Собрать самое необходимое: немного еды, немного тёплых вещей на случай холодов — не так сложно. Гораздо сложнее чувствовать, как рюкзак тянет к земле, пригвождает к подгнившим половицам на веранде родного дома (потому что всё это — в последний раз).
Что-то внутри натягивается, как струны, тянется, тянется и рвётся: Тайлер никогда не хотел такого. Всё могло быть иначе. Дети не должны убегать из дома.
(Родители не оставили ему выбора, когда застукали с тем парнем на их продавленном диване).
Направляясь вдоль автострады, Тайлер сжимает в кармане мятые зелёные купюры, мнёт их не специально — скорее, от нервов, — цепляется почти как за спасательный круг. Солнце печёт голову, и Тайлер жалеет, что не надел хотя бы кепку, — не факт, что она спасла бы от изнурительной жары, но от солнечного удара точно уберегла. Тайлер планировал свой побег недолго: времени больше не было. После того, что случилось, его бы отправили в лагерь конверсионной терапии, где из таких же подростков, как и он, выбивают все неправильные мысли и желания, меняют природу каждого. Тайлер знал финал. Понимал: сейчас или никогда.
Через полчаса старенький пикап останавливается на обочине, и миловидная девушка улыбается Тайлеру, приоткрыв окно.
— Подбросить?
У неё светлые волосы и голубые глаза, соломенная шляпа слегка съезжает набок, но Дженна не пытается её поправить. Она подпевает инди-песням по радио, выстукивая ритм ухоженными ноготками по рулю, и Тайлер чувствует солнечное тепло, исходящее от неё. Будто других времён года не существует — только вечное лето: беззаботная лёгкость и океанский бриз, лимонады и сон на заднем дворе после полудня.
Тайлер мог бы влюбиться в неё.
Они оказываются за пределами Огайо, когда всё возвращается на круги своя. Дженна останавливается в небольшом городке: где-то здесь живёт её сестра, где-то здесь её конечная точка, пункт назначения. Её — не Тайлера. Он не может останавливаться: должен продолжать, хотя понятия не имеет, куда направляется.
Тайлер покупает чипсы и бутылку воды, прежде чем снова пытается поймать попутку. Когда он вновь марширует вдоль шоссе, фонари заменяют солнце, ночная прохлада — летний зной. Тайлер натягивает рукава толстовки.
Редкие огни фар проносятся почти со скоростью света — Тайлер только надеется, что его никто не собьёт. Он начинает замерзать, когда рядом тормозит седан, стекло медленно опускается и раздаётся грубый мужской голос:
— Куда так поздно направляешься?
Мужчина выглядит совершенно обычно: костюм, обручальное кольцо и уставший взгляд — типичный офисный планктон. Но что-то в его внешности и голосе отталкивает, заставляет напрячься, а внутренний сигнал тревоги — взвыть. Всё же стоило потратить деньги на мотель.
Тайлер замирает, но через несколько секунд продолжает идти. Машина медленно едет следом.
— Садись, я могу подбросить тебя.
— Всё в порядке, не нужно.
— Да брось, парень, не дури. Мне совсем не сложно. Если беспокоишься о деньгах, они мне тоже не нужны.
Порыв ветра заставляет Тайлера поёжиться и остановиться. Линия горизонта сливается с угольным небом — ближайший город даже не в нескольких километрах. Тайлер не знает, есть ли вообще город там, куда он идёт.
Так он и оказывается на переднем сидении, неуверенно хлопнув дверью. Рюкзак Тайлер держит на коленях, лямку — в руках: ждёт подвоха в любую секунду, но мужчина делает музыку тише и непринуждённо спрашивает:
— Куда направляешься?
Даже если бы Тайлер и знал, всё равно не сказал бы.
— Вирджиния, — по крайней мере, едут они в ту сторону.
— И не страшно вот так одному путешествовать автостопом?
Тайлер заметно напрягается, но потом слышит тихий смешок.
— Прости, не хотел тебя пугать. Можешь вздремнуть, ехать нам ещё долго.
Тайлер не собирается засыпать, хотя в глазах давно застыл свинец. Он следит за дорогой, за ускользающими красными флажками на обочине и луной. Мужчина не сводит глаз с трассы, и Тайлер со временем расслабляется, больше не чувствуя угрозы. Двигатель мерно шумит — усыпляет, — и Тайлер больше не сопротивляется.
Пробуждение проходит не так гладко, как типичным субботним утром. Тайлер вздрагивает, когда чужая рука ложится на его бедро, сжимает, не отпускает. Он старается отстраниться, отодвинуться — безуспешно.
— Мне нужно отдохнуть, прежде чем мы поедем дальше, — говорит водитель, пристально глядя на свою руку, наверняка чувствуя, как мелкая дрожь постепенно охватывает тело Тайлера.
