и шторм не коснётся нас

облака просеивают золотистый свет в пыль. утро прозрачное, мягкое — касается сонливостью и уютом, — и ойкава просыпается из-за каса, который ходит своими лапами ему по животу. — убери его с меня, — ворчит ойкава, — убери, ну же. расплавленная охра — на полу, сквозь незадернутые шторы. — сам убери, — глухо отзывается иваизуми. кас мяукает и укладывается между ними тёплым мурчащим комочком. звонит будильник. ойкава смахивает его с экрана блокировки и, закрыв глаза, бормочет: — давай спрячемся здесь и ничего не будем делать. иваизуми даже не откликается — только чуть дёргает плечом. ойкава не видит, но чувствует. становится тепло. весна по-настоящему наступила. /// всё случилось глупо и не по-настоящему — так казалось в первые пятнадцать секунд, длительностью в годы. ойкава прошёл в токио. иваизуми — нет. — я не поеду, — тихо произнес ойкава и ужаснулся тому, какой страшной неискренностью были пропитаны слова. иваизуми засмеялся — счастливым, солнечным смехом, сравнимым по теплоте с летними вечерами, — и притянул его к себе за шею. — поедешь, — с улыбкой откликнулся иваизуми. — ты мечтал об этом моменте с тех пор, как научился говорить. — я мечтал разделить его с тобой, — бесцветие голоса. чёрные иероглифы — добро пожаловать, рады сообщить, ждём вас скоро. иваизуми шутливо подёргал ойкаву за ухо и тот зашипел обиженно. — ты делишь, — произнёс он. — вот он я, здесь. и свет — нетленный, вязкий, — струился через его голос. — я хотел поехать с тобой! — ты же помнишь? я подал документы только из-за тебя, мне пока в токио делать нечего. — это нечестно! — дурак, когда это она была честной? — риторический вопрос. — вот именно. а теперь давай сделаем себе блинчики, закажем пиццу и позвоним твоей маме. ойкава прислонился к его плечу — чуть-чуть прислушаться — сердце гулким и ровным отмеряет шаги, — и закрыл глаза. токио казался безбрежным и чужим. ойкава хотел туда уехать. ойкава не хотел туда ехать. /// — вытащи из сумки третий фен! — кричит иваизуми не то из гостиной, не то с кухни. ойкава сидит посреди комнаты в окружении бардака с чемоданом, сумкой и рюкзаком. — а если предыдущий фен сломается? — кричит в ответ ойкава. шипение воды. точно кухня. — сразу два? — да! — такого не бывает! — бывает! — вытащи я сказал! пахнет омлетом, кофейными зёрнами и свежепостиранной одеждой — ровная стопочка на краю кровати, — и ойкава думает, что так, наверное, пахнет дом. дом, где он бы хотел провести всю жизнь и с улыбкой встретить старость. в чемодан ойкава укладывает три комплекта постельного белья и полотенца. размышляет, влезет ли сюда сковородка. сомнительно, конечно, но без своей сковородки он никуда не уедет. иваизуми появляется в дверном проёме, вытирающий о рыжее полотенце руки. — что ты тут развел? — ужасается он. — ты собрался в антарктиду? ойкава кидает в него чёрный свитер. — мне нужно быть готовым ко всему, — ворчливо отвечает он. — вдруг апокалипсис, а… — а у тебя нет шубы? — перебивает его иваизуми. его голос — скептицизм, чистый и ничем не разбавленный. он должен сочувствовать, но почему-то издевается. ойкава ему об этом и сообщает. — я сочувствую, — кивает иваизуми серьёзно. — твоим соседям. ты же разведешь бардак и займёшь всё свободное пространство собой, людям в коридоре придётся жить. — враньё! — ойкава фыркает. — тогда выложи из сумки все свитеры, которые туда положил, — ровно откликается иваизуми. ойкава — пафосная медлительность, — вытаскивает пять вязаных свитеров разных оттенков и откладывает в сторону. иваизуми удовлетворённо кивает и уходит. — через четыре минуты иди на кухню, завтрак почти готов! ойкава улыбается. /// тетрадные ошмётки в списках двумя почерками — девять пар носков, четыре ножа, один нож, дуракава, ТРИ ножа, четыре ложки, нахера так много, это мой список, пиши нормально, три набора палочек, две вилки, пять кружек, ЗАЧЕМ ТЕБЕ ПЯТЬ КРУЖЕК, это МОЙ СПИСОК, купишь на месте ещё три, больше двух не бери, не командуй тут ива-чан, две сковородки, о боже мой, не лезь под руку, кастрюля, лампа, светильник, я даже спрашивать не буду, три полотенца, зубная щётка, ватные диски, ты в курсе что эту мелочь можно купить на месте нет, отвали я сказал, две мочалки, веник, ты НЕ ВОЗЬМЁШЬ с собой веник, ладно минус веник… /// в восемь двадцать две — вечернее небо масляными красками цвета сирени, — ойкава вытаскивает чемодан, сумку и два рюкзака в прихожую. иваизуми проверяет всё по мелочи: — пауэрбанк? — в синем рюкзаке, сверху. — наушники? — издеваешься? они у меня в кармане куртки. — окей-окей… зарядка? — где-то на дне рюкзака. — ноутбук? — ива-чан! — да хрен знает, что ты забыть можешь! — ещё про голову спроси, ей-богу ты моя мамочка. — про голову спрашивать не буду, её просто нет априори. — хаджиме! до вокзала они решают ехать на такси — в городе час-пик, автобусы — консервные банки с килькой, — и ойкава смотрит вокруг тоскливо. в груди что-то сдавливает — тянущее, болезненное, — неосторожно надавить на синяк, что сиреневым небом на коленке, — и иваизуми мягко гладит его по плечу. — я заберу каса, — говорит он, — можешь не волноваться о нём. ойкава прислоняется к его плечу как несколько недель назад. от хлопковой рубашки иваизуми пахнет чуть сладковатым одеколоном, который ойкава ему сам и выбирал. — если ты решишь со мной расстаться, — бормочет он, — я тебя убью, ива-чан. они никогда не обсуждали этого — горечь на языке, кипящее в груди, — но ойкаве было страшно. иррационально, глупо — но страшно. — я приеду к тебе в начале мая, — иваизуми целует его куда-то в макушку. — давай, пойдём. он перехватывает его за ладонь. не расцепляя рук — пока смерть не разлучит нас. ойкава подхватывает свободной рукой ручку чемодана, к которому небрежно скотчем примотан первый рюкзак, а иваизуми — сумку и второй рюкзак. — ты всё-таки взял сковородку, — ворчит он. ойкаве хочется заплакать. — и кастрюлю, — бодро откликается он. иваизуми смеётся. (может быть, так смеются с тем, с кем уже провели много лет вместе — и седина поцеловала виски, и морщины появляются не только от улыбки, — а нежность никак не утихает; может быть, эхо этого смеха преодолеет годы и с летним ветром коснётся их, сидящих вместе в парке, состарившихся и по-прежнему влюблённых — в жизнь, в момент, друг в друга) /// до одиннадцати вечера они сидят в маке на вокзале ойкава практически дерётся с водителем автобуса из-за своего билета. иваизуми не знает, смеяться ему или плакать. но перед этим, конечно, нужно оттащить ойкаву. тот пыхтит рассерженным чайником. — доплачивайте за багаж, — ругается он, — уже побежал! на сайте написано, что провоз багажа бесплатный! какого хера! иваизуми фыркает. объявляют: автобус отправляется через четыре минуты. ойкава захлёбывается — слова мелкие, бессмысленные, и мысли — вязкое, паническое. он протягивает руку и касается щеки иваизуми. пальцами — осторожность невыносимая, — проводит вниз до подбородка. — я буду скучать, — тихо говорит ойкава. иваизуми обнимает его — порывисто и сильно. ойкаву сдавливает эмоциями. они горят слишком ярко и слишком больно. пожалуйста не отпускай меня пожалуйста останься со мной пожалуйста не становись тем кто будет появляться лишь в моих снах расставания — внезапная зима посреди весны. они жестоки своей кричащей пустотой в будущем несколькими минутами позднее: вы ещё не расцепили пальцев, но ощущение ушедшего уже заполнило твои кости — и проникло в кровь. — я приеду уже скоро, — шепчет иваизуми, — так что не разводи сырость. ойкава сдавленно смеётся и кивает. всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо. /// ойкава плачет только в момент, когда автобус выезжает за пределы сендая. национальная дорогая номер шесть: токио-сендай. сендай-токио. ойкава касается лбом коленей и старается глубоко дышать. всё правильно. иваизуми никогда не хотел видеть его расстроенным — потому что так бывает с грустью: ты не можешь вычистить её из чужого нутра и даже разделить не можешь. только ждать, когда она уйдёт. ойкава распрямляется и медленно выдыхает. /// куроо, зевающий, с беспорядком на голове и в кричащем ярком наряде — ойкава споткнулся, когда увидел кислотно-синие кеды, — машет ему рукой. на часах пять тридцать. — никогда больше не буду вставать в такую рань, — сообщает куроо, — я думал, что сдохну. ойкава улыбается. — и тебе привет, куроо. тот усмехается — искристое веселье — и говорит: — добро пожаловать в токио, ойкава.