Худший способ скучать

Куроо всегда нравились длинноволосые, тонкие, невысокие девушки с милой улыбкой и глубоким взглядом. Такие смотрели на него со страниц глянцевых журналов, что хранились в тумбочке у кровати, похожего типажа была Кашиюка, из-за которой они не раз спорили с Яку. Тем не менее, на первом году старшей школы он влюбился в бойкую девчонку-волейболистку, высокую и шумную — зато с длинными каштановыми волосами, постоянно забранными в хвост. Они даже пару месяцев провстречались, но в итоге оба ушли с головой в волейбол, ведь тот отбирал всё время и силы. Куроо жалел об этом только в особенно унылые дни. А иногда, поддавшись подростковым гормонам, даже отвечал на очередное признание согласием, но в итоге всё сводилось к скуке. Пусть Куроо в свои почти восемнадцать никогда не зацикливался на любовных вопросах, собственные предпочтения он выяснил уже давно. И в них уж точно не входили парни под метр девяносто, коротко стриженные и в очках, какими бы симпатичными они ни были. Он думал об этом, заглядывая в чёрные провалы глаз Цукишимы, бедром чувствуя его стояк, пока в голове выла сирена: ну ты и влип, Куроо Тецуро, ну ты и влип! Ничего такого Куроо не планировал и не хотел. Ни когда выбрал Цукишиму главной целью своих подколок, ни когда затаскивал на дополнительные тренировки снова и снова, ни когда засиживался с ним в зале допоздна, общаясь мирно и продуктивно, потому что в общем-то они сумели поладить. Ни сейчас, когда подкрался к Цукишиме со спины, пока тот мыл руки, и, уложив подбородок ему на плечо, обхватил поперёк мгновенно напрягшегося живота. — Цукки, как насчёт дополнительной тренировки? — игриво прошептал Куроо Цукишиме на ухо. Тоже в шутку, ничего такого. И уж точно не ожидал, что окажется прижатым к раковине, лицом к лицу с распалившимся Цукишимой. Так близко, что они почти соприкасались носами, а на губах ощущалось чужое дыхание. У Куроо закружилась голова — то ли от резкого запаха мяты, то ли из-за невероятности ситуации, в которую он собственными стараниями влип. Взгляд Цукишимы, обычно холодный и сдержанный, горел пожарами и чернотой расширенных зрачков, медовая радужка стала едва заметной каймой. Куроо смог бы оценить красоту этого зрелища, не будь так чертовски напуган. Цукишима судорожно выдохнул, качнулся навстречу, и Куроо не пришло в голову ничего лучше, чем накрыть его рот ладонью. Отступать было некуда: в задницу упирался край раковины, и шорты уже противно липли к коже, впитав брызги с холодного кафеля. — Стой, — негромко велел Куроо. Больше слов не нашлось. Хотелось объяснить Цукишиме, что тот неверно понял его дурное чувство юмора и желание подразнить слишком серьёзного первогодку. Что Цукишима, конечно, симпатичный и интересный парень, но Куроо точно по девочкам. Что целоваться с кохаем в туалете — совсем не то, как он собирался провести вечер… Но он молчал, не зная, как сказать это мягко и не добавить неловкости. Как не обидеть Цукишиму, у которого и без того проблемы с доверием и самооценкой. Куроо поморщился от отвращения к себе. Он ведь сам спровоцировал Цукишиму, пусть и не догадываясь, чем всё обернётся. Губы у того были горячие и мокрые. Куроо чувствовал это ладонью, наблюдая, как глаза Цукишимы светлеют, а недоумение в них сменяется паникой. Куроо даже представлять не хотелось, каково ему сейчас: пусть это только влечение и ничего больше (правда ведь?), получать отказ всегда неприятно. А уж в такой щекотливой ситуации… Он позволил Цукишиме отшатнуться и сделать шаг назад, наконец отняв руку от чужого рта. Ладонь горела, хотелось сунуть её под холодную воду, а лучше — залезть под ледяной душ целиком. Цукишима резко и невпопад кивнул, развернулся на пятках и вылетел из туалета прочь так стремительно, что Куроо даже не попытался его удержать. Впрочем, он так и не отыскал подходящих слов. Что-то ему подсказывало — их не существовало. Задерживаться Куроо не стал, хотя очень хотелось. Он только умылся и намочил волосы, безуспешно пытаясь прийти в себя. В зеркало не посмотрел — не было сил встретить собственный взгляд. Куроо подхватил забытые Цукишимой вещи: зубную щётку с пастой, мыльницу и салфетки для очков. Полотенце висело у того на плече; Куроо помнил, как уложил подбородок на влажную махровую ткань, когда в шутку повис на Цукишиме. Он помотал головой, пытаясь не вспоминать и не думать о случившемся хотя бы сейчас, потом резко толкнул дверь уборной, чтобы нос к носу столкнуться с Акааши. — Куроо-сан? — удивлённо выдохнул тот, отскакивая. — Ох. Куроо совсем не понравилось ни его «ох», ни взгляд, пристальный и изучающий. Наверняка с Цукишимой Акааши тоже не разминулся — Куроо просто не могло так повезти — и теперь у него появилась масса вопросов. — Тоже не спится? — с улыбкой спросил Куроо, понимая, что выглядит она жалкой и ненастоящей. — Ищу Бокуто-сана, — качнул головой Акааши. Под его взглядом хотелось сжаться и не отсвечивать, но Куроо только повёл плечом. Так Акааши на него уже смотрел, и Куроо подумал: а не догадывался ли он тогда, чем всё обернётся? — Пока нашёл только тебя и Цукишиму-куна, — продолжил он, подтверждая опасения Куроо. — Не видел? — Цукишиму? — тупо переспросил Куроо, ощущая, как начинают гореть уши. — Бокуто-сана, — вздохнул Акааши. Куроо моргнул. Он туго соображал после случившегося, и Акааши не мог этого не заметить. Только не Акааши, который с одного взгляда на Бокуто определял, хочет тот мороженое или колу. — Куроо-сан, ты в порядке? — В полном, — заверил его Куроо. — Так что там с Бокуто, пошёл в карты играть? — Не думаю, ты ведь здесь, — едва заметно усмехнулся Акааши. — Хочешь, передам Цукишиме его вещи? Куроо ничуть не удивился, откуда Акааши известно, что вещи в руках Куроо ему не принадлежат. В конце концов, ему не нужны были салфетки для протирания очков, а Акааши умел складывать два и два. И предложение его было очень заманчивым, но Куроо всё равно упрямо ответил: — Спасибо, не надо. Я сам. Настаивать Акааши не стал, лишь коротко кивнул и попросил при встрече передать Бокуто, что его заждались свои. Куроо, пока шёл в комнату Некомы, умирал от желания развернуться и догнать Акааши, сунуть в руки забытые Цукишимой вещи и избавить себя от тяжёлых утренних разговоров. Ничего из этого он, конечно, не сделал.