт и Брендори… Де Куал нарочито кашлянул. -Понимаю ваше восхищение приемной залой, но важность вашего визита нам обоим известна. Извольте за мной, Милорд, я отведу вас к ее Величеству. Айвен не возражал. Он проследовал за начальником гвардии к правой лестнице, поднялся за гремящим доспехами де Куалом вверх, и они вышли на третьем пролете. Стараясь не обращать внимания на стены, украшенные картинами, и стекла, обитые витыми рамами, они прошли вдоль длинной стены, свернули налево и оказались у богато украшенных дверей. Деревянные створки с резными картинами и текстами, украшенные драгоценными камнями торчали вперед двумя золотыми круглыми ручками в форме распустившихся роз. -Было приятно провести вас,- суховато констатировал Маверис, кивком разрешая страже впустить спутника.-Дальше я вам не нужен. Рад, что нам удалось выяснить наши отношения. Это значительно облегчило как меня, так, надеюсь, и вас. До скорой встречи, Милорд. Он поклонился и, совершенно немедля, ушел в том же направлении, откуда они явились. Айвен замешкался. Сколько он себя помнил, он всегда был в состоянии контролировать свои эмоции. Отец с детства твердил ему, что трезвость ума-лучшая черта мужчины. Он был согласен с этим утверждением, принял его, вырастил в себе, воспитал с нуля и считал его своим лучшим качеством. Гордился своим умением держать мысли над эмоциями, холодный расчет над порывами души и сердца. Это помогало ему не раз. В детстве. В юношестве. На войне и после нее. Это делало его сильным в глазах других, и он это замечал. Но треклятая столица, этот мерзкий город, с этим ужасным замком в центре… Комнаты, коридоры, картины, фрески, подсвечники, дорогая мебель, дорогие одежды… Дорогие одежды богатых людей. Богатых, лживых, хитрых, играющих в игры, понятные только им. Игры настолько переменчивые, непредсказуемые и коварные, что проигрыш-это просто вопрос времени и в, меньшей степени, действий других. Это место, которое, по непонятным причинам, всю жизнь угнетало его, обладало неосязаемым барьером, который превращал в ничто все, чем Айвен мог блеснуть. Его уверенность и расчётливость исчезали, уступая место тревоге, необъяснимой панике и даже страху. Все здесь претило ему, заставляло нервничать, нагоняло дрожи и опаски. Все, что он всю жизнь использовал, как щит и меч, превращалось в пыль и оголяло его. Каждую секунду, что он находился в Оплоте, он чувствовал себя так, будто стоит нагой посреди площади с завязанными глазами, окруженный толпой. Он медленно отбросил рукой волосы, прикрыл глаза, тихо и протяжно выдохнул и вошел. Дверь не скрипнула. Нога его ступила на мягкий ковер, сбегающий с маленького подиума вниз по трем ступенькам. От основной комнаты его отделяли эти ступеньки и широкая полупрозрачная занавеска. Через тккань просачивался свет, отбрасываемый свечами. В свете Айвен разглядел за занавеской большую кровать, на которой, беззаботно скрестив ноги, восседал женский силуэт. На полу сидели два ребенка, а третий, свесив ногу, разлегся на широком подоконнике. Женщина говорила. -Когда король Джоуэ III, из дома Глойнере умер, ряд влиятельных домов предложил вашему отцу, тогда еще совсем юному, занять престол. Он был слишком мал, чтобы решить, хочет он того, или нет. -И что же он сделал?-спросил мальчишеский голос, чей обладатель сидел на полу. -Ты же знаешь сам. -Знаю, но хочу чтобы ты сказала,-мальчик рассмеялся. -Он согласился, Тунт,-тепло произнесла рассказчица и продолжила.