— Хорошо... — почти шепчет Тайлер, надеясь всё же избавиться от неприятного касания. Надеясь, что всё не так, как он думает.
Не стоило садиться в эту чёртову машину, брести вдоль проклятой трассы, сбегать из дома, влюбляться в того парня, который всё равно бросил его в тот же день, что родители застукали их вместе. Каждое принятое решение прорезается сквозь кожу, почти заставляя кричать от безысходности, невозможности откатить всё к первой точке сохранения. Почти — потому что паника парализует.
— Ты же понимаешь?
Тайлер не понимает, Тайлер не понимает, Тайлер не хочет понимать, особенно когда другая рука сжимает его пах.
Теперь Тайлер не просто дрожит — его трясёт.
Сдавленное «нет» вырывается вместо крика. Он дёргается, сбрасывает руки водителя с себя, хотя получается это не с первого раза. Мир встречает его без тёплых объятий и приветствий: асфальт не смягчает приземление, а мелкие камушки вонзаются в руку, будто хотят проникнуть как можно глубже под кожу. Тайлер не обращает внимания. С рюкзаком на плече он бежит в обратную сторону: туда, откуда только что приехал, спотыкается и несколько раз падает, но тут же встаёт, бежит, не оборачивается.
Когда сердце переворачивается на сто восемьдесят градусов, бьётся где-то в шее, Тайлер замедляется, падает на землю, обдирая ладони и чувствуя, как холодный воздух обжигает лёгкие, не принося облегчения. Мир плывёт, вращается как вышедшая из-под контроля карусель, и Тайлер закрывает глаза, чтобы остановить это, найти точку покоя, но через секунду его выворачивает тем немногим, что он съел несколько часов назад. Солёный вкус слёз смешивается с отвратительным привкусом во рту, и Тайлер тяжело дышит, стараясь подавить растущую истерику, поднимает голову к небу, заставляя слёзы застыть в глазах. Несколько крупных капель всё же срываются вниз.
Серебряные созвездия и протянувшиеся Аппалачские горы окружают Тайлера, и он чувствует себя запертым в коробке, под куполом, в который попал по своей же вине и теперь не может выбраться. Он дрожит, сворачиваясь на промозглой земле, поджимая колени к груди и думая о своих родителях, которых очень любит, которых не винит, но которые винят его.
Трагедия: Тайлер оказался не таким идеальным и запятнал имя своей идеальной семьи.
По крайней мере он избавил родителей от проблемы прежде, чем это успели сделать они.
ɨ·:∙.҉:⁞·ї
Ближайшая заправка оказывается ближе, чем Тайлер думал. Замёрзший, с первыми лучами солнца он заходит внутрь небольшого магазинчика, бродит среди стеллажей с печеньем и сладостями, пока не чувствует аромата жареного хлеба и сосисок-гриль. Желудок сводит голодный спазм.
Питаться только чипсами — не вариант, поэтому Тайлер заказывает хот-дог, но когда дело доходит до оплаты, он с ужасом понимает, что его карманы пусты.
Он судорожно выворачивает их наизнанку, пока равнодушного вида кассир ждёт свои три доллара.
Должно быть, Тайлер выронил их, когда пытался выбраться из той несчастной машины.
— Пожалуйста, у меня нет денег, но... может, возьмёте мой телефон? Сейчас...
Когда Тайлер не находит и телефон, внутри всё замирает. Не может быть.
— Парень, так не пойдёт. Либо плати, либо уходи.
Тайлер не спорит. Осуждения в глазах человека напротив достаточно, чтобы вновь оказаться на улице с пустыми карманами и потрясением под рёбрами. Солнце только мягко поглаживает по щеке, но уже готовится показать всю мощь, ударить исподтишка. Последние капли воды Тайлер оставляет в бутылке на крайний случай (который не заставит себя долго ждать, он знает), хотя пить хочется сильнее всего. Тайлер больше не пытается поймать попутку (в любом случае никто не останавливается).
Первый урок, который выносит Тайлер: рассчитывать можно только на себя.
Второй: планируй заранее, куда отправишься.
Когда луна постепенно сменяет собой солнце, Тайлер привыкает к чувству голода и больше не хватается за живот каждые несколько минут — теперь он справляется с преходящими головокружениями и лёгкой тошнотой.
Он не надеется добраться до города, поэтому сворачивает с дороги и падает на промозглую землю среди небольшого поля. Если бы не обстоятельства, Тайлер наслаждался бы каждой секундой, проведённой под Аппалачской луной.
ɨ·:∙.҉:⁞·ї
С утра Тайлер переходит на абсолютное голодание, после того как допивает остатки воды. Он попытается достать ещё, когда доберётся до следующей заправки.
