Девять месяцев спустя…
Драко укачивал на руках крошечную вопящую проказницу, ощущая, как печёт под веками глаза. — Пожалуйста, перестань плакать, — умолял он, — пожалуйста. В ответ она, зажмурив глаза, открыла рот пошире и закричала пуще прежнего. Бедный Драко был измотан. Ему не удавалось выспаться уже несколько дней. Казалось, Мирам считала прожитыми зря те секунды, когда внимание родителей не было сосредоточено исключительно на ней. Они были вынуждены заниматься сексом по расписанию. Идея Гермионы. Уимси присматривала за Мирам вечером, пока Гермиона и Драко попытались тайком ускользнуть наверх, чтобы побыть наедине. Но даже это пошло не по плану. — Я собираюсь оттрахать тебя как следует, — шептал Драко, целуя её ключицы. — О, да… ты… — Гермиона громко зевнула. — О нет, только не… Но было слишком поздно. Драко мощно зевнул, и уже через несколько секунд они пускали друг на друга слюни в отключке. Хотя выспались они просто прекрасно, Драко планировал вымотать силы своей невесты совсем другим способом. — Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — шептал Драко, — чего ты хочешь? Я дам тебе всё что угодно. Мирам уже поела. Драко сменил ей подгузник всего двадцать минут назад. И она просто ненавидела свою пустышку. Всякий раз, когда ей пытались дать её, Мирам выплёвывала её и швыряла на пол. В будущем она обещала стать весьма талантливым загонщиком. Словно доказывая эту мысль, Мирам врезала крошечным кулачком по его подбородку. Драко прикрыл глаза, глубоко дыша. — Я люблю тебя. Правда люблю. Но ты чудовище, — он расслышал отдалённый треск Летучего пороха из соседней комнаты, сигнализирующий о возвращении Гермионы. Драко надеялся, что к этому моменту Мирам уже угомонится, ведь так он бы доказал ей, что и она может хоть иногда выходить из дома. Её пришлось практически шантажировать, чтобы заставить пообедать с Джинни. Всего через месяц была назначена дата их свадьбы, и Гермиона переживала больше, чем когда-либо. Ей была необходима передышка. К тому же это был шанс сблизиться с Мирам. На данном отрезке жизненного пути у них не было ничего общего, кроме ДНК и любви к груди Гермионы. Но Драко мог наладить контакт, укачивая её на руках, меняя грязные подгузники и позволяя ей использовать себя в качестве мишени для фонтанов из рвоты. И всё-таки ему бы очень хотелось, чтобы она стала чуточку старше и они могли поболтать о квиддиче или о чём-то подобном. Драко продолжал покачивать свою вопящую дочь. Глаза покраснели и высохли из-за того, что он целую вечность не позволял себе моргать, чтобы не заснуть. Гермиона вошла в комнату, а он не нашёл в себе сил даже на то, чтобы с ней поздороваться. — Как там Джинни? — глухо спросил он. — В порядке. То есть уже не совсем в порядке. Я её прокляла, — она плюхнулась на диван рядом с ним. Решив сменить тактику, Драко положил младенца на грудь, поглаживая по спине. Возможно, ей просто нужно срыгнуть. — Могу я спросить почему? Гермиона закатила глаза — тоже сухие и покрасневшие от недосыпа. — Она купила подарок Мирам. Драко замер. — Не понял. — Погоди, сейчас покажу, — сказала она, вытаскивая какую-то вещь из своей сумки. — Вот. Драко наконец моргнул. Это были ползунки с надписью «Мои родители потрахались девять месяцев назад, а я получила за это идиотскую футболку». Он сузил глаза: — Ну уж нет. Она это не наденет. — Так я и сказала, — Гермиона потёрла виски. — Она поспала? — в ответ Мирам закричала. И мать, и отец, умудрённые опытом, даже не поморщились от громогласной истерики Мирам. — Нет, — отозвался Драко. Гермиона вздохнула. — Ну конечно же, она не спала. Она никогда не спит. Младенцы-демоны