-Но накануне коронации образовалась коалиция-Великие Графства за Вэне’ей. Семьи северян объединились с одной лишь целью-не дать вашему отцу сесть на трон. Вместо этого они выдвинули своего короля-графа Уортенберга. -А почему они не хотели, чтобы папа правил, мама?-спросил другой мальчик, который встал с ковра, взобрался на кровать и улегся у матери в ногах. -Ну, сынок, они считали что он слишком маленький, чтобы правильно управлять людьми. А еще считали, что королем должен быть уроженец севера, а не юга. У них было много причин, но основная было очень простая-зависть и жадность. -А Эдверт не слишком маленький, мама? Никто не восстанет против него? -Я не думаю что… -Нет,-силуэт на подоконнике пошевелился, слез, встал на ноги.-Могут попробовать, конечно, но пики наших солдат пройдут через их сердца, а мой меч срежет их гнилые головы, словно яблоки с ветвей. Кстати, за занавеской кто-то стоит. Айвен вздрогнул. Силуэт женщины уверенно поднялся и повернулся к занавеске. -Кто там. Выйди, немедленно! В руках у мальчишки с подоконника блеснул меч. Решив не нагнетать, Айвен сделал широкий шаг, переступив через все три ступеньки, отодвинул занавеску. Склоняя голову и падая на колено, он заметил, как тепло улыбнулась женщина и как удивились дети без мечей в руках. Обладатель меча узнал Айвена, и просто молча убрал его. -Королева Элиза II, из дома Дуэбр, принц Эдверт I, принц Тунт, принц Брендори, величайшая честь для меня… -Поднимитесь, Айвен,-скомандовала женщина, протянув ему руку для поцелуя. Что, тем не менее, в данном случае, было скорее пустой формальностью, чем действительным желанием подчеркнуть власть.-Старый друг… Он встал. Она обнял его. По-дружески. Он не обнял ее. Потому что помнил свое место. Но не обнял тоже по дружески. -Привет Айвен,-бросил парень по старше, обладатель меча, принц Эдверт. Щуплый, светловолосый, с острым, как нож носом, таким же острым лицом и серо-голубыми глазами. Он сказал это на ходу, направляясь к двери и кивком приглашая за собой братьев.-Побеседуем позже. Убедившись, что дети ушли, Элиза ослабила объятья и, отвернувшись, подошла к окну. -Не существует способа выразить благодарность, которой сейчас переполнено мое сердце, мой старый друг,-заговорила она, смотря куда то вдаль.-Я очень ценю то, что ты сейчас здесь. Лорей доставил мое послание? -Да, моя королева. Я добрался так быстро, как мог. -Я знаю, Лорд Айвен, что ты не медлил,-Элиза повернулась и легко улыбнулась.-Сколько я могу пользоваться твоей помощью? -Столько, сколько потребуется, королева. Ты сама знаешь,-ответил Айвен и подтвердил свои слова уверенным кивком. -Это лишь увеличивает степень моей признательности, ведь я знаю, как для тебя сложно оставить детей и приехать в место, которое ты ненавидишь. Надеюсь когда-нибудь я найду способ отблагодарить тебя за твою дружбу и верность короне. -Ты же знаешь, моя королева, что только ради одной семьи, я готов оставить свою. Она молча кивнула и обняла его еще раз. Жестом предложила присесть на край кровати. Они помолчали немного, но неловкости не было. -Я бы предложила выпить,-произнесла она тоскливо, а потом усмехнулась.-Но боги, не могу пить сама. В комнате ни капли вина. С тех пор как он умер, я и есть то с трудом могу. Кусок не лезет в рот, Айвен… Он тяжело вздохнул, выражаю свою солидарность ее чувствам. -Впрочем, мне так не хочется об этом говорить…она опустила голова и руки.-Как… Как дети? Как малышка Магри? -Магри уже не малышка,-Айвен улыбнулся и потупился.