☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
Чан зарывается рукой в мягкие волосы Сана и внезапно чувствует укол. Он непонимающе смотрит на кровь, выступившую из пальца, потом переводит взгляд на Сана. — Сан-и. У тебя снова розы растут? Но почему, ведь наши чувства взаимны… Он ведь ни с кем, слишком много работы, нет времени даже Сану уделять внимание, несколько командировок подряд, всплывшие подделанные фото с другими айдолами разных полов. У Сана и раньше были сомнения в себе, теперь они усиливаются? Сан явно начинает сомневаться во взаимности со стороны Чана. Это накладывается на усталость и невозможность поговорить несколько месяцев. И в этом Чан винит только себя. И пока он пытается найти ответы, Сан сбегает прежде, чем они нормально говорят. Шипастые отростки рандомно прорастают в самых неожиданных местах. Сан успевает их убирать, но в конечном итоге про болезнь узнает руководство. Сану ставят ультиматум — операция или уход из группы. Разговор не клеится, Чану снова уезжать, на этот раз без ребят. Всего на два дня, но за эти два дня у Сана выступление на премии, а на следующий день запланированная операция. Сан смотрит пустым взглядом в окно и совершенно сам на себя не похож. — Так значит… операция? — Да, компания настояла. Я… не видел причин отказываться. — А МЫ, не причина? — с болью в голосе спрашивает Чан и присаживается у ног Сана, пытаясь поймать взгляд, но Сан отводит глаза и устало поджимает губы. — Я не думал, что это «МЫ» ещё актуально, Чан-и. — И ты всё ещё так считаешь? Ты же знаешь, я люблю только тебя. — … знаю, — нет того не ведающего страха мальчишки, который толкнул его в гримёрку, не просто обращая на себя внимание, но прорастая в его сердце так внезапно и крепко, что спустя столько лет Чан любит только сильнее. — Ты не веришь, да? — Уже не могу, — голос дрожит, как и ресницы, и Чан ощущает боль, умноженную на два. — Это так больно, осознавать, что твоя любовь внезапно уже не взаимна. — Но ты просто надумал себе, я не изменял и не предавал, Сан! Ты же знаешь эту индустрию… К тому же этот дурацкий Dispatch, сломавший не одну карьеру. — Моё сердце так хочет тебе верить, Чан-и. — Так почему нет? — Я устал. Эти отношения всё равно были обречены, — Чан ловит короткий взгляд Сана. Безжизненный, лишённый былого запала. Тень от взгляда, отзвук эха, а не Сан. — Не говори так. — Брось, мы оба это знаем. Возросшая популярность не даст нам и минуты побыть вместе, папарацци будут следить за каждым шагом. За тобой уже вовсю следят. Хейтеры съедят заживо. Я… не выдержу. — Нет, — Чан вжимается лицом в колени Сана и надсадно дышит. Будто это у него внутри цветы.- Ты сильный, самый сильный из всех, кого я знаю. — Кажется, мои силы кончились в попытках не прорасти тобой. — Но ты всё равно пророс, — Чан смотрит в лицо Сана, но видит лишь осколки былого Сана. Будто тот человек-зажигалка исчез, оказавшись наваждением. — Значит, твои чувства всё так же остры. — О да, острее не придумать, — Сан криво усмехается, но его лицо скорее напоминает треснувшую маску, чем прежнего Сана. — Ты умудрился пораниться, едва коснулся. — Я не желаю терять тебя, — шепчет Чан, касаясь руки Сана. Впервые за всё время знакомства холодной. Почти ледяной. — Ты теперь ничего не решаешь. — Это жестоко. Ты же можешь просто всё бросить, и мы будем вместе. — Ты всерьёз предлагаешь мне пожертвовать мечтой? А ты сам, можешь на такое пойти? Чан молчит, он понимает, сколько лет труда положено на всё, но он не знает, сможет ли бросить всё. Это неправильно обрекать на такой выбор Сана, он не готов. Эгоистично не готов. — Вот видишь. — Прошу не иди на операцию, я что-нибудь придумаю. — Чан! — Да? — Не бери на себя ещё больше ответственности, чем уже есть. Сан целует его, и Чан понимает, что Сан прощается. Прощается навсегда, перечёркивая прошлое. Это чертовски больно, но Чан обязательно что-то придумает. До операции есть время, и он из кожи вон вылезет, чтобы не допустить, чтобы этот поцелуй стал последним.***