не спят. — Это твоя вина. — Что? — Я хотел назвать её Ара в честь созвездия в южном полушарии, рядом с созвездием Скорпиона. Но не-е-ет. Тебе же нужно было выбрать ей эзотерическое и легкомысленное имя. — Мирам — прекрасное латинское имя. Драко глухо рассмеялся. — Это дословно означает «сюрприз». Она скоро об этом догадается. Вероятно, уже, — прищурившись, он взглянул на ребёнка. — И как давно ты знаешь? Ты тоже гений, как и твоя мать? — Драко, дорогой. Без обид. Но ты говоришь как чокнутый шизик. Ты сходишь с ума. Отдай мне её и иди спать. — Нет, я… — Не спал уже несколько дней. Отдай мне моего ребёнка. Он передал ей вопящую малышку и потёр лицо ладонями. — Как и ты. Гермиона прижала младенца к груди. — Не могу поверить, что говорю это, но как думаешь, может, нам стоит позволить эльфам помогать нам немного больше, чем до сих пор? Глубоко вдохнув, он произнёс так, словно повторял это уже несколько тысяч раз: — В книгах для родителей говорится, что с самого раннего возраста важно непосредственно заботиться о ней, чтобы она чувствовала… — К чёрту твои книги. Драко моргнул, а затем какое-то время смотрел на неё невидящим взглядом, прежде чем понял смысл её слов. — Это… без преувеличения просто невероятно, что я это слышу от тебя. — Иди поспи, Драко. — Но я… — Клянусь Цирцеей, Драко. Если ты не пойдёшь наверх прямо сейчас и не уляжешься в чёртову постель, я собственными руками сделаю тебе вазэктомию, чтобы впредь нам не пришлось больше никогда беспокоиться о «сюрпризах» подобного рода. Драко кивнул, зевая. — Ладно. Ладно, — он сонно причмокнул губами. — Что я собирался сделать? Гермиона хихикнула. — Просто поспи, милый. — Ладно. Спокойной ночи, — свернувшись в позу эмбриона, он провалился в сон прямо на диване. — Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — успокаивающе ворковала Гермиона над плачущей дочерью. — Всё хорошо. Мама рядом. Она обманула Драко. Предложив назвать их дочь именем Мирам, она умолчала о более глубоком значении — удивление, трепет, нечто невероятное. Ведь именно это Гермиона и ощутила — тянущее чувство где-то в районе сердца, когда увидела этого удивительного и очаровательного человечка, которого она помогла создать. Но было весьма забавно позволять Драко думать, что это имя — намёк на незапланированное зачатие. Мирам, девочка-чудо, продолжала плакать. Она рыдала крупными горькими детскими слезами, которые одновременно разбивали сердце Гермионы и раздражали её до глубины души. Она всегда думала, что ни единое человеческое существо на свете не должно вести себя так: плакать без причины, пока не решит, что пора остановиться, или не получит то, что ему хочется. — Это совсем не мило, — сказала она, похлопав Мирам по спине, вспоминая мантру, подсказанную ей Джинни: «Люди не едят своих детей. Люди не едят своих детей. Люди не едят своих детей». Медленно, но верно крики Мирам стихали в объятиях матери. Гермиона поцеловала дочь в лоб, когда у той наконец начали слипаться глаза. — О, мой милый маленький демон. Мы с папочкой тебе ещё покажем. — Агу! — с улыбкой отозвалась Мирам.***
Три года спустя…