-У детей все хорошо. Спасибо, что спросила… Приятно, что ты помнишь ее имя. Теперь вздохнула Элиза. Они опять помолчали. Наконец она встала и произнесла: -Знаешь, я не могу вот так просто поддаваться эмоциями и собственному отчаянию. Сейчас время не то,-голос ее звучал твердо, но Айвен чувствовал в нем дрожь, очень неумело прикрытую.-Я уверена, что Уолфа отравили. И я не знаю кто это был. Я и мои мальчики в большой опасности. Я в состоянии защитить и их, и себя, мне хватит и власти, и сторонников, и силы. Но я боюсь, Айвен. Все равно боюсь. Больше всего за Эдверта. Он ведь должен стать новым королем. А что помешает им убить и его? Под конец голос ее сорвался и она громко всхлипнула, не в силах сдержать себя. Всхлипнула, но не заплакала. Айвен хотел ее утешить, но не успел найти слов. Она сама воспаряла духом, украдкой утерла слезу и выпрямилась. -Поговорим по дороге. Пойдем, я покажу твои покои. Что же я за хозяйка такая. -Королева, право не стоило так хлопотать. Я бы просто остановился в гостинице, или на постоялом дворе. Элиза обернулась и он увидел, как она побледнела. Внимательно посмотрев на него, она открыла дверь и уже выходя произнесла: -Ты знал Уолфа. Знал, возможно, лучше, чем я. Не мне тебе рассказывать, что он всегда очень любопытно выражал благодарность. Хотя бы раз, за все эти годы, за все те годы ужаса, он произнес спасибо? Обратился к тебе с этим простым словом благодарности? Можешь не отвечать. Он дал тебе имя, титул, земли. Но он никогда не говорил спасибо. И я понимаю, почему, он был гордым человеком, для него это было сложно. Но для меня-нет,-они уже шли по коридору. Айвен шел чуть позади, но чувствовал каждое ее слово.-Я другой человек. Для меня, конечно, тоже сложно сказать спасибо. Слова нынче обесцениваются, Айвен. Ими разбрасываются. Но послушай меня… Она развернулась, положила руку ему на плечо. -Спасибо. Он молчал. -Я живу здесь, но это больше не мой дом. Я не контролирую то, что здесь происходит. Мне страшно оставлять детей без присмотра. Эдверту пришлось начать носить оружие. Поэтому да, Айвен, спасибо. И это не слово, брошенное по привычке или из приличия. Это воплощение моей безмерной признательности. Теперь я не чувствую себя одной. У меня были сторонники, но не было друзей. Теперь все иначе. Я верю тебе, я верю в тебя. -Хватит благодарностей, королева,-Айвен поклонился, слегка зардевшись.-Это мой долг, как минимум. Давай к делу. Нас с тобой лишили близкого человека. Мы должны выяснить кто это. И как можно быстрее. Особенно важно это сделать, учитывая, что ты думаешь, что тебе или твоим чудесным сыновьям угрожает опасность. Ты подозреваешь кого то? -Слишком многих, чтобы выделить кого то конкретного,-протянула она. Они вышли к витой лестнице, по которой Айвен поднимался с де Куалом. -Я надеюсь, мой вопрос тебя не обидит. Почему, королева, ты уверена, что Уолфа убили? Я должен знать, если ты хочешь, чтобы я нашел виновного. Или виновных. Они спускались вниз, их слова эхом отскакивали от каменных кладок стен. -Все началось около года назад. Тогда, как я помню, он впервые подошел ко мне и заговорил. Он сказал, что его не покидает ощущение… Ощущение приближающейся беды. С тех пор его опасения с каждым днем нагнетались, мне в какой-то момент начало казаться, что он сходит с ума. Но когда я задумалась о его словах, я стала невольно присматриваться к людям. И… Я не знаю, возможно я тоже просто накручивала себя, но стало казаться, будто вокруг все шепчутся за моей спиной. Гуляя по замку я все чаще видела людей, которые стояли в укромных уголках и обсуждали что-то, а завидев меня затихали. Наш страх стал общим, а сам Уолф превратился в нервного, неспокойного человека. Жить с ним становилось