Чан, злой как чёрт, заходит в общежитие и клянёт неаккуратных водителей, из-за которых им пришлось не только в пробке на мосту постоять, но и стать участниками ДТП, благо отделались испугом и небольшими ушибами, но в участке их задержали ещё на несколько часов. Он пропустил трансляцию премии из-за разбитого в ДТП телефона, потом они долго сидели в полицейском участке, оказавшись без связи и возможности поговорить с кем-то. А сейчас ребята толпятся возле телевизора, но в комнате висит такая тишина, что становится страшно. — Что вы такое смотрите? — спрашивает Чан, успев налить в стакан воды и с удовольствием глотая прохладную жидкость. Стакан падает из ослабевших пальцев, а колени становятся ватными и отказываются держать. Он бы сел на пол, чтобы прийти в себя, но он стрелой несётся к двери, у которой внезапно обнаруживается Чонин и загораживает собой выход. — Хён, ничего неизвестно. И даже если известно, тебя к нему не пустят. Чан молча смотрит на Чонина, ощущая, как позвоночник превращается в студень, он стремительно разворачивается и отводит в сторону ничего не понимающего Чанбина. — Дай телефон, пожалуйста, чтоб позвонить Уёну. — Уёну? Но зачем? Чан молча падает на колени перед Чанбином и повторяет просьбу. Чанбин ошарашено протягивает ему телефон, но тот оказывается в руках Чонина, который набирает номер, но Чан хорошо слышит гудки. — Чанбин? — в трубке хрипло и с едва сдерживаемыми эмоциями отзывается Уён. — Нет, это не он. — С Чанбином всё в порядке? — В полном. Уён, это Чонин. Как Сан? Некоторое время в трубке слышны лишь сдавленные рыдания и попытки продышаться. Чан смотрит в одну точку и хочет как в сказке, чтобы если умерли, то в один день. Пожалуйста. Он не готов. Он не может. — Он на операции. — Держитесь, ребята. И нас держи в курсе, окей? — Ладно. — Что происходит? — спрашивает Чанбин, но Чонин с Феликсом поднимают Чана и уводят в комнату, оставляя группу недоумевающее переговариваться. Чану впервые за всё время плевать. Он в полной прострации. Не слышит, что говорит Чонин, да и то, что на коленях у него приятная тяжесть обнаруживает не сразу. Феликс лежит головой у него на коленях и тщетно борется со слезами. Ранимый и чуткий, даже после всего, что с ними происходило, после навалившейся известности, вечных фотовспышек и сасэнов. Он утыкается носом Чану в живот и едва слышно всхлипывает, вздрагивая на каждом вздохе. Чонин приваливается головой к плечу Чана и молча обнимает, явно поняв, что Чан не вникает в слова. Внутри у него пустота и какая-то мутная тягомотина. Время не имеет значения. Чан совершенно не ощущает его. Он будто муха, попавшая в паутину. Перед глазами раз за разом воспроизводится увиденное, выкручивая его наизнанку. Во время награждения ведущие предлагают станцевать танец другой группы, с которой они бы хотели создать коллаб. Сан, переглянувшись с Уёном и Юнхо с Минки, танцуют хорео Stray kids. И в этот момент белоснежный костюм Сана стремительно пропитывается кровью, из тела наружу рвутся шипы, а сквозь кожу горла прорастает крупный бутон