— Нет, папочка. Нет! Мисс Пушистик любит фиолетовую чашку, а мистер Усатик — розовую! — Мирам поменяла чашки местами, согласно предпочтениям плюшевого гиппогрифа и игрушки-льва. В данный момент Драко был почётным гостем на чаепитии в честь свадьбы мисс Пушистик и мистера Усатика. На нём было ярко-розовое боа из перьев и сверкающая тиара, очень похожая на ту, что венчала светловолосую кудрявую голову его трёхлетней дочери. — Разве у них нет одинаковых чашек? В конце концов, они собираются объединить свои активы, и всё, что было собственностью мистера Усатика, скоро будет принадлежать мисс Пушистик. Мирам захихикала: — Ты такой глупый, папочка. Мистер Усатик любит розовый. Это его любимый цвет. Драко прищурился. Он подозревал, что у Гермионы состоялась беседа с дочерью о «токсичности традиционных гендерных ролей» или о чём-то подобном. Первой зацепкой было то, что мисс Пушистик решила оставить свою фамилию. По-видимому, Драко проникся тирадами своей жены сильнее, чем думал, ведь в этот самый момент он играл с дочерью, даже не возражая против парных аксессуаров. — О, теперь понятно. Пожалуйста, извини, что я всё перепутал. — Ты должен извиниться перед мистером Усатиком, — Мирам подняла на него свои большие влажные карие глаза, так похожие на глаза матери. Драко даже в голову бы не пришло отказать ей, и, подняв игрушку-льва, он с полным раскаянием произнёс: — Мистер Усатик, я искренне надеюсь, что вы примете мои смиренные извинения за то, что я едва не вручил вашу розовую чашку вашей жене. — Понизив голос до шёпота, он продолжил, наклонившись к уху игрушки: — Хотя вот тебе дружеский совет, приятель. Хорошо бы тебе научиться делиться, и чем раньше, тем лучше, ведь скоро мисс Пушистик решит, что ей нравится пить чай из розовой чашки, а тебе придётся довольствоваться фиолетовой до скончания времён. Комнату заполнил смех Мирам, и Драко не расслышал хлопок Летучего пороха. — Мамочка!!! — с непостоянством, присущим лишь детям, Мирам тут же потеряла интерес к празднованию свадьбы четы Пушистик и Усатика и вскочила, приветствуя мать. Гермиона подхватила её на руки, целуя в щёку. — Ты была хорошей девочкой? Слушалась своего папу сегодня? — Папочка сказал, что когда мистер Усатик женится на мисс Пушистик, она получит всё, что захочет. Гермиона изогнула бровь, глядя на нервно посмеивающегося над предательской детской прямотой Драко. — Дети. И откуда она всё это берёт. Ухмыльнувшись, Гермиона опустила Мирам на пол: — Может, ты хочешь пойти на кухню и попросить, чтобы Куинси сделал для тебя горячий шоколад? И без того большие глаза Мирам округлились: — Ну мам! Я боюсь Куинси. Драко прикусил губу: единственным, чем было похоже детство его дочери на его собственное, был страх перед старым ворчливым домовиком. — Скажи, что я разрешила тебе выпить одну чашку. — Хорошо, мамочка, — в мгновение ока Мирам сорвалась с места и исчезла за углом облачком кудряшек, блёсток и кружева. Не теряя времени, Гермиона рухнула на диван: — И сколько сладостей она выпросила у тебя сегодня? Драко пожал плечами, обдумывая ответ. — Ну, кажется, всего одно печенье после обеда. — Драко. — Ладно, несколько, — смысла лгать не было. Жена чуяла его враньё за милю. Блейз постоянно поддразнивал, что Гермиона и Мирам так вьют из него верёвки, что удивительно, как он вообще может стоять прямо. Гермиона потёрла уставшую шею. — Раз уж ты так её балуешь, то и уложить её сможешь сам. — Справедливо, — отозвался Драко, упав рядом с ней на диван и отталкивая её руки, заменяя своими. — М-м-м. Просто потрясающе. Это практически отвлекло меня от того, во что ты одет. Проигнорировав, Драко продолжал разминать её уставшие мышцы. — Только настоящие мужчины могут позволить себе носить розовые перья, — он коснулся губами изгиба между её шеей и плечом. Гермиона усмехнулась. — Как думаешь, как скоро я смогу уложить Мирам в постель, чтобы это не считалось жестоким обращением с детьми? — Учитывая, как она возбуждена, вероятно, не раньше полуночи, — ответил Драко, снова целуя её шею. — Тяжёлый день? — Просто долгий. Роза и Скорпиус станут звёздами выпускной церемонии. Роза заставила нас прогнать весь сценарий пять