все сложнее… Они вышли к фонтану с двумя лебедями. Элиза подошла к нему, опустила пальцы в воду и замерла. -Однако, каким-то чудесным образом он умудрялся сохранять влияние, власть, лицо… Меня всегда поражала эта его черта. Я любила смотреть на него, когда он сидел на троне и понимать, что он мой. Понимать, что мне повезло, найти настоящего мужчину и, более того, полюбить его. Ведь в наше время чувства женщины мало что значат… Я понимаю, что быть может он никогда и не любил меня… Я была просто выгодной партией… Она отвернулась и Айвен понял, что тем самым она скрыла большую слезу, сбежавшую по правой щеке. Только теперь он обратил внимание, с кем говорил. Перед ним стояла женщина тридцати лет. Она была не из тех, в ком все подряд признавали непревзойдённую красоту, но Айвен понимал, за что ее считали красивой. Она была миловидна в своей, уникальной манере, и он это видел. Видел и восхищался, но королю никогда не завидовал. Теперь же, когда годы, дети и смерть короля легли на ее плечи, она, казалось, начала слегка сутулиться, но ее это не портило. Возраст взялся прорезать у уголков глаз морщинки, на сложенных кистях отчетливо виднелись вены. Карие глаза смотрели устало и тускло, лениво полу-прикрытые верхними веками, огонь и снопы искр, присущие взглядам молодых и свободных, уже давно потухли. Орлиный нос, слишком большой для ее лица, подчеркивал скулы и глаза. Рот, узкий, как нитка, с двумя такими же узкими губами, невольно производили впечатление человека молчаливого. Некогда длинные черные волосы сейчас были острижены до плеч, и в них Айвен отчетливо видел седые ниточки. В юности стройное тело, ныне измученное тремя родами, было сжато непышным бирюзовым платьем с длинным подолом и широкими от локтей рукавами. Они оба отвлеклись. Она на свои мысли, а он на нее. -Я, впрочем, ухожу от темы,-пробормотала она, будто вынырнув из собственных раздумий.-Я говорила, что он умудрялся держаться, при всем том давлении, которое мы ощущали. Но все обострилось, когда нордулги расширили территории набегов, а граф Ферно сообщил, что не справляется. Всю его жизнь каждое его решение имело значение, но теперь люди будто сорвались с цепи. Тебя тут не было, ты не присутствовал на советах и собраниях. Люди перестали шептаться в тени, они стали горланить на каждом углу. Уолф оказался в центре какого-то сумасшедшего балагана, но не был способен ни на что повлиять. Он напоминал добровольца из публики, которого вызывают на сцену дабы помочь ходу представления. Пойдем дальше. Элиза жестом руки указала на вторую лестницу. Айвен молчал. Он внимательно слушал. В любом разговоре слушать, не менее важно, чем говорить. -Последние три месяца наши страхи овладели нами, мы стали пугаться каждого шороха по ночам. Но Уолф справлялся. А я смотрела на него, и следовала его примеру. Четыре дня назад он был в полном порядке. В меру весел, в меру напряжен. Ни что в его здоровье не давало поводов для волнений. А на утро он стал совсем плох. Созвал совет, отдал распоряжения, и по его глазам я видела, что они последние. Затем по одному приглашал к себе доверенных лиц. Я сразу послала за тобой Лорда Лорея. Он машинально считал ступеньки, мелькавшие под ногами, но улавливал каждое ее слово. -Я была последней, кто вошел к нему, пока он был жив. Он был совсем плох,-Элиза говорила и ее голос вибрировал.