чёрной розы. Сначала никто ничего не понимает, но когда бутон раскрывается, и Сан падает как подкошенный, начинается паника. Ребята хлопочут над Саном, ведущие просят позвать медиков, а безучастные ко всему камеры снимают, как Сана уносят. А с пальцев соскользнувшей с носилок руки медленно капает кровь, оставляя след. След не только в концертном зале, где повисает гробовая тишина и лишь хриплый плач спешащих за врачами ребят разряжает гнетущую паузу. Статуэтка остаётся на кафедре ведущих, потерявшую сознание от увиденного девушку уносят из зала. Кровавый след остаётся в сердце Чана. Потому что как бы он хотел отговорить Сана, убедить, доказать. Судьба всё решила за него. И теперь ему остаётся только одно — молиться, чтобы Сан просто выжил. — Операция длится дольше 12 часов, мне страшно, — шепчет Феликс Чонину, но Чан впервые за часы ожидания понимает смысл слов. — Хён, у нас тренировка. Ты идёшь? — спрашивает Чонин. Явно не хочет оставлять Чана одного, но работа есть работа. — Да, — Чан не узнаёт свой голос, он поднимается и идёт следом за парнями, не сильно понимая, куда идёт и что делает. Кусок не лезет в горло, и Чан плетётся в студию, заставляя себя дышать. Он бездумно что-то пишет, долго смотрит экран ноутбука, непонимающе глядя на символы и знаки, когда открывается дверь, и внутрь просачиваются Чонин с Феликсом. — Операция закончилась. Он жив. Натянутая до предела струна напряжения последних часов рвётся, и Чан падает лицом на сложенные руки, захлёбываясь слезами. Чонин с Феликсом садятся рядом и просто молча обнимают, удерживая своим теплом и объятиями его сознание в реальности. Проходит шесть дней, прежде чем Чанбин с тёмными, словно у панды, глазами сообщает, что Сан пришёл в себя. Долгих шесть дней, когда надежда борется со страхом. Успешность операции ещё не значит жизнь. — Прогноз хороший, связки не задеты. Чан кивает Чанбину и запирается в студии. Ему нужно прокричаться и прорыдаться, чтобы никто не видел. Сан говорил ему, что слабым быть Чану даже необходимо. Невозможно всё держать в себе и быть скалой. Отойдя немного от наплыва эмоций, Чан просит менеджера устроить им с Саном встречу в больнице, тот недолго сопротивляется, и всё же обещает помочь. За Чаном увязываются Феликс с Чонином, ставшие за эти дни его тенью. — Как ты, Солнце? — спрашивает Чан, войдя в палату и стараясь, чтобы губы не дрожали так сильно, Сан непонимающе смотрит на него и неловко улыбается, морща лоб. — Простите, сонбэ, а мы знакомы? Ноги подкашиваются, но Чан давит из себя улыбку. Он протягивает Сану фрукты и не касается его только потому, что в последний момент понимает — Сан не поймёт, ещё и будет его избегать в будущем. — Выздоравливай, Сан-и. В другой момент Чан бы отругал младших за то, что таскаются за ним хвостом. Но не сейчас… Сейчас их компания нужна как никогда. Его мир трещит по швам, но нужно быть сильным. Они на вершине славы, и есть ещё три года, когда Чану нужно идти в армию. Он должен быть сильным для других, если не для себя. — Как он? — Скоро выпишут. — А любовь? Она прошла? — почти чёрные глаза Феликса снова наливаются слезами, но он кусает губы и не отводит взгляда, будто пытаясь предугадать ответ. — Не знаю. Он не помнит меня, — устало говорит Чан, а Феликс не выдерживает и тихонько скулит, утыкаясь лбом Чонину в плечо. Чан треплет младшего по голове и криво усмехается. — Может, оно и к лучшему. — Ты же никогда не сдаёшься, хён, — говорит Чонин, обнимая всхлипывающего в его руках Феликса. — Может, пришло время научиться?