раз подряд, и я торжественно объявляю, что больше не поверю Скорпиусу, если он попросит о «коротенькой консультации по поводу моды». Он потратил тридцать минут, мучаясь над выбором карманного платка, который бы лучше всего сочетался с цветом кисточки на его шапочке выпускника. — Мой мальчик. — Ага. Ты потратил бы все сорок. — Что ж, к счастью для Хогвартса, мне не предлагали должность старосты школы, так что я не добрался до организации бала. — И верно, к счастью. Хоть ты уже и не такой придурок, раньше ты был просто невыносим. Он усмехнулся ей в шею, горячо прижимаясь раскрытым ртом к коже чуть ниже уха. — Ты заметила, что мы сейчас одни? — А как ты думаешь, зачем я отправила Мирам на кухню? — её глаза коварно блеснули. Гермиона старалась не позволять дочери лакомиться шоколадом до ужина. Однако попытки привить правильные привычки в питании были тщетными: чаще всего Мирам отказывалась есть что-либо, за исключением макарон с сыром. — Коварная распутница, — Драко вскочил с дивана и тут же начал раздеваться, скидывая ботинки. Возможно, это было бы чуть более сексуально и менее смешно, не будь он всё ещё в тиаре и боа, в которые его нарядила Мирам для чаепития. — Что не так? — спросил он, глядя на хихикающую Гермиону. — Ничего, просто… — она вздохнула. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — ответил Драко с той озорной ухмылкой, от которой у Гермионы начинали дрожать колени. — А теперь снимай свою чёртову одежду, женщина. — Ты мне не хозяин, — игриво отозвалась она. Озорное настроение Драко слегка поутихло: — Прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста, не дай Мирам услышать от тебя что-то подобное. Она будет в восторге. В глазах Гермионы немедленно отразился страх от перспективы взрастить внутреннего зверя дочери. Она решительно кивнула в знак согласия. С отсутствующим взглядом она представляла, как их дочь притопывает ножкой в стиле Ширли Темпл, заявляя: «Ты мне не хозяйка!» Их малышка впитывала практически всё, что они говорили или делали. Прищурившись, Драко посмотрел на жену: — О чём ты?.. О, нет, нет, нет. Я не хотел убить всё настроение. Прошу тебя, не дай ему исчезнуть, — он снова поцеловал её. — Вот так. Давай помогу тебе выбраться из этой одежды, — скользнул ладонью по её спине к застёжке бюстгальтера, освобождая её грудь, и Гермиона захихикала в его губы. — Папуля! Мамуля! — Мирам вбежала в комнату, её рот был измазан шоколадом. Словно в огне, Драко тут же выдернул руку из-под рубашки Гермионы. Та же, в свою очередь, выпрямилась на диване, застёгивая пуговицы, пока Драко незаметно натягивал брюки. Чёрт. Ему же почти удалось! — Что такое, солнышко? — Можно я надену своё платье Эльзы, когда мы завтра пойдём смотреть на Скор-писа и Розу на сцене? Хотя несвоевременное появление их дочки и означало, что Драко может распрощаться с мечтой заняться сексом с женой на диване, он всё равно был очарован её просьбой. Мирам ещё не освоила произношение имени своего брата, а маггловские сказки увлекали её явно сильнее, чем волшебные. С тех пор, как Эдвард и Джин сводили её в кино на «Холодное сердце», она во всём подражала Эльзе. Гермиона поддразнивала Драко, что иначе и быть не могло: девочка из семьи Малфой не могла не найти родственную душу в угрюмой ледяной королеве с необычайно светлыми волосами. Он же лишь по-взрослому показал ей язык и дёрнул за прядь волос. Наличие трёхлетнего ребёнка в доме ставило под серьёзное сомнение преимущества быть взрослым. Оправив одежду, Гермиона вышла из-за дивана. — Это зависит от того, найду ли я разбросанные по полу мелки в твоей комнате. Мирам решительно покачала