Проведённая на свежем воздухе ночь не проходит бесследно. Тайлер не придаёт значения першению в горле, игнорирует и слабый кашель, который с каждым пройденным километром только ухудшается. Убеждает себя: всё хорошо, он не может заболеть, не может, не может, не может. Мантра вместо таблеток. Но даже она не спасает от неизбежного.
Когда он добирается до придорожного магазинчика, его колотит, бросает из жара в холод. Ноги едва слушаются, и единственное, чего хочется — упасть в свою постель, закутаться в одеяло и пить медовый чай, который приготовит мама. Вместо этого Тайлер голодным взглядом смотрит на замороженные сэндвичи, заранее ненавидя себя за то, что собирается сделать. Он пихает одну пачку за пазуху, туда же прячет и бутылку воды. Магазинчик — совсем небольшой, ряды почти вплотную прилегают друг к другу, и Тайлер убеждён, что камеры видеонаблюдения — слишком дорогое удовольствие для хозяина. Он направляется к выходу, уже готовый выдохнуть, когда слышит крик продавца:
— Эй, что это у тебя?
Тайлер замирает словно испуганный зверёк перед автомобилем за секунду до смерти. Он видит, как внушительных размеров мужчина приближается к нему и только тогда реагирует: срывается с места, хотя энергии совсем нет. Его идеальный план рушится на глазах, потом и он сам: бутылка шумно ударяется о землю, рядом с ней оказывается и помявшаяся упаковка с сэндвичем, и сам Тайлер. Парень, в которого он врезался, недоумённо моргает.
Планета ускоряется, и Тайлер уверен: она определённо хочет выбросить его за пределы Солнечной системы. Другого объяснения безумному вращению нет. Он закрывает глаза, пытается на ощупь найти бутылку, но быстро оказывается в воздухе. Толстовка не выдерживает и издаёт жалобный треск, когда продавец встряхивает Тайлера, держа за грудки.
— Вздумал воровать? Думаешь, это так весело?
Да, именно поэтому Тайлер решил украсть именно воду, а не парочку футболок.
— Мне придётся вызвать полицию. Может, там тебе вправят мозги, если родители не смогли.
О, ещё как не смогли.
— Эй.
Второй, более приятный голос, пробивается сквозь вязкое тинистое дно в сознании.
— Может, обойдёмся без полиции? Я заплачу, оставь его.
Шелест купюр возвращает Тайлера на землю, правда, не сразу: немного уговоров и недовольных восклицаний успевают пройти сквозь череп подобно стрелам. Оказавшись на своих двоих, Тайлер медленно открывает глаза, а потом также медленно садится на грязный асфальт. Он не пытается забрать добытые потом и кровью припасы, смотрит равнодушно на свои ботинки и больше ничего не хочет — только сгореть заживо. Здесь и сейчас.
Первый ожог формируется на плече в виде отпечатка чужой руки.
— Эй, ты в порядке?
Всего за несколько дней Тайлер чуть не стал жертвой изнасилования, потерял все деньги и надежду на лучшее будущее, навсегда лишился родителей и, кажется, подхватил простуду (он надеется, что это не пневмония).
Тайлер кивает.
Парень напротив него хмурится.
— По тебе не скажешь.
Ветер лохматит розовые волосы, и Тайлер практически немеет, застигнутый врасплох этим взрывом цвета среди серой зелени. Он сглатывает, в этот раз не морщась от боли, хрипит:
— Я буду в порядке.
Тайлер пытается встать, но как только оказывается в вертикальном положении, начинает заваливаться набок. Его успевают вовремя поймать.
— Нет, чувак, так не пойдёт.
Тайлер не понимает, что происходит дальше: его периодически отключает и всё, что он видит — кусочки чужого фильма. Бесконечное голубое небо, грязноватые ступени фургона, провода, провода, много проводов и застывшие фигуры, которые тут же начинают суетиться. Когда под головой оказывается мягкая подушка, Тайлер сдаётся и наконец расслабляется. На периферии мелькают чужие голоса:
— Кажется, у него жар.
— У нас должен быть Тайленол. Я посмотрю в аптечке.
— Что он забыл посреди этой глуши?
— Он же ещё ребёнок...
Последние слова задевают за живое, и Тайлер вновь открывает глаза:
— Я не ребёнок.
Внимание тут же переключается на него.
— Эй, давай-ка выпей это.
Таблетка царапает горло, но Тайлер мужественно проглатывает её, почти залпом выпивая стакан воды. Он не просит ещё: не успевает — новый стакан тут же оказывается в его руках. Тайлер пьёт неаккуратно, большая часть воды стекает по подбородку и шее, тут же пропитывая матрас под ним. Кажется, жажда никогда не уйдёт.
— Ему нужно поесть, Джош.
Джошем оказывается тот парень с розовыми волосами, и это последнее, что успевает осознать Тайлер, прежде чем отключиться. Его преследуют вспышки света и металлический гул — что-то очень важное, что-то, что он не хотел забывать.