-Он… Он даже не сказал, что любил меня… Просто сказал быть сильной и беречь детей… Айвен хотел сказать ей. Хотел сказать, что Уолф любил ее. Они говорили об этом. Очень давно и всего один раз, но такой разговор был. Один из тех редких, искренних и глубоких разговоров друзей. Хотел сказать, но не сказал, сам не зная почему. Возможно ему просто не хотелось женских слез. А он понимал, что скажи он ей о той беседе, она бы разрыдалась. -Умирал он долго и мучительно. Он сам предположил, что его отравили, но, как и я, не знал кого обвинить. И, что самое интересное, это и терзало его больше всего. Не факт смерти, не потеря власти, не конец жизни, а бессилие перед фактом, что он проиграл кому то, и не знал кому. Думаю, это и был он. Таким он был всю жизнь, таким и умер. Это было… символично… Вот мы и пришли. Они поднялись, прошли коридор, свернули направо и оказались у дверей комнаты, похожей но покои королевы. Элиза вошла первой, стараясь повернуть голову так, чтобы на нее не попал свет свечей, но Айвен увидел. Ее лицо было залито слезами. -Это комната для приема почетных гостей. До тех пор, пока ты здесь, она твоя. И я не хочу ничего слышать. Пока это меньшее, что я могу… Позже я пришлю к тебе пажа, он будет наводить порядки, приносить еду, выполнять мелкие поручения, и все в таком духе, пока ты здесь. И, опять-таки, не вздумай отнекиваться, тут такие правила. Твое прибытие итак наведет шороху, поверь, а если ты еще и будешь блистать своими принципами, подразумевающими привязанность к прислуге… В общем, ни мне, ни тебе это не надо. -Спасибо,-Айвен поклонился.-Не буду пренебрегать гостеприимством. -Располагайся, а я пойду,-королева приятно улыбнулась.-Мы еще успеем поболтать. Я надеюсь… Завтра утром будет проведено погребение, там мы и встретимся. По совету Гильмо Фон Тюнорда мы будем хоронить другого мужчину, наряженного Уолфом. Настоящее тело покойного короля пока еще во дворце. Мы решили провести вскрытие и выяснить, каким ядом он был отравлен. Завтра, после церемонии, когда народ начнет прощаться с королем, я и еще несколько лиц, занимающих важные при дворе должности, произнесут прощальные речи. После этого мы с тобой и еще несколько человек, спустимся в подземелья, где придворный лекарь вскроет труп, после чего мы захороним тело Уолфа в королевской крипте под садом, рядом с его отцом и покойными Глойнере. -Мудро,-коротко бросил Айвен. Когда Элиза уже собиралась было закрыть дверь, он окликнул ее.-Я горжусь тобой, королева. Ты стойко держишься. Мы со всем разберемся. Она ничего не ответила. Просто очень внимательно посмотрела ему в глаза, постояла так с полминуты, а потом резко кивнула и ушла. Айвен тяжело выдохнул и запустил обе руки глубоко в волосы. Комната была явно поменьше королевской, но его это даже успокаивало, так он чувствовал себя уютнее и безопаснее, хотя и понимал, что это довольно иллюзорные ощущения. Обставлены его покои тоже были проще. Кровать была поменьше, как и ковер с подоконником. Окно было просто куском стекла, без фресок. У правой стены стоял шкаф с резными ручками и ножками, а у левой, рядом с кроватью, маленькая тумба. В центре комнаты возвышался круглый стол, окруженный тремя стульями, явно ручной работы. Обессиленный сменной обстановки и встречами, взволнованный разговором с королевой и встревоженный своим нахождением в ненавистном замке, Айвен рухнул на кровать, свесив ноги на пол. Он начал было проваливаться в сон, как вдруг вздрогнул. Глаза, вяло бегавшие по комнате, напоролись на нечто. Это нечто не было жуткими, страшным, удивительным или неуместным. У любого другого человека это не вызвало бы ровным счет ничего. Над невысоким шкафом, стоящим у правой стены, висели огромные, похожие на ветви дерева, трофейные оленьи рога…