головой. — Я собрала их, мамочка. Честно-пречестно! Гермиона кивнула: — Что ж, хорошо, — и мысленно сделала пометку попросить Уимси отпарить платье Эльзы. Обычно она пыталась следить, как часто Мирам его носит, ведь иначе девочка надевала бы это платье каждый день. Саму Гермиону обошла стороной любовь к принцессам, однако она считала милым увлечение дочери. — Ура-а-а! — Мирам завертелась вокруг своей оси по комнате. — Я с папулей играем в чаепитие. Хочешь поиграть с нами? — Мы с папулей, — поправила Гермиона. — Да, конечно. Хоть она и рассчитывала поиграть с Драко совсем в другую игру по возвращении домой, для неё было в новинку наблюдать за Малфоем в тиаре, ведущим вежливую беседу с игрушечными животными и потягивающим воображаемый чай из разноцветных чашек.***
На следующий день Гермиона, Драко и Мирам (облачённая в атласное голубое платье с блестящей органзой) ожидали на станции Кингс-Кросс прибытия Хогвартс-экспресса, чтобы отправиться на выпускной. Мирам стояла между родителями, держа их за руки. Драко улыбнулся, осознав, что эта сцена просто идиллическая — слово, которым он и не думал когда-либо описать свою жизнь. — Скор-пис и Роза выиграли приз? — спросила Мирам, сжимая подмышкой плюшевого оранжевого кролика — Гермиона разрешила ей взять с собой всего одну игрушку, и выбор тут же пал на него. Кролика окрестили мистером Уизи, поскольку Драко не мог перестать насмехаться над его схожестью с рыжим другом жены. В тот день, когда Мирам отказалась расстаться с ним в магазине игрушек, он взглянул на небольшое пузико кролика, его пустое выражение лица и заявил Гермионе: «Эта штуковина похожа на Уизли». Дети запоминают всё, что слышат. Тогда ещё Драко не знал об этом. — Нет, милая. Твой брат и Роза — старосты курса. Они оба выступят с речью, потому что у них выпускной, — коротко объяснила Гермиона. — Что такое выпас-ной? — Это означает, что девочкам и мальчикам их возраста больше не нужно ходить в школу. — Почему? — Потому что они уже достаточно взрослые, чтобы жить самостоятельно и работать. Как мама и папа. — Почему? Драко усмехнулся. Не вмешайся он, эти двое беседовали бы часами. — Потому что, солнышко, мудрое и всеведущее правительство ошибочно полагает, что семнадцать лет — это возраст, в котором человек может сделать что-то полезное и внести вклад в общество, и что настоящие взрослые по какой-то причине должны относиться к ним как к равным, хотя большинство из них всего лишь самоуверенные нахалы, живущие за счёт своих родителей. Мирам моргнула. Она была слишком сбита с толку, чтобы продолжать гнуть свою линию. Его тактика приносила плоды. Гермиона закатила глаза в ответ на его пессимизм. — Ты хотя бы представляешь, каким старым выглядишь, говоря такие вещи? — Мирам, — обратился к своей крошке-дочери Драко, — скажи маме, что я не старый. Та захихикала. — Ты старый, папуля. Очень-очень старый! Ощущение от предательства дочери лишь укрепил смех Гермионы. — О, такое ощущение, что ты моложе меня. Погоди-ка. Да ты же на год старше, — поддразнил он. С невинным выражением лица Гермиона прижала ладонь к сердцу: — Эй, это же не у меня взрослый сын. — Взрослый, — усмехнулся Драко, — во всех отношениях, это точно. — Во всех отношениях, — насмешливо повторила Гермиона. От подтрунивания их отвлекли подошедшие Гарри, Джинни, Рон и Сьюзен. Все они обменялись приветствиями, словно и без того не виделись всё время. Серьёзно, всё время. По крайней мере, так казалось Драко. Как и следовало ожидать, Мирам привлекла всеобщее внимание. — Прелестное платье, — похвалила Сьюзен. — Спасибо, — пробормотала Мирам, мусоля ухо мистера Уизи во рту и притворяясь