Фантомная боль

«Для придорожной корчмы цены тут, конечно, зверские», — думает Геральт, листая меню. Куролиск забит под завязку, заняты все столики, свободны только скамья у камина да барная стойка. Вечерами в корчмах не протолкнуться, даже в таких несуразно дорогих — хотя в Фазанерии, говорят, еще дороже. В Куролиске шумно: разговоры, смех, звон бутылок и кружек. Шипит мясо на сковородках, кипит похлебка, повар стучит ножом по доске, нарезая зелень: розмарин, тимьян, базилик… Геральт, как только зашел, занял место за стойкой для себя и для Пальмерина. В их планах выпить по кружечке Эст-Эста, потом еще по одной, заказать что-нибудь на закуску, может выпить еще вина — черт, надраться, как следует! А потом дойти до Корво Бьянко и просидеть там до утра, играя в гвинт и вспоминая молодость. Чем не способ скоротать вечер, если дел ни у кого нет, срочных планов тоже, а кошки на душе скребут у обоих. С освобождения из тюрьмы прошло уже две недели, а Геральт все еще сам не свой, хотя, казалось бы, и не из таких передряг выбирался. Он вспоминает холодный и темный карцер, писк мышей, ругань стражников, грязь и вонь, липкий страх, сковывающий руки — нет, уж лучше пить вино в компании старого друга, и плевать, что цены в Куролиске кусаются, деньги есть, куда их еще девать, как не в кабаках просаживать? Пальмерин запаздывает, и Геральт, чтобы не сидеть просто так, просит бокальчик Кот-де-Блессюр в качестве аперитива. Трактирщик, лысеющий толстяк лет пятидесяти, протягивает ему фужер, наклоняется ближе и спрашивает: — Что, мастер Геральт, ждете кого-то? — Да, — отвечает он. — Барона де Лонфаля. Хотим посидеть, выпить. Ну, знаешь, как в старые добрые времена. — А, ну святое дело, — говорит трактирщик, — жаль Мильтона с вами нет, светлая ему память… А правду люди говаривают, что бестия не по своей воле его порешала? — В каком-то смысле, да. Шантажом заставили. Бестия, чтоб его… — ворчит Геральт. — Придурок влюбленный. — Слыхал, слыхал. Я-то думал, твари эти клыкастые никаких чувств человеческих не ведают. Ни любви, ни жалости, ни этой, как ее… — пускается трактирщик в рассуждения, — ответственности за злодеяния, во! А лучше б так и было, как по мне. Если уж люди по любви безумства творят, то, что творят упыри, подумать страшно! Мильтона порешал, сестру княгинину — вот честно, лучше бы он тварью дикой был, как те, которые город крушили. Тогда б вы его, мастер Геральт, давно бы порубили! Мне тут рассказывали… Геральт отпивает вина, краем уха слушая его болтовню. Трактирщика несет, он вспоминает, как в Ночь Длинных Клыков в Куролиске укрывались сбежавшие из Боклера горожане. Как они сидели на полу, прижавшись друг к другу и рассказывали страшные байки про чудовищ, громивших город, вздрагивали от каждого шороха и стука в дверь. Пальмерина все нет, да и не удивительно: Геральт поторопился, пришел зачем-то за полчаса, сам не понял почему — видимо, просто дома не сиделось. Задумавшись, он не сразу замечает странного посетителя, сидящего на скамье возле камина. Скамья еще пару минут назад была пуста, а в корчму никто не заходил, кроме дочки трактирщика: она все время бегает на улицу, выносит выпивку гостям во двор. Геральт в этом уверен, к тому же посетитель выделяется на фоне остальных. Он такого бы не пропустил: еще недостаточно пьян, чтобы не обращать внимания на обстановку, да и ведьмачьи привычки не пропьешь, хоть спирт в себя вливай бочками. А чем этот посетитель выделяется — так сразу и не скажешь. Высокий, с гривой черных чуть с проседью волос, худощавый и бледный, будто страдающий малокровием, он ни с кем не говорит, только сидит, откинувшись на стену спиной и вытянув вдоль скамьи ноги, смотрит на огонь. Он без сапог, его штаны подвернуты до колен, на белой тонкой рубашке расстегнуты три верхние пуговицы. "Странный тип", — думает Геральт. Не похож ни на путника, ни на торговца, ни на работника с винодельни. Он не видит его лица — тот сидит, отвернувшись к камину — но понимает, что есть в нем что-то знакомое. Он его раньше видел, но не помнит где. Где, когда, откуда они знакомы, почему он так странно одет, почему ни с кем не говорит и, не отрываясь, смотрит на пламя, откуда он взялся, черт бы его побрал?! Геральт уже думает подняться и подойти спросить, как посетитель вдруг оглядывается на барную стойку, и Геральт в ужасе узнает в нем того, кого должен был убить. Кого собирался убить, да в последний момент рука дрогнула. Геральта бросает в жар, будто в кипяток окунули. Детлафф, зараза, какого ж черта ты тут забыл?.. Нет, этого не может быть, это не может быть он, он обещал уйти навсегда, подальше от людей, и все же... Все же, нет, я не настолько пьян, невозможно, чтобы глаза меня обманывали… — А этот заладил: небо красное, небо красное... Помните, мастер ведьмак, как Мильтон, светлая ему память, чуть по роже ему не въехал? Говорит, мол, еще раз услышу… Вампир тем временем откидывает с лица прядь растрепавшихся волос, и Геральт с ужасом замечает, что он улыбается. Нервно и немного злорадно, будто задумывая что-то нехорошее. Только бы не дошло до боя! Куролиск же набит битком: путники, купцы, работяги с окрестных виноделен, девки-подавальщицы, да хоть тот же болтливый толстяк-трактирщик! Он все бубнит, рассказывает, кажется, про ловца раков, который нашел тело третьей жертвы бестии, и не подозревает, что эта бестия сейчас сидит в его заведении, устроилась на скамье и смотрит то ли на него, то ли куда-то мимо. Если завяжется драка, то не миновать беды: случайные жертвы, разгромленная корчма… А те, кому повезет выжить, никогда не забудут этого ужаса. Будут вспоминать потом, что сидели и пили, все было нормально — и вдруг крики, кровь… — Так у нас похлебку из раков потом еще недели две никто не заказывал. Говорят, боялись, что вдруг там ошметок какой того графа попадется. Палец там или что еще… Вот выдумают же бреда люди, будто мы не следим, что в котел кидаем… Болтовня трактирщика доносится до Геральта как из-под воды. В голове затуманивается, словно от самого убойного эликсира. Что он заказывал? Кажется, Кот-де-Блессюр, а чего налили? Да нет, все правильно, его и налили, это не из-за вина, не может быть, но почему же он тогда пошевелиться даже не может? Ведьмаку нельзя позволять себе замешательство, для него это приговор: тому, кто мешкает, на большаке не выжить. А Геральт не может оторвать взгляд от Детлаффа. Тот все сидит на скамье, вытянув босые ноги, не обращая внимания ни на Геральта, ни на трактирщика, ни вообще на что-либо вокруг. Начинает постукивать длинными когтями по спинке скамьи, пародируя какую-то смутно знакомую мелодию. Геральту этот стук отдается звоном в ушах, будто вампир стучит не когтями по дереву, а обухом по его голове: все расплывается, голос трактирщика слышится все слабее, к нему примешивается еще один — да много ли тут голосов? — Геральт, давно ждешь? — Да уж полчаса он ждет, я с ним говорю, а он будто не слушает! Ну да дело такое, я-то больше сам с собой… — Геральт, ты меня слышишь? Геральт! Кто-то трясет его за плечо. Он вздрагивает от неожиданности, чуть не выронив бокал, поворачивается… И видит перед собой Пальмерина. Он сидит напротив, облокотившись на барную стойку. В кои-то веки без доспеха, в плаще с капюшоном, прикрывающим лысину, он выглядит уставшим и постаревшим. Машет трактирщику, и тот наливает ему полбокала красного вина — Геральт не обращает внимания, какого. — Рад тебя видеть. Прости, ее милость задержала меня… — Скамья возле камина, — перебивает Геральт. — Посмотри туда. Ничего не спрашивай. Пальмерин оборачивается и смотрит в ту сторону несколько секунд. Снимает капюшон — будто это поможет лучше видеть! Всматривается внимательно, и на его лице возникает выражение абсолютного недоумения. — Да скамья, как скамья. Чем она тебя так заинтересовала? — Мужчина лет тридцати, худощавый, бледный, черные волосы, белая рубашка, закатанные брюки… — Геральт! — обрывает его Пальмерин. — Там никого нет. Не веря его словам, он тоже оборачивается к камину, присматривается — неужели Пальмерин ничего не видит, не слепой же, в самом деле, должен был заметить… Скамья пуста. Только отблески пламени камина играют на темном дереве. Геральт встряхивает головой, выныривая из дурмана. Снова слышит разговоры посетителей, голос трактирщика (этот болтливый толстяк уже успел присесть на уши кому-то другому), звон кружек, чье-то нескладное пение. Повар стучит ножом по доске, в большом котле кипит похлебка. Две девки-подавальщицы в полумраке чуть не сталкиваются друг с другом, одна припечатывает другую крепким словом, и обе расходятся, слегка пошатываясь, видно, тоже уже навеселе… Корчма «Куролиск» живет своей жизнью. — Плохо ты выглядишь, Геральт, — говорит Пальмерин и делает глоток вина. — Тебе еще и мерещится что-то перед глазами. Эликсиров перебрал, надо полагать? — Похоже на то… Или устал просто. Прости, что-то я сегодня сам не свой. — Тебе выпить надо, — улыбается он так, как умеют только жители Туссента, заприметившие хорошего собутыльника, — право слово, у тебя вид, будто ты не в корчме сидишь, а в болоте после драки со стаей утопцев. — Да уж лучше стая утопцев… — вздыхает Геральт, — а выпить и вправду стоит. Эй, трактирщик! Плесни нам по кружечке… Посоветуешь чего? — Красного Кастель де Неф, — отвечает Пальмерин. Трактирщик кивает, берет кувшин и уходит в погреб. — Не очень терпкое, легкое, расслабляет хорошо. Для начала нам с тобой пойдет, потом возьмем Сансретур Пино Нуар, тебе понравится. — Что же, доверюсь твоему вкусу, — Геральт замолкает ненадолго, пытаясь собраться с мыслями. — И да. Я тоже рад тебя видеть, Пальмерин. Что-то мы даже толком не поздоровались. Пальмерин усмехается и допивает вино. — Я зашел, а ты смотришь в одну точку, будто заснул с открытыми глазами. Все нормально, Геральт, день, видимо, такой, а ты еще, наверное, от заключения не до конца оправился. Дай мне меню, погляжу, что сегодня на закуску предлагают. Присмотрел уже что-нибудь? — Думаю еще. Цены тут зверские. — Умоляю тебя, это еще не зверские. Но, поверь, творения здешнего повара стоят своих денег. Прежде чем мы закажем чего-нибудь, скажи мне: чего ты на ту скамью так смотрел? Кого ты там увидел? Геральт еще раз смотрит в сторону камина, чтобы убедиться. Скамья пуста, Детлафф испарился, как дым — высшие вампиры так умеют. Должно быть, заметил Пальмерина и тут же обернулся туманом, но почему не сделал это, заметив Геральта? Непонятно зачем он там сидел, даже не заказав вина, почему в таком странном виде, почему так странно себя вел, зачем он вообще приходил — а приходил ли? Детлафф выделялся на фоне остальных, но никто не обращал на него внимания. Выходит, Геральт увидел Бестию из Боклера, а Пальмерин увидел Геральта, уставившегося на пустую скамью? Может, это и впрямь из-за эликсиров? Или с вином было что-то не так? — Да так, никого, — отмахивается он. — Показалось. *** В лавке травника стоит такой сильный запах полыни, мышехвоста и душистого перца, что Геральта едва не сбивает с ног. В лавке чисто и просторно, а товара всякого столько, что глаза разбегаются. Полки вдоль стен уставлены банками с засушенными травами, с потолка свисают букеты цветами вниз. После яркого боклерского солнца лавка кажется темной, как винный погреб, но для ведьмака привыкнуть к темноте не проблема. Он оглядывает полки, приценивается, на ходу вспоминая, чего хотел прикупить. Травница, молодая пышнотелая девица в клетчатом платье, сидит в кресле за прилавком, вяжет букеты из душицы. Завидев Геральта, она улыбается и коротко кивает, мол, обращайтесь, если будут вопросы. — Есть у тебя мелиса? — спрашивает Геральт. — Разумеется, мелиса всегда есть. — отвечает она. У нее высокий приятный голос, и Геральт думает, что она любит петь и смеяться, — А что, в эликсиры ведьмачьи добавлять ее стали? Никогда бы не подумала! — Да нет, — отмахивается он. — Мне с чаем заваривать. — Вот как! А я-то полагала, ведьмаки ничего, кроме эликсиров, да водки не хлещут. Ой, простите великодушно, мастер Геральт, с языка вечно как чего слетит… — О нет, только не эликсиры, — улыбается Геральт ей в ответ, — я недавно с ними так перебрал, что мне бестии начали мерещиться. Мне уже барон де Лонфаль намекает, что слишком много я этой отравы пью. — Бестии мерещиться стали?! — вскидывает руки травница. — Так это может от нервов? Я слышала, что с вами приключилось, простите великодушно… — Может и от нервов. Да не извиняйся, чего уж там. Весь Боклер об этом в курсе. — Тогда вам к мелисе мяты еще добавить будет хорошо. И успокаивает, и вкус приятный. Возьмете? Геральт прикидывает, что из этого получится и решает, что да, мята не повредит. Может, стоит посадить в Корво Бьянко? Сад большой, не только же ингредиенты для эликсиров выращивать — черт бы побрал эту отраву. Стал плохо переносить эликсиры — наверное, старость подбирается. — Да, возьму, пожалуй. Положи мне букетик. — Знаете, мастер Геральт, у меня есть еще хороший успокоительный чай. Кружечка на ночь — и сон будет хороший, и никакие бестии не будут мерещиться. Не хотите попробовать? Там помимо мяты, еще чабрец, зверобой, и… что же там еще было, сама же составляла! Я принесу, посмотрите? — Ну принеси, посмотрим, — соглашается он, — я пока тут погляжу, что еще у тебя есть. Травница кивает, встает с кресла и отряхивает платье. Половицы скрипят под ее ногами. С быстротой и грацией, удивительной для такой пышной дамы, она скрывается за дверью подсобки, оставляя Геральта наедине с душистыми букетами, баночками с засушенными цветами, мешочками с чаем и лекарственными сборами. Геральт подходит к полке поизучать ассортимент. В лавке душновато, окно бы распахнуть, да хоть дверь приоткрыть не помешает. Травница, видимо, привыкла и не замечает, а Геральт чувствует себя как в склепе у Региса, когда тот ударяется в научные изыскания. Только запаха мандрагоровой наливки недостает. Он принимается читать назначения лекарственных сборов: от бессонницы, от упадка сил, от похмелья — в Туссенте вещь нужная, и почему он перед тем, как идти в трактир с Пальмерином не прикупил этого чудо-средства? Что тут еще: от простуды, от отравления… — А от боли есть? Хриплый низкий голос действует на ведьмака, как хлыст на застоявшуюся лошадь — он его где угодно узнает, скоро в кошмарах сниться начнет. Геральт складывает пальцы в Квен, поворачивается в сторону звука, уже тянется было за мечом… Детлафф стоит слева от него, шагах в четырех. Не обращая на Геральта внимания, он тоже ищет что-то на полках. Выглядит так же нелепо, как тогда, в Куролиске: босиком, в подвернутых до колен штанах и белой рубашке с расстегнутым воротником. Если бы не голос и не прошлая встреча в корчме, Геральт его бы не узнал. Подумал бы, что это никакой не высший вампир, а сумасбродный боклерец, который перебрал вина и проигрался в гвинт так, что противник оставил его без сапог. С боклерцами такое случается иногда. Можно сказать, для них это обычное дело. Опять ты, думает Геральт, преследуешь меня? Или эликсиры до сих пор не выветрились? Или в этой лавке сушатся дурманящие травы? Ты и вправду здесь или у меня видения? Не мешкай, говорит он себе. Думать будешь потом. Если выживешь. — Зачем тебе лекарство от боли? Проблемы с регенерацией? — Проблемы с серебром, темнотой и одним негодяем, у которого белые волосы, кошачьи глаза и два меча за спиной. Но тебя не должно волновать это. Геральт на секунду столбенеет, и не может подобрать слов. Отчего-то он был уверен, что вампир ему не ответит. — Я сам решу, что меня должно волновать, а что нет, — злится он. — Зачем ты меня преследуешь, убить хочешь? — Желать смерти и убивать — не одно и то же, Геральт, — отвечает Детлафф, все еще не глядя на него. — Но иногда мне бы хотелось, чтобы так и было. Одна мысль — и все закончится. И никакого тебе серебра в крови, все так просто, тривиально даже. — Что за чушь ты несешь?.. — Мы оба несем чушь, Геральт, и делаем это на редкость неубедительно. Но это неважно. Мне нужно лекарство от боли, я загнусь скоро. — Его тут нет, — отвечает ведьмак. — И сделай милость, загнись поскорее. Вампир усмехается и поворачивается к нему. Геральт замечает кривую нервную улыбку на его лице, странный блеск в глазах, будто они слезятся от дыма. Детлафф делает несколько шагов навстречу, бесшумно ступая босыми ногами по дощатому полу. «Странно, — думает ведьмак, — сначала корчма, теперь лавка травницы — ты будто нарочно выбираешь неподходящие для боя места, почему? Оттого что не хочешь драться? Решил бы убить — покрасовался бы, показал клыки и когти, демонстрируя свое превосходство…» — Ближе не подходи, — злится он. — Еще один шаг и… — Врун ты, Геральт, — вздыхает вампир. — Все вы чертовы вруны, как вы мне все уже надоели… И подходит почти вплотную, смотрит ему в глаза, будто пытаясь разглядеть что-то в глубине зрачков. Геральту не хочется с ним драться в этой лавке — безумие же! — и он вытягивает руку вперед в тщетной попытке удержать дистанцию. Не подходи, думает он, не подходи ко мне ближе, странное ты существо! Что тебе от меня нужно, зачем ты меня преследуешь, что ты хочешь мне сказать? Я не слышу, как ты дышишь, как скрипит пол под твоими шагами, слышу только твой голос, который говорит, что я врун, но когда я тебя обманывал?.. Еще чуть-чуть — и его раскрытая ладонь упрется вампиру в грудь, и тогда… — Мастер Геральт, вы с кем-то разговаривали? Голос травницы разрывает тишину, и Геральт вдруг понимает, что стоит посреди лавки, неестественно вытянув руку вперед, будто пытаясь отгородиться от кого-то невидимого. Травница, побледневшая и испуганная, смотрит на него, как на безумного и едва не роняет на пол банку с травяным чаем. — Нет-нет, — отмахивается Геральт, — тебе показалось. — Какое там показалось! — вскрикивает она так громко, что Геральту хочется успокоить ее аксием. — Я там на полках вожусь, а сквозь дверь слышу, как вы говорите, да еще угрожающе так! Я уж испугалась, думала бандиты в лавке, головорезы треклятые… — Все в порядке. Правда. Здесь никого не было, — уверяет Геральт. — Тебе показалось. И старается не думать, кого именно пытается в этом убедить — ее или самого себя. — Снова бестии мерещатся, да? — вдруг спрашивает она. Геральт опускает глаза и не отвечает. — Я успокоительный сбор нашла. Извините, что так долго, оказывается, на верхнюю полку шкафа закинула его. Пока табуретку нашла, пока достала… Так что, посмотрите по составу? Тут помимо чабреца и зверобоя еще цветы ромашки… — Я тебе доверяю, — перебивает Геральт. — положи этот сбор тоже. Всю банку. И мяту с мелиссой не забудь. Травница, вопреки его ожиданиям, ничего не отвечает. Только кивает и принимается упаковывать травы. По ее лицу видно, что ей много чего хочется сказать, что-нибудь про бестий, которые мерещатся в самые неподходящие моменты — того гляди, мечом бы в лавке размахивать начал, все склянки бы переколотил! Геральт еще раз оборачивается к стеллажу, где стоял Детлафф. Подходит ближе, вслушиваясь в скрип досок под ногами. Что вампир там искал, лекарство от боли? Интересно, есть ли оно здесь. Геральт бы спросил об этом травницу, но понимает, что ей хочется, чтобы он поскорее ушел. Чтобы ничего не спрашивал, не пугал своими видениями и не говорил с пустотой. Последний раз глянув на стеллаж, он возвращается к прилавку. Травница протягивает ему холщевый мешок, из которого доносятся ароматы мелиссы и мяты. — Сорок крон с вас, — говорит она. Геральт протягивает ей пятьдесят. — Сдачи не надо, спасибо.