куда более застенчивой, чем на самом деле. Все умилённо вздохнули. Поезд наконец прибыл. Пока все готовились подняться в вагон, Рон подтолкнул Драко под рёбра. — Двадцать галлеонов на то, что речи Розы будут аплодировать больше людей, чем Скорпиусу. Драко поморщился. Уизли всегда так делал. «Твоему сыну повезло с Розой. Она могла бы быть с любым парнем, с каким бы только захотела». Что-то в этом роде. Скучно и совершенно не трогает. Драко не собирался в этом участвовать. — Ты заходишь? Гермиона прочистила горло, возвращая их к реальности. Оба сконфуженно отвели глаза от своих жён, синхронно закативших глаза и устраивающихся на соседних местах. — Папочка, а я тоже пойду в школу? У Драко всё сжалось в груди от этой мысли. — Когда придёт время. До этого ещё далеко, — ответил он, а в голове защекотала мысль: «Не так уж и далеко». Знакомые холмы и равнины английской глубинки мелькали за окном Хогвартс-экспресса, стрелой рассекающего пейзаж. Мирам потянула его за руку, явно не осознавая, что это её первая поездка на поезде. — Папочка? — Да, солнышко? Её подбородок задрожал. — А что, если я не понравлюсь другим мальчикам и девочкам? Драко готов был заявить официально, что это — самое худшее в том, чтобы быть отцом очаровательной маленькой девочки. Глаза вспыхнули, в груди защемило: видя, как его дочь переживает, он начинал понимать, почему Эдвард Грейнджер всегда кажется таким напряжённым. «Если бы кто-нибудь обращался с моей собственной дочерью так, как я обращался с Гермионой в детстве, я бы подвесил его за яйца над полем для квиддича». И он не шутил. Он бы и не такое сделал, не имей его жена способность трезво мыслить. — Милая, — сказала Гермиона, понимая, что Драко не в состоянии ответить на этот вопрос, — обещаю, ты всем понравишься и у тебя будет много друзей. — Вы с папой нравились друг другу в школе? Гермиона бросила предупреждающий взгляд в сторону друзей, откуда послышались сдавленные смешки. — Не совсем. Но мы выросли, полюбили друг друга, а после у нас родилась ты. Этот ответ, казалось, успокоил Мирам — она сонно прижалась к груди матери, и поезд мерно покачивал её на волнах дрёмы. Поймав взгляд Гермионы, Драко без слов попытался передать ей, как же сильно он её любит. Приятно было знать, что даже тогда, когда он был слишком растерян, чтобы подобрать нужные слова, она вмешалась и успокоила их дочь. Справедливости ради стоит отметить, иногда было и наоборот. Ни один из них не был идеальным. Но, казалось, они оба всегда знали, когда наступал момент взять инициативу на себя — главное, чтобы это было на пользу Мирам. Воспитывая Скорпиуса, он был один. Ему приходилось играть роль обоих родителей и день за днём набивать собственные шишки. Он никогда не позволял себе быть чересчур эмоциональным, никогда не позволял себе задумываться о том, что детство и сама жизнь — временны. Будь молодцом. Выше голову. Нет времени упасть измученным на диван после тяжёлого дня, ведь твоему маленькому сыну нужно рассказать тебе двухчасовую историю о кузнечике. К тому времени, как Скорпиус пошёл в школу, Драко был совершенно измотан. У него не оставалось времени даже на то, чтобы как следует поразмыслить о своих собственных потребностях, пока в его жизни не появилась Гермиона. Драко был ей благодарен. Всецело, бесконечно благодарен. Он взял ладонь Гермионы, стараясь не разбудить спящую дочь, и поднёс её к губам. Она покраснела. Он надеялся, что сможет заставить её залиться румянцем, даже когда они станут совсем старыми. Холмы за окном выросли в горы, а они втроём двигались к следующей, одной из многих вех в своей семейной жизни